Доктор Вейдарчук

зло нужно чувствовать...

__________________
НПБВДВ

Kuznez

Владимир Тендряков
Тысяча первый раз о нравственности
Публикация и подготовка текста Н. Г. Асмоловой. Послесловие Геннадия Николаева

Продолжение....

Но по мере того, как отдельные племенные союзы сливались в более крупные объединения — государства, возрастала необходимость в упорядочении отношений, а значит, выработке каких-то общих для всех норм поведения.

По сути, это является зарождением законодательства, а оно неизбежно должно опираться на то, что уже стихийно определилось в практике всей предыдущей жизни, — полезно или вредно поступать так-то, благородно или подло, достойно похвалы или осуждения. “Законы дал для доброго и для плута”, — объявляет Солон в “Государстве Афинян” Аристотеля.

Политические законы Моисея одновременно становятся и нравственными нормативами, определяют этический уровень того времени: “А если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб”.

Пусть уровень этот пока не высок, пусть нравственные отношения объединяющихся еврейских кочевых племен допускают проявление жестокости и насилия, не поощряют жалости и снисхождения, но уже произвол сильного над слабым как-то ограничен. И даже бесправные члены общества находят защиту: “Если кто раба своего ударит в глаз, или служанку свою в глаз, и повредит его: пусть он пустит их на волю за глаз; если выбьет зуб рабу своему или рабе своей, пусть отпустит их на волю за зуб”.

Прежде нравственность держалась скорее на интуитивной, чем осознанной, необходимости, на привычках и традициях, теперь же она принимает силу закона.
Закона данного общества, данного государства. А этих сообществ, этих государств — множество, законы одних не признавались другими. И хотя в нравственных обычаях и привычках разных народов было много общего — всюду признавалась необходимость почитать отца и мать, всюду осуждалось убийство, воровство, лжесвидетельство, — но чужое оставалось чужим, вызывало недоверие, порой презрение и вражду.

Нравственные законы действовали только внутри сообществ, вне их теряли свое значение. Убить чужака, ограбить его, обмануть — дурным поступком не считалось, возводилось скорее в доблесть. Даже при единоверии наблюдались различия этических нормативов. Спарта и Афины, например, молились одним богам, но образ жизни их был разительно не схож, нравственные начала спартиата никак не подходили афинянину...


Научно разработанной истории нравственных отношений еще не существует, и, разумеется, не может быть и речи, чтобы здесь, походя, отобразить ее хотя бы в виде некоего “краткого курса” — слишком грандиозная задача. Будем надеяться, ученые возьмутся за ее разработку. А пока мы вынуждены удовлетворяться лишь некими отрывочными наблюдениями и посильными догадками.

Один из признаков кризиса рабовладения — господская палка оказывается недостаточным стимулом производительности труда, приходится прибегать к более жестоким способам принуждения. Кресты с распятыми рабами, изуверские пытки становятся привычным явлением, и забываются напрочь бытовавшие ограничения произвола, вроде тех, какие устанавливал некогда Моисей: “Если кто раба своего ударит в глаз... пусть отпустит его на волю”.


Но падение нравственности порождает и стремление к ней. Отравленная жизнь пытается выработать противоядие: “Вы слышали, что сказано: “Око за око, зуб за зуб”. Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую... Вы слышали, что сказано: “Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего”. Я говорю вам: любите врагов ваших... Ибо, если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то ли же делают и мытари?”

Продолжение следует....

__________________
Достоевский считал, что атеизм - болезнь жидовская, что он противен русскому народу.

Kuznez

От Скромности Я не Умру!!!

Кузнец - это Творец!
Кузнец - Мастер печи, Хозяин Металла, руками творящий истинное природное Искусство, материализующий Крастоту природных элементов.
КУЗНЕЦ - человек, постигающий секреты бытия. Это - человек воли, живущий во времени и в меняющейся температурной среде.
Кто кроме кузнеца может изменить материальную структуру металла, вложить в него душу и преподнести нечто новое и совершенно не похожее ни на один предмет ранее существовавший на планете. Таким образом, мы можем сказать, что кузнец - всему делу венец.


Архетипичность кузнеца

Кузнечное ремесло — одно из древнейших. Кузнец раньше, чем прочие мастера, должен был бросить заниматься другими делами (например, одновременно пахать, тачать, заниматься натуральным хозяйством и так далее), и полностью сосредоточиться на своём занятии, требующем, вдобавок, достаточно сложных технологических процессов. Прочим крестьянам (или кочевникам) это было не всегда понятно, и казалось загадочным. Вдобавок, из-за опасности возгорания кузнецы обычно поселялись на отшибе, что порождало дополнительную загадочность. Поэтому кузнецы часто считались шаманами, позже — колдунами, связанными с дьяволом, тёмными силами. (ср. аналогичное отношение к мельникам, которые также селились отдельно и имели дело с техникой). См. также например этимологию русского слова «коварство», однокоренного со словом «коваль».

В русских деревнях считалось, что кузнец может не только выковать плуг или меч, но и врачевать болезни, устраивать свадьбы, ворожить, отгонять нечистую силу от деревни. В эпических сказаниях именно кузнец победил Змея Горыныча, приковав его за язык.

Из-за того, что кузнецы раньше прочих дефинировались из общей массы народа, а также из-за того, что обычно кузнец был уважаемым (и достаточно обеспеченным) человеком, одна из самых распространенных фамилий в мире основана на этой профессии — общерусская фамилия Кузнецов, а также Ковалёв, Ковальчук, Смит (англ.), Шмидт (нем.), Ферран (фр.), Эрреро (исп.) и так далее.


Кузнец в мифологии, религии и литературе

В мифах древних цивилизаций бог-кузнец появляется как демиург, устроитель миропорядка, инициатор возникновения ремёсел. Часто он — либо громовержец, либо связан с ним (например, куёт молнии), а также с Солнцем. Также ему может быть присуща хромота, кривизна, горбатость и т. п. — в древних племенах в ученики кузнецам отдавали ущербных мальчиков, которые не могли стать полноценными охотниками или воинами. Также в древности кузнецам могли нарочно повреждать ноги, чтобы они не смогли убежать и присоединиться к чужому племени. В итоге они становились «мастерами-жрецами», связанными с тайным знанием, не только ремесла, но и религиозным. (Отсюда — особый ум героев-кузнецов). В некоторых племенах кузнецы смыкаются с царями. Также владение кузнечным ремеслом приписывалось мифическим карликам, гномам, циклопам и т. п. В мифах кузнец часто — культурный герой.

Диего Веласкес. Кузница Вулкана


античные персонажи
Гефест — древнегреческий бог кузнечного ремесла, первый бог-ремесленник
Вулкан — древнеримский бог кузнечного ремесла, отождествлявшийся с Гефестом.
Сефлакс — этрусское божество подземного огня, бог-кузнец соответствует римскому Вулкану


кельтские и скандинавские персонажи
Гоибниу — кельтский бог-кузнец, чье имя даже происходит от слова «кузнец».
Тор — скандинавский бог-громовержец
Велунд (Вёлунд, Weyland) — кузнец в скандинавской мифологии, персонаж «Песни о Велунде» в «Старшей Эдде». В артуровском цикле легенд ему приписывается создание меча Эскалибура. В германских легендах с наступлением христианства прекратил быть божеством и стал именем Сатаны (в немецком произношении «Воланд») — см. персонаж «Фауста» Гете, откуда он перекочевал в «Мастера и Маргариту» Булгакова. Хромота Сатаны — имеет те же корни, что хромота кузнеца-Гефеста
Мимир — бог-кузнец, учивший Зигфрида (также сына кузнеца)
ирландский кузнец Куланн, чью собаку убил Кухулин
Кальвис — бог-кузнец прибалтийской мифологии, «выковавший» Солнце. Также как и финский бог Илмаринен (см. «Калевала»), финно-угорский Ильмарине, карельский Ильмойллин и удмуртский бог Инмар, также Теляв

славянские персонажи
Сварог — древнеславянский бог-кузнец.
Семаргл
Перун — древнеславянский бог-громовержец, вооруженный молотом
восточнославянский Кий


азиатские персонажи
Хасамиль — бог хатти (протохеттов)
Таргитай — бог скифов
Вишвакарман — индуистский бог.
Твашпар — божественный кузнец, демон-асур индийской мифологии
кузнецы Шьашвы, Айнар и Тлепш в абхазской мифологии. (См. нартский эпос). Также Пхьармат.
Амиран
Пиркуши — кузнец в грузинской мифологии
Кава — в персидском эпосе «Шах-наме» герой-кузнец, поднявший восстание против тирана Заххаха (Зогака). Ему посвящено стихотворение Хлебникова «Кавэ-кузнец».
Кусар-и-Хусас — в западносемитской мифологии помогавший Балу
Амацумара — японский бог-кузнец, создавший зеркало, которым нужно выманить Аматэрасу
Сумаоро у мандингов в Африке, Сундьята. Способен становиться невидимым, одно из качеств божественных кузнецов и создаваемых ими предметов.


библейские, христианские, фольклорные и литературные персонажи

Св. Дунстан. Иллюстрация Д. Крукшенка
библейский Каин, убийца пастуха Адама, по одной из версий был кузнецом. Имеет физический недостаток — т. н. «каинова печать», которой его пометил Бог.
еврейский Тувал Каин (Тувалкаин), кабир, «отец всех кузнецов», 7-е поколение от Каина. Кроме того, это имя используется как титул Мастера-Масона в ритуале и церемониях масонов
кузнец св. Элигий, епископ Нойонский, (ок. 588—660) — патрон золотых и серебряных мастеров и чеканщиков.
св. Дунстан, подковавший Сатану — покровитель кузнецов и ювелиров
святые кузнецы Косьма и Дамиан
фольклорный богатырь Косьмодемьян (Кузьмодемьян)
кузнец Вакула, персонаж из гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки» — является сыном ведьмы Солохи и укрощает чёрта
хитроумный Левша, герой Лескова
Кузнец из Большого Вуттона — герой одноименного произведения Толкина
Джейсон Ягг, сын нянюшки Ягг, второстепенный персонаж книг Терри Пратчетта. На протяжении нескольких поколений представители его семьи, кузнецы, подковывают лошадь Смерти.
Медведь-кузнец из «Котлована» Платонова

__________________
Достоевский считал, что атеизм - болезнь жидовская, что он противен русскому народу.

Kuznez

Владимир Тендряков
Тысяча первый раз о нравственности
Публикация и подготовка текста Н. Г. Асмоловой. Послесловие Геннадия Николаева

Продолжение.....

Не столь уж и важно, существовал ли в действительности Иисус Христос как таковой, или же это собирательный образ, но так или иначе с его именем связано появление нравственного мировоззрения, которое распространилось по земле среди народов, говорящих на разных языках, имеющих разную культуру, разные обычаи и традиции, разный уклад жизни. И это мировоззрение существует уже два тысячелетия, имеет многочисленных сторонников по сей день.

Историки пытаются выяснить, почему истоки этого глобального мировоззрения возникают среди относительно немногочисленного народа, во всех других отношениях не сыгравшего большой роли в мировой истории. Древние евреи не были ни великими созидателями, ни великими завоевателями, они не оставили сколько-нибудь заметного следа в искусстве, не совершили научных открытий, но задолго до

Христа уже начали тот нравственный поиск, который впоследствии был подхвачен всем человечеством.
“Научитесь делать добро; ищите правды; спасайте угнетенного; защищайте сироту; вступайтесь за вдову”, — требует Исайя и обещает мир, очищенный от насилия: “Тогда волк будет жить вместе с козленком и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их”. А высказывания одного из предшественников Христа, пророка Михея, и сейчас звучат для нас актуальнейшим лозунгом: “И перекуют они мечи свои на орала и копья свои — на серпы; не подымет народ на народ меча, и не будет более учиться воевать”.

Правда, в эти высокие голоса постоянно врываются зловещие интонации, тот же Исайя грозит врагам: “И младенцы их будут разбиты перед глазами их; домы их будут разграблены и жены их обесчещены”.
И вот — “любите врагов ваших”! Но столь предельная требовательность была утопичной, нежизненной, христианство в таком виде не распространилось бы широко и не просуществовало бы долго. Необходимо было совместить ее с реальной действительностью.

И это, как утверждают легенды, совершает апостол Павел.
“Любите врагов ваших” в изложении Павла получает трактовку покорности: “Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте...” Во имя любви Павел вовсе не собирается отвергать насилие: “Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога... Начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее... Ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро... он не напрасно носит меч...”

Поучения Павла не совпадали с поучениями Иисуса Христа, однако не поменяли их, не вытеснили, а стали сосуществовать совместно.

В буйно распространившемся по миру христианстве текли два потока, утоляя жажду самоусовершенствования противостоящего человечества.

Владетельный господин для своего нравственного самоусовершенствования черпал из одного потока, истекавшего от Павла: “Всякая душа да будет покорна высшим властям...” Его подневольный раб — из другого, идущего от Христа: “Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие”. Но как ни различались эти потоки, все же они несли в себе и единые нравственные абсолюты, достичь которых было нельзя, а стремиться к ним считалось обязательным. И главный из них — “люби ближнего своего”.

Не Христос, а Павел вырывается из тесных национальных рамок. Знаменитая фраза Христа в Евангелии от Марка — “не хорошо взять хлеб у детей и бросить псам” — говорит о том, что евреи для него “дети”, а все остальные “псы”. Павел же бесстрашно провозглашает: “Я должен и эллинам и варварам, мудрецам и невеждам... Неужели Бог есть Бог иудеев только, а не язычников? Конечно, и язычников...” Павла, пожалуй, можно назвать едва ли не первым в истории интернационалистом.

Продолжение следует............

__________________
Достоевский считал, что атеизм - болезнь жидовская, что он противен русскому народу.

Kuznez

Владимир Тендряков
Тысяча первый раз о нравственности
Публикация и подготовка текста Н. Г. Асмоловой. Послесловие Геннадия Николаева

Продолжение.....




Разнохарактерное языческое многобожие не могло быть носителем нравственных начал. Если нормы поведения станут исходить от разных богов, из разных источников, подаваться в разной трактовке, то неизбежна путаница во взаимоотношениях, несогласованность в поступках.

Какие же нормы, коль они не едины по существу, несут на себе отпечаток различных авторитетов? Не от единобожия появились единые для всех нравственные установления, напротив — от стремления приобрести единые установления рождается единый бог.

А как только единый бог замещает языческое многобожие, он перестает покровительствовать скотоводству или хлебопашеству, кузнечному делу или мореплаванию, не снисходит до частностей, занимается уже самым важным, самым главным в человеческом бытии — нравственным положением.

Религию теперь можно рассматривать, как “типовой договор” между верховным существом и отдельной личностью об исполнении крайне простых, немногочисленных, конкретных нормативов, способствующих общежитию.

Бог один для всех, каждый в одиночку ответственней перед богом. Достижение нравственности тут идет индивидуальным путем. Считается, из того, насколько индивидуальности преуспевают в соблюдении божественных нормативов, должна складываться и нравственная атмосфера общества. Она представляется не чем иным, как суммированным поведением отдельных лиц.

Два тысячелетия ведет христианская религия борьбу за этическое совершенство, но заметного успеха не наблюдается — по-прежнему в мире вершатся убийства, по-прежнему существует насилие, ненавистничество, обман, корыстолюбие, и махровый эгоизм ныне столь же характерен для поведения людей, как и в предыдущие времена.

Однако сторонники религиозной нравственности возражают: а откуда известно, что злоба и ожесточение в людской среде не стала бы прогрессировать, не перегрызлось ли бы человечество между собой, если б не испытывало благотворного влияния религии? Ни наука, ни философия в нравственности не преуспели, искусство же постоянно обращалось к тем нормативам, которые проповедовала религия. И сейчас, когда затрагиваются вопросы нравственных отношений, голоса последователей христианства звучат все еще громче других.

Вот уже больше столетия мир жадно слушает Льва Толстого и Федора Достоевского, страдает вслед за ними над духовными недугами, проникается страстным желанием излечиться от них...
Мотив неистовой убежденности — нравственное спасение только в религии, в заветах Христа! — пожалуй, ни у кого еще не звучал с такой силой, как у Толстого и Достоевского. Но, читая и перечитывая их, мы почему-то не испытываем больших надежд, напротив, не в состоянии отделаться от разочарования. Диагноз болезни назван, а способ излечения по-прежнему невнятен. Неистовая убежденность сторонников религиозной нравственности вызывает у нас лишь тревожное бессилие...

Больному Раскольникову, уже осужденному, попавшему на каторгу, снились сны... “Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими...”

Если Достоевский вынужден измышлять фантастическую причину всемирной катастрофы — некие “трихины”, — то современным фантастам, типа Хаксли, Миллера, Брэдбери, в измышлении нужды нет. У нас теперь куда больше оснований, чем у Достоевского, тревожиться за судьбу человечества, а потому он более других великих писателей отвечает нашему смятенному духу.

Мы прониклись необходимостью нравственного перерождения, которое с такой опаляющей страстностью и надрывной силой внушал в своих произведениях Достоевский, но нам хотелось бы еще понять, что именно предлагал он для этого перерождения, на что следует рассчитывать, к чему прилагать усилия?

Нам недостаточно видеть в Достоевском глашатая болезни, желательно иметь в его лице еще и врачевателя.
К своему кровавому преступлению Раскольников приходит путем логических рассуждений. В планах к роману автор не единожды определяет это словом “математика”... Одно из самых распространенных положений в художественной литературе — жизнь куда сложнее утлой человеческой логики.

Достоевский это утверждает настойчивей и убедительней других... Безответственное теоретизирование — “математика” — ведет к преступлению. За преступление — наказание! Наказание же без страданий немыслимо... И Достоевский приходит к выводу: “Нет счастья в комфорте, — пишет он в подготовительных заметках к роману, — покупается счастье страданием.

Таков закон нашей планеты... Человек не родится для счастья. Человек заслуживает свое счастье, и всегда страданием. Тут нет никакой несправедливости, ибо жизненное знание и сознание... приобретается опытом pro и contra, которое нужно перетащить на себе”.


Продолжение следует.....

__________________
Достоевский считал, что атеизм - болезнь жидовская, что он противен русскому народу.

Kuznez

Владимир Тендряков
Тысяча первый раз о нравственности
Публикация и подготовка текста Н. Г. Асмоловой. Послесловие Геннадия Николаева


Продолжение.....


Страдания Раскольникова хорошо знакомы миру, а вот искупающий момент этих страданий автор, похоже, утаил. На последней странице романа — итоговая фраза: “Вместо диалектики (синоним уже знакомой нам “математики”. — В. Т.) наступала жизнь, и в сознании должно было выработаться что-то совершенно другое”.

Что “другое”? Как оно выглядит? Это-то и есть для нас самое насущное, самое важное!
Однако автор спешит сообщить: “Но тут уж начинается новая история, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе неведомою действительностью. Это могло бы составить тему нового рассказа, — но теперешний рассказ наш окончен”.

Эти слова Достоевский написал в 1866 году, впереди четырнадцать лет жизни, заполненных напряженным трудом. Он создаст великие произведения, но объяснит ли, в чем заключается “совершенно другое сознание”, откроет ли “доселе совершенно неведомую действительность”?..

...Князь Мышкин, герой романа “Идиот”, фигура исключительная среди обуянных страстями и пороками людей. Можно сказать, в нем воплощено то нравственное совершенство, какое хотел видеть Достоевский в человеке. Но нельзя сказать, что этим своим высоким свойством князь Мышкин обязан пережитым страданиям...

На примере князя Мышкина нельзя проследить “историю постепенного обновления человека”, здесь просто-напросто природный феномен, в литературном плане наперед заданный образ, не требующий развития, своего рода готовая аксиома. На бурные события, столь ярко показанные в романе, князь Мышкин непосредственного влияния не оказывает — свидетель разыгрывающихся трагедий, сторонний сопереживатель, не действенное начало. Отрешенно смиренный, ни кем не возмущающийся, он не что иное, как идеализированный носитель Христовой заповеди: “Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую”.

Последний шедевр Достоевского — роман “Братья Карамазовы”... Автор не скрывает, что роль гибнущего на человеческой ниве зерна, которому суждено “принести много плода”, он намерен вручить своему главному герою — Алеше Карамазову. Подчеркивается его несхожесть с житейски аномальным князем Мышкиным...

На этот раз Достоевский ставит своей задачей показать уже не сопереживателя, а натуру деятельную. Духовный наставник Алексея Карамазова старец Зосима требует, чтобы он, Алексей, покинул монастырь, ушел в мирскую жизнь: “Все должен будешь перенести... А дела много будет...” Алеша всем интересуется, он в центре событий, бездеятельным не назовешь... Однако заложенные в Алеше духовные достоинства, та самая таинственная “сердцевина” по большому счету не проявляется — “вещь в себе”.

Младший Карамазов оказывается в знакомом положении князя Мышкина — стороннего наблюдателя и сопереживателя. И опять же здесь нельзя проследить процесс “обновления человека”, опять мы сталкиваемся с некой феноменальной заданностью, не подлежащей развитию.

Продолжение следует........

__________________
Достоевский считал, что атеизм - болезнь жидовская, что он противен русскому народу.

Kuznez

Владимир Тендряков
Тысяча первый раз о нравственности
Публикация и подготовка текста Н. Г. Асмоловой. Послесловие Геннадия Николаева


Продолжение...

Правда, тут уместно возражение: Достоевский не успел раскрыть своего героя полностью. Не случайно, прежде чем начать свой роман, он предупреждает, что “есть почти даже и не роман, а лишь один момент из первой юности моего героя”. Развитие, надо полагать, должно быть впереди... Предположения Суворина и других, дескать Раскольников станет революционером, даже цареубийцей, крайне ненадежны и резко противоречат взглядам автора “Бесов”, до конца жизни сохранившего активную неприязнь к революционерам, с возмущением отвергавшего идею террора.

Нам приходится выносить свои суждения из того, что есть. А в наличии есть лишь страстное провозглашение — необходимо нравственное совершенствование! И нет никаких конкретных предложений, как осуществить эту извечную необходимость.

Однако мы и обратились-то к Достоевскому только потому, что он является наиболее выдающимся, всемирно авторитетным защитником религиозной нравственности. Он вовсе и не собирался открывать новые пути, а призывал придерживаться тех, которые уже давным-давно открыты.

Глядите, говорит он, сколь страшны отступники от нравственных норм, я их показываю во всей безобразной обнаженности. Единственная возможность не походить на них — соблюдать те несложные правила поведения, которые требует от каждого из нас религия: не убий, не лжесвидетельствуй, люби ближнего своего и т. д. и т. п.

Я прекрасно осознаю, что поступать в соответствии установленных религией требований отнюдь не легко и не просто. <...> И я это постоянно подчеркиваю, ставя своих героев в самые безвыходные положения. Но мы дойдем в своем взаимном озлоблении до самоуничтожения, если не решимся преодолевать эти безвыходные положения — подвижничество, через не могу, вплоть до самопожертвования, ибо, умирая, зерно “приносит много плода”.

Надо быть готовым принять мученический венец за свои нравственные убеждения! “Нет счастья в комфорте, покупается счастье страданием. Таков закон нашей планеты...”
Критика религиозных канонов многовековой давности с позиций XX столетия — не только неблагодарное, но и несерьезное занятие — слишком разное мировосприятие, разный уровень сознания, сопоставлять их — все равно что умудренному взрослому сопоставлять себя с ребенком.

Но когда эти стародавние религиозные каноны пропущены через Достоевского, который не только широко и глубоко вошел в нашу жизнь, но и активно на нее воздействует, перед кем преклоняется весь мир, кто является нашей национальной гордостью, — тут уже критика оправдана и необходима.

Те несложные нравственные правила, которые предлагает религия человеку, весьма немногочисленны — какой-нибудь десяток на все случаи жизни. Поступай по нескольким простейшим трафаретам! Да возможно ли это?.. Человек постоянно оказывается перед самыми неожиданными, непредвиденными ситуациями, обязан на них реагировать, поступки нельзя заранее предсказать, нельзя подогнать их под наперед заданные правила.

Более того, в каверзной жизни порой случается так, что выполнение нравственных трафаретов приводит к обратному результату — к безнравственности.


Продолжение следует....

__________________
Достоевский считал, что атеизм - болезнь жидовская, что он противен русскому народу.

Kuznez

Владимир Тендряков
Тысяча первый раз о нравственности
Публикация и подготовка текста Н. Г. Асмоловой. Послесловие Геннадия Николаева


Продолжение........

Самое категорическое, самое, казалось бы, оправданное безукоснительное требование религии — не убий! И я целиком принимаю эту категоричность, признаю — убийство не совместимо с жизнью, но... У меня не повернется язык заявить, что Нюрнбергский процесс, приговоривший к смерти военных преступников, явление безнравственное. И не сомневаюсь, что многие миллионы людей тут согласятся со мной. А тех, кто не согласится из гуманных соображений, я не без оснований стану подозревать в ханжестве.

Или же — не лжесвидетельствуй, не лги! Да, ложь разрушает человеческие отношения, нет на земле такого народа, который бы не осуждал лживость. И все-таки врач, неприкрыто объявляющий правду безнадежному больному — ты скоро умрешь, — прибавляя к физическим мучениям еще и духовные, навряд ли поступает нравственно. Равно как и чистосердечный мужчина, говорящий некрасивой женщине, что она безобразна, проявляет оскорбительную нечуткость.

Ну, а если в одних случаях предложенные религией нравственные нормативы следует выполнять безукоризненно, в других выполнять необязательно, а в третьих даже предосудительно, то возникает невольное сомнение — так ли уж этот религиозно-нормативный метод действен?
Достоевский был убежденным сторонником христианской морали, христианских нормативов поведения, и в то же время всей силой своего жестокого мастерства бескомпромиссно показал, сколь малоэффективно влияние этой религии на жизнь... И временами у него все же возникают минутные сомнения. В записках 1876—1977 гг. он отмечает: “О, и Гоголь думал, что понятия зависят от людей... но с самого появления “Ревизора” всем, хотя и смутно, но как-то сказалось, что беда тут не от людей, не от единиц, что добродетельный городничий вместо Сквозника ничего не изменит”.

Мысль мелькнула, но развития не получила...
Странно, что Достоевский при этом не вспомнил о Л. Н. Толстом, который к тому времени со страниц “Войны и мира” уже успел заявить, что поступки единиц, будь они выдающимися историческими личностями или заурядно незаметными, в общественном плане несамостоятельны — их действия предопределены!
Они печатались в одних журналах, имели общих знакомых, мучились одними и теми же вопросами, хорошо были осведомлены друг о друге и, уж конечно, следили, что публиковал каждый. Но лично они никогда не встречались и, похоже, не оспаривали друг друга.

XIX век — век свершений, которые льстили человеческому самолюбию... Авторитет господа бога, шатавшийся и прежде, стал падать стремительно. Слова древнего Протагора из Абдеры получили новый эмоциональный заряд: “Человек есть мера всех вещей”. Все должно осуществляться по нашей человеческой мерке, и прежде всего сама человеческая жизнь! Казалось, стоит только привести к единому знаменателю разнохарактерные людские желания, суммировать волю, совершить общее усилие, тогда мир и благоденствие наступят на земле.
И в это-то самонадеянное время Толстой заявляет: человек вовсе не свободен в своем поведении, его поступки не зависят от его желаний и воли.
“...Итак, есть два рода поступков, — утверждал Толстой. — Одни зависящие, другие не зависящие от моей воли... Определить границу области свободы и зависимости весьма трудно... Нельзя не видеть, что чем отвлеченнее и потому чем менее наша деятельность связана с деятельностью других людей, тем она свободнее, и наоборот, чем больше деятельность наша связана с другими людьми, тем она несвободней”.

Если приглядеться, то вся величественная эпопея “Война и мир” является как бы наглядным доказательством этого утверждения. Показана небывало широкая панорама лиц — от мальчика Пети Ростова до Наполеона и царствующего Александра I. Все они, каждый по-своему, мечтают и действуют, переживают удачи и разочаровываются, страдают и наслаждаются, любят и ненавидят, переливают из пустого в порожнее в салонных разговорах и мучаются над неразрешимыми вопросами бытия.

И все это лишь видимость самостоятельности. “Человек сознательно живет для себя, — говорит Толстой, — но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей... Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевидней предопределенность и неизбежность каждого его поступка”.
Нас несет неподвластная, неуправляемая стихия. Неуправляемая, но вовсе не неупорядоченная.

По мнению Толстого, эта высшая сила имеет свою высшую, непостижимую для людей цель. Мы можем сколько угодно тешить себя независимостью, однако наше поведение предопределено. И Толстой дает наиболее яркий пример того — Бородинское сражение... “Зачем миллионы людей убивали друг друга, тогда как с сотворения мира известно, что это и физически и нравственно дурно? Затем, что это так неизбежно было нужно, что, исполняя это, люди исполняли тот стихийный, зоологический закон, который исполняют пчелы, истребляя друг друга к осени, по которому самцы животных истребляют друг друга. Другого ответа нельзя дать на этот страшный вопрос”.

Продолжение следует....

__________________
Достоевский считал, что атеизм - болезнь жидовская, что он противен русскому народу.

Иноземцев

Кузнечику
------------
Ладно, т.е. лады!! Так оно и есть! - Но ты-то здесь причём?

__________________
Экономика - есть материальное воплощение Человеческого Духа.

Kuznez

Зависть, Иноземцев «не есть корошо»!
Можно заболеть язвой желудка, а это плохо, Берегите себя.
Тем более в вашем возрасте!
Мне сейчас недосуг отвечать на ваши «уколы», готовлюсь к отпуску,
надо передать все дела в хорошие руки.
Потерпите недельку, мы с вами ещё по- говорим.

__________________
Достоевский считал, что атеизм - болезнь жидовская, что он противен русскому народу.