Волобуев

Это уже не просто пещерное представление об эксплуатации, а наглый обман. Это шулерство здесь заключено в том, что не говорится о том, откуда берется разница между стоимостью и заработной платой. С Луны завозится или извлекается из карманов наемного рабочего?
Эксплуатация нас всегда носила и носит эмиссионный характер, в ходе которой всегда присваиваются выпускаемые деньги.
Капитализм был намертво привязан к золотопаритетности денег. Капиталисты эксплуатировали нас, присвоением выпускаемых золотопаритетных денег, благодаря производимому на производстве же золоту.
«Добавочные товары, которые должны превратиться в деньги, находят необходимую для такого превращения сумму денег уже в наличии, потому что, с другой стороны, не посредством обмена, а самим производством выбрасывается золото (и серебро), которое должно превратиться в товары».
(К. Маркс «Капитал», том 2, книга 2, М. 1988 г., стр. 387)
Теперь такого нет. Капиталистам теперь, после отмены золотопаримтетности денег, не достаются современные незолотопаритетные выпускаемые деньги. Поэтому капитализм исчез. Вся эксплуатация нас перешла к фглонистам, частным банкирам, незаконно выпускающим себе деньги.

тин

Капитализм как религия. Куда он нас ведет?

Сегодня на руинах СССР мы видим, как капитализм стал мутировать, заменяя рост производительных сил на дизайн и маркетинг. И это закономерно, ибо капитализм никогда не говорил о ценности производства, а говорил лишь о прибыли и о заморозке. Ну, так она сегодня и наступает, трансформируя капитализм в нечто гораздо более зловещее…
ДАНИЛА УСЬКОВ, 30 мая 2020, 12:59 — REGNUM Капитализм, основанный на рациональности и естественных законах конкуренции, для многих является желанным способом жизни, имеющим определенный смысл, который ценен сам по себе. И это касается не только правящего класса и связано отнюдь не только со сферой интересов.

Ни Ленин, ни Маркс никогда не абсолютизировали сферу интересов и не могли этого сделать хотя бы потому, что сами бросили вызов интересам собственного класса. Дворянин Ленин и сын адвоката Маркс руководствовались в своей жизни не столько интересами, сколько ценностями и идеей преобразования мира. А разве проект модерн, в рамках которого капитализм получил свою легитимность, не преобразовал мир? И почему мы должны думать, что хозяева и архитекторы модерна руководствовались только лишь интересами? Очевидно, что существуют группы, для которых капитализм переформатирует мир в правильную, с их точки зрения, сторону, и эта «точка зрения» основана отнюдь не только на интересах, но и на верности определенному духу. Именно этот дух для этих групп является абсолютной ценностью, подобно тому, как коммунизм был ценностью для Маркса и Ленина.

Дух капитализма и те группы, которые его исповедуют, были подробно обсуждены великим социологом Максом Вебером (1864 — 1920) в его знаменитой работе «Протестантская этика и дух капитализма». Согласно Веберу, капитализм создавали протестантские секты, в которые входили люди, исповедующие определенные представления о благе, а не руководимые только лишь интересами. Вебер пишет:

«Мысль об обязательстве человека по отношению к доверенному ему имуществу, которому он подчинен в качестве управителя или даже своего рода «машины для получения дохода», ложится тяжелым грузом на всю его жизнь и замораживает ее. Чем больше имущество, тем сильнее, если аскетическое жизнеощущение выдержит искус богатства, чувство ответственности за то, чтобы имущество было сохранено в неприкосновенности и увеличено неустанным трудом во славу Божью. Генетически отдельные элементы этого образа жизни, как и многие другие компоненты современного капиталистического духа, уходят в средневековье, однако свою действительную этическую основу этот жизненный уклад находит лишь в этике аскетического протестантизма. Значение его для развития капитализма очевидно».

И далее:

«Подводя итог сказанному выше, мы считаем возможным утверждать, что мирская аскеза протестантизма со всей решительностью отвергала непосредственное наслаждение богатством и стремилась сократить потребление, особенно когда оно превращалось в излишества. Вместе с тем она освобождала приобретательство от психологического гнета традиционалистской этики, разрывала оковы, ограничивавшие стремление к наживе, превращая его не только в законное, но и в угодное Богу (в указанном выше смысле) занятие».

Вебер прямо высказывает очевидную мысль, которая почему-то многим не приходит в голову: тот, кто по-настоящему управляет деньгами и делает их средством своего господства, или, более того, видит в собственном богатстве не богатство само по себе, а подтверждение собственной избранности Богом — может быть только аскетом. Как только ты соблазняешься возможностями собственного богатства для себя, то это не ты начинаешь им владеть, а оно тобой. И чем больше это богатство, тем в большей степени соблазн, который надлежит отринуть. То есть для протестанта, исповедующего подлинный капиталистический дух, ценностью является определенное божество, которому он служит, а не капитал сам по себе. Кроме того, когда Вебер говорит, что обязательство по сохранению имущества «ложится тяжелым грузом на всю его жизнь и замораживает ее», он вполне наследует знаменитым словам Маркса из «Коммунистического манифеста»:

«В ледяной воде эгоистического расчета буржуазия потопила священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость и поставила на место бесчисленных пожалованных и благоприобретенных свобод одну бессовестную свободу торговли».

Маркс выражал яростное возмущение такой заморозкой всего человеческого, но, как говорит Вебер, именно эта заморозка и была одной из основных целей и ценностей капиталистического духа, которой надлежало служить. Что же это за заморозка, какова ее предыстория и имеет ли она отношение к христианству?

Вебер говорит, что «генетически отдельные элементы этого образа жизни, как и многие другие компоненты современного капиталистического духа, уходят в средневековье». А где средневековье, там и еще гораздо более древние истоки, укорененные в соответствующих культах. Кроме того, сама модель заключается в том, что служитель капиталистического духа, отказываясь от радости пользования плодами собственного богатства, перенаправляет страсть по накопительству и стяжанию на некоего Бога. Где мы встречаем нечто подобное?

В «Божественной комедии» Данте Алигьери описывает райский Эмпирей. Беатриче говорит ему:

«Богатства, вас влекущие, тем плохи,
Что, чем вас больше, тем скуднее часть,
И зависть мехом раздувает вздохи.
А если бы вы устремляли страсть
К верховной сфере, беспокойство ваше
Должно бы неминуемо отпасть.
Ведь там — чем больше говорящих «наше»,
Тем большей долей каждый наделен,
И тем любовь горит светлей и краше».

То есть если страсть к богатству направить к «верховной сфере» — Эмпирию, то тогда доля каждого возрастает, а некая любовь «горит светлей и краше». Что же касается самого Эмпирея, то он является, по сути, двумерной картинкой, в которой не действуют законы перспективы и отсутствует движение.

Многие специалисты по Данте, видя возможность трактовки его творчества, как предпосылки идеологии нарождающегося капитализма, начинают настойчиво отрицать это. Они указывают на яростную борьбу Данте с алчностью и его ненависть к богатству. Однако, речь и у Данте, и у протестантов идет лишь об отрицательном отношении к использованию богатства не во имя славы божьей, а во имя собственных интересов. Если же алчность перенаправляется на «верховную сферу» — то все хорошо. Разница между Данте и протестантами, в этом смысле, состоит лишь в том, что у него нет разработанной идеи накопительства, так как он рассматривал его только как проявление стремления к мирским удовольствиям. Но, как мы видим, протестанты смогли непротиворечиво сочетать накопительство с аскезой.

Эта древняя идея перенаправления страсти к стяжательству в некую духовную сферу, эволюционируя через тысячелетия привела к тому, что мы видим в протестантской этике. В ее основе лежит древнейшее представление о том, что человек не может и не должен изменять мир. Поэтому любая направленность его воли на мир трактуется просто как желание наслаждений, причем прежде всего плотских. «Зачем был изобретен комбайн?» — могут спросить сторонники этой идеи. «Как зачем! Что бы накормить голодных и преобразовать природу!» — отвечаете вы. А вам в ответ: «Знаем знаем, как вы хотите накормить голодных и преобразовывать природу! Вы просто хотите больше жрать или перейти к новым формам господствования над природой, чтобы в большей мере освободиться от ее стихийной воли. Ну, так и мы хотим избавиться от этой воли. Но только, пожалуйста, не надо говорить про сочувствие к голодным и про желание преобразовывать природу. Судьба голодных и природы находится в руках Провидения. Изменение этой судьбы невозможно и греховно».

Подобное представление в древности имело свое оправдание. Из-за огромной власти природы над человеком, представление о труде, как о средстве, при помощи которого он изменяет мир сообразно своим представлениям о должном, не могло быть высказано прямо и открыто. Это было бы слишком большой смелостью и, кроме того, вызовом определенным богам. Поэтому мотивом к труду провозглашались богатство, слава и успех, а не изменение мира к лучшему. Разумеется, так как с древнейших времен все понимали, что человек, погрязший в материальных удовольствиях, подобен свинье, трудовая мотивация перенаправлялась на различные обожествленные сущности, которые давали что угодно, но только не возможность изменить человеческую судьбу и устройство мира.

Таким образом, человечество изменяло мир и творило историю в основном стихийно, а не сознательно. Стремясь, например, к богатству, человек что-то производил и менял мир, однако, его сознание было направлено совсем не на изменение. Об этом писал Энгельс в своем «Анти-Дюринге»:

"То объединение людей в общество, которое противостояло им до сих пор как навязанное свыше природой и историей, становится теперь (при коммунизме — прим. авт) их собственным свободным делом. Объективные, чуждые силы, господствовавшие до сих пор над историей, поступают под контроль самих людей. И только с этого момента люди начнут вполне сознательно сами творить свою историю, только тогда приводимые ими в движение общественные причины будут иметь в преобладающей и всё возрастающей мере и те следствия, которых они желают. Это есть скачок человечества из царства необходимости в царство свободы».

Возможность подобной перспективы осознавал Данте и в своем трактате «Пир», где написал следующие слова сосредоточенной ненависти:

«А вы, о неразумнейшие и подлейшие зверьки, принимающие пищу наподобие людей; вы дерзаете говорить против нашей веры и, орудуя веретеном и мотыгой, мните познать то, что столь премудро устроено самим Богом! Будьте же прокляты и вы, и ваше зазнайство, и те, кто вам верят!»

Позже таким способом, но только не при помощи «веретена и мотыги», а при помощи космического корабля «Восток-1», был «познан» космос. И что же ближе по духу христианскому Богу, который творил мир во времени (за 7 дней) и любовался результатами дел своих, говоря: «Хорошо весьма»? Полет Гагарина или заморозка, к которой стремятся протестанты и Данте?

Почти буквальную «протестантскую этику» мы находим в «Трудах и днях» Гесиода (VII-VIII в. до н. э.). Он пишет о двух Эридах. Одна — богиня раздора, а другая — как бы благая прародительница труда. Об этой Эриде сказано:

«Первая раньше второй рождена многосумрачной Ночью;
Между корнями земли поместил ее кормчий всевышний,
Зевс, в эфире живущий, и более сделал полезной:
Эта способна понудить к труду и ленивого даже;
Видит ленивец, что рядом другой близ него богатеет,
Станет и сам торопиться с посадками, с севом, с устройством
Дома. Сосед соревнует соседу, который к богатству
Сердцем стремится. Вот эта Эрида для смертных полезна.
Зависть питает гончар к гончару и к плотнику плотник;
Нищему нищий, певцу же певец соревнуют усердно».

Труд — это конкуренция, к которой понуждает Эрида, порожденная «многосумрачной Ночью» — дочерью Хаоса. Далее, Гесиод продолжает изложение «протестантской этики»:

«Если ты трудишься, скоро богатым, на зависть ленивцам,
Станешь. А вслед за богатством идут добродетель с почетом.
Хочешь бывалое счастье вернуть, так уж лучше работай,
Сердцем к чужому добру перестань безрассудно тянуться
И, как советую я, о своем пропитанье подумай.
Стыд нехороший повсюду сопутствует бедному мужу,
Стыд, от которого людям так много вреда, но и пользы.
Стыд — удел бедняка, а взоры богатого смелы.
Лучше добром богоданным владеть, чем захваченным силой».

Конечно, Гесиод еще не говорит об аскезе, но родственность его понимания труда с таковым у протестантов и Данте, мне кажется довольно очевидной. Как очевидно и то, что главным антиподом такого понимания у Гесиода выступает Прометей, которого Маркс неслучайно назвал «главным святым мучеником в философском календаре».

В послесловии ко второму изданию «Капитала» Маркс писал:

«Мой диалектический метод по своей основе не только отличен от гегелевского, но является его прямой противоположностью. Для Гегеля процесс мышления, который он превращает даже под именем идеи в самостоятельный субъект, есть демиург действительного, которое составляет лишь его внешнее проявление. У меня же, наоборот, идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней».

То есть гегелевскому субъекту абсолютно наплевать на материю. Он черпает свое идеальное у мирового духа, волю которого должен исполнять. У Маркса же все «наоборот». Труд у Маркса невозможен без соотнесения с материей. Чуть ниже Маркс пишет о диалектическом движении:

«В своей мистифицированной форме (диалектика Гегеля — прим. авт) диалектика стала немецкой модой, так как казалось, будто она прославляет существующее положение вещей. В своём рациональном виде (диалектика Маркса — прим. авт) диалектика внушает буржуазии и её доктринёрам-идеологам лишь злобу и ужас, так как в позитивное понимание существующего она включает в то же время понимание его отрицания, его необходимой гибели, каждую осуществлённую форму она рассматривает в движении, следовательно, также и с её преходящей стороны, она ни перед чем не преклоняется и по самому существу своему критична и революционна».

И обе диалектики, говорят об одном — капитализм не является финальной стадией и будет уничтожен, или, если выражаться диалектически, «снят». Именно на это указывает Маркс буржуазным болванам. Но он верил, что победит именно его диалектика, которая ведет к коммунизму, а не диалектика Гегеля. Но сегодня на руинах СССР мы видим, как капитализм стал мутировать, заменяя рост производительных сил на дизайн и маркетинг. И это закономерно, ибо капитализм никогда не говорил о ценности производства, а говорил лишь о прибыли и, как мы выяснили, о заморозке. Ну, так она сегодня и наступает, трансформируя капитализм в нечто гораздо более зловещее…

30 мая 2020
Данила Уськов

Подробности: https://regnum.ru/news/society/2966621.html
Любое использование материалов допускается только при наличии гиперссылки на ИА REGNUM.

__________________
Мнение В. Ивановой: я злостный клеветник в адрес СССР, КПСС!!!

cherry

Что за чушь мистическая .

__________________

Опасайся мечтов - сбываются, заразы.

cherry

Маркс ,увы, просто не понял,
что такое диалектический метод Гегеля .

__________________

Опасайся мечтов - сбываются, заразы.

cherry

Маркс гениально проинтуичил методу Гегеля, хоть рационально её и не понял .
И потому свою "диалектику" не мог толком передать даже современным ему "марксистам". И они начали вытворять такое, что сам Маркс как-то в сердцах: я - не марксист !.
А по уходу гениальных классиков-основателей,
их учение практически сразу выродилось в тошнотную религию а-ля истмат и, того пуще, - диамат .

__________________

Опасайся мечтов - сбываются, заразы.

cherry

Что есть диалектика Гегеля - ясно :
Бытие и Ничто в Становлении.

А вот что такое "диалектика" Маркса
Этого, пожалуй, не знает никто.
Ниже Энгельс с Лениным .
Вот беда !

__________________

Опасайся мечтов - сбываются, заразы.

крепыш

Предприимчивый строй (капитализм)-это самый справедливый порядок, где каждый может себя проявить и показать свои способности!

В. Иванова

Ловкачи и жулики в цене,которые обьегоривают соседей.

__________________
#Своих не бросаем#

крепыш

Конкуренция- двигатель прогресса! К сожалению Маркс не дошел до осознания материи под названием "конкуренция". Ежели бы он дошел, то возможно, что "Капитал" не увидел свет. Нам нужно меняться, иначе исторически проиграем окружению, медленно, но уверенно! Римская Империя и не только яркое тому подтверждение. Процесс распада уже идёт, осторожно!

В. Иванова

Нет, лень двигатель прогресса Сотрудничество,а не конкуренция - здоровое движение вперёд.

__________________
#Своих не бросаем#