DONK

Пересмотрите http://www.kprf.org/showpost-p_20400...count_537.html

там всё сказано без каких либо прикрас.

прикормленный

Я прочитал очень внимательно. Практически со всем согласен, кроме одного-возможно ли было переориентировать экономику без ущерба для страны. И в каком направлении должна была вестись эта переориентация.

__________________
Нет несчастья хуже того, когда человек начинает бояться истины, чтобы она не обличила его.

dolgova

Абсолютно неверно. Что капиталистическая контрреволюция была необходима – этого я совершенно не считаю. Я пыталась сказать вот что: задачи, которые стояли перед СССР, не всегда решали или пытались решить социалистическими методами. Иногда применялись «рыночные», т.е. капиталистические методы. Так было с развитием сельского хозяйства вплоть до 30-х годов, с НЭПом, с косыгинскими и горбачевскими реформами. На первом этапе на уровне отдельных предприятий эффективность таких реформ была довольно заметной, но затем для высшего руководства становилось понятно, что в масштабах страны их эффективность снижается, и издержки слишком велики. Поэтому такие реформы всегда сворачивались. Но всегда оставались руководители, которые считали, что нужно было продолжать реформы, что это менее болезненный, но более эффективный путь общественного развития, и потому такие реформы с удивительным постоянством пытались возродить (Бухарин – Хрущев – Косыгин). При Горбачеве же «рыночные реформы» свернуты не были, и мы смогли увидеть их логический конец.
Что касается моего мнения, то я его неоднократно выражала – решение проблем нужно было искать именно в развитии социалистической экономики, а не во внедрении в нее капиталистических методов.

DONK

Военку на потребительские товары. Тот ущерб который нанесён не сопоставим с тем который мог бы быть при аккуратном переводе промышленности на гражданские рельсы. Но те кто делал перестройку руководствовались совершенно другими мотивами. И если вы сложите два процесса то и поймёте как всё произошло и что период застоя (и даже деградации) экономики мы имеем именно сейчас и это и есть причина кризиса власти. И ситуация не улучшится так как наша буржуазия не только не хочет, но и не умеет управлять таким большим государством. Они как дети за рулём грузовика, если не отобрать руль -разобьют грузовик. Они даже задумываются разобрать грузовик по колёсам, даже не подозревая что колёса не будут ни куда ехать. Экономика СССР была построена очень надёжно, нужно было использовать, а не ломать в угоду мелочным выгодам отдельных идиотов с замашками мелких лавочников.

DONK

Умница и светлая голова. Просто молодец.

прикормленный

Вот Ваша главная ошибка!
И Вы, и Долгова убеждены, что переориентировав военное производство на выпуск ТНП можно было решить все проблемы.
Но в самой сути социалистического производства заложено непреодолимое противоречие-это плановость экономики.
Если планирование производства средств производства (станков, транспорта, энергоресурсов и т.п.) в масштабах страны еще худо-бедно работало, то рассчитать необходимое количество носков, холдильников, мягкой мебели и других товаров народного потребления, да еще обеспечить ассортимент и качество плановой экономике не под силу. Из-за ее медлительности и неповоротливости.
Здесь может хорошо работать только рыночная система.
Вот поэтому и были попытки ее внедрения, о которых пишет Долгова, а не потому, что "Бухарин-Хрущев-Косыгин-Горбачев" были меньшими коммунистами, чем Вы или та же Долгова.
Просто они раньше поняли то, что для многих сегодняшних "экономоведов" остается тайной за семью печатями.

__________________
Нет несчастья хуже того, когда человек начинает бояться истины, чтобы она не обличила его.

dolgova

Здесь мне придется опять обратиться к одному из своих старых постов. Я там писала о том, что планирование было нашей сильной стороной, пока оно было сосредоточено на определении приоритетов развития. Когда же бюрократический аппарат стал пытаться планировать все(!), наша сила обернулась нашей слабостью. Оказалось, что невозможно планово регулировать валовый выпуск всего, поэтому начались поиски других плановых показателей, одним из которых стала прибыль и рентабельность. Что создало еще больше проблем, потому что прибыль легче достигается снижением качества продукции, а в наших условиях - еще и замедлением модернизации (чтобы не останавливать производство). Поэтому нужно было (это мое мнение) сосредоточить усилия на двух задачах, которые декларировались как первоочередные: изменение структуры промышленности в пользу высокотехнологичных отраслей и повышение уровня жизни населения. А с планированием выпуска носков и продукции других отраслей, неважных для решения этих двух задач нужно было как-то решать по-другому (может быть, просто доверить эти вопросы торговле?).
Но в тех отраслях, которые были бы определены как приоритетные, должны были быть поставлены ясные задачи и не нужно было устраивать никаких заморочек с прибылью - как это было в ВПК. Я не считаю, что нужно было переориентировать промышленное производство на выпуск потребительских товаров, а считаю, что те методы, которые применялись в ВПК нужно было распространять на приоритетные направления развития.

DONK

Отрицание плановой системы. Кара-Мурза

Когда говорят о дефектах планирования, то дело сводят именно к якобы неверным техническим решениям («надо было строить хорошие картофелехранилища, а не ракеты»). Но даже если так, то ведь именно сделанный тогда обществом выбоp («устоять даже в условиях военного быта») и опpеделял пpиоpитеты для планиpования – отпpавлять сpедства на стpоительство хpанилищ для каpтофеля или на стpоительство новой pакеты.


Здесь стоит на момент остановиться и отсечь целый пласт рассуждений, которые мне кажутся бесполезными – о правильности или ошибочности тех или иных конкретных плановых решений в советский период. То знание и те методы, которыми располагают граждане, позволяют надежно оценивать лишь критерии и выборы довольно высокого уровня, а не решения, которые, по сути, уже не зависят от общественного строя. Они и в американских корпорациях могут быть столь же ошибочными, как и в советском министерстве.


На деле, мне кажется, за конкретными «ошибками», которые вспоминают принципиальные критики советского проекта, кроется отрицание именно критериев высокого уровня. Но этого не хотят прямо говорить, и вытаскивают ошибку, обычно такую, которую собеседник и не может рационально оценить. Потом незаметно производится подмена предмета, и ошибочным начинает казаться критерий высшего уровня.


Например, один собеседник в Интернете (строитель) основывает свою критику плановой системы на таком факте: в СССР не разработали и не наладили производство хорошего насоса для бетона. Конечно, это плохо – в ФРГ такие насосы уже есть и дают большой эффект в строительстве. Значит, рассуждает он, здесь была допущена важная ошибка в планировании, значит, плановая система хуже частной инициативы и т.д.
Я считаю, что это рассуждение (а структура его типична) ошибочно. «Нет хорошего насоса» – это факт. «Допущена ошибка в планировании» – первый вывод. Но переход уже к этому первому выводу никак не обоснован. Ведь на деле задача стоит так: есть ограниченное количество ресурсов; надо создать и выпустить определенный минимальный набор продуктов; качество каждого продукта определяется количеством и качеством выделенных для его разработки и производства ресурсов; принятое плановой системой распределение ресурсов таково, что МИГ-29 хорош, а насос для бетона плох.


Почему же насос плох? В чем здесь ошибка Госплана? Возможно, в том, что недооценили ресурсы, потребные для разработки и производства насоса, и он получился с качеством ниже приемлемого критического уровня. То есть, все равно что его нет. Если так, то лучше бы и не тратить на него средства, а закупить в ФРГ. Это – плохое управленческое решение, и не более того. Или же господа отвергают сами критерии распределения («МИГ-29 важнее насоса»)? Это уже проблема выбора, о ней и надо говорить.


Но даже и допущение о том, что выделение средств для насоса было ошибкой, неочевидно. При разработке и производстве любого продукта есть «кривые обучения» – сначала выходит плохо, а потом налаживается. Если не начинать разработку и производство, то никогда своего насоса и не будет. Просто очень богатые корпорации могут больше средств отпускать на первую стадию «обучения», но сравнения этих показателей мы ведь и не делаем. Мы сравниваем наш «необученный» насос с обкатанным насосом из ФРГ.


Что же касается «качества» самих плановиков, то нелишне напомнить, что Нобелевский лауpеат Василий Леонтьев, пpежде чем pазpаботать исключительно важный для западной экономики метод межотpаслевого баланса, был советским плановиком. И советским плановиком Кантоpовичем создан метод линейного пpогpаммиpования (исследование опеpаций), в кpупном масштабе пpимененный пpи планиpовании Сталингpадской битвы, а впоследствии удостоенный Нобелевской пpемии.


В 80-е годы делались, да и сейчас еще делаются попытки доказать внутренне присущую плановой системе неэффективность «строгими» методами кибернетики. Потому, мол, что рыночная экономика автоматически регулируется обратными связями, неподвластными ошибкам плановиков. Хотя тезис этот, на мой взгляд, совершенно схоластический и к реальности никакого отношения нигде и никогда не имел, он почему-то крепко запал в умы. Поэтому надо на нем остановиться.


Строго говоря, в этом тезисе есть уже пеpенос из идеологии некоppектных утверждений. Неpыночное хозяйство не может быть описано в понятиях pынка, к нему неприменима рыночная категория «эффективности». Об этом говорил уже Аристотель, это подразумевал Адам Смит и специально оговаривали Маркс и Вебер. Утрируя, можно сказать, что советская экономика выросла из экономики крестьянского двора, и ее главным теоретиком были не Преображенский или Струмилин, а Чаянов. Он же писал, что изъять из политэкономии одну категорию – значит обрушить всю систему: «Экономическая теория современного капиталистического общества представляет собой сложную систему неразрывно связанных между собой категорий (цена, капитал, заработная плата, процент на капитал, земельная рента), которые взаимно детерминируются и находятся в функциональной зависимости друг от друга. И если какое либо звено из этой системы выпадает, то рушится все здание, ибо в отсутствие хотя бы одной из таких экономических категорий все прочие теряют присущий им смысл и содержание и не поддаются более даже количественному определению». Поразительно, что никто из теоретизирующих антисоветчиков не пытался возразить против этой мысли Чаянова по существу, но и в расчет ее не принимал. А ведь в ней вопрос поставлен очень жестко – категории рыночного хозяйства в приложении к советском не просто теряют смысл, но даже и не поддаются количественному определению!


Неприемлемо и обычное для идеологов выведение эффективности через сpавнение уpовня потребления в СССР и на Западе. Ни в плане природных, ни в плане исторических и культурных условий не выполняются минимальные кpитеpии подобия этих двух систем. Несоизмеpимости хоpошо изучены, и сpавнения, эффектные для пропаганды, в научном плане – подлог. Если бы Запад был поставлен в положение СССР (хотя бы отpезан от pесуpсов колоний, а потом «тpетьего миpа»), его экономика моментально pухнула, а затем там устpоилось бы что-то похожее на советскую систему – если бы удалось сломать культуру индивидуализма.
Но допустим, что есть некий интегральный и применимый для обеих систем показатель «эффективности». Думаю, история надежно показала, что в и в этом случае тезис о преимуществе рыночной экономики над плановой не получил эмпирического подтверждения. Страны «свободного рынка» (термин чисто идеологический, поскольку реальной свободы на этом рынке нет) всегда имели огромную помощь государства, которая и приводила систему в равновесие. Это были не «обратные», а именно «прямые связи», аналог плана. Только государство могло обеспечить экономике Запада захват колоний и перекачку оттуда ресурсов. Без них «рынок» (капитализм) в ядре системы вообще не мог бы существовать, о чем и говорит изучение «структур повседневности», то есть эмпирический анализ школы Броделя.


Когда «рынок» слишком усилился по сравнению с государством, случилась Великая депрессия. Ответом была «кейнсианская революция». Раз революция, значит, речь шла о катастрофе, а значит, о принципиальной неэффективности обратных связей. В западной литературе приходится читать выражения типа «сама по себе рыночная система является саморазрушающейся».
Напротив, имеется большой и прозрачный эмпирический опыт, говорящий о том, что нерыночное хозяйство с прямыми связями при отсутствии большого резерва ресурсов извне гораздо эффективнее рыночного. Речь идет, прежде всего, о семейном хозяйстве. Политэкономия (экономика полиса, народное хозяйство, хрематистика ) не занималась хозяйством ячейки общества – семьи. А оно устроено не на купле-продаже или прямом обмене, а на кооперации и взаимопомощи. Это типично плановое хозяйство – с бюджетом, безналичным расчетом и условными ценами.


В 70-е годы я изучал организацию науки, а лаборатория устроена во многом как хозяйство семьи. И стал читать американскую литературу. Оказалось, что совокупность семей в США ведет огромную по масштабам хозяйственную деятельность. Почти весь досуг людей, а также время стариков и частично детей, в основном посвящен труду, в котором есть своя технология, материально-техническая база, организация, финансирование и т.д. Рынок наступает на эту сферу, но безуспешно, ибо в другом месте и отступает. Много полуфабрикатов пищи производит теперь промышленность – но зато мебель люди все больше и больше делают сами – тоже из полуфабрикатов.


В США были работы, в которых пытались обсчитать хозяйство семьи в рыночных категориях – как если бы члены семьи перешли на отношения купли-продажи с эквивалентным обменом. Оказалось, и об этом говорилось с удивлением, как об открытии, что семья жить бы не смогла – все услуги были столь дороги, что никто их оплатить бы не смог.


Самое странное было в том, что в семейном хозяйстве возникала энтелехия (системное качество) в крупном размере. Сумма оборота была не нулевая, в семье все получали большие деньги как бы из ничего – бесплатный синергический эффект. В России к этому близок изученный в науке непривычный и неприятный для либералов опыт крестьянского хозяйства в сравнении с фермерским в 1880-1917 гг. На эмпирическом уровне он описан А.Н.Энгельгардтом, на научном – школой Чаянова.
Эти экономические работы в США делались в русле «альтернативной экономики», но Чаянов об этом писал уже в 20-е годы. Важная вещь: крестьянский двор выполнял целый ряд работ крайне нерентабельных и «неэффективных» – и именно потому он в целом в годовом цикле был очень эффективным. Советское хозяйство было в принципе устроено по типу семьи или крестьянского двора. Подходить к нему, как к рыночному, указывая, что, мол, это неэффективно, а то нерентабельно – значит проявлять крайнюю степень механицизма и отсутствия системного видения. Это откат за древних греков, которые уже хорошо понимали значение энтелехии, синергизма, возникновения силы «из ничего».


Антисоветские экономисты, по большому счету, ратовали за превращение хозяйства семьи в рынок, за переход от сложной системной кооперации и максимальному переводу отношений на принцип купли-продажи с регулятором в виде обратных связей. Таков пафос их главных утверждений.


Когда говорят о рынке и плане как регуляторах хозяйства, то сводят эффективность такой большой системы, как народное хозяйство, к эффективности одной его подсистемы – управления. Тут, по-моему, есть столь большое взаимное непонимание, что даже не знаешь, как подступиться. Является ли управление лимитирующим звеном всей системы? Скорее всего, нет. Если не работает блок, производящий какой-то критически важный ресурс, то, как ни оптимизируй систему с помощью хорошего управления, результат плачевен. Советская система характеризовалась тремя особыми качествами, отличавшими ее от капиталистической.


Во-первых, она сумела запустить молекулярные процессы массового создания «снизу» самых ценных ресурсов. Прежде всего, это здоровый, спокойный, образованный человек. Это видно из множества жестких эмпирических показателей. Во-вторых, это создание всеобъемлющей системы поиска, разработки и собирания материальных средств – от сырья и энергии до рабочей силы. В-третьих, механизм концентрации ресурсов в ключевых точках в нужный момент и маневр ресурсами. Речь здесь идет не только о комплексном планировании, но и о создании больших технологических систем типа Единой энергетической или единой железнодорожной. В сумме это дало такой запас эффективности, что гипотетическое превосходство обратных связей над прямыми в подсистеме управления по сравнению с этим запасом несущественно.
Но вернемся к тезису о более высокой эффективности рынка как регулятора по сравнению с планом. И этот тезис нельзя принять как недопустимо абстрактный. Он означает перенос чистой модели управляющей системы на сложную систему управления в реальной экономике. Это – на грани подлога. Специалист по экономической кибернетике Ст.Бир писал, что такая система, как предприятие (фирма), в принципе не может управляться на основе обратных связей. Для нее необходимо дополнение, «говорящее на ином языке». Это и есть дополнение через прямые связи (государственное регулирование, план и т.п.). По отношению к советской системе, которая, как и капитализм, была комбинацией прямых и обратных связей, можно было бы спорить об изменении пропорций или структуры связей. Однако в антисоветском движении вопрос был поставлен совершенно иначе. Оно потребовало слома советской системы.


Кроме того, в больших системах оптимум вообще не бывает четко выраженным. Есть широкие зоны «хороших состояний». Если система работает (как это и было с советской системой), то значит, она находится именно в этой зоне. Даже если зона оптимума иной системы (для нас – «рыночной») несколько выше, она всегда отделена от нашей более или менее высоким барьером. Затраты на его преодоление (на «перестройку») могут быть несопоставимо больше, чем разница в высоте оптимумов. Выдвигая свой тезис о предпочтительности рынка, антисоветские идеологи просто обязаны были четко заявить о своей оценке цены перехода.


Она, кстати, в последние десять лет определяется уже вовсе не умозрительно. Но и умозрительно она была известна до 1989 г. – в расчетах видных экономистов-рыночников, например, для Польши. Тогда говорилось, что по политическим соображениям Польша пойдет на эту перестройку, но она станет «нацией хорошо оплачиваемых зулусов». Было известно, что при переходе через потенциальный барьер Польша должна будет лишиться современной промышленности и науки. Так оно и произошло. Энтузиаст антисоветского поворота должен был не только открыто согласиться на такой вариант для России, но еще и обосновать надежду на то, что «русские зулусы» будут оплачиваться хотя бы по прожиточному минимуму.


В отношении России тезис о преимуществах обратных связей неприемлем еще и по той специфической причине, что и летом 1917 г., и сегодня в систему управления хозяйством встроен сильный теневой агент, находящийся вне России и действующий согласно критериям, явно противоречащим интересам России.


В России начала ХХ века большая часть прибавочного продукта изымалась в виде платежей по внешнему долгу, вывоза прибылей иностранным капиталом и в виде переводов на расходы дворянства и буржуазии за границей. Сегодня – то же самое. О какой эффективности рынка и обратных связей можно вообще говорить в таких условиях? Цены на главные товары на российском рынке устанавливались в Париже, и это были для России никак не обратные, а прямые связи – диктат. А что такое сегодня для России программа МВФ или негласные рекомендации Бильдербергского клуба? Прямой и предельно жесткий диктат, ничего не имеющий общего с обратными связями «свободного рынка».


Это положение усугубляется еще одним фактором, который в России оказывал сильнейшее внешнее (прямое) действие на управление до 1917 г. и после 1991 г. – диктат преступных уголовных структур. Об этом антисоветские теоретики тоже «забыли»? В таком случае все их моделирование никакой ценности не имеет. Можно принять, что в некоторых частных случаях мы имеем дело с искренним заблуждением, но в целом эта проблема прекрасно известна.


Общий вывод таков: даже если управление через рынок было бы эффективнее, чем через план, указанные факторы реальности настолько сильнее этого преимущества, что их устранение с помощью государственного контроля, как это и предполагалось в советском проекте, дает заведомый большой выигрыш.
Против советской системы хозяйства выдвигалось и много «обыденных» популярных обвинений. Они имели успех вследствие того, что люди, не имея достаточно широкой информации, с трудом могли «взвесить» обвинения, найти верную меру. Негативные явления и издержки гипертрофировались в сознании.


Например, много говорилось о том, что экономика якобы «работает на себя», так что в хозяйстве накапливается огромная масса ненужных запасов и неустановленного оборудования. Другое обвинение того же рода гласило, что огромная масса товаров вообще производится зря, они никому не нужны, забивают склады и уцениваются. И то, и другое имело место – но в каких масштабах?


Вот данные из статистического сборника «Финансы СССР. 1989-1990 гг.» (М. Госкомстат СССР. 1991). Сначала о масштабах стоимости неустановленного оборудования (понятное дело, речь идет о сверхнормативных запасах): «В 1990 г. в амортизационный фонд начислено амортизации за год 147,5 млрд. руб., прочих поступлений в амортизационный фонд было 52,2 млрд. руб. Итого 199,7 млрд. руб. Израсходовано из этого фонда всего 202 млрд. руб., в том числе на полное восстановление основных фондов 98,6 млрд. руб. и на ремонт основных фондов 103,5 млрд. руб. (с. 172)… Сверхнормативного неустановленного оборудования на складах в капитальном строительстве (без сданного в монтаж и резервного) в 1990 г. было в СССР на 7,1 млрд. руб. (в 1989 г. – на 6 млрд. руб.)» (с. 178).


Далее в справочнике дается сводка о стоимости неустановленного оборудования по разным его категориям для всех министерств и крупных предприятий. Например: концерн «Норильский никель» имел неустановленного оборудования всего на 43 млн. руб.: в том числе – отечественного на 21 млн., импортного на 22 млн., сверхнормативного – на 33 млн. руб. (с. 181).


Таким образом, на полную замену и ремонт основных фондов в год расходовалось из амортизационного фонда порядка 200 млрд. руб. в год. На приобретение оборудования и инструментов в 1989 г. израсходовано 82,4 млрд. руб., а в 1990 г. 85,6 млрд. руб. А сверхнормативного неустановленного оборудования было на сумму 6-7 млрд. руб. в год. Неужели задержка с установкой 8% оборудования есть столь немыслимый дефект, чтобы из-за него бросать обвинение самим принципам хозяйственной системы? Мне кажется, что тут или заблуждение (незнание реальной обстановки в целом), или отказ чувства меры.


Теперь насчет того, что советское хозяйство несло большие потери из-за производства товаров, которые «никто не покупал». В 1989 г. в розничной торговле в СССР было продано непродовольственных товаров на 214,2 млрд. руб., а в 1990 г. на 259,7 млрд. руб. В цитированном справочнике читаем: «Потери от уценки товаров, не пользующихся спросом населения, устаревших фасонов и моделей: 1989 – 2,6 млрд. руб.; 1990 – 2,5 млрд. руб. (с. 184)». Итак, уценка товаров составляла всего около 1% продаж! Причем уцененные товары не пропадали, не сжигались – они использовались людьми, многие это прекрасно помнят. А ведь этой проблеме в массовом сознании придали почти катастрофический характер.


Сегодня, когда мы находимся в тяжелейшем положении и окидываем мысленным взором совокупность антисоветских суждений о разрушенной системе хозяйства, возникает тяжелое чувство. Эта критика выглядит поразительно бесплодной, из нее нельзя извлечь никакого полезного урока. Какую из ее концепций ни возьми, – с желанием, отсеяв ругань, отобрать какие-то поучительные мысли – все расползается, во всем какая-то гниль. Это критика, построенная на ложных основаниях, недобрых чувствах и недобросовестных приемах.


Начиная с 1991 г. во всех республиках СССР проводится крупное международное социологическое исследование «Барометр новых демократий». В августе 1996 г. был опубликован краткий доклад руководителей проекта Р.Роуза (Великобритания) и К.Харпфера (Австрия) «Новый русский барометр». В этом докладе сказано: «В бывших советских республиках практически все опрошенные положительно оценивают прошлое и никто не дает положительных оценок нынешней экономической системе». Если точнее, то положительные оценки советской экономической системе дали в России 72%, в Белоруссии 88 и на Украине 90% (Rose R., Haerpfer Ch. Comparing and Contrasting Mass Response to Transformation in Eastern Europe and Russia. – Monitoring of Change: Principal Trends. 1996. Vol. 4, No. 24, p. 13-20).


Нет в мире стран живущих без плановой экономики. Рынок миф и давно.




Миф о государственном управлении экономикой

С 1991 года у власти в нашей стране стоят деятели, идеология которых прямо утверждает, что государственное управление экономикой - это зло. Либералы упорно вбивают в голову населения миф о том, что государственный аппарат в принципе не может быть эффективным, и поэтому все ключевые отрасли экономики якобы должен контролировать частный бизнес. Государственное управление экономикой обвиняется во всех смертных грехах: взятках, воровстве, некомпетентности, бездеятельности. При этом прямо говорится, что уж в частном-то секторе экономики все хорошо, ну примерно как в старой песне про прекрасную маркизу.


Теоретики либеральной направленности любят рассуждать о том, что частный бизнес-де эффективнее государства, потому что частник работает на себя, а государственный чиновник - «на дядю», и в грамотном ведении дел материально не заинтересован. Но если такую аргументацию и можно принять, то только для малого и среднего бизнеса. В крупном же бизнесе, особенно в транснациональных корпорациях, управленцы - не хозяева, а точно такие же чиновники что и в госаппарате: наемные сотрудники, получающие зарплату, премии и соцпакет. Точно также, как и в госаппарате, Бог высоко, а царь далеко. Малый бизнес несоизмерим с государством, а что касается крупного - нет никаких оснований утверждать, что он принципиально эффективнее государства просто потому, что это частная структура. И на любой пример глупости, неповоротливости, маразма и коррупции в госаппарате всегда найдется точно такой же пример из области крупного бизнеса. Современные западные фирмы - это громоздкие и крайне неповоротливые бюрократические монстры. В России есть определенная категория людей, которые раньше работали в государственных учреждениях Советского Союза, а теперь, в связи с развалом государства, перешли на работу в западные компании. Они имеют возможность на личном опыте сравнить условия работы. Знайте: такие люди в один голос утверждают, что по бюрократизму западные компании дадут сто очков вперед даже позднему СССР. Проблема злоупотреблений и коррупции в крупных фирмах стоит точно так же остро, как и в государственных структурах. Среди высших должностных лиц крупнейших частных фирм тоже процветает воровство. Они сами себе устанавливают «зарплаты» в десятки миллионов долларов, но и этого мало -они занимаются приписками, обманом акционеров и спекуляцией ценными бумагами через подставных лиц. Имели место случаи и совсем уж дикие, когда топ-менеджеры поступали с управляемыми ими компаниями точно так же, как Горбачев с СССР - разворовывали их средства и имущество до полного разорения. Советский Союз разрушили перестройщики и либералы, а «эффективные менеджеры» сделали то же самое с крупнейшими частными американскими фирмами Enron, WorldCom и Arthur Andersen.


Либералы утверждают, что бизнесмены, в отличие от чиновников, отвечают за свои действия, в том числе собственным доходом и имуществом. Это неправда - на Западе руководители компаний - это наемные служащие, которые по обязательствам фирмы ответственности не несут. И за плохую работу их выгоняют крайне редко. На Западе топ-менеджеры - это каста непотопляемых. Если вы попали в обойму топ-менеджеров, вылететь оттуда вы сможете только ногами вперед. К этому следует добавить, что на Западе многие руководители фирм при найме на работу получают контракты, при досрочном расторжении которых руководитель получает сумму, которая позволяет ему не работать всю оставшуюся жизнь. Вот такая «ответственность»!


Либеральные теоретики утверждают, что результаты деятельности частной компании поддаются вполне конкретному количественному измерению. И по результатам этих измерений сотрудники компании получают (или не получают) свои зарплаты и премии. Чиновник же, якобы, получает зарплату в зависимости от должности, а премии - от субъективного мнения вышестоящего начальника. Это тоже не вполне соответствует действительности - количественно измерить результаты деятельности всей госвласти в целом не сложнее, чем частной компании. Это такие понятные показатели как экономический рост, разрыв в доходах между богатыми и бедными, количество нищих и так далее. В то же время в частной компании эффективность считается легко только для компании в целом (объем продаж, прибыль, доля рынка и т.п.). Оценить же качество работы отдельных подразделений в крупной фирме, особенно транснациональной, не проще, чем ведомств и прочих структур в госаппарате.


Еще один либеральный миф состоит в том, что в частном секторе выживание организации зависит якобы от ее способности производить добавленную стоимость, в то время как в государственном секторе выживание организации зависит лишь от ее способности получать бюджетное финансирование. Этот миф рассчитан на людей, которые крупной частной компании никогда не видели даже снаружи! Потому что во всех крупных частных компаниях все отделы тоже имеют бюджет, утвержденный на год вперед. Точно так же, как и в госструктурах, руководители этих отделов стремятся истратить этот бюджет полностью, чтобы в следующем году этот бюджет не урезали. Система бюджетирования подразделений в частных фирмах точно такая же, как и в государстве, - ничего лучше «эффективные топ-менеджеры» придумать так и не смогли. Кроме того, выживание государства в целом тоже определяется его способностью производить добавленную стоимость как вообще, так и материализованную в оружии - от авианосцев до радиостанции «Свобода».


Конечно, в госаппарате СССР к середине 80-х накопилось много проблем. Нужно было проводить преобразования и повышать эффективность государственного управления. Но вместо этого перестройщики и либерал-реформаторы в 1991 году одним махом «решили» все проблемы управления государством, попросту развалив Советский Союз и отдав за бесценок жуликам-преступникам прибыльные предприятия. И самое характерное заключается в том, что под управлением «новых эффективных собственников» действительная эффективность работы этих предприятий… снизилась. Производительность труда упала во много раз: даже в нефтяной промышленности. Заметим при этом, что сейчас эксплуатируется в основном инфраструктура, унаследованная от СССР и доставшаяся олигархам бесплатно (разведанные месторождения, скважины, трубопроводы и многое другое). При этом, разведочное бурение на нефть по сравнению с советским временем сократилось в несколько раз. Но зато в российской нефтяной промышленности развелось столько «менеджеров», сколько при СССР никто и представить себе не мог. Если взять головной офис любой крупной нефтегазовой компании в Москве и сравнить по размеру со зданием Миннефтегазпрома СССР, то итоги будут явно не в пользу последнего. То есть число нефтяных управленцев в Москве выросло на порядок, а польза от них более чем сомнительная.


Казалось бы, олигархи могли бы в своих фирмах не держать толпы никому не нужных высокооплачиваемых бездельников, сэкономить деньги и увеличить таким образом собственные доходы. Но, как оказалось, эти «эффективные собственники» не в состоянии даже сократить управленческие штаты до разумного размера и пресечь разбазаривание своих же денег. И не только разбазаривание, но и прямое их воровство - эти менеджеры берут «откаты» точно так же, как и госчиновники. Вообще управление крупными организациями - очень сложная проблема. Любая крупная организация трудноуправляема и неповоротлива просто в силу своих размеров, и совершенно неважно какая это организация -государство или частная фирма. И на Западе, и на Востоке проблемами эффективного управления занимается много научных институтов и очень большое количество высококвалифицированных специалистов. Нерешенных проблем очень много - на современном уровне развития технологий управления можно добиться, чтобы организация в целом более-менее успешно работала, но бюрократизм и злоупотребления неизбежно будут. Тем не менее, никому на Западе и в голову не приходит заявить на основании наличия безобразий и непорядков в фирмах, что крупный частный бизнес - это зло и его надо ликвидировать. А что у нас в государстве? С 1991 г. у нас государством рулят либеральные идеологи, которые не хотели заниматься повышением эффективности государственного управления. Вместо этого они прямо заявили, что государство - это зло и поэтому его надо уничтожить (или, по крайней мере, как можно сильнее сократить). Один из либеральных экономистов академик Павел Бунич в конце перестройки заявил буквально следующее (как говорится, сохраняем орфографию оригинала):
«Моя позиция известна всей сознательной жизнью, всей борьбой с государственным монстром».


У нас госаппарат пребывает в состоянии развала не оттого, что государство якобы принципиально не может эффективно управлять экономикой. Государственное управление у нас разрушено из-за того, что в стране до власти дорвались либералы и такие вот «академики».
Миф о переходе России на «рыночные» рельсы

В этой статье речь пойдет о возможности построения в России рыночной экономики западного образца. Но прежде чем переходить к сути вопроса, необходимо сделать некоторые оговорки. В России многие люди полагают, что если в какой то стране разрешена частная собственность на средства производства, то, значит, там построена рыночная экономика. Наличие частной собственности - это, безусловно, необходимое условие для существования экономики такого типа, но далеко не достаточное. Термин «рыночная экономика», под которым у нас обычно понимается экономика западных государств - это очень широкое понятие, которое определяется особым типом цивилизации, а именно, западным типом. И в этом смысле, например, экономика Японии или Южной Кореи не в деталях, а именно в существенных своих чертах отличается от рыночной экономики Европы и США.


Доктрина превращения советского хозяйства в рыночную экономику западного типа была блефом, если говорить о ее авторах, и утопией, если говорить о поверившей в нее значительной части общества. Еще с конца XIX века, российские экономисты и управленцы все ближе подходили к выводу, что такая экономика в России невозможна уже в силу климатических условий и огромных расстояний - слишком велики издержки на жизнеобеспечение и транспорт, слишком мал прибавочный продукт и капиталистическая рента. Кстати, поэтому Россия также инвестиционно мало привлекательна для иностранных предпринимателей. Позже, в 20-е годы, это показал неопровержимыми количественными выкладками выдающийся ученый А.В.Чаянов, а в последние десятилетия - академик Л.В.Милов и множество других специалистов высокого уровня. Тем не менее, некоторые интеллигентные и образованные люди верят то программе «500 дней» и до сих пор голосуют за Явлинского, то Хакамаде, то «программе Грефа». Верят и даже ждут каких-то «иностранных инвестиций» - вопреки опыту 12 лет!


На слушаниях в Госдуме были названы оптимистические расчеты: чтобы запустить (не восстановить, а лишь «вновь запустить») хозяйство России на рыночных основаниях, потребуется «всего-навсего» 2 триллиона долларов. ТРИЛЛИОНА! Вдумайтесь в эту цифру. Она значительно, на порядок, больше чем весь бюджет России. Греф с этой цифрой согласился (лишь маленькую скидку сделал). Если вы не верите, проведите собственные расчеты. Судите сами. В последние годы капиталовложения в село примерно раз в 100 меньше, чем были в 1988 г., а ведь то, что вкладывалось тогда, лишь поддерживало производство с небольшим ростом. Утрачивает плодородие почва без удобрений, добита техника, вырезано более половины скота. За годы «реформы» сельское хозяйство недополучило почти миллион тракторов. Значит, только чтобы восстановить уровень 80-х годов, нужно порядка 20 млрд. долларов. Только на тракторы! И ведь тогда восстановится база, на которой стояли колхозы, а фермерам по среднеевропейским нормам тракторов нужно примерно в десять раз больше. Значит, 200 млрд. долларов потребуется только для создания тракторного парка западного «фермерского» типа. А чтобы вернуть удобрения на нашу землю? А восстановить парк комбайнов и грузовиков? А починить трубопроводы, которые десять лет толком не ремонтировались? А вновь построить весь морской флот? А вновь построить почти полностью изношенные промышленность и электростанции? Огромные средства надо вложить, чтобы восстановить качество рабочей силы, повысить её квалификацию, довести питание людей хотя бы до минимального уровня, которого требует современное производство.


Жизнь ставит важные эксперименты, надо только глядеть. Была такая маленькая страна - ГДР, 14 млн. человек. Страна довольно развитая: хорошие дороги, новый жилой фонд, прекрасные кадры, высокорентабельное сельское хозяйство, сильная промышленность. Жили здесь образованные и сытые немцы, мяса потребляли 102 кг в год на человека. Вошла ГДР в состав ФРГ, и стали в ней перестраивать нерыночную экономику в рыночную. В течение многих лет в бюджете Германии ежегодно выделяется значительная сумма на реформу в Восточных землях. Уже к середине 90-х истратили более 600 млрд. долларов только на то, чтобы превратить вполне развитое хозяйство в экономику иного типа. И ничего до сих пор не получилось. Бывшая ГДР превратилась и осталась до сих пор депрессивной зоной с высоким уровнем безработицы. А ведь из ГДР никто не увозил марки на Запад, у них не было пьяницы-канцлера и олигархов, которые утаивают налоги. Во что же обойдется подобная операция в России? К чему кривить душой, эта операция невозможна - просто из-за того, что никаких денег на нее не хватит. Почему даже интеллигентный человек не сделает в уме расчет средств? Неужели боится взглянуть правде в лицо? А ведь придется, жизнь заставит, да боюсь, поздно будет.


Помимо ГДР много красноречивых фактов, которые имеют прямое отношение к оценке перспектив рыночной реформы в России. Приводят нам в пример Венгрию. Вот, мол, всё-таки можно социалистическое хозяйство переделать в благополучную рыночную экономику западного типа! Утверждение по поводу благополучия Венгрии, конечно, сомнительное, но допустим, что наши либералы здесь не лгут. Так что ж они помалкивают о цене венгерской реформы? А ведь она хорошо известна! К середине 90-х годов внешний долг Венгрии достиг 32 млрд. долларов. Для маленькой Венгрии это всё равно, что 600 миллиардов долларов для России. Еще раз призываю читателя вдуматься в порядок этой цифры. Во-первых, нам столько денег никто не даст, а во-вторых, мы бы такой долг в жизни не выплатили. Венгрии это позволено именно потому, что это маленькая страна и ее из политических соображений приняли в клуб «цивилизованных стран». А вот Аргентина, еще 30 лет назад бывшая самой развитой страной Латинской Америки, населенная выходцами из Европы, имевшая свою атомную и авиакосмическую промышленность. Ее заставили принять программу либеральной реформы по той же схеме, что и Россию. Сегодня в Аргентине половина населения находится на грани голода, на ней висит внешний долг в 150 млрд. долл., программы развития высоких технологий, разумеется, свернуты. Сравнительно недавно весь мир обошли кадры массовых беспорядков, случившихся в Аргентине после финансового краха. Цены тут же взлетели до небес, банки заморозили вклады населения, десятки тысяч людей остались без работы.


Давайте вспомним, как средствами промывки мозгов манипуляторы заставили наш народ поверить в либеральную утопию. Когда идеологи перестройки и «шоковой терапии» повели агитацию за разгон колхозов, они задали обществу вот такой вопрос:
«Что лучше - вологодский колхоз или французская ферма?» - и все в один голос вопят: «Ферма, ферма! Долой колхозы!»
Стыдно вспоминать. Как можно сравнивать два совершенно различных уклада, абсолютно не учитывая местные условия? Климат и почвы разные, никакого сравнения. В Средней полосе России снег лежит уже в октябре, а сходит только в мае. У французов в голове с трудом укладывается, как вообще в таких условиях можно вести сельскохозяйственные работы! Кроме того тракторов во Франции 120 на 1000 га, а в колхозе - лишь 11. В середине 80-х годов, когда у нас разыгралась антиколхозная кампания, в ЕЭС давали 1099 долларов бюджетных дотаций на каждый гектар сельскохозяйственных угодий. Огромная сумма! А нам продажные мерзавцы все уши прожужжали о невиданных дотациях «советскому колхозному селу». На самом деле, именно западные фермеры получали такую огромную поддержку от государства, о которой наш колхозник и мечтать не смел! Возьмите калькулятор и подсчитайте. В 1984-1986 гг. в РСФСР использовалось 218,4 млн. га сельскохозяйственных угодий. Если бы сельское хозяйство РСФСР дотировалось в той же степени, что и в Западной Европе, расходы на дотации из госбюджета составили бы 240 млрд. долларов! Как мог наш образованный народ поверить сказкам про «огромные дотации колхозам»? А ведь и сейчас верят, что «аграрное лобби» выбивает в Госдуме дотации для поддержания «нерентабельных колхозов».


И чем же лучше были западные фермы, с точки зрения нашего горожанина, «на выходе»? С 1985 по 1989 г. средняя себестоимость тонны зерна в колхозах была 95 руб., а фермерская цена тонны пшеницы в 1987/88 г. была в той же Франции 207 долларов, в Англии - 210, в ФРГ - 244. Сравните 95 рублей и 207-244 доллара! Прикинули бы, сколько стоил бы у нас хлеб, если бы колхозы вдруг заменили западными фермами, и какие колоссальные дотации надо дать этим фермам, чтобы они нормально работали.


Всё, сказанное выше, вовсе не означает, что мы призываем вернуться в прошлое. Это не нужно, да и невозможно. Нам прекрасно известны не только преимущества тех же колхозов, но и недостатки. Мы говорим о невозможности построения в России рыночной экономики ЗАПАДНОГО образца. Мы, современные коммунисты, призываем к оптимальному сочетанию рыночных механизмов и государственного регулирования и считаем, что у России свой, особый путь развития, обусловленный объективными специфическими условиями жизни.

Бумбараш

А по конкретнее? Если Вас это не затруднит, то с указанием наиболее, на Ваш взгляд, удачных страниц.

DONK

Начните с 52 страницы. Там Прикормленный задался тем же вопросом что и вы. Надеюсь я там вполне полно ответил.