Ихалайнен

Легендарному командиру Великой Отечественной, Герою Советского Союза генералу Горбатову повезло, он уже умирал от голода в сталинских лагерях на Колыме, когда сохранившая верность и два с лишним года обивавшая все мыслимые пороги жена таки добилась в начале 41-го пересмотра дела.

Скольким таким Горбатовым не повезло и они сгинули в Гулаге - одному богу известно. Об этом сам Горбатов с горечью пишет в своих мемуарах "Годы и войны".


Генерал Горбатов: "Лучше умру, чем оклевещу себя, а тем более других"



С допросов в Лефортовской тюрьме комбрига Александра Горбатова в камеру возвращали на носилках, а когда он приходил в себя, продолжали пытать. Но добиться от него, чтобы он оговорил себя и своих сослуживцев по огульному обвинению в связях c "врагами народа", следствию не удалось. Тем не менее, его осудили на 15 лет лагерей и отправили на Колыму. В армию он вернулся уже после пересмотра дела, перед началом войны, и проявил себя талантливым полководцем, отдав этому ремеслу более 60 лет.

"Кому писать нечего – те на свободе, а ты – пиши"

На допрос Горбатова вызвали только на четвертый день после ареста. Следователь, не называя своей фамилии, дал подследственному бумагу и ручку и предложил "описать все имеющиеся за ним преступления". " Если речь идет о моих преступлениях, то мне писать нечего", – ответил Горбатов. "Кому писать нечего – те на свободе, а ты – пиши". Но запугать Горбатова ему не удалось, тот даже не притронулся к ручке. На втором допросе ему снова предложили дать письменные показания, а, получив отказ, пригрозили: "Пеняй на себя".

На следующий день Горбатова перевезли в Лефортовскую тюрьму. Его соседями по камере оказались бывший комбриг и высопоставленный чин из Наркомата торговли (Горбатов их имен в мемуарах не назвал). Оба, как узнал новый сиделец, уже подписали признательные показания и посоветовали сокамернику: лучше написать сразу, потому что все равно – не подпишешь сегодня, подпишешь через неделю или через полгода. "Лучше умру, – ответил Горбатов, – чем оклевещу себя, а тем более других".

В Лефортовской тюрьме после очередного отказа Горбатова дать признательные показания и "назвать сообщников по антисоветской деятельности" за него принялись "костоломы", вызванные следователем Яковом Столбунским. "Допросов с пристрастием было пять с промежутком двое-трое суток; иногда я возвращался в камеру на носилках. Затем дней двадцать мне давали отдышаться, – вспоминал Горбатов. – До сих пор в моих ушах звучит зловеще шипящий голос Столбунского, твердившего, когда меня, обессилевшего и окровавленного, уносили: "Подпишешь, подпишешь!" Наконец меня оставили в покое и три месяца не вызывали. В это время я снова поверил, что близится мое освобождение…"

8 мая 1939 года Горбатову приказали готовиться с вещами на выход. "Безгранично радостный, шел я по коридорам тюрьмы, – вспоминал он. – Затем мы остановились перед боксом. Здесь мне приказали оставить вещи и повели дальше. Остановились у какой-то двери. Один из сопровождающих ушел с докладом. Через минуту меня ввели в небольшой зал: я оказался перед судом военной коллегии. За столом сидели трое. У председателя <…> я заметил на рукаве черного мундира широкую золотую нашивку. "Капитан 1 ранга, – подумал я. – Радостное настроение меня не покидало, ибо я только того и хотел, чтобы в моем деле разобрался суд".

Суд длился не более пяти минут. Председатель спросил: "Почему вы не сознались на следствии в своих преступлениях?" Подсудимый ответил, что ему не в чем было сознаваться. "Почему же на тебя показывают десять человек, уже сознавшихся и осужденных?" – спросил председатель. "Читал я книгу "Труженики моря" Виктора Гюго, – ответил Горбатов, – там сказано: как-то раз в шестнадцатом веке на Британских островах схватили одиннадцать человек, заподозренных в связях с дьяволом. Десять из них признали свою вину, правда не без помощи пыток, а одиннадцатый не сознался. Тогда король Яков II приказал беднягу сварить живьем в котле: навар, мол, докажет, что и этот имел связь с дьяволом. По-видимому, десять товарищей, которые сознались и показали на меня, испытали то же, что и те десять англичан, но не захотели испытать то, что суждено было одиннадцатому".

Судьи переглянулись между собой, а председатель спросил коллег: "Как, все ясно?" Те кивнули головой. Горбатова вывели в коридор. Через несколько минут его вернули и провозгласили приговор: пятнадцать лет заключения в тюрьме и лагере плюс пять лет поражения в правах. "Это было так неожиданно, что я, где стоял, там и опустился на пол", – отметил в воспоминаниях Горбатов.

Комбригу указали место "у параши"

В тот же день Горбатова перевели в камеру Бутырской тюрьму, где содержались около 70 осужденных, ожидавших отправки по этапу. Войдя, он громко представился: "Комбриг Горбатов". Староста камеры указал ему место у двери и параши. "По мере того как одни уходили, а другие приходили, я становился уже старожилом и продвигался от параши и двери ближе к окну, – писал Горбатов. – Среди моих сокамерников опять оказалось много людей, которые на допросах сочиняли, как они говорили, "романы" и безропотно подписывали протоколы допросов, состряпанных следователем. И чего только не было в этих "романах"! Один, например, сознался, что происходит из княжеского рода и с 1918 года живет по чужому паспорту, взятому у убитого им крестьянина, что все это время вредил Советской власти и т. д."

Отбывать наказание Горбатова отправили на Дальний Восток. В пути и на остановках Горбатов увидел несколько воинских эшелонов с войсками, артиллерией, танками и машинами на платформах. Началась война с Японией, гадал комбриг? Но после Нерчинска воинских перевозок Горбатов больше не наблюдал, поэтому предположил, что идет переброска войск в Монголию, но о том, что там начались стычки советских войск с японскими, он узнал позже.

В начале июля 1939 года партию заключенных доставили во Владивосток и разместили за городом в деревянных бараках, обнесенных колючей проволокой. Здесь Горбатов узнал, что ему предстоит дорога морем на Колыму, ждут только новых партий заключенных, чтобы загрузить на большой пароход. Однажды он услышал голос дежурного по лагерю, выкликающего желающих носить воду в кипятильники и вызвался на эту работу. Здесь он встретил в группе осужденных женщин, пришедших за кипятком, племянницу комкора Григорьева. Она была женой начальника особого отдела дивизии, но это не спасло ее от ареста и осуждения по обвинению в шпионаже. О судьбе Григорьева, арестованного год назад, женщина ничего не знала. (Григорьев 19 ноября 1937 был осужден Военной коллегией ВС СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян.)

Через неделю обитателей пересыльного лагеря в количестве около 7 тысяч загрузили на пароход "Джурма". В Охотском море, по рассказу Горбатова, к нему рано утром подошли два "уркагана" и вытащили у него из-под головы сапоги. "Сильно ударив меня в грудь и по голове, один из уголовных с насмешкой сказал: "Давно продал мне сапоги и деньги взял, а сапог до сих пор не отдает". Рассмеявшись, они с добычей пошли прочь, но, увидев, что я в отчаянии иду за ними, они остановились и начали меня снова избивать на глазах притихших людей. Другие "уркаганы", глядя на это, смеялись и кричали: "Добавьте ему! Чего орешь? Сапоги давно не твои". Лишь один из политических сказал: "Что вы делаете, как же он останется босой?" "Тогда один из грабителей, сняв с себя опорки, бросил их мне. Я не раз слышал в тюрьме рассказы о скотской грубости уголовных, но, признаться, никогда не думал, что в присутствии других заключенных могут вот так безнаказанно грабить. Как бы там ни было, я лишился сапог, а жаловаться было бесполезно. Охрана во главе с начальником ладила с "уркаганами", поощряя склонность к насилию и пользуясь ими для издевательства над "врагами народа".
"Уголовники были сыты, а мы голодали"

В июле 1939 года Горбатов попал на золотой прииск Мальдяк, находившийся в шестистах пятидесяти километрах от Магадана. Вольнонаемные здесь жили в деревянных домиках, а в лагере за колючей проволокой были разбиты десять больших, санитарного образца, двойных палаток, каждая на пятьдесят – шестьдесят заключенных. Деревянные казармы для охраны, шахты и бутары – сооружения для промывки грунта – находились за пределами зоны. "В нашем лагере было около четырехсот осужденных по 58-й статье и до пятидесяти "уркаганов", закоренелых преступников, на совести которых была не одна судимость, а у некоторых по нескольку, даже по восьми, ограблений с убийством. Именно из них и ставились старшие над нами" – вспоминал Горбатов.

Грунт для промывки золота добывался на глубине 30-40 метров, заключенные работали шахтерскими электрическими отбойными молотками. Вынутый грунт подвозился на тачках к подъемнику, поднимался по стволу на-гора, а затем доставлялся вагонетками к бутарам. "Работа на прииске была довольно изнурительная, особенно если учесть малокалорийное питание. На более тяжелую работу посылали, как правило, "врагов народа", на более легкую – "уркаганов", – свидетельствовал в воспоминаниях Горбатов. – Из них же назначались бригадиры, повара, дневальные и старшие по палаткам. Естественно, что то незначительное количество жиров, которое отпускалось на котел, попадало прежде всего в желудки "урок". Питание было трех категорий: для невыполнивших норму, для выполнивших и для перевыполнивших. В числе последних были уголовники. Хотя они работали очень мало, но учетчики были из их же компании. Они жульничали, приписывая себе и своим выработку за наш счет. Поэтому уголовники были сыты, а мы голодали".

Врагом заключенных, кроме недоедания, был мороз с сильным ветром. Заветной мечтой Горбатова было скорее добраться до палатки, под дырявое одеяло. Но и на нарах холод находил его и не давал уснуть. Сил оставалось все меньше, работать становилось труднее. Вскоре у него начали опухать ноги и расшатываться зубы. Обязанности врача в лагере выполнял фельдшер, осужденный на десять лет. Он "записал" Горбатову инвалидность, и того перевели на работу сторожем. Но цинга не отступала. Пришлось снова идти к фельдшеру, который написал заключение: Горбатова необходимо отправить в другой лагерь, расположенный в двадцати трех километрах от Магадана. "Теперь все зависело от начальника лагеря. На мое счастье, он утвердил акт, и в конце марта 1940 года я оказался под Магаданом. Это, и только это, спасло меня от неминуемой гибели", – вспоминал Горбатов.

От цинги Горбатов излечился на новом месте сам. Он вызывался на сверхурочные работы по переборке овощей. Поскольку расшатанными зубами невозможно было грызть сырую картошку и морковь, он смастерил из найденного кусочка белой жести тёрку. Через некоторое время зубы стали укрепляться, а опухоль ног пошла на убыль. Летом он вызвался на работы на рыбных промыслах. Режим здесь был менее строгим, заключенные свободно ходили по поселку. Тут Горбатов встретил своего товарища, бывшего командира 28-й кавдивизии Федорова, отбывающего заключение. Когда наступило короткое колымское лето, Горбатов записался на заготовку сена в тайге, рассчитанную на месяц, но рабочий наряд оказался короче.

"Вас вызывают в Москву для пересмотра дела"

Вместе с повозкой, на которой заключенным, занятым на сенокосе, раз в неделю привозили продукты, пришел приказ: заключенному Горбатову вернуться немедленно и прибыть к начальнику лагеря. К удивлению Горбатова, тот принял его хорошо, расспрашивал, как идет заготовка сена, и выразил удовлетворение его работой. Затем с усмешкой спросил, знает ли он, зачем его отозвали? "Нет, не знаю", – ответил с тревогой заключенный. "Вы командовали дивизией, ваша фамилия Горбатов, зовут Александр Васильевич, имеете пятнадцать плюс пять?" Получив утвердительный ответ, он сказал: "Вас вызывают в Москву для пересмотра дела. Нужно быть готовым завтра утром отправиться на катере в Магадан. Мой совет: будьте осторожны в разговорах и поступках, пока не доедете до Москвы". И на прощание пожал заключенному руку.

Горбатов вспоминал: "Тяжело было расставаться с Федоровым и другими товарищами, остающимися в лагере. Все они проливали горькие слезы, лишь у меня одного слезы были горькие за них и радостные за себя. Все просили сказать в Москве, что ни в чем не виноваты и тем более не враги своей родной власти. Удаляясь на катере, я долго видел их, стоящих на берегу, прощально машущих руками".

Позднее Горбатов узнал, что его жена все это время не переставала обивать пороги НКВД, прокуратуры, Верховного суда и Наркомата обороны. Наконец, 20 марта 1940 года она получила конверт со штампом Верховного суда. Долго не решалась его вскрыть, а, вскрыв, заплакала. Ее уведомляли, что пленум ВС отменил приговор в отношении меня и отправил дело на доследование. "Большую роль в этом решении имело выступление в мою защиту С. М. Буденного на пленуме Верховного суда, – с благодарностью вспоминал Горбатов. – Он сказал, что знает меня как честного командира и коммуниста. Об этом я узнал позднее от одного из военных прокуроров, который тоже был на этом пленуме".

Путь Горбатова в Москву растянулся почти на полгода. В бухте Находка Горбатов случайно встретил еще одного бывшего сослуживца, командовавшего до ареста 9-й кавалерийской дивизией. Здесь Ушаков "командовал" девятью походными кухнями и считал себя счастливчиком, получив такую привилегированную должность. "Мы обнялись, крепко расцеловались. Ушаков не попал на Колыму по состоянию здоровья: старый вояка, он был ранен восемнадцать раз во время борьбы с басмачами в Средней Азии. За боевые заслуги имел четыре ордена, – писал в воспоминаниях Горбатов. – За то время, пока мы жили в Находке, у Ушакова произошли перемены к худшему: его сняли с должности бригадира и назначили на тяжелые земляные работы. Начальство спохватилось, что осужденным по 58-й статье занимать такие должности не положено, когда под рукой есть "уркаганы" или "бытовики"…"

После приезда в Москву Горбатов снова оказался в уже знакомой Бутырской тюрьме. В камере обитало около сорока человек. Все они прибыли на переследствие из различных лагерей и тюрем. У половины из них пересмотр дела уже закончился, и их снова возвращали в лагеря. "Меня это не испугало, – писал Горбатов. – И прежде, когда я покидал камеру Лефортовской тюрьмы или находился перед судом военной коллегии, я верил, что мне поможет то, что я не клеветал ни на себя, ни на других".

Через семь суток Горбатова вызвали к следователю. "Предъявляя те или другие обвинения, он сверял мои ответы с прежними показаниями. Все это делалось в довольно вежливой форме, но тем не менее ничто не давало пока повода думать, что дело клонится к освобождению, – писал Горбатов. – Так продолжалось до 1 марта, когда меня перевели из Бутырской тюрьмы на Лубянку. Вечером 4 марта мне сообщили, что следствие закончено и меня этой ночью освободят из тюрьмы".

После освобождения Горбатов зашел в Наркомат обороны, где его принял Маршал Советского Союза Семен Тимошенко. Тот сказал: "Отдыхайте, поправляйтесь, а там и за работу. Я дал уже указание о восстановлении вас в кадрах армии и о выплате содержания по занимаемой должности за все тридцать месяцев".

"Главная наша беда заключалась в роковом заблуждении Сталина"

Возвратившись из санатория, Горбатов явился в наркомат, по его словам, уже другим человеком. На вопрос наркома, где бы он хотел служить – снова в коннице или в другом роде войск – Горбатов ответил: "Нет, в конницу не пойду. С большим удовольствием пойду в стрелковые соединения". " Пойдете пока на должность заместителя командира стрелкового корпуса, чтобы оглядеться и ознакомиться со всякими новшествами. А там видно будет", – подытожил маршал.

В тот же день Горбатов получил предписание отправиться в 25-й стрелковый корпус на Украину. С этим соединением он и вступил в войну с гитлеровской Германией. "Ее ждали все, и не так уж много было среди военных людей, у которых теплилась еще надежда на то, что войны можно избежать, – писал он 20 лет спустя. – Однако, когда было объявлено о внезапном нападении авиации противника на Житомир, Киев, Севастополь, Каунас, Минск, на железнодорожные узлы и аэродромы и о переходе дивизий противника через нашу границу, это сообщение всех поразило. Почему? Причин тому было много. Но я, пожалуй, не ошибусь, если скажу, что главная наша беда заключалась в роковом заблуждении Сталина. Ему мы тогда верили безропотно, а он оказался слеп…"

"Считалось, что противник продвигается столь быстро из-за внезапности его нападения и потому, что Германия поставила себе на службу промышленность чуть ли не всей Европы. Конечно, это было так, – размышлял в своих мемуарах Горбатов. – Но меня до пота прошибли мои прежние опасения: как же мы будем воевать, лишившись стольких опытных командиров еще до войны? Это, несомненно, была, по меньшей мере, одна из главных причин наших неудач, хотя о ней не говорили или представляли дело так, будто 1937–1938 годы, очистив армию от "изменников", увеличили ее мощь".

В первые же дни войны Горбатов был ранен и отправлен самолетом в Москву. Пуля пробила ногу навылет ниже колена, не повредив кости, рана быстро заживала. Через две недели его выписали из госпиталя и зачислили слушателем Курсов для высшего комсостава. Но Горбатов настоял, чтобы его отправили на фронт. 1 октября 1941 года в Харькове он принял под свое командование 226-ю стрелковую дивизию. Отличился в ходе оборонительных боёв под Харьковом, а затем в зимних наступательных боях, где неоднократно предпринимал дерзкие рейды по тылам противника с разгромом его гарнизонов.

"В той обстановке естественно было, чтобы командир дивизии сам выбирал объекты для частных операции, сам определял силы отряда и время для нападения с использованием внезапности. В таких случаях противник имел обычно потери в два, три, а то и в четыре раза большие, чем мы, – писал он в своей книге. – Другое дело, когда тебе издалека все распишут и прикажут захватить 17 января – Маслову Пристань, 19 января – Безлюдовку, 24 января – Архангельское и т. д., с указанием часа атаки, определят силы (к тому же не соответствующие ни задаче, ни твоим возможностям). В этих случаях результат почти всегда бывал один: мы не имели успеха и несли потери в два–три раза большие, чем противник <…> Особо непонятными для меня были настойчивые приказы – несмотря на неуспех, наступать повторно, притом из одного и того же исходного положения, в одном и том же направлении несколько дней подряд, наступать, не принимая в расчет, что противник уже усилил этот участок. Много, много раз в таких случаях обливалось мое сердце кровью <…> Я всегда предпочитал активные действия, но избегал безрезультатных потерь людей. Вот почему мы так тщательно изучали обстановку не только в своей полосе, но и в прилегающих к нам районах соседей; вот почему при каждом захвате плацдарма мы старались полностью использовать внезапность и одновременно с захватом предусматривали закрепление и удержание его; я всегда лично следил за ходом боя и, когда видел, что наступление не сулит успеха, не кричал: "Давай, давай!" – а приказывал переходить к обороне, используя, как правило, выгодную и сухую местность, имеющую хороший обзор и обстрел".

25 декабря 1941 года Горбатову присвоили первое генеральское звание – генерал-майор, а в марте следующего года наградили орденом Красного Знамени. 22 июня 1942 года Горбатов ушел на новую должность – инспектора кавалерии штаба Юго-Западного направления. "Грустно было расставаться с товарищами, которых учил и у которых сам многому научился, – писал он о тех днях, – но не стыдно было сдавать новому командиру полковнику Усенко дивизию, на счету которой числилось более 400 захваченных пленных, 84 орудия (из них половина тяжелых), 75 минометов, 104 пулемета и много других трофеев. В тот период такому количеству захваченного могли позавидовать не только многие дивизии, но и некоторые армии".

В послевоенных воспоминаниях Горбатов постоянно возвращался к мысли о том, что одной из основных причин неудач на фронте является недостаток квалифицированных кадров командного состава: "Сколько опытнейших командиров дивизий сидит на Колыме, в то время как на фронте подчас приходится доверять командование частями и соединениями людям хотя и честным, и преданным, и способным умереть за нашу Родину, но не умеющим воевать".

В октябре 1942 года Горбатов стал заместителем командующего 24-й армией. "Должность заместителя была не по моему характеру – с большей охотой я командовал бы дивизией", – замечает он. В апреле 1943 года Горбатову присвоили звание генерал-лейтенанта и назначили командиром 20-го гвардейского стрелкового корпуса, а в июне – командующим 3-й армией, с которой Горбатов дошел до Эльбы. За время войны его фамилия была 16 раз упомянута в благодарственных приказах Верховного Главнокомандующего. За умелое руководство армией при прорыве обороны противника в Восточной Пруссии Горбатов за месяц до Победы был удостоен звания Героя Советского Союза.

С 3-й армией Горбатов распрощался летом 1945 года. В начале июня погиб в атомобильной катастрофе первый комендант Берлина генерал-полковник Николай Берзарин, после чего на этот пост назначили Горбатова. "Первое время в Берлине мы были одни, потом в западную часть прибыли комендатуры американцев и англичан, а позднее в английской зоне расположилась и французская комендатура", – вспоминал Горбатов. Он отметил, что вначале коменданты и сотрудники комендатур союзников были подобраны из тех, кто воевал, "потому с ними не так трудно было договориться по вопросам управления Берлином, но чем дальше, тем становилось труднее. Служащие в комендатурах, да и сами коменданты постепенно заменялись теми, кто враждебно относился к Советской власти".

Горбатов заметно тяготился административной должностью, но лишь в марте 1950 года его отозвали из Германии и назначили командующим Воздушно-десантными войсками. А в 1954 году последовало назначение на должность командующего войсками Прибалтийского военного округа. В августе 1955 года он стал полным генералом – генералом армии. С 1958 года и до самой кончины в 1973 году Горбатов находился в Группе генеральных инспекторов Минобороны СССР.

Отзывы сослуживцев о Горбатове:

"В помещение стремительно вошёл высокий генерал в кавалерийской форме. Правильные черты лица, проницательный взгляд голубых глаз, безукоризненная выправка, чёткость, с которой он доложил о себе, – всё это тотчас же расположило меня к прибывшему. А его просьба, высказанная просто, но очень энергично, окончательно покорила меня… Александр Васильевич просил, чтобы ему поручили какое-нибудь серьёзное боевое дело. Сидеть сложа руки на левом берегу Волги, когда обстановка стала угрожающей, он не мог."
Маршал Советского Союза А. М. Василевский

"Александр Васильевич Горбатов – человек интересный. Смелый, вдумчивый военачальник, страстный последователь Суворова, он выше всего в боевых действиях ставил внезапность, стремительность, броски на большие расстояния с выходом во фланг и тыл противнику. Горбатов и в быту вёл себя по-суворовски – отказывался от всяких удобств, питался из солдатского котла."
Маршал Советского союза К. К. Рокоссовский

"В составе Брянского фронта наиболее энергично наступала 3-я армия под командованием генерала А. В. Горбатова, который на протяжении всей войны превосходно справлялся с ролью командующего армией. И можно сказать: он вполне мог бы успешно справиться и с командованием фронтом. Но за его прямоту, за резкость суждений он не нравился высшему руководству. Особенно против него был настроен Берия, который абсолютно незаслуженно продержал его в тюрьме несколько лет."
Маршал Советского Союза Г. К. Жуков

"Я пристально следил за боевой работой Александра Васильевича в годы Великой Отечественной войны. Вскоре после Сталинградской битвы он был выдвинут на должность командующего армией и стал одним из лучших в прекрасной плеяде наших командармов. В период командования армией неоднократно проявлялись самобытность и оригинальность полководческого мышления Александра Васильевича. Стоит, например, сказать, что по первоначальному замыслу в знаменитой Орловско-Курской битве и в освобождении Орла 3-й армии отводилась вспомогательная роль. Но благодаря проявленной генералом Горбатовым разумной инициативе войска армии сыграли основную роль в освобождении древнего русского города. Характерно, что войска, руководимые А. В. Горбатовым, как правило, ранее намеченных сроков выходили на новые рубежи, действовали так, что враг оказывался в мышеловке и вынужден был фактически оставлять важные в оперативном отношении пункты еще до подхода наших главных сил. Золотая Звезда Героя Советского Союза, два ордена Ленина, высшие полководческие ордена Суворова и Кутузова, многие другие ордена и медали достойно венчают боевые заслуги А. В. Горбатова в Великой Отечественной войне. В послевоенный период Александр Васильевич командовал армией, воздушно-десантными войсками, войсками Прибалтийского военного округа. Ему было присвоено звание генерала армии. С 1958 года он на руководящей работе в Министерстве обороны СССР."
Маршал Советского Союза А. М. Василевский
https://pravo.ru/process/view/126245/

jra

К предыдущему посту о Горбатове.

Что-то я не понимаю.


Призывы и лозунги ЦК КПРФ к массовым акциям 7 ноября 2019 года
Публикуем призывы и лозунги ЦК КПРФ к массовым акциям 7 ноября 2019 года.
Отдел рабочего, профсоюзного движения ЦК КПРФ
2019-10-10 13:26

.......................
- Ленин, Сталин, Октябрь - величие, которое объединяет и ведет нас вперед!
...............................

Ярослав Стебко

В мозг Ихалайненов никак не заходит, что дело пересмотрели, да? Пототму что Ихалайнены просто кликуши, снова заявился гадить подлец на ком форум.

Ихалайнен

Фигею со сталинистов, вот ведь, если пересмотрели и выпустили невинно сидевшего два с лишним года человека при жизни Сталина, то все нормик для них, справедливость восторжествовала, а если невинно томившихся по 10-20 лет наконец пересмотрели и освободили после смерти Кобы, то "хрущевская мерзость" (или как там эти зомби хрущевскую реабилитацию называют)! И ведь не зайдет в мозги стебков, что человека реально чудо спасло, что жена на воле осталась, а не в лагерь для ЧСИР поехала (как у множества других невинных жертв сталинизма), и что не предала, не отреклась и два года все мыслимые пороги обивала, и что самому Горбатову уже в последний момент попался на Колыме хороший человек, фельдшер, спасший его от смерти от дистрофии. А скольким невинно брошенным в сталинские застенки так не повезло, как Горбатову или тому же Рокоссовскому..

Ну вот, а потом гражданка супермодератор опять будет рассказывать почтенной публике свои басни про "ужасного провокатора" Ихалайнена. Но имеющие глаза-то видят и понимают, кто кого первым оскорбляет и провоцирует и кому за эти оскорбления и провокации годами ничего не бывает..

jra

Странно.
Антисоветчики признают решения XX съезда.
Многое коммунисты - нет.
Я лично одобряю решения XX съезда и всех последующих.
Решения предыдущих - выборочно.

Ярослав Стебко

Фигейте мне не жалко, нет не заходит.
Реабилитация была при Берии, там дела пересматривали что пересматривали при Хрущёве? Вот так оптом дела взяли, да перевернули, например дело Эйхе, слыхать о таком приходилось?
Он у вас кто? Невинная жертва сталинских репрессий или кровавый упырь? Вот такие двойные стандарты мне всегда нравились у борцунов с кровавым усатым тираном.
Ну а кто их оговорил? И вдруг, о удивление, может оказаться что их следователи отправились точно туда же, или оказались с куда более печальным итогом..
Это в голове у антисталинистов существовали какие-то сталинские репрессии, репрессии были, только к сталинизму они не имеют никакого отношения. Это в сознании Ихалайнена государством, даже маленьким, может управлять один человек, вы попробуйте управлять хотя бы десятью, я с вас посмеюсь. История - это не ваше, занимайтесь тем на что учились.
Ну а разве не провокатор? Фигеет он со сталинистов, отличный стиль для полемики со сталинистом.

Ихалайнен

Касаемо Эйхе и ему подобных, сто раз я писал - по тем обвинениям, которые ему были предъявлены (шпион, террорист, антисоветчик и т.д.) он, несомненно не виновен и был расстрелян ни за что. Но по совокупности содеянного им за свою жизнь пулю данное тело вполне заслужило, так что таких Эйхе не жалко вообще, Тухачевского еще могу вспомнить в связи с этим или, скажем, Постышева, все то же самое, все обвинения - липа, но пулю заслужили.
А вот простых людей и людей типа генерала Горбатова - жалко, а еще жалко страну, которая, в том числе и в результате предвоенных репрессий понесли немыслимые жертвы и лишения и чуть не лишилась государственности.

Угу, следователи отправились туда же, оказались врагами народа, та же ежовская кровавая кодла убийц, к примеру но бОльшая часть осужденных ими советских граждан как сидела, так и продолжала сидеть годами. Было бы смешно, если б не было грустно..

Умора с этими сталинистами, как "войну выиграл" или "ядерную бомбу создал", то Сталин чуть ли не в одиночку, "ура великому полководцу всех времен и народов", а как за бандитскую ежовщину отвечать, то сразу "не мог один человек управлять"..
Людей-то не смеши, не в детском саду же и не бабушкам дремучим мозги паришь. Кто притащил Ежова на высший пост НКВД и кто его там два года во всем поддерживал? Без чьего прямого одобрения в такой авторитарной стране как сталинский СССР не мог быть подписан печально известный преступный приказ НКВД 00447, на основании которого начался Большой террор? Без чьего прямого одобрения не могла начаться кровавая преступная вакханалия со спускаемыми из центра в регионы списками на репрессии по категориям?

p.s. И прекращай мне выкать, после кучи взаимных оскорблений это явно лишнее..

Просто Надежда

"Царь-бомба": как СССР показал миру "Кузькину мать".
30 октября 1961 г., Советский Союз испытал на полигоне Новая Земля (Архангельская область) самое мощное в мире термоядерное устройство - экспериментальную авиационную водородную бомбу мощностью около 58 мегатонн в тротиловом эквиваленте ("изделие 602"; неофициальные названия: "Царь-бомба", "Кузькина мать"). Термоядерный заряд был сброшен с переоборудованного стратегического бомбардировщика Ту-95 и подорван на высоте 3,7 тыс. м над землей.

В СССР разработка термоядерного оружия началась в конце 1940-х гг. Андреем Сахаровым, Юлием Харитоном, Игорем Таммом и другими учеными в Конструкторском бюро №11 (КБ-11, известен как Арзамас-16; ныне - Российский федеральный ядерный центр - Всероссийский НИИ экспериментальной физики, РФЯЦ-ВНИИЭФ; город Саров, Нижегородская обл.). В 1949 г. был разработан первый проект термоядерного оружия. Первая советская водородная бомба РДС-6с мощностью 400 килотонн, была испытана 12 августа 1953 г. на Семипалатинском полигоне (Казахская ССР, ныне - Казахстан). В отличие от США, испытавших первое термоядерное взрывное устройство Ivy Mike 1 ноября 1952 г., РДС-6с была полноценной бомбой, пригодной к доставке бомбардировщиком. Ivy Mike весило 73,8 т и по своим габаритам больше напоминало небольшой завод, однако мощность его взрыва составила на тот момент рекордные 10,4 мегатонны.
https://topwar.ru/102940-car-bomba-k...k-3744604.html

__________________
"И слиться с вечностью, где только я и ты,
Ступив на берег сказочной надежды".Галочка

jra

Пока по истории советской водородной бомбы ни одного официального документа не опубликовано.
Публикации - личные фантазии авторов.

jra

Сахаров отдыхает.
Атомную бомбу для СССР сделали немцы.
https://lenta.ru/news/2019/10/29/nw/

Пора переименовать проспект Сахарова в проспект ГДР.
Меньше будет всякой дряни на проспекте с таким названием.