Аврора

Там на этом сайте ХВЫЛЯ,колонка справа,где типа главные новости. Уржаться,во врут! ))) Да какая там власть на этой территории-УКРАИНА. Надеются на вранье выехать. Поговорку забыли:Сколько веревочке не виться,а концу быть. Ну вот еще раз убеждаюсь:здорово похоже на времена Временного Правительства. Те плохо закончили. Но врали примерно также,и на фронте типа все хорошо и Керенского народ обожает. Ну чем закончилось все знают.

Пилигрим

Мнение жительницы Донбасса:

"Что касается судьбы населения Новороссии... Это то, о чем я не перестаю кричать. Людей надо спасать, там реальная катастрофа. Многие люди просто голодают. У них НЕТ ДЕНЕГ! Их просто не платят. Ни пенсии, ни зарплаты (у кого еще осталась работа).

Когда все взахлеб пишут о грядущей катастрофе для остальной укропии, мне хочется выть от бессилия и кричать! Вы о чем, ребята? Уже сейчас, сегодня не в укрии, а в Новороссии люди голодают и живут в разрушенных домах. На хрена нам укропия и ее проблемы! Спасать нужно жителей Донбасса. Сейчас, пока еще можно спасти стариков, детей, малоимущих, инвалидов. Потом будет поздно.
Но я так понимаю, никто это делать не будет. Что значат жизни несколько тысяч, а то и миллионов, людей в большой политике? В лучшем случае, с барского плеча, отправят камазы с гуманитаркой "

prishelez

вот действительно мечтать не вредно. Забудьте уже новороссию.

Пилигрим

Мир врагу в помощь
4 окт, 2014 at 4:54 PM
К сожалению, приходится снова возвращаться к теме невыгодного, а если называть вещи своими именами, то просто губительного для Новороссии перемирия.
Это не потому, что я испытываю наслаждение от данной темы. Совсем наоборот. С большим удовольствием я написал бы о победах, о том, что Киев с Вашингтоном зарвались и их планы обречены, об экономике, или хотя бы просто посмеялся бы над криворукостью противника. Кто читал мои публикации раньше, тот не даст соврать - когда были победы, я писал о победах. Когда в августе я писал о близком наступлении, многие мне даже не верили...
Но сегодня приходится писать о другом. О том, что есть. Буду отражать то, что вижу. Хотите ругать мое отражение ситуации - ругайте. Если вам от этого станет легче.
Но только в этот раз, чтобы никто не думал, будто написанное всего лишь моя пустая выдумка, приведу цитаты из источников. Пусть все видят, что это отражение той информации, которая поступает от непосредственных участников событий. Если у кого-то есть другая информация - о том, что враг бежит, Новороссия расцветает - пожалуйста, приводите ее, порадуемся вместе. А у кого другой информации нет - ну тогда пишите, что я неправ просто потому что неправ. Потому что вы так решили. А вместе со мной будет неправ Кассад (через которого каждый день идет гуманитарная помощь в Новороссию и который почти каждый день общается с теми, кто там воюет). А вместе со мной и Кассадом будут неправы Петровский, Безлер, Мозговой и другие командиры. Потому что бывалые запутинцы лучше всех всегда знают, побеждают там русские или нет. Знают лучше тех, кто там воюет.
Но это была присказка.
Теперь по существу:

Аэропорт
В соответствии с минскими соглашениями, украинская армия должна была оставить аэропорт Донецка в обмен на отказ армии Новороссии от штурма Мариуполя и отход с некоторых позиций. Новороссия свою часть условий выполнила. Киев свою часть условий не выполнил. Это и есть прекрасный мирный план Путина-Порошенко в действии. План сводится к тому, что Новороссия должна выполнять все условия, а Киев - только некоторые. Наиболее неприятные для себя пункты Киев может просто игнорировать.
В результате, приходится выбивать украинские войска из аэропорта в ходе боев. Нарушая тем самым перемирие. Кстати, а зачем оно тогда вообще нужно, если его приходится нарушать чтобы выполнить то, о чем договорились?
В ходе боев за аэропорт армия Новороссии естественно понесла потери. Правда потери украинской стороны больше, поэтому можно считать все происходящее издержками войны... то есть мира... то есть войны... в общем, называйте как хотите.
Однако потери личного состава это еще не все. Армия Новороссии в ходе штурма аэропорта израсходовала значительную часть боеприпасов. А поставки из России прекращены (там же мир согласно пакту Путина-Порошенко). Вот только украинская армия при этом свои боеприпасы получает исправно. А что, если завтра перемирие прекратится? В этом случае одни будут с пустым боекомплектом, а другие с полным. И кому получается выгоден такой мир?
К слову о том, почему армия Новороссии понесла существенные потери при штурме аэропорта. Причина в том, что украинская сторона прикрывала аэропорт артиллерией, расположенной в Авдеевке и Песках. Логично было бы сначала вытеснить ВСУ оттуда, чтобы лишить группировку аэропорта прикрытия, а потом уже штурмовать. Но по условиям мирного соглашения Авдеевка и Пески трогать было нельзя.
Красивый мир, правда? Выгодный. Только не для Новороссии.
Но я обещал еще цитаты. Вот: "хунта вынудила армию Новороссию долбить довольно мощную оборону, что привело к обоюдным и довольно серьезным потерям, что более выгодно хунте, у которой более широкие возможности в плане восстановления численности потрепанных подразделений" и "попытки захвата Авдеевки и поселка Пески были более перспективными с точки зрения борьбы за аэропорт, но так как по линии разграничения Авдеевка должна остаться за хунтой, то достать позиции артиллерии поддерживающие хунту в аэропорту у армии Новороссии нет возможности (пока под давлением Москвы соблюдаются положения минского сговора)." (Кассад)
К вопросу, зачем было вообще брать аэропорт: почти за месяц перемирия в ходе обстрелов в Донецке погибло более 100 мирных жителей. Обстрелы велись в том числе из аэропорта. Один из обстрелов был произведен 1 октября, когда дети пошли в школу, при попадании в автобус погибло более 10 человек, при попадании в школу - несколько погибших. Хотя о чем тут печалиться? Президент пойдет еще одну свечку поставит. Свечек в России хватит на всех.
Снабжение
Как уже указано выше, снабжение почти прекратилось. Причем не только боеприпасами, но и зимней формой. Про боеприпасы я еще могу понять, хотя это тоже не делает мирное соглашение выгодным для Новороссии, ведь украинская армия получает боеприпасы исправно. А с зимней формой ситуация совсем непонятная. Она-то почему застряла?
Нехватка зимней формы оценивается примерно в 8000 комплектов. Что такое для России 8000 комплектов формы? Это около 1% от годового выпуска. Я уже не говорю о том, сколько устаревшей формы лежит на складах длительного хранения. То, что нужно Новороссии - это доли процента от российских запасов.
Тут одно из двух - либо это такая демонстративная акция для Вашингтона, попытка выслужиться, показать что Россия прекратила всякую поддержку Донбасса - "вот, смотрите, мы даже военную форму им не поставляем, снимите пожалуйста с нас часть санкций, ну пожалуйста, вы же видите как мы стараемся, ну пожалуйста-распожалуйста, ради мира на Земле".
Либо есть другой вариант - это попытка максимально осложнить жизнь для армии Новороссии чтобы... чтобы что?
Тут вы уже сами выбирайте, что вам больше нравится. Или ищите другие объяснения, генерируйте свежие оправдания для Путина в меру своих сил. Могу даже дать подсказку: "армия Новороссии, лишенная зимней формы, будет злее воевать и быстрее добьет фашистов, а если еще и ботинки отобрать, то до Вашингтона доплывут, потому что без ботинок плыть легче".
И обещанная цитата: "Ситуация со снабжением боевых частей армии Новороссии вооружением близка к плачевной - на сегодня сложилась вопиющая ситуация, когда людей больше чем стрелкового оружия, тяжелого вооружения и боеприпасов к ним недостаточно, большую часть резервов израсходовали в боях за Донецкий аэропорт. Внутренние резервы истощены, военторг в этом направлении закрыт. Соответственно, армию Новороссию фактически лишили возможности вести наступательные действия." (Кассад)
И еще: "С техникой ситуация тяжелая - несмотря на значительное ее количество разбросанное по различным частям, ее использование упирается в банальные проблемы нехватки ГСМ, боеприпасов, комплектующих. Часть танков находящихся на вооружении "Оплота" используется как доноры для боеспособных машин. В итоге танков вроде бы много, но в бою участвовать может лишь часть." (Кассад)
"Козырь указал на то, что в его бригаде примерно половина бойцов не имеет зимней униформы" (Кассад передает слова Козыря)
Дебальцево
По условиям пакта Путина-Порошенко, Дебальцево остается под контролем Киева. А это очень удобный плацдарм для наступления на Донецк практически в любое удобное время (например когда у армии Новороссии будет наиболее острый дефицит боеприпасов).
Пользуясь режимом прекращения огня, украинская сторона создала в Дебальцево мощный укрепрайон. Взять его теперь даже при отмене мирного плана будет крайне сложно, а в условиях дефицита боеприпасов - сложно вдвойне.
"Уже сейчас в районе Дебальцево, хунта развернула достаточно сил и построила мощный укрепленный район, который способен выдержать наступление армии Новороссии и перейти в наступление." (Кассад)
И снова избитый вопрос - кому все-таки выгоднее прекращение огня? Киеву или Новороссии?
Мариуполь
В начале сентября наступление было остановлено в момент, когда из Мариуполя бежала большая часть украинского гарнизона и нацгвардии.
Тут лучше просто цитировать:
"На прямые вопросы по Мариуполю однозначно ответили - город легко можно было взять в начале сентября, когда там еще не было техники с Перекопа и Запорожья, а часть военных и карателей бежали из города. В дальнейшем, окно возможностей было закрыто "перемирием" и силы под Мариуполем постепенно подровнялись. В итоге идущие там боестолкновения оперативного значения уже не имеют, потому что сейчас сил развернуть полномасштабное наступление на Мариуполем у армии Новороссии нет. Отсутствует превосходство в силах, не хватает техники и боеприпасов." (Кассад пересказывал ответ одного из командиров Новороссии с позывным "Козырь", который командует одной из бригад, около 2000 бойцов).
Потери в ходе перемирия
Только в Донецке в ходе так называемого перемирия погибло более 100 мирных жителей. То есть почти столько же, сколько в любой другой месяц войны за исключением наверное июля, когда велись наиболее массированные обстрелы. Погибло вдвое больше, чем 2 мая в Одессе. И это называется перемирием.
Вот еще интересная цитата: "Что части Мозгового, что бригада Козыря провоевали большую часть сентября, причем во время "перемирия" бригада потеряла больше людей, чем во время войны" (Кассад со слов "Козыря")
Генерал Ленцов
Заместитель командующего сухопутными войсками ВС РФ, генерал-лейтенант Александр Ленцов принял участие в переговорах между силами АТО и представителями Новороссии в Горловке.
Теперь цитата: "Информация публиковавшаяся у Мюрида по поводу того, что генерал Ленцов на переговорах в Горловке поддавливал военных Новороссии в пользу хунты подтвердилась. Москва торопилась максимально возможным образом снизить накал боевых действий, отсюда и заведомо неприемлемые условия, которые хунта начала выдвигать военным Новороссии, в том числе и с подачи Ленцова. Ленцова в целом характеризовали как "нехорошего человека" (если цензурно)." (Кассад со слов Козыря).
Ситуация с добровольцами
Местных в ополчение записывается по-прежнему много, заметно больше стало молодежи, но выше уже упомянуто, что новобранцам не хватает оружия и зимней формы.
При этом приток добровольцев из России резко снизился. Про риск возникновения такой ситуации я уже писал в одной из прошлых публикаций. Теперь этот риск превратился в реальность. Причина именно в прекращении огня. За счет введенного режима перемирия у российской аудитории создается впечатление установившегося мира, поэтому снижается уровень поддержки. Народ, привыкший верить Путину почти так же, как украинцы верят Европе, в большинстве своем действует по принципу "если Путин сказал, что будет мир, значит будет мир, потому что Путин всегда прав, это же Путин, если он сказал - значит можно возвращаться к своим делам, там уже без нас разберутся, мир ведь".
Я обещал цитаты: "Уже более 2 недель наблюдается резкий спад числа добровольцев из России. С формой пока плохо. ИИ и Змей закупили еще 2 тыс комплектов зимней формы на ополчение, но в связи с проблемами на границе и пофигизмом некоторых начальников она уже вторую неделю не может доехать сюда из Ростова." (Генерал Петровский)
Кстати, информация о закупках сама по себе интересна. Почему Новороссия вообще вынуждена покупать форму? Мне кажется, что деньги пригодились бы Новороссии для других целей. Например на оборудование и спецсредства, которых нет на российских складах и которые в любом случае надо закупать. А зимняя форма, которой на складах ВС РФ сотни тысяч комплектов, неужели нельзя было поделиться безвозмездно?
И цитата о частной помощи: "Многие люди частично перестали видеть для себя смысл в оказании помощи из-за неясности перспектив дальнейшего развития ситуации; в личных разговорах некоторые жертвователи прямо говорят, что продолжат поддерживать ополчение только после отказа от "предательского перемирия" (имеются ввиду "минские соглашения", перемирия как такового, разумеется, нет)" (Жучковский)
Ситуация с санкциями
Помогает ли перемирие избежать конфронтации России с США, по-моему всем уже очевидно. Не помогает. Хотя бы потому, что именно во время перемирия Обама назвал Россию "второй по значимости угрозой миру после вируса Эбола". А Евросоюз заявил, что отмена санкций пока преждевременна. И никакие ограничения с поставками помощи Новороссии (вплоть до прекращения поставки зимних комплектов формы) не помогают. Отмена санкций видимо откладывается до того момента, когда Новороссия исчезнет вообще. А потом отмену санкций отложат до того момента, когда будет возвращен Крым. А потом отложат до того момента, когда распадется Советских союз. Точнее Россия. Она же теперь вместо него.
Подытожим
Если раньше предполагалось, что от прекращения огня Новороссия может получить определенную тактическую выгоду (возможность перегруппировки и пополнения припасов), то на практике даже этой малости выгадать не удалось.
Возможности перегруппировки скованы пактом Путина-Порошенко (сюда не ходи, туда не стреляй, лучше вообще не стреляй, туда тоже не ходи и так далее).
Пополнение припасов - не только не улучшилось, а наоборот почти остановилось. Военная помощь прекратилась полностью (и это при том, что бои продолжаются и боекомплект расходуется). Даже принять и распределить зимнюю форму получается едва наполовину от необходимого объема. Помощь от населения России - и та снизилась (причем связь с прекращением огня самая прямая).
А вот Киев наоборот получил возможность окопаться, где нужно (и где не нужно тоже) и заняться снабжением в относительно спокойной обстановке, а не в паническом отступлении как это было в конце августа. Порошенко слетал в Канаду и Вашингтон (результат скромный, но лучше, чем ничего), Семенченко тоже слетал в Вашингтон (результат неясный, но вряд ли нулевой).
Ситуация для Новороссии в ходе так называемого перемирия в целом ухудшилась.
Ситуация ухудшилась и относительно того, что было, и тем более относительно того, что могло быть в случае продолжения наступления в выгодном темпе, без оглядки на всякие дополнительные условия.
Взятие аэропорта - само по себе неплохо, но учитывая потери, которые могли быть значительно меньше в случае предварительной зачистки Авдеевки и поселка Пески, радость весьма относительная. Тем более, что взятие аэропорта двумя неделями раньше позволило бы избежать жертв среди мирного населения в ходе обстрелов 1 октября.
Но главное - это израсходованный боекомплект, который не только ограничивает возможности дальнейшего наступления в случае отмены перемирия, но и осложняет оборону, если в наступление пойдет украинская сторона.
Еще один штрих к картине - в дни "перемирия" украинская артиллерия уничтожила один из цехов донецкого завода, который производил взрывчатку. Это к вопросу о возможности Донбасса наладить собственное производство боеприпасов. В результате "перемирия" таких возможностей стало только меньше.
Что получила Москва от "перемирия" - вообще неясно. Какие-то призрачные шансы на отмену санкций, которые так ни во что и не воплотились.
А вот в актив Киева и Вашингтона попал дополнительный бонус. Поначалу никто не обратил на это внимания, но постепенно бонус стал очень заметным. Это выборы в Раду.
На фоне перемирия на Украине усилились позиции националистов.
Если в начале сентября, когда украинская армия отступала с большими потерями, большая часть населения согласна была на все, лишь бы закончить войну. "Пусть уже отделяются если так хотят" - говорили про Донбасс многие украинцы. Теперь же, когда войны как бы нет, настроения стали строго обратными. "Надо добить сепаратистов" - говорят украинцы, - "Порошенко предатель, перемирие придумал Путин чтобы спастись от поражения". И на фоне этих настроений Турчинов, Яценюк и Ляшко, равно как и другие националисты, снова на коне. И наверняка победят на выборах в Раду. Что им и требовалось.
А когда Ляшко и Турчинов (а также Ярош и Семенченко) пройдут в новую Раду, в которой у националистов будет абсолютное большинство, они снова погонят войска на Донецк. Только в Донецке при этом будет острый дефицит боеприпасов.
Я сгущаю краски?
Может быть. Но вы приведите какой-нибудь контраргумент. Желательно конкретный, а не просто абстрактную веру в тайный план Путина.
Приведите конкретные действия Путина, ведущие к победе в Новороссии - я их признаю при всех, как признал присоединение Крыма. По поводу Крыма у меня было целых два текста в поддержку действий президента и правительства. И миссию "белых камазов" я тоже признал и писал о ней как о тактической победе России и грамотных действиях руководства. Будет еще действие, ведущее к победе - признаю и его. Признаю и напишу для всех.
А пока только тайные планы.
Что характерно, с украинской стороны тоже хватает тайных планов. Украинцы верят, что вступят в Европу и все сразу наладится. Как именно - тайна. Но обязательно наладится. Потому что у Порошенко тоже есть тайный план. И у Яценюка наверняка есть.
Тайные планы есть у всех политиков. И каждый политик силен своими планами как никто другой. Чтобы ни захотел избиратель, в тайном плане это обязательно будет достигнуто, причем таким великолепным образом, что оно получится само, даром и в лучшем виде. Большинство тайных планов сводится к тому, что противник, доведенный до ужаса тайностью тайного плана, рано или поздно не выдержит накала страстей и подпишет безоговорочную капитуляцию.
В тайный план верят и русские и украинцы.
Украинцы верят в "тайный план евроинтеграции", которая идет вразрез с советами всех экономистов, но экономисты же идиоты, они же не знают всех тайн тайного плана. А он есть. Поэтому перемога не за горами.
Русские верят в "тайный план Путина". Результаты пока тоже идут вразрез со здравым смыслом, но это все потому, что в стране есть всепропальщики, которые недостаточно верят в тайный план. И командиры Новороссии - они тоже не знают всех тайн тайного плана, поэтому говорят всякие глупости, то им форму зимнюю подай, то боеприпасы - в тайном плане и то и другое появится в нужный момент, само собой и в нужном количестве, надо только верить.
Чем крепче веришь - тем лучше. Как во всех нормальных сектах.
При этом следует признать, что у Путина есть один очень конкретный результат его работы. Это рост ВВП России.
Некоторые утверждают, что ВВП вырос в 10 раз. Правда когда начинаем считать с поправкой на инфляцию, получается всего 1.75. За 14 лет. Негусто. Тем более, что значительная часть от этого роста приходится на крупный капитал (состояние русской сотни Форбес выросло в 5-10 раз, причем уже с поправкой на инфляцию). И еще зарплаты чиновников выросли очень хорошо. И пенсии. Это потому, что чиновники и пенсионеры совместными стараниями обеспечивают гарантированную победу на любых выборах, а крупный капитал обеспечивает все остальное. Другим категориям увы.
Только связано ли это с Новороссией?
Связано. Крупному капиталу и чиновникам Новороссия не нужна. Вот Крым - нужен. Крым - это элитная недвижимость. Крым - это укрепление авторитета Путина в среде военных и силовиков (или наоборот его полная потеря, если бы не взял). И в среде чиновников тоже. И в народе. Рейтинг Путина после присоединения Крыма вырос до рекордных 80%, а если бы не взял - рейтинг мог упасть ниже плинтуса, что крайне опасно. Но это Крым. А Новороссия уже ни одной из задач Кремля не решает. Поэтому Новороссия - перебор. Тем более, санкции...
К санкциям Россия неготова.
У России нет собственной платежной системы (хотя даже в Белоруссии есть, в Китае тем более). И 95% международных контрактов у России в долларах и евро, и ЗВР в основном тоже. Переход на другие валюты Россия начала только в последние полгода, когда гром уже грянул. А до этого было попросту не нужно. Прошлые 14 лет не было такой необходимости, ведь собирались же дружить с Западом, к войне не готовились.
Тайный план у Путина конечно есть.
Беда в другом - в том, что в прошлой версии тайного плана, которая действовала последние 14 лет, Россия была предусмотрена только как партнер Запада по поставке энергоресурсов на благо крупного капитала, чиновников и немножко пенсионеров (для гарантированной победы на всех выборах).
А когда прежняя версия тайного плана стала невыполнимой, нового тайного плана на случай очередной холодной войны просто не оказалось.
Но вы не сомневайтесь, новый тайный план обязательно будет. Над ним уже работают. А перемирие в Новороссии - это попытка потянуть время, которое требуется на подготовку нового плана. Заранее не сделали - теперь приходится всеми правдами и неправдами оттягивать все, что оттягивается. Время, например. И летать по всему миру, экстренно собирая группу поддержки. Китай, Аргентина, Казахстан, Куба, Венесуэла, Минск, Зимбабве, стоянка независимых оленеводов, племя мумба-юмба - в общем все, кто не зависит от доллара и кого можно включить в новый тайный план безоговорочной капитуляции Вашингтона в условиях развернутой им самим холодной войны.
А Вашингтон обязательно капитулирует.
Это я уже без шуток и сарказма. У Вашингтона выход из созданной им самим финансовой ситуации только один - вниз головой в большой каньон.
И Новороссия победит. Тоже без шуток и сарказма. Я в апреле еще написал, что если Донецк продержится две недели, то победит наверняка. И остаюсь верен этому прогнозу.
Все, кто обвиняет меня в пессимизме - выдолбите свои комментарии на каменных табличках, засуньте их себе в одно место и получайте удовольствие.
Я каждую минуту верил в победу и продолжаю верить. Просто я показываю, через какие трудности и через какое предательство эта победа будет достигнута.
И в существовании тайных планов Путина я нисколько не сомневаюсь. Просто я утверждаю, что от Путина вместе со всеми его тайными планами - помощи как от башмака под бронепоездом. Давно бы уже ехали на всех парах, если бы не он со своими тайнами. С его постоянным принципом "не качайте лодку". Нельзя лавировать, не качая лодку. Нельзя победить, находясь в 14-летней медитации. С его медитациями только стоим на месте и вяло отстреливаемся из водяного пистолета.
Но башмак из-под бронепоезда рано или поздно будет вынут. Плановым или внеплановым методом - не знаю. Посмотрим. Но вынут будет. И Россия неизбежно двинется вперед в своем направлении. И победит.
Мы обязательно победим, несмотря и вопреки.
И победим не только внешних, но и внутренних врагов.
Жаль только, что и внешние враги уже у самых границ, и внутренние одновременно с этим прямо в Кремле. А воевать на два фронта тяжело.
14 лет назад у нас была война в Чечне и капитал у власти. Сегодня у нас война на Украине и у власти по-прежнему капитал. Только с другими фамилиями. А два фронта как были так и есть.
Мы просто сделали круг. За 14 лет мы поменяли войну в 1.5-миллионной Чечне на войну в 35-миллионной Украине. Войну русских с чеченцами на войну русских с украинцами. Что лучше - решайте сами.
А капитал поменял фамилии и стал в несколько раз толще. Толще и опытнее. И прочнее угнездился. А какие фамилии лучше, Абрамович или Вексельберг, Ходорковский или Сечин, Березовский или Ротенберг, Миллер или Черномырдин - на ваше усмотрение. Кто лучше, Чубайс или... все тот же Чубайс?
Я вот иногда гляжу на эти фамилии и думаю, а победим ли?
Когда гляжу на Вашингтон и на Киев - сомнений нет, победим. Потому что они сами вырыли себе яму. А когда гляжу на список друзей Путина - тут понимаю, что будет трудно. Потому что окопались за 14 лет как никто при Ельцине не окапывался. И на службе у них теперь профессиональный особист с полномочиями президента страны.
Трудно будет, вот я о чем.
Но все равно верю, что победим. Потому что Путин не вечен, а созданная им система завязана на его личность. Хотя бы поэтому она обречена.
Правда это уже действительно выходит за рамки заданной темы. Новороссия не может ждать, когда к власти в России придут настоящие патриоты, а не имитирующие либералы. Новороссия должна побеждать сейчас.
И она победит. Будет взят и аэропорт, и Дебальцево, и Славянск, и Мариуполь. И Харьков, и Запорожье, и Одесса. И через какое-то время даже Киев.
Победит с нашей помощью. И не смотря ни на какой башмак, вставленный под бронепоезд.
Война будет продолжена и завершена победой. Несмотря ни на что, даже на этот странный мир, организованный врагами России в помощь врагам Новороссии.
http://amfora.livejournal.com/131820.html

Ихалайнен

Захарченко

В эфире Первого канала сейчас Александр Захарченко сказал, что сообщения украинских СМИ о его отставке недостоверны. Правда, свое заявление он сделал, подбирая слова и очень неуверенно, упирая на то, что за кресло он не держится. Сообщения российских СМИ, кстати, он не опроверг.

Очень может быть, что его предыдущие слова о том, что он не хочет быть предателем, подписывая что-то еще, вполне объясняют, для чего именно он нужен Москве на посту премьера - не все подписано.

Из известных документов, которые сейчас согласовываются и представляются на рассмотрение - договоренности о передаче границы под контроль украинских пограничников. Возможно, что именно это соглашение и не хочет подписывать Захарченко, но в Москве есть несколько иное мнение на этот счет.

Очевидно, что ничего еще не закончилось.
http://el-murid.livejournal.com/2027259.html

Ихалайнен

Две новости рядом

Новость о блокаде Новоросии, распространяющейся даже на зимнюю одежду и новость о возобновлении поставок Украине газа из соображений гуманности отлично смотрятся вместе.

Ситуация в Третьем рейхе сложная. Необходимо подвезти уголь Донбасса, чтобы печи Аушвица не встали. Заключенные могут замерзнуть...
http://holmogor.livejournal.com/6639261.html

Галочка

Сегодня, 14:27
Слив Новороссии - дело времени?





Утром 8 октября СМИ облетело сообщение о том, что премьер-министр Донецкой народной республики Александр Захарченко написал заявление об уходе со своего поста.

В своем интервью Захарченко рассказал, что на такой шаг его подтолкнули минские переговоры. По словам премьера, рано или поздно его заставят подписать такие условия, которые будут невыгодны жителям народной республики и ему придется предать своих людей — тех, кто ему доверяет. Отставка, по мнению премьера, поможет избежать этого предательства.

«От нас ждали, что мы подпишем ту линию, после которой то, что мы забрали, мы должны были отдать. Я отказался это подписывать. Это было бы предательством по отношению к людям, которые там живут. По отношению к тем, кто все это с боем брал.

Я только что написал заявление об отставке. Ты сидишь сейчас рядом с человеком, который через два с половиной часа уже может не быть премьер-министром. И ты единственный журналист, который знает об этом», — сказал Захарченко, обращаясь к журналистке «Русского Репортёра».

Спустя несколько часов скандал попытались замять. «Возможно, возникло недопонимание между премьером и журналистом. Александр Захарченко не уходит со своего поста», — заявили «Газете.Ru» в пресс-центре «Новороссия».

В свою очередь вице-премьер ДНР Андрей Пургин заявил РИА «Новости», что Захарченко является главным лицом в республике и не подавал заявления об отставке.

На пресс-конференции, которая спешно была собрана в 19 часов, Александр Захарченко произнёс фразу, само построение которой говорит о том, что, как минимум, желание подать в отставку у него действительно было: «Информация не вполне соответствует действительности».
Ясно и то, что на премьер-министра ДНР давили и продолжали давить, с целью подписать те заявления, которые он считает невыгодными и даже предательскими для республики.

Что стоит за заявлением Захарченко, можно ли говорить, что слив Новороссии – вопрос времени?

- В Кремле не существует единой политики по отношению к Новороссии, - считает член Комитета Госдумы по обороне Вячеслав Тетёкин. – Борются, как минимум, две силы. Первая – прозападные либералы, которые сейчас составляют экономический блок правительства. Вторая группировка – патриоты-государственники, которые концентрируются вокруг силового блока. Западники упирают на то, что продолжение поддержки Новороссии приведёт к новым санкциям, проблемам в экономике. Они пугают тем, что мы окажемся в полной политической изоляции. Но это не так – большинство стран, на самом деле, поддерживает Россию, бросившую вызов мировой гегемонии Запада.

С другой стороны патриоты в российском руководстве совершенно справедливо говорят о том, что в Донбассе Россия занимается защитой своих жизненно важных интересов. Кроме того, мы защищаем там соотечественников, русских людей, против которых идёт откровенный геноцид. Их убивают руками украинцев, но стоит за этим – Запад.

Потеря Новороссии в нынешних политических реалиях нанесёт колоссальный ущерб не только нашим геополитическим интересам, но и образу России во внешнем мире. Все здравомыслящие люди понимают, что, отказавшись от Новороссии, Россия совершит предательство и проиграет Западу.

В последнее время прозападные либералы в правительстве, по моим ощущениям, начали одерживать вверх. В том числе и за счёт внутренних «экономических санкций». В частности, скандального повышения ставки Центробанка.

При всём том надо понимать, что цель Запада не столько подавить Новороссию, сколько осадить Россию. В частности, добиться возвращения Крыма в состав Украины.

«СП»: - Насколько вероятно, что линия прозападных либералов в руководстве России в отношении Новороссии окончательно возьмёт вверх?
- Попытки свести на нет, «слить» народный протест в Новороссии предпринимались с самого начала. Ещё Игорь Стрелков, который с небольшой группы смельчаков организовал оборону Славянска, говорил, что без помощи России им не устоять. И уже тогда, несколько месяцев назад рельефно ощущались попытки всех прозападных псевдолиберальных сил перекрыть эту помощь, установить железный барьер на границе, чтобы ни добровольцы, ни военно-техническая помощь не могли попасть в Донбасс.

Борьба всё это время идёт с переменным успехом. Если бы западники всегда побеждали, мы бы не имели сейчас той вполне себе боеспособной армии, которой располагает Новороссия.

Материальная помощь по-прежнему идёт в Донбасс, поэтому мы имеем дело с двойственной ситуацией.

Высказывание Захарченко, если оно имело место – выпущенная сигнальная ракета. Она показывает, что попытки предательства Новороссии усилились. Это, по-своему, мужественный шаг. Это не жест отчаяния, но акт сопротивления. Убеждён, что Захарченко не уйдёт из борьбы. Он останется одним из лидеров Новороссии.

«СП»: - Известно, что многие лидеры ополчения и раньше негативно отзывались о Минских соглашениях, и вообще недовольны половинчатой поддержкой России. Если заявления подобные тому, что сделал Захарченко, будут продолжаться, может ли это привести к тому, что в Москве решат и вовсе отказаться от поддержки Новороссии? Уже есть свидетельства, что добровольцам из России труднее стало проникать в Донбасс. И даже с провозом тёплой одежды для ополченцев возникают сложности.

- Поддержка России очень важна для Новороссии. Но и сам народ, проживающий здесь, теперь так просто не задвинешь. Никакая помощь из России не помогла бы Новороссии выстоять, если бы не было по-настоящему народного сопротивления оккупантам. В результате, разрозненные отряды ополченцев сумели скоординировать свои действия и нанести серьёзные поражения регулярной армии. То, что народ сумел организоваться и оказать сопротивление в данных исторических реалиях – само по себе колоссальное историческое событие. Несмотря на все усилия прозападных деятелей в России, народ Донбасса, что называется, упёрся рогом. В очередной раз было доказано, что народ является не объектом, а субъектом политики. И та борьба, которая продолжается, несмотря на невыгодное для Новороссии перемирие, показывает, что народ остаётся при своём мнении.

- Проект Новороссии, похоже, действительно хотят закрыть, - считает директор Центра политологических исследований Финансового университета Павел Салин. – Заявление Захарченко – вполне закономерная история. Сейчас устраняются от власти и СМИ пассионарии, которые могут как-то повлиять на ситуацию. История с Игорем Стрелковым тому наглядное подтверждение. Процесс просто перешёл в новую стадию.

- Ситуация в Новороссии уже давно перешла в патовое состояние, - говорит лидер Международного Евразийского движения Александр Дугин. – Заявление Захарченко (от которого он попытался откреститься) о том, что на него давят, не имеет адресата. Но ясно, что давит не Киев, и тем более не абстрактное международное сообщество, не имеющее никакого влияния на ДНР. Давит определённая сила в руководстве России.

Уже Минские соглашения были частичным предательством тысяч погибших за русский мир ополченцев, детей, стариков, женщин. И Захарченко уже тогда не мог не чувствовать вины за то, что поставил свою подпись под этими соглашениями. А на него ещё и дальше давят. Видимо, заставляют совершить уже прямое предательство Новороссии. В отличие от некоторых курирующих Новороссию российских политиков у него и его товарищей есть совесть. Они, как настоящие русские патриоты, готовы в чём-то уступать, но на прямое предательство идти не могут.

Для меня тут вопрос даже не в том, что на него давят. А в том: совпадает ли политика, которую проводят ответственные за Новороссию кремлёвские чиновники с позицией самого президента России? Если она совпадает, то это вызывает глубочайшее недоумение. Ведь Путин – русский патриот, освободитель Крыма.

Путин поставил курировать Новороссию человека, который откровенно занимается демонтажом Новороссии. Вопрос в том, делается ли это по согласованию с Путиным, или это его самодеятельность. Я не могу на этот вопрос однозначно ответить.

У меня есть гипотеза, что определённые люди в российском руководстве стремятся осуществить свержение Путина через слив Новороссии. То есть существует заговор прозападной элиты, которая утвердилась у власти в 90-е годы.

Если Русская весна будет окончательно задушена, Путин лишится той патриотической харизмы, которую он создавал вокруг себя все 15 лет президентства. В этом случае к либеральному протесту против власти прибавится протест разочарованных и преданных патриотов. Таким образом, свержение Путина станет вполне реальным.

«СП»: - Поступок Захарченко может как-то изменить ситуацию, заставить по новому взглянуть на неё, в том числе президету России?

- Я сомневаюсь. Многие люди в ДНР и ЛНР совершали куда более мужественные поступки. Кто-то бросался на танки, кто-то закрывал телом своих детей. Поэтому я без боли об этом я говорить не могу. Там погибали мои братья по крови и духу. http://topwar.ru/60022-sliv-novoross...o-vremeni.html

__________________
"Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!"

Аврора

Оценок много с разных сторон,но остается самый главный вопрос: Что делать? Мнений может быть много. У кого какие?
Мое мнение:Надо зубами держаться за тот отвоеванный кусочек Новороссии. Это как плацдарм и тут только два варианта: Или тебя сбросят в море и все жертвы напрасны или держаться и укрепляться. И политически и экономически. Здесь без помощи России просто не обойтись. ВСЮ продукцию Новороссии скупать не смотря на цены(до разумных пределов конечно),ну и наших гастербайтеров направить для восстановления зданий. Они нам всю Россию обустроили, им надо вообще памятник поставить.

В. Иванова

Странно ( а может и не странно), что только эти слова и мусолят во всей прессе , либеральной и патриотическгорй в отрыве от интервью. А ведь интервью очень большое и интересное. Много чего поинтересней сказано . помимо предположения об отставке.

__________________
#Своих не бросаем#

В. Иванова

Интервью главы ДНР Александра Захарченко журналу «Русский репортер»

08.10.2014 00:31, Донецк

Интервью главы ДНР Александра Захарченко журналу «Русский репортер»:

— Зайдешь в мой верховный совет и поймешь, что там верить никому нельзя, — делает затяжку. — Он тут у нас, на углу. Самое страшное, что для некоторых война — способ зарабатывания денег, передел сфер влияния… Моя мечта… Вы же спросили, какая у меня мечта, — стряхивает пепел. — Да, у меня есть мечта. Может, она идиотская. Может, вы будете над ней смеяться. Многие так и делают — смеются. И я на месте этих людей тоже смеялся бы над такой мечтой. Но… я же прекрасно понимаю структуру и экономику Донбасса, поэтому хочу, чтобы уровень жизни моих земляков был выше, чем в Польше. Край у нас уникальный, тут полезные ископаемые…

— Донбасс показал мне бедные деревни и шахтеров из копанок, которые…

— Нет, — закуривая, перебивает он. — Давайте сразу отделим шахты от копанок. Есть шахта, а есть копанка. Так вот, спуск в копанку — унизителен для шахтера. Мой отец тридцать с лишним лет отработал в забое. У меня самого полтора года подземного стажа. Но как профессиональный шахтер мой батя никогда не спустился бы в копанку. Спускаться туда — ниже своего достоинства.

— Почему?

— Шахта — это мужская работа. Копанка — просто способ изъятия угля из земли.

— Вы помните свой первый спуск в шахту?

— Да, я помню. И не забуду никогда. Хоть в семье и шахтеры, и они всегда про шахту рассказывали — когда я лез, я знал, что меня там ждет, но все было… дико.

— Страшно?

— Нет. Интересно. Страшно не было. Страшно становилось только два раза. Там бывает страшно во время выбросов и когда срываются вагонетки, а ты у них на пути стоишь. Но все это не так страшно, как то, что я каждый день вижу тут.

— Что вы тут видите?

— Только что приходил Абхаз — командир интернациональной бригады. Во вчерашнем бою у него есть трехсотые. Одному оторвало кисть руки. Инвалид. Я его сегодня видел, — смотрит на запястье, сжимает пальцы. — У меня тоже кисть была почти оторвана. Может, это и не так страшно. Страшнее было бы, если бы ему оторвало руку по плечо. Или пробило осколком голову.

— Разве вы еще не привыкли к потерям?

— Мы можем привыкнуть к количеству убитых. Для вас шесть убитых человек, которых нашли в захоронении, — трагедия. А мы тут не понимаем, почему шестеро для вас стали трагедией (речь идет о широком обсуждении в российской прессе и на дипломатическом уровне захоронений, найденных на территории ДНР. — «РР»), когда тут умирают десятками каждый день. Почему эти шестеро оказались особыми для журналистов? Почему?

— А как вы думаете, почему?

— Некоторые ответы, которые приходят мне в голову… Мне даже самому страшно произносить их у себя в голове. Когда убивают каждый день — это статистика. А когда нашли беременную женщину в том захоронении… и при этом совпали нужные политические моменты… А до этого они не совпадали — эти моменты. Или космические лучи не так сходились в нужной точке. Значит, те смерти были никому не интересны… Но у нас самих совсем другое отношение к смерти. Нас поймут, знаешь кто? Шахтеры, например, в Воркуте. В Кузбассе нас поймут. Каждый день я спускался в шахту, а брат — поднимался. Я поднимался, брат — спускался. Мать, жена — они ждут. Мы все понимаем, что можем спустившегося больше никогда не увидеть.

— А человек способен не переставая волноваться все эти часы, пока длится смена?

— Не способен… Поэтому для нас смерть — это притупленное ее осознание, которое с нами всегда. Мысль о смерти сидит в каждом шахтере и его близких.

— Эта мысль, когда смерть наконец происходит, помогает вам справиться с болью?

— Нет. Все равно больно. Но сама мысль о смерти сидит всегда и никогда не уходит.

— Если больно все равно, то какой от этой мысли прок?

— Она дает нам силу. Мы становимся сильнее от того, что постоянно готовимся к тому, что кто-то из нас не вернется. Почему на полях сражений нас не сломили, как в Харькове и Одессе? Для Одессы случившееся стало шоком, и она замерла. А мы были готовы к смерти, и для нас произошедшие события стали поводом к восстанию. Понимаете, смерть… тут важно, как ты к ней будешь относиться. За что ты должен умереть? Если ты понимаешь, за что, то ты уже готов отдать свою жизнь.

— За что?

— Я могу объяснить, — говорит он тихо и наливает из чайника. — Но я лучше покажу. Мы сейчас поговорим и поедем туда, где я тебе покажу, за что готов умереть я.

— А вы готовы умереть?

— У меня два ранения на этой войне.

— Я не спрашивала — прячетесь вы от опасности или нет. Я спросила — неужели вы прямо сейчас готовы умереть? — говорю я.

Он молчит. Пьет чай. Солнце широким пластом заходит через окно за спиной премьер-министра. Смешивается со светом, бьющим из люстры прямо над его головой. Захарченко пьет и смотрит в красную скатерть.

— Начнется завтра, — произношу я. — Солнце встанет над городом, как сейчас. Зайдет в это окно. И официанты будут так же тихо ходить с подносами по этим коврам. Но вас уже не будет за этим столиком. Вас вообще не будет. Поэтому позвольте мне повторить вопрос — неужели вы готовы умереть?

— Я буду говорить честно, — негромко отвечает он. — Смерти не боятся только идиоты. Я не идиот. Я боюсь смерти. Но если надо совершить действие, которое приведет нас к нашей цели, то я его совершу. Даже если ценой будет моя жизнь. Но я его совершу лишь в том случае, когда буду уверен, что этот бой либо эта война, взявшая у меня жизнь, приблизит нас к цели. Цена того, за что мы боремся, гораздо выше цены нашей жизни.

— О чем вы плакали в детстве?

— Машина переехала мою собаку. Я очень плакал, — невесело смеется. — Это была моя собака. Я готов был убить этого водителя. Я ему отомстил — пробил все колеса.

— Сколько лет вам было?

— Восемь. То впечатление, когда беззащитная собачка умирала на моих руках, оно… Мне было дико.

— Во время этой войны вам было так же дико?

— Слез не было, врать не буду. Но мне было дико, когда маленькая девочка умирала на моих глазах. Маленькая. Мне было страшно. Но я уже не восьмилетний мальчик. Плакать не стал. Только в душе остался какой-то такой налет — ржавчина какая-то. Я понял, что все поменялось. Что мы уже не будем прежними. Что наши души стали другими. И во мне появилось какое-то желание… я с ним борюсь. Желание заставить других почувствовать то, что чувствуем мы.

— Заставить кого?

— Я бы с удовольствием сходил в Варшаву, — ровным голосом говорит он. — Есть у меня счеты с поляками. Я бы посмотрел в подзорную трубу на город Львов… Хотя у меня целое подразделение из Львова воюет — львовский «Беркут». Но и у них сильное желание сходить к себе в город.

— Вы были пионером?

— Да, а комсомольцем не успел.

— Вы помните, как на вас надевали пионерский галстук?

— Да, меня и еще одного ученика из класса приняли в пионеры на полгода раньше остальных. Я выиграл олимпиаду по истории, — вздыхает. — Советский Союз, хотя в нем и было много неправильных моментов, был великой могучей империей. И мы чувствовали себя уверенно, гордо, мы смело и открыто смотрели в лицо любому. Мы не чувствовали себя униженными и пришибленными. А потом нам поменяли психологию и сделали из нас, гордых славян, рабов.

— Вы когда-нибудь чувствовали себя рабом?

— Два раза в жизни. Первый — когда не смог наказать человека, который сбил на моих глазах другого человека. Я прошел все инстанции, но не получилось — его оправдали. И я понял, что для системы я — раб.

— А вы думаете, в России все по-другому?

— Нет… Скажу даже больше. Ошибка России в том, что многие из вас — россиян — воспринимают нас как людей, которые от нищеты и от голода взялись за оружие. На самом деле Донбасс — один из богатейших регионов Украины. И дай бог каждому региону России жить так, как жил при Украине Донбасс. Мы жили богаче и дружней россиян.

— Отчего же вам захотелось в Россию? В России все будет не по-вашему, а по-нашему. Наша система ломает быстро. Особенно таких, как вы.

— Почему вы думаете, что система меня сломала?

— Я не думаю, что она вас уже сломала.

— Система ломает людей, которые не умеют гнуться. Если я иду во власть, значит, я должен гнуться? А я не буду гнуться. Я просто уйду из власти.

— И вы думаете, что вас отпустят — живым?

— На меня уже было два покушения. Не считая тех боев, в которых я участвовал. Я очень горячий по натуре человек, и мое подразделение участвовало во всех крупных сражениях этой войны. И почти во всех боях я был со своим подразделением. То есть я не бросал никогда своих пацанов. Ходил с ними. Во все рукопашные. Во все танковые атаки. И так далее, и так далее, и так далее… В освобождении Шахтерска. Шахтерск — это для нас как Сталинград. Возможность потерять свою жизнь я имел неоднократно.

— Когда вы чувствовали себя рабом во второй раз?

— Когда смотрел по телевизору на Майдан и понимал, что мы для них — рабы. Они воспринимают нас как рабов. И вот чтобы не стать рабом, я достал лопату и выкопал из своей клумбы личный автомат.

— Зачем мирному человеку автомат?

— Помимо автомата у меня там еще лежали два пистолета, ящик гранат и снайперская винтовка.

— Но вы же этим раньше не пользовались?

— Но это не значит, что я этого не имел. В этом плане я — настоящий украинец: шоб було.

— А вы русский или украинец?

— Я по матери русский, а по отцу — украинец. Но хотите посмеяться? Моя русская мать всю жизнь прожила в Украине, а отец — в России. Вот кто я такой? Кто?

— Кем вы себя ощущаете?

— Сейчас модно рассказывать про идею русского мира. Каждый ее понимает по-своему. Я отлично знаю, откуда есть пошла земля русская. Я прекрасно понимаю, что Русь святая была киевской. Русский мир — это объединение всех славян. Не то, как мы сейчас живем, — русские отдельно, белорусы отдельно, украинцы отдельно. Мы должны жить вместе, — вздыхает. — Но прекрасно понимая, что вместе — это не всегда означает быть равными, нам приходится выбирать из двух зол меньшее. И вот выбирая зло меньшее, я предпочитаю убивать все-таки фашистов и нацистов. Радикалов. Не знаю, как еще их можно назвать.

— Прямо убивать?

— Ну… перед тобой сидит боевой офицер. Правда у каждого — своя. Просто есть правда твоя и есть правда — его. И если я не буду стрелять, он выстрелит в меня первый. Понимаешь… есть разделение по территории. Есть разделение по политическим взглядам. А есть разделение кровью… Мы разделены кровью.

— Что вы чувствовали, когда на вас повязывали пионерский галстук?

— Гордость. И когда смотрел парад Победы. А на парад смотришь совсем по-другому, когда понимаешь, что один из наших вождей со спокойной совестью может снять с себя туфлю и стучать ею по трибуне ООН с угрозой «Я вам покажу кузькину мать». Но знаешь, когда встал вопрос, куда нам идти, я как человек здравомыслящий, а согласно справкам СБУ, у меня неплохо получается анализировать ситуацию, наверное, был единственным в своем кругу, кто говорил: «Знаете, ребята, нельзя нам ни в Таможенный союз, ни в Европу». Мы должны идти своим путем — плох он или хорош. Быть рабом в Европе — стыдно, это — унижение. А быть народом, который присоединился к России… Надо сделать так, чтобы мы были равными.

— Если Путин позовет вас на совещание, в чем вы придете?

— Я даже не знаю, в чем ходят к Путину.

— В чем придете вы?

— В костюме.

— Куда еще вы ходите в костюме?

— Я на работу ходил в костюме.

— Вы купите костюм для Путина специально?

— У меня есть костюм. Достаточно хороший. Я не был нищим.

— Но Европа не может воспринимать человека, который пошел и выкопал из клумбы автомат, иначе как дикаря.

— Они воспринимают нас варварами не потому, что мы для них — варвары. Они воспринимают тот образ нашего человека, который им навязали. А образ этот — варварский. Для них мы — воры, коррупционеры, тягающие медведей.

— Вы могли бы носить в себе мысль не о смерти, а о распятии?

— А я встречный вопрос задам. Ты знаешь, как умирают шахтеры? Есть два вида шахтерской смерти. Первая смерть — он сгорает заживо. Вторая — его медленно раздавливает порода. Он задыхается. Он сутками умирает под давлением. А к нему прокопать ход невозможно. Слишком долго копать — не успеют. Обычно лаву запечатывают и оставляют шахтеров там. Как ты думаешь, что страшнее — такая смерть или распятие?

— Распятие.

— Почему?

— Земная порода неумолима, но у нее есть предел жестокости. А у истязающего — предела нет.

— Не смерть страшна. Страшно — как потом о тебе будут говорить.

— Что вы хотите, чтобы говорили о вас после смерти?

— Дай свою руку, — говорит он, и я протягиваю руку. Он поворачивает ее ладонью вверх. — Проживешь долго. Гарантированно долго.

— А вы?

— Я рос среди цыган и неплохо гадаю по руке. Но себе на руку я не могу смотреть. Почему ты решила, что можешь меня понять, разговаривая со мной?

— Это не первый наш разговор.

— Я помню.

— В Доме правительства в июле я подошла к вам, думая, что вы охранник Стрелкова. У вас была загипсована рука. Я спросила, не больно ли вам.

— А я ответил: «Нет». Мы тогда находились у Бородая — Стрелков и я. И мы с ним… очень плотно ругались по поводу сдачи Славянска. У нас был просто дикий скандал. И перед тем, как оттуда выйти, я произнес фразу: «Вы, Игорь Иванович, для нас по-другому пахнете».

— Потому что он из Москвы?

— Нет.

— Почему?

— Потому что для меня… — у него раздуваются ноздри, — снести девятиэтажки на окраине Донецка — дико.

— А он снес девятиэтажки?

— Мы ему не дали их снести.

— А он хотел?

— Да.

— Потому что он реконструктор и смотрит на войну как на игру?

— Потому что, по его мнению, обороняться в развалинах удобнее. Потому что он тут не живет. Но я прекрасно понимаю, что ты сейчас пытаешься сделать — выяснить, что я о нем думаю. А вот это — уже мое личное.

— Он был своим пацаном?

— Он был человеком, который воевал рядом с нами. Но его взгляды на ведение боевых действий не поддерживало девяносто процентов его войска.

— Как слишком жестокие?

— Нет, — мягко отвечает он. — Слишком другие. Он офицер и воспринимает войну как догму. А здесь другая война. И мы пытались ему объяснить, что наша война — другая, что она не заключена в тактических ходах, направлении ударов и в жестокой обороне. Ну нельзя этого делать. Если идти по догмам, то в обороне Славянска должно было участвовать как минимум двадцать тысяч человек. Тогда город гарантированно не был бы взят противником. А так как у него людей было только около шести тысяч, то оборона должна была строиться по-другому. Он по-своему герой. Он поднял знамя и так далее. Мы его за это уважаем. Но в тех вопросах, которые он пытался решить за счет жизней наших земляков… ну… мы бы сделали по-другому.

— Щадя?

— Нет. Жестокость — она обоюдная. Я не говорю, что мы были бы менее жестоки, чем он. Мы бы, может, были и более. Но мы бы поцеплялись за определенные районы и никогда бы из них не ушли. Потому что в них — жизнеобеспечение людей, которые находятся у тебя за спиной. А он этого не знал. Просто не знал. Но мы-то знали. Обороняя Краматорск, мы понимали, что обороняем самый мощный энергоузел Донецкой области. Обороняя Курахово, мы обороняем единственную теплоэнергостанцию, которая питает Донецк. Не отступая с дамбы Славянской, мы бы понимали, что поим водой всю Донецкую область. Бес почему не ушел из Горловки? Потому что там «Стирол». Он был ранен, лежал. Но его подразделение оставалось там. Знаешь, почему? Потому что Бес — местный.

— Какая еще дикость должна случиться, чтобы вы перестали смотреть вокруг такими же отрешенными спокойными глазами, какими смотрите сейчас на меня?

— Знаешь, что мне в себе не нравится? У меня есть очень неприятная черта, от которой я не могу избавиться. Когда я злюсь, у меня раздуваются ноздри. Меня бесит эта черта. Она меня выдает. А во мне — просто бездна… Когда все только начиналось, и я посылал людей в бой, и они шли по моему приказу и умирали, выполняя задачу или не выполняя ее, я, честно говорю… у меня внутри было сильное что-то такое… А потом в один прекрасный момент там что-то сломалось. После этого я больше не посылал людей на смерть без себя. Вот идет подразделение — и я иду с ними. Я рядом иду. Я выполняю боевую задачу вместе с ними. Стреляю, в меня стреляют. Мы сходимся в рукопашной. Мы сидим в окопах. Меня режут, и я режу в ответ… А потом мне мои пацаны сказали, когда меня раненого вытащили: «Бать, мы все прекрасно понимаем. Мы знаем, почему ты идешь с нами. Не такие уж мы дураки. И мы ценим это. Но если ты погибнешь, что будет с нами? Мы и так пойдем, куда ты скажешь. Но останься живым. И сделай так, чтобы наши семьи получили то будущее, о котором мы мечтали и за которое мы погибли. То будущее, о котором мы мечтали, сидя в окопах и оря песни, потому что патроны кончились и нас ждала рукопашная». А девяносто пять процентов подразделения были ранены. Семь из ста не были задеты, но и у троих из них были контузии. — Он говорит тихо, словно боясь быть уличенным коврами, колоннами и занавесками в сентиментальности. — Я — внук своего деда. А еще я — правнук своего прадеда. У меня дома лежат их награды. Я часто подхожу и смотрю на них, и я понимаю — если мои деды и прадеды смогли, то и я смогу. И когда я попаду туда к ним, мне не будет стыдно, что я опозорил фамилию. Мы с ними встанем по старшинству. Но я не буду среди них как ребенок, я буду стоять мужчиной. Они проверят мой жизненный путь. Ошибок, наверное, наделал я массу. Но тот не ошибается, кто ничего не делает.

— Каким образом в вас сочетается доброта и такая жестокость?

— Вам это лучше знать.

— Вы чувствуете в себе жестокость?

— Ну… я могу быть жестоким.

— С кем?

— С врагом.

— Враг — человек?

— Человек. Поэтому я и отпускаю по двести человек врагов, потому что они — дети от восемнадцати до двадцати одного года. Но я оставляю офицеров, батальон «Донбасс», «Азов», «Айдар». Я оставляю снайперов и корректировщиков.

— Чтобы их убить?

— Мы их меняем. Ни одного пленного мы не расстреляли. Ни еди-но-го.

— Чья это была идея — устроить парад пленных?

— Моя.

— Жестокий и унизительный парад.

— Потому, наверное, во мне и уживаются дикая жестокость с добротой.

— Вам не было жаль?

— Кого, Марин?

— Их человеческое достоинство.

— Ну давай я тебе открою большую тайну — мы могли в тот день выгнать на улицу почти семьсот человек. Семь-сот че-ло-век. Такова была первоначальная идея. Но мы выгнали шестьдесят восемь — офицеров, наемников, снайперов и корректировщиков, которых я за людей не считаю.

— Как к вам пришла эта идея?

— Я смотрел телевизор. Порошенко сказал, что двадцать четвертого числа он пройдется победным маршем.

— И у вас раздулись ноздри?

— Да. Мысль родилась мгновенно.

— Жалеете об этом параде?

— Ни капли. А весь мир орал об этом моем поступке. Вот тогда я, наверное, и прославился. А я стоял и наблюдал за парадом.

— Что вы чувствовали?

— Жалость.

— Но ведь вы и были тем человеком, который мог это все остановить.

— Но я жалость не к пленным чувствовал, а к тем, кто их сюда послал. Рядом со мной стоял человек, у которого убили двух сыновей. И мать, сына которого они задушили.

— В этой войне вы узнали что-то новое о человеке?

— Я видел столько героических поступков. Я видел предательство. Я видел трусость. Я помню глаза восемнадцатилетнего пацаненка, который, обвязавшись гранатами, кинулся под гусеницы танка.

— Почему вы его не остановили?

— Не успел. Я находился на другой стороне дороги. Я только успел подбежать и поймать его последний взгляд. Этот пацан подорвал танк, потому что танк лез на раненых. Их там лежало около тридцати человек. Он хотел их тупо передавить гусеницами и даже не стрелял. А пацаненок пожалел их. У него самого были перебиты ноги, но у него были гранаты. И он не раздумывал. А экипаж танка уже мы расстреляли, — он смотрит в мобильный телефон. — Пятьдесят восемь вызовов… Пять-де-сят во-семь… Когда Шахтерск был предан, нас туда пришло сто семьдесят восемь человек, а против нас была группировка из трех тысяч. У них было двести единиц боевой техники, а у нас — шесть. Мы за двое суток город практически освободили. По всем законам военной тактики, нас — наступавших — должно было быть минимум в три раза больше. А нас было в десять раз меньше. Это другая война. И жестокость тут — другая. И трусость — другая. Эта война хуже гражданской войны семнад-цатого года. Сказать почему? Потому что это война со своими.

— Врагов вы считаете своими людьми?

— Ну а почему они не свои? Многие наши соседи воюют на той стороне. Они не разделяют наших убеждений. Большинство военнослужащих с той стороны — родом из Донбасса. И они тоже вызывают огонь на себя, как мы это делали на Саур-Могиле.

— Кто вы для этого города?

— Ну-у-у… я лучше скажу, что этот город для меня. Я здесь хочу жить и умереть, — говорит мечтательно. — Я разговаривал со священником недавно, когда крестил дочку погибшего ополченца. Он отвел меня в сторону и задал только один вопрос: когда мы уничтожим людей, сидящих в аэропорту? Ты понимаешь, что меня спросил об этом священник — когда мы у-нич-то-жим?.. В нем в тот момент говорил не священник и не человек, а житель Донецка. А жители Донецка — совсем другие люди.

— Вы верите в Бога?

— Да.

— Бог видел парад пленных?

— Да. Он видел парад и он видел на нем меня. Бог видел, как я в тот момент грешил.

— А вы грешили?

— Конечно. Но я скажу одно. Этот парад перевернул сознание всего мира. И в первую очередь сознание тех людей, которые посылают сюда своих сыновей. У многих я вызвал антагонизм. Многие хотели порвать меня как бобика… Я был самым несчастным человеком на этом параде. На самом деле я в тот день напился. Но обратите внимание на то, как после парада изменилась конъюнктура политическая — даже в России. Все поняли, что идет война, а не АТО.

— Вы постоянно вздыхаете. Что у вас на сердце?

— С ним все в порядке, просто оно болит. От того, что когда я во время парада смотрел на своих пацанов, мне хотелось их всех собой укрыть, чтобы они никогда в таком параде не шли… Знаешь, ведь эту войну вы не считаете ужасающей. Для вас ужасающая война — это сотни тысяч убитых, концлагеря. Но мир поменялся. Поменялись и войны.

— Расскажите про своего деда.

— Он всегда ходил в военной форме. Говорят, я на него похож. Мой прадед Степан Захарченко начал войну в полпятого утра под Брестом командиром гаубичной батареи и закончил ее в Праге… Я хочу, чтобы все закончилось и побыстрее воцарился мир.

— Вы сможете это сделать?

— Если произойдет предательство, то не смогу. Страшная вещь на самом деле — предательство. В Минске у меня был выбор — предать или не предать. Я не предал.

— При этом многие ополченцы недовольны тем, что их дома остались на территории, подконтрольной Украине.

— Но… я как нормальный военный понимаю, что армия истощена. Ты думаешь, у нас потерь нет? Есть. Пополнение приходит, но оно необученное. Срок обучения занимает два месяца.

— Российская армия вам не помогает?

— Это второе большое заблуждение россиян. В России много либеральных течений. И вот когда за этими течениями наблюдаешь, то начинаешь понимать, что та победа, которую мы завоевали… Не будем об этом. Чтобы ты понимала — с момента подписания мной соглашений пятого сентября и по второе октября мы отвоевали тридцать восемь населенных пунктов.

— То есть вы нарушали перемирие?

— Нет! Ни в коем случае! Мы стреляли в ответ! Всегда и постоянно. Ни разу — первые.

— А кого вы не предали в Минске?

— От нас ждали, что мы подпишем ту линию, после которой то, что мы забрали, мы должны были отдать. Я отказался это подписывать. Это было бы предательством по отношению к людям, которые там живут. По отношению к тем, кто все это с боем брал. Я тебе больше скажу… Я только что написал заявление об отставке. Ты сидишь сейчас рядом с человеком, который через два с половиной часа уже может не быть премьер-министром. И ты единственный журналист, который знает об этом. Я не могу предать своих людей. Я вчера всю ночь не спал. Мы решали, что делать дальше, и мы решили — не отступать. Но если я сейчас не уйду с этого поста, то я стану предателем. Потому что меня заставят подписать эту линию.

— Не подписывайте.

— Заставят.

— Кто?

— Ха-а-а… Пойдем, я покажу то, что хотел показать. Ты будешь жить гарантированно долго.

Группа из пяти мужчин обходит забор, за которым виднеется пустое пространство вокруг кирпичной церкви. Богородица, писанная в полный рост на стене, встречает их, когда, отомкнув калитку, они входят во двор. Мужчины идут прямиком к ней и там же встречаются с грозным ликом Христа. Их взгляды перебегают с нее на него. Заворачивают за угол. Здесь на лавке возле одноэтажного дома сидят старик и две старухи. Пробегают, скуля, собаки.

— Здравия желаю, — обращается к старикам Захарченко и в сопровождении охраны выходит на дорогу, засыпанную крошкой камня и щебня. Показывается разбитый продуктовый магазин.

— Все, пацаны, — говорит Захарченко. — Нет больше нашего магазина.

— Там мороженое было вкусное, — отзывается один.

Движутся мимо разбитых домов. Пробоины в крышах дымятся. Сворачивают в дыру, проделанную в бетонном заборе, огораживающем кладбище. Серые могильные плиты и выкрашенные бледной краской кресты тонут в высокой сухой траве. Некоторые могилы разбиты. С автоматами наготове мужчины идут по траве мягкой походкой, закрывая собой Захарченко и время от времени кружась на месте. Они принюхиваются и описывают круги, пугая могилы дулами автоматов. За забором, до конца которого они доходят, аэропорт. Там столбы с оборванными проводами упираются в небо, на котором — лишь чуть облаков. Захарченко прислоняется плечом к пробоине в бетоне, ведущей на дорогу к домам.

— А в том доме дед глухой жил, — говорит он и показывает на дом, из пробитой крыши которого курится белый дымок.

— Он еще на нас наорал, — отзывается кто-то из мужчин.

Дорога, на которую он сейчас смотрит, покрыта сухими листьями. Листья тяжело, неподвижно, словно затаившись в застывшем мгновении, лежат на потрескавшемся асфальте. Поперек дороги зеленеет кусок оторванной крыши. Белый ствол тополя держит повисшие провода.

— Пацаны, — напрягшимся голосом зовет Захарченко, — слушайте воздух.

В этот же миг воздух приходит в движение и надвигается на кладбище волной. Воет собака и захлебывается. Где-то неподалеку падает снаряд.

— Позвони Абхазу, обозначь, где мы, — говорит Захарченко поменявшимся голосом. — Слушайте воздух, слушайте воздух, — шелестит он.

Залп.

— Это уже ближе, — произносит Захарченко.

Залп.

— Рассыпались, пацаны!

Залп.

— Саша, это рядом. Саша, это совсем рядом.

— Какая красота, — доносится голос из-за могильной плиты. Смех. — Захочешь жить — в могилу нырнешь.

— Да тут трупами воняет! — смеется другой.

— Укропы своих приховали, наверное, — отзывается Захарченко. — Набрали Абхаза?

— Нет, еще не доложились.

Воздух снова приходит в движение и идет на кладбище свистя.

— Ложись!

Мужчины падают в землю. Разбитые могильные плиты выдают фонтан осколков. Приняв снаряд, кладбище, вздрогнув, успокаивается. Над ним распространяется тишина, которую прерывает мелодия, звучащая из кармана Захарченко: «Не думай о секундах свысока, наступит время, сам поймешь, наверное. Свистят они как пули у виска — мгновения, мгновения, мгновения…»

— Отходим, отходим, — поднимается он. — Они пошли в атаку. Пора тикать. Закрыть ее и вывести, — говорит обо мне. — Сделайте ей прикры…

— Ложись!

Залп. Земля принимает еще один снаряд.

— Бежим-бежим! — шелестят мужские голоса. — Пошли-пошли. Выключайте телефоны! Ло-жись! Встаем… Бежим-бежим. Ло-жись! Не останавливаться. На асфальт побежали. Все нормально. Все нормально.

Перебежав кладбище до конца, много раз падая на землю перед разрывом каждого снаряда, группа достигает конца кладбища и выходит на асфальтированную дорогу.

— Бегом! — крик, и группа молниеносно пересекает дорогу.

Теперь бегут, прижимаясь к заборам. Снаряды пробивают крыши домов.

— Это по нам работают корректировщики, — говорит самый молодой. — Они видят нас.

Добежав до поворота, группа утыкается в стариков, по-прежнему сидящих на лавочке и глядящих в небо. Рядом свистит снаряд. Оскалившись и поджав хвост, пробегает собака. Облаивает группу. Бежит дальше и скулит за поворотом.

— Почему вы отсюда не уходите? — спрашиваю стариков.

— Потому что они — с Донбасса, — с жестокостью в голосе отвечает за них Захарченко.

Он садится в машину. Поворачивается ко мне и произносит: «Мы будем жить гарантированно долго».

Захарченко идет по магазину «Амстор». «Это наш Саша», — слышатся голоса переговаривающихся посетителей.

— Здравия желаю, — отдает он честь деду. — Здравия желаю, — приветствует, оборачиваясь то вправо, то влево.

Он заходит в небольшую кофейню, расположенную в углу у самого входа. Здесь открыто бесплатное питание для всех, в лотках на прилавке — пюре, котлеты, салаты. Захарченко заказывает кофе, расплачивается и присаживается с пластиковым стаканчиком за столик.

— Ты готов к тому, что тебя предадут? — спрашиваю его.

— Конечно, — отвечает он.

— Те, в ком ты уверен?

— И это будет самое болезненное предательство. Но к этому надо будет подойти спокойно, иначе не пережить. У свободы — цена разная. Мы платим за свободу кровью. А кто-то откупается деньгами… Как ты думаешь, Путин в глазах всего цивилизованного мира — варвар? Варвар. Но если я горжусь этим человеком, то тогда, какая мне разница? Благодаря ему пробудилось то, что дремало в душах моего поколения. Он дал нам шанс что-то изменить. Если у нас не получится, мы умрем — не физически, а морально. Моральная смерть — это самое страшное. Умрет наш дух.

— А если Путин предаст?

— Ты задаешь провокационный вопрос. Но Путин никогда нас не предаст. Считай, что это моя чуйка.

— Кем ты себя чувствовал во время подписания минских соглашений?

— Чувствовал себя не в своей тарелке. Я смотрел и учился. Я замучил всех своими вопросами. Потом они сказали, что я — тупой, изворотливый и… наглый. Я сказал, что если бы судьба моей земли решалась на дуэли, то я бы, не задумываясь, вырезал бы всю вашу делегацию и сидел бы сейчас где-нибудь в Варшаве. Они — доходяги. Их одно удовольствие покромсать… Люди, которые умирают за свою землю, попадают в рай без очереди.

— Зачем ты сейчас рисковал своей жизнью?

— И твоей. Я чувствую себя негодяем. Я просто хотел тебе показать, что с нашим городом сделала война, но я не учел того, что есть корректировщики, которых мы не везде зачистили. Поэтому по нам лупил миномет. Но я должен был это предусмотреть…

Захарченко заходит в огромный зал продуктового магазина. Ему навстречу выходит улыбающийся мужчина в костюме. Водит премьер-министра, которому, может быть, остался еще час времени на своем посту, мимо стеллажей с мукой, крупами, хлебом, сосисками, мясом и молочной продукцией.

— Самая ходовая — докторская, — не переставая улыбаться, приговаривает мужчина в костюме. — А это наша мука «Добрая выгода» — по акции, за пять девяносто восемь.

Кое-где полки зияют пустотой, но там, где продукты первой необходимости, — избыток. Возле стойки с булками Захарченко окружают посетительницы.

— Когда все закончится? — спрашивают его. — Освободите нас! Когда вы уже возьмете этот аэропорт?

— Да была бы моя воля, — отвечает он, — я бы их своими зубами загрыз.

— А что с пенсиями?! Скажите, что будет с пенсиями!

— Пенсии будем платить с нового года, — отвечает Захарченко, и женщин вокруг него прибывает. Среди них стоит одна — лет тридцати пяти, худая, с огромными голубыми глазами и вывернутым на сторону плечом. Пока женщины подходят к премьер-министру поблагодарить и задать вопрос, эта молча не сводит с его лица неподвижных глаз. Заметно, что ее бьет мелкая дрожь.

— А до нового года что?! — не успокаиваются женщины. — Вот мужчина — чернобылец, — они выталкивают вперед пожилого мужчину. — Ему жить не на что!

— До нового года будем выплачивать пособия, — говорит премьер-министр. — Тысячу восемьсот гривен.

— Саша, спасибо. Это — наш Захарченко.

Худая женщина подходит к нему близко, смотрит в глаза, дергается. Начинает говорить, и глаза ее заполняются слезами.

— У меня брат погиб. При обстреле возле школы. У меня, кроме него, не было никого. Что мне делать? Скажите мне, что мне делать?

— Я… — премьер-министр краснеет. — Я… не знаю, — он резко поворачивается и уходит.

Женщина стоит на месте, вывернув плечо и уткнувшись в него острым подбородком. Из ее глаз катятся слезы.

— Что ты чувствуешь? — спрашиваю я.

— А что я могу чувствовать? — его глаза синеют, и он, тяжело дыша, идет к выходу. — Вину я чувствую.

— Почему ты не поддержал ее? Почему не нашел для нее слов?

— А какие слова я могу найти? Что ее поддержит? Мои высокопарные высказывания? Я сожалею. Я со-жа-ле-ю! Но этого словами не выразишь. Надо что-то делать, чтобы она поняла, что смерть ее брата была не напрасной.

— Такие люди, как ты, хороши на войне. Но потом от них принято избавляться, — говорю я.

— Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти, — произносит он, садясь в машину.

— Мавр уйдет?

— Если мавр поймет, что война закончилась, то он уйдет с удовольствием.

__________________
#Своих не бросаем#