sgaliev

Мировоззрение и понимание производящего человека

Сказанного о понимании как условии, истоке, высшем основании любых отправлений и обнаружений жизни людей, — как о том, откуда возможен человек в мире и сами человек с миром (коль скоро о них идет речь) и многое другое, — достаточно для осознания, что понимание неоспоримо выполняет в человеческом бытии функцию мировоззрения. При сем, если касательно мировоззрения возникают сомнения, скажем, в присущности его человеку каких угодно эпох, времен, (во всяком случае, относительно метафизических моделей это вполне справедливо), то понимание бесспорно присуще жизни, существованию человека какой угодно действительности. Стало быть, имеет смысл предпочесть мировоззрению понимание? Т.е., вопреки сделанным выше оговоркам, касательно конституирования человека и человеческого отдавать предпочтение пониманию, а не мировоззрению. Может, вообще, мировоззрение — некоторый частный случай понимающего отношения человека к жизни?
Такой вывод тем более напрашивается, ежели принять во внимание еще одно обстоятельство. Ведь по сравнению с пониманием, представленным нами известной активностью, процессом (подобно освоению), мировоззрение вроде выглядит чем-то статичным, пассивным. Как некоторый результат, оно предстает известной устойчивостью, затверделостью. Отсюда, между прочим, образы-сравнения, используемые при его характеристике: «стержень», «каркас», «матрица», «костяк», «система» и т.п.
И все же, нет. Не есть мировоззрение каким-то «застывшим сгустком». Оно имеет и историю, ступени становления, тоже весьма активно (об этом — ниже). Предпочтя же замещение мировоззрения пониманием, мы, как представляется, хотим того или нет, тревожим еще один «муравейник» (на этот раз весьма внушительный) несогласований и неясностей-предостережений.
На самом деле. Впрямь ли понимание на месте и в роли мировоззрения универсально? Может, та сфера понимания, которая непосредственно выполняет мировоззренческую функцию и есть мировоззрение? У каждого ли человека «свое понимание»? Или оно свойственно не только отдельному человеку, но также группам, социумам? Если да, то как быть с экзистенциальным, личностным, человеко-бытийным началами в понимании? Далее. Как быть с Новоевропейским человеком? Ведь общепризнанно, также «антимировоззренщиками», он живет мировоззрением. Может и здесь мировоззрение — нечто (как «инструмент») не подлинное жизненных отправлений человека — что-то надуманное метафизиками, тогда как на самом деле людей организует, вдохновляет понимание? Но тогда как быть с нравственным человеком, которого производяще-техническая действительность, плодит сплошь да рядом? Ведь из вышесказанного вроде бы вытекает, что в мировоззренческом отношении не столько он понимает, сколько «его понимают». Другими словами, его понимание никак не выполняет мировоззренческие функции.
Когда бы, вопреки нашим оговоркам, В отправлении мировоззренческой «работы» понимание безоговорочно «правило бал», (причем, безотносительно к исторической конкретике), следовало бы признать: сколько людей — столько пониманий!
Но где тогда искать масштабы и критерии понимания? Где гарантии действительности понимаемого? «Где та точка, исходя из которой мы можем раз и навсегда определить, чей способ понимания и самопонимания (соответственно, существования) истинен и чей ложен» [Гадамер Г.-Х. Актуальность прекрасного. — М.: Искусство, 1991. — С. 327]? Неужто, с другой стороны, благодаря «разведению» всех людей в свои «клетки» понимания, придется возродить славно известных «робинзонов»?
Вместе с тем, разве может идти речь о действительном понимании (к тому же, в качестве «претендента» на мировоззрение) касательно человека, отпавшего от бытия, чем характеризуется эпоха Нового и Новейшего времени? Опыт существования Новоевропейского человека неоспоримо удостоверяет: люди здесь-таки живут мировоззрением. И не только осознанно, относя себя к какому-либо «...изму» или «...ству», причем, далеко не только в качестве некоей «картины», «инструмента». Речь при сем не исключительно о человеке, нравственно осваивающем мир, но также — морально.
Повторимся еще раз: чтобы мировоззрение стало инструментом, чтобы оно формировалось «картиной», равно, не становилось таковым, — нужны другие, более высокие основания, которые как раз все это обусловливают. Квалифицировать их в образах «судьбы», «времени», «посыла бытия», «постава» и т.д. (Хайдеггер), конечно, можно. Но, несомненно и то, что образы эти, — несмотря на свою достаточную абстрактность, не позволяющую усмотреть в их «работе» подлинной (практической, осваивающе-практической) сути дела, — обнаруживают себя не иначе как тем самым мировоззрением, которое, бесшумно действуя «за спиной» людей, предзадает и самих последних, и их «картинное» мировоззрение, и многое другое из того (включая понимание), о чем уже было говорено.
Разумеется, Новоевропейский человек не только «зрит» (переживает) мир посредством мировоззрения, но также понимает! Однако, может, это не то понимание?.. Может, Понимание в мировоззренческой функции обнаруживается в данных условиях, подобно освоению, лишь в-себе? Больше: не выступает ли оно в форме того самого, таящегося «за спиной», подлинного мировоззрения? И все же, не лучше ли будет заключить, что Нововременной человек, по крайней мере, на известных этапах и формах существования, понимающе относясь к действительности, превращает мировоззрение как «картину» в нечто производное от своего понимания? А оно, в свою очередь, производно от того самого «бесшумного», тем не менее, все предзадающего реального мировоззрения?.. Одновременно, не существуют ли в Нововременной цивилизации такие периоды, когда, действительно, о понимании речь может идти лишь как о производном от мировоззрения? Причем, — живописуемого «антимировоззренщиками».

sgaliev

Мировоззрение и понимание событийного человеческого бытия

Но оставим пока в покое Нововременного человека, с которым, вроде бы, более менее все ясно. Обратимся к человеку иных эпох. Может с ним тоже имеет место описанная ситуация, когда и понимание, и воззрения (в том числе на мир) людей аналогичны наблюдающемуся в Новое время? Проясним, справедливо ли, что, КАК СЧИТАЮТ ИЗВЕСТНЫЕ АВТОРЫ, МИРОВОЗЗРЕНИЕ ЗАМЕЩАЕТСЯ ПОНИМАНИЕМ У ЧЕЛОВЕКА, ЯВЛЯЮЩЕГО непосредственно человеческое бытие? Больше — выступающего, по мнению многих, экзистенцией.
Относительно «экзистенциальности» сразу заметим: люди далеко не всегда экзистенциальны, не всегда непосредственно представляют человеческое бытие, хотя и не втянуты в орбиту производяще-технологического существования. И, конечно же, экзистенциальность и непосредственность далеко не совпадающие вещи. Об этом мы не раз говорили. Указывалось также: прибытийный человек, равно человек распавшегося человеческого бытия, не живет экзистенциально и не представляет человеческое бытие, так сказать, «для-себя». Понятия человеческого бытия и экзистенции «работают» в оговариваемых условиях точно так же, как освоение: лишь в-себе, на уровне сущностном, родовом. Отдельные «искорки» экзистенциальности и подлинной человеко-бытийности тут, разумеется, не делают «погоды». Человеческое бытие в качестве для-себя-бытия, как осознанно, с пониманием реализующийся факт, имеет место лишь в событийном существовании, когда человеческое бытие становится событийным человеческим бытием, коммунистическим. Не забудем, для нас событие, событийное человеческое бытие и коммунизм означают одно и то же.
Применительно к интересующим нас предметам сказанное означает: в событийном человеческом бытии мировоззрения в строгом смысле (во всяком случае, гносеологическом, как означенной выше «картины») уже нет. Оно замещено, развито в понимание. Можно даже сказать, мироотношением, миротворчеством.
На самом деле. Данный исторический тип мировоззрения, будучи отражением соответствующей практики, уже перестает носить сугубо производяще-технический характер. Точно также — вытекающие отсюда ограничения, свойственные производяще-присваивающему мировоззрению. Отлично событийное (произведенческое) мировоззрение также от мировоззрения натурально-личного человека, способ существования (как освоение) которого еще многими сторонами пребывает состоянием в-себе-бытия.
Событийное мировоззрение выражает гармонически целостное единство миротворчества и человекотворчества. Опять же, творчество в обоих случаях преодолевает свою производяще-техническую данность, как оно было возможно в предыдущем историческом типе практики. Отныне «вещное» присвоение, расколотость предметов мира и его самого (как и человека) на расходящиеся крайности («небесного и земного», «объективного и субъективного», «человеческого и мирного», «природного и общественного», «внутреннего и внешнего», «материального и духовного» и т.д.), где при этом, отпавший от бытия, человек самонадеянно орудует, насильственно навязывая окружению чуждые меры, — навсегда уходят в прошлое. В событийном мировоззренческом творчестве человек произведенчески (осваивающе) утверждает себя в мире и мира в себе. Другими словами, перед нами мировоззрение сознательного (в указанном выше смысле) духовно-практического, ОТКРЫТОГО созидания человека и мира, с бытием (событийно). Это мировоззрение, действительно, может совпадать, быть совмещенным с экзистенциальным пониманием.
Как понятно, важнейшей особенностью рассматриваемого мировоззрения, совместимого с пониманием, является то, что здесь человечность и мирность человека (равно мирность и человечность мира), в какой бы форме они ни выражались, осуществляются и представлены «в просвете бытия» (М. Хайдеггер), подлинным временем. Это, по сути, и означает, событийность. Что существенно, данное мировоззрение во главу угла ставит не собственно самого человека, к тому же, в отчужденной данности (как это имеет место в производяще-присваивающей действительности), а СОБЫТИЙНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ СУЩЕСТВО ЧЕЛОВЕКА С ЕГО ИСТОКОМ В ИСТИНЕ. Опять же, — истине, открывающейся в осваивающе-произведенческом, событийном бытии человека, о чем было достаточно говорено выше. На такой истине, как бы сказал Хайдеггер, «стоит ЭТО человека» [Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Проблема человека в западной философии. — М.: Прогресс, 1988. С. 238].
Именно потому, мировоззрение его никоим образом не выступает какой-то завершенной, готовой, тем более, замкнутой системой. Оно, если и система, то предельно ОТКРЫТАЯ. «Открытая» — настолько, насколько, вообще, тут может быть воплощена великая мудрость великого учителя и спасителя: «Блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное»...
Уже выявленные особенности событийного мировоззрения позволяют видеть, что тут снимается понимание его как простого воззрения человеком мира, какой бы метафизический смысл в «зрение» ни вкладывать. Как событийное творчество человеком себя в мире и мира в себе, оно, как очевидно, может быть именовано не только миротворчеством, но также мироотношением, миропониманием. Причем, в дополнение к сказанному, термины данные насыщены практическим, этико-онтологическим (собственно, подлинно онтологическое есть этическое) смыслом.
Между тем, понятие мира в плане современного (тем более, событийного) видения [см.: Бабкина Н.Л. Модель донаучного сознания в философской культурантропологии Эриха Ротхаккера // Филос. науки, 1985. — № 2. — С. 154-158; Ахутин А.И. Понятие «природа» в Античности и в Новое время (Фyсiс и Natura). — М.: Наука, 1988. — 107 с.; Липа Е.Я. Категория «бытие» и проблема единства мира // Филос. и социол. мысль. — Киев, 1989. — № 2. — С. 29-36; Батанин С.С. Мир и человек в античной философии // Проблема человека в истории науки и философии. — Л., 1990. — С. 14-28; Бибихин В.С. Мир // Филос. и социол. мысль, 1990. — № 4. — с. 32-43, № 5. — С. 12-24, № 7. — С. 42-54; Золотухина-Оболина Е.В. Что такое «человекоразмерность» мира? // Человек — мера всех вещей. — Горький, 1990. — С. 142-144; Кутырев В.А. Человек и мир: парадигмы взаимодействия // Человек и духовность. — Рига, 1990. — С. 47-64] есть нечто Конкретное, характеризующееся известным набором спецификаций. Определенным образом «мир» выступает тут чем-то ограниченным по сравнению с тем, как представляется и работает в метафизико-гносеологической данности. Обыкновенно гносеологизму мир дан как предельно универсальная категория, объемлющая все естественное и сверхъестественное, субъективное и объективное, не оставляя НИЧТО (бытие) за пределами. Он есть, был и будет, разумеется, и без человека.
В событийном же мировоззрении мир всегнда выступает как то, что без человека не имеет смысла, всегда сопряжен с человеком, человекоразмерный. Отсюда Творчество человеком мира, миротворчество, мироотношение в строгом смысле как таковое не может рассчитывать на былой (универсальный, всеобъемлющий) статус миро воз-зрения. Не может, вроде бы, претендовать на бытие высшей формы освоения мира. В том числе — на место самого сокровенного и значимого в человеческом существовании, истока и вершины, «сердцевины» деяний и помыслов человека и т.д., с чем мировоззрение обычно связывается гносеологизмом.
Чтобы не растерять данные и другие значения в мировоззрении как миротворчестве, дабы оно действительно оставалось высшей мерой и основополагающей инстанцией, «становым хребтом» в жизни человека событийности, следовало бы не упустить из внимания, что неметафизико-гносеологическое понятие «мир» может содержать также коннотации, позволяющие все это обеспечить. А, с другой стороны, надо, как указывалось, строить миротворчество (мировоззрение) не только восхождением человека к бытию и времени, но, что важнее, — к событийности. Другими словами, — как процесс непрестанного трансцендирования действительности, наличного мира. Необходимо придать миротворчеству, которое обнимало бы собой и человекотворчество, достоинство событийного человеческого творчества. А еще точней — творчества человеком события. Причем, — озабоченного. И в той каждый раз исторически-конкретной мере, — в какой это человеку доступно (о чем выше тоже шла речь).
Формируемый таким мировоззрением, в свою очередь, создавая его сам, событийный человек тоже выступает в принципиально ином качестве, нежели своей представленностью в дособытийной истории. Того хуже, — отпавшим от бытия, производящим человеком, доведенным на заключительных стадиях производящих порядков до полнейшей обесчеловеченности.
Преодолевая производящее существование, люди обретают своим мировоззрением возможность и умение осуществляться в мире не в качестве опосредствованного человеческого бытия (что в принципе имеет место касательно каждого человека), а непосредственной человеко-бытийной целостностью. Вот почему, перед нами становление не просто человеческого бытия, а событийного человеческого бытия. Событийно живущий человек, с другой стороны, способен лишь постольку в подлинном смысле быть самим собой, поскольку, бытию и времени сопринадлежа в истине открывшегося ему события, осваивает мир. Лишь как осваивающее мир событийное человеческое бытие он существует. И ПРЕЖДЕ ВСЕГО — мировоззренчески, понимающе.
Среди прочего, сказанное означает: человек реализуется СОБЫТИЙНЫМ МИРООТНОШЕНИЕМ целостно, НЕ урезано (будучи доведен до частичности на предшествующих ступенях исторического развития). Он свободен от диктата господствующих в прежней истории надчеловеческих сущностных сил. В его миротворчестве (мироотношении), как понятно, существование определяет сущность, но не наоборот. Опять же, господствовавшие прежде над людьми политическое, культурное и иные формы отчуждения (В ТОМ ЧИСЛЕ МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКОЕ), вытекающие из материально-экономического отчуждения, событийный человек «положительно упраздняет».
Вообще, с выходом из производства, соответственно, стоимостных, рыночных отношений частной собственности, с утверждением произведенческого способа бытия (Без чего осваивающее миротворчество немыслимо) упраздняется всевластие экономического начала как такового, под знаком чего вершится ДО СИХ ПОР судьба человечества. Если жизнь и сущность человека доныне, главным образом, задавались и выражались сугубо общественным началом («человек — совокупность общественных отношений»), то уже ТЕПЕРЬ, а в последующем тем более, мерой, ареной и «alter ego» человеческого существования становится мир, бытие. Все это и преломляется в его миропонимании, мироотношении, миротворчестве (мировоззрении).
Частная и совместная жизнь человека событийным мировоззрением насыщается смыслами, призваниями его как мирового (живущего миром) и событийного сущего, открытого будущему и востребованного последним. Такое человеческое бытие свободно «от всякой заранее установленной меры», готово (вызрело, освободилось, ОТКРЫТО) к осуществлению любой подобающей меры в со-трудничестве с бытием. Понятно: Способно взять на себя полноту ответственности за свои поступления и вершащееся в действительности. Существовать миром для такого человека значит вносить в свое окружение гармонию и благополучие, быть способным в какой угодно ситуации каждому сущему воздать должное, оказать поддержку, принять участие подобающим событийной истине образом. Существовать миром событийно на уровне миротворчества значит, далее, быть способным к самодеятельному экзистенциальному соучастному нормотворчеству, быть способным поддерживать, сохранять и множить тот свет бытия и поприще события, которыми только истинствует любое сущее, равно сам человек. Собственно, в сем и выражено существо озабоченного человеческого бытия. Вообще, из событийного миротворчества вытекают все особенности событийного человеческого бытия, в том числе отмеченные выше.
Дабы совладать с грузом возлагаемых на него призваний, задач, ожиданий, устремлений (заботы), человек, далее, должен располагать универсально развитыми потребностями, способностями, средствами потребления, созидательными силами, влечениями, формами общения в со-вместном бытии. Лишь на основе такого «фундамента» он событийно-истинно властвует «как над силами так называемой природы, так и над силами своей собственной природы» [Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46. — Ч. 1. — С. 476]. Быть по подлинному счету в мире, быть открытым бытию и времени, всякому сущему можно «абсолютным выявлением творческих дарований человека без каких-либо других предпосылок, кроме предшествовавшего исторического развития, делающего самоцелью эту целостность развития, то есть развития всех человеческих сил как таковых безотносительно к какому бы то ни было заранее установленному масштабу» [Там же]. Так говорит Маркс, пытаясь производяще-техническим языком выразить (точнее, уловить) откровения постпроизводящей, посттехногенной реальности. Человек, продолжает мыслитель, как живущее аутентично миром существо, не реализуется какой-либо только определенностью, а про-из- вод-ит себя во всей своей целостности. «Он не стремится оставаться чем-то окончательно установившимся: находится в абсолютном движении становления» [Там же]. По существу, как выше отмечалось, этим выражен определяющий момент событийности как таковой.
Таким образом, полагая высшие меры свободного осваивающе-произведенческого творчества в осуществлении человеческого бытия, событийное мировоззрение как миротворчество в описанном плане, по сути своей, есть морально протекающее мировоззрение. Поскольку мировоззрение морального человека — это моральное мировоззрение человека, экс-зистирующего в процессе бытия (а в нашем случае событийно), оно (повторимся, дабы коснуться еще одной грани вопроса) не есть нечто так или иначе уже сформировавшееся, готовое, что призваны проводить в жизнь, воплощать в сообщество люди. Причем, — люди в качестве нравственных существ, что обычно бывало. Тем более мировоззрение сие не работает в поступлениях, отношениях и сознании людей, вне их собственного ведения. Оно не воздействует на человека в виде разного рода незыблемых ценностей, идеалов, «порядков», устоев и т.п. Все это имеет место с мировоззрениями непроизведенческими, дособытийными.
Развертывая сказанное, можно видеть: событийное мировоззрение как миротворчество, понимание упраздняет, видимо, период своего нравственного проявления. Дело, конечно, не в том, что человек событийного существования будет располагать ответами на все и вся своей жизни. Не в том дело, что нужды и возможности нравственной саморегуляции отпадают. Будут непременно существовать такие области (причем, сплошь да рядом) жизни, где люди оказываются вынужденными считаться с необходимостью, с неведением. Вообще, на каждом шагу предстоит масса трудностей и проблем, не идущих ни в какое сравнение с теми, коими до сих пор приходилось совладать. Но уже то обстоятельство, что человек будет подходить к ним произведенчески, событийно настроенный, свободный, не даст ему впасть в рутину обстоятельств, не позволит созидаемой сущности или опредмеченным силам господствовать над собой. Ведь моральный человек от нравственного отличается не тем просто, что не следует всеобщему, необходимости, общественным предписаниям и т.д. Отличается он тем прежде всего, что дает себе свободный отчет относительно данных «следований», живет сознательно, ОТВЕТСТВЕННО. И В ЭТОМ СМЫСЛЕ — понимающе. Как раз отношение к миру с пониманием, понимающее (следовательно, миротворческое, осваивающее) существование и есть то, что выражает качество морального взаимоотношения человека и мира в событийности.
Вот почему, следует заключить, что событийное мировоззрение (как, впрочем, многое в событийном человеческом бытии) всецело явлено экс-зистирующе-осваивающим, духовным и духовно-практическим процессом. Между тем, ипостаси духовного и духовно-практического могут быть отнесены лишь к некоторым состояниям, уровням становления дособытийных форм мировоззрения. За ними, однако, в целом характеристику духовно-практического, — поскольку любое реально «живущее» мировоззрение в каком-то смысле есть освоение и поскольку речь о нем идет вне его динамики, — следует оставить. Что касается мировоззрения, о котором ведет речь и исследует метафизико-гносеологическое сознание, присваивая ему достоинство духовно-практического, то надо сказать, что в подлинном смысле мировоззрение это никак не расцениваемо в качестве духовно-практического (или наоборот) способа освоения по большому счету, что бы об этом ни утверждало оговариваемое сознание. Правильнее было бы сказать, что мировоззрение это (как единство понятия и реальности) идеально. Точнее — идейно. И, соответственно, может в известных условиях приобрести хождение в качестве идеологии даже. Духовное и практическое, между тем, выражают момент идейности в чрезвычайно бедном своем проявлении.
Вот, примерно так выглядит в самом первом приближенном рассмотрении мировоззрение событийного человеческого бытия. В целях краткости мы вели о нем разговор, полностью отвлекшись от социальных, политических, экономических и других, обычно обговариваемых аспектов. Можно было б и их коснуться, поскольку они, так либо иначе, вытекают из круга вещей, которых мы коснулись. Потому, имея в виду также, что выше они затрагивались не раз, позволим себе больше не задерживаться на всем этом и двинуться дальше.

sgaliev

Особенности мировоззрения прибытийного человека

Определившись в известном смысле (во всяком случае, наметив пути данного определения) с судьбой понимания и мировоззрения в жизни событийного и Новоевропейского человека (об этом еще пойдет разговор ниже), можно обратить взоры также на эпохи прибытийного человеческого бытия. И сразу же воспроизведем поднятый выше вопрос, поскольку с ним предстоит еще определиться. На самом деле, неужто «грек», которого мы выше «беспокоили», живет только пониманием, не нуждаясь в мировоззрении?
Хайдеггер, как указывалось, однозначно отказывает ему в мировоззрении, даруя взамен понимание. При этом, описывая человека «великого греческого времени» (выражение самого мыслителя), Хайдеггер явно идеализирует, присваивая во многом не свойственные ему черты. Последние, как мы установили, присущи лишь событийному человеческому бытию. Означенное присвоение, кстати, дает повод упрекать мыслителя в чрезмерной идиллизации, поэтизировании образа жизни людей, особенно досократической Греции, в расценке его за эталон подлинно человеческого существования.
«Быть под взглядом сущего, захваченным и поглощенным его открытостью и тем зависеть от него, быть вещью его противоречия и носить печать его раскола, — вот существо человека в великое Греческое время. От того этот человек должен, чтобы осуществить свое существо, собрать, спасти, принять на себя раскрывающееся ему, сберечь его, как ему оно раскрылось, и взглянуть в глаза всему его зияющему хаосу» [Хайдеггер М. Время картины мира // Указ. соч. — С. 51]. Как у существующих таким образом «под взглядом сущего, лишь принимающих последнее», греков, «мир не может стать картиной» [Там же]. Значит, не может быть и мировоззрения?
Представляя из приведенных слов Хайдеггера в подлинном смысле в-мире-бытие, человеческое бытие и даже экзистенцию, греки, выходит, живут понимающе, через понимание. Мировоззренческую функцию (если о ней все же приходится говорить) в их существовании, как и в событийном человеческом бытии, берет на себя понимание, миропонимание. Мы, между тем, уже заметили, какого рода экзистенциальность и связанность с бытием свойственна традиционному (в частности, греческому) человеку. Это, в свою очередь, делает сомнительным возможность для него понимающего (в мировоззренческой функции) существования. Последнему, отмечали мы, присущи высокосознательное, морально-экзистенциальное начала. Сего, опять-таки, о человеке натурально-личных отношений никак не скажешь.
И, наконец, что это за понимание, которое господствует над всеми в «великое греческое время»? Как возможно такое понимание, если оно заведомо носит всеобщий, нравственный (об этом выше говорилось) характер? Оно тогда уже не понимание. Ибо как таковое последнее личностно. И, повторимся, — даже экзистенциально, по зрелому, человекобытийно. Понимание в мировоззренческой функции, строго говоря, Есть способность морального человека.
Таким образом, если за отправную точку в жизни нашего грека, да и, вообще, всех людей, живущих аналогично в прибытийной действительности, принимать понимание более чем проблематично, то, может, все же оставить для них мировоззрение? К тому же, — не мировоззрение, о котором толкуют «антимировоззренщики», а другое. Его противники мировоззрения даже не касаются. Может, если в событийном человеческом бытии понимание совмещается с мировоззрением, то для прибытийно живущих «греков» понимание только и возможно в силу мировоззрения?
Примем во внимание также, что традиционный человек (в том числе и «грек») не один и тот же. В частности, что касается плана морального и нравственного. Мы уже имели возможность разобрать существо морального и нравственного человека, его отношений к миру. Это, конечно, имеет самую ближайшую связь и с теми основаниями, — будь то понимание, или же мировоззрение, или еще что другое, — из которых предопределяется, исходит человек. Если мы связываем понимание как мировоззрение с моральностью, личностью, экзистенциальным началом, — последнее, как было замечено, имеет место лишь в событийном или со-бытийном человеческом бытии, — то вряд ли оправдано и имеет смысл находить его (во всяком случае, по подлинности, в мировоззренческой функции) применительно к жизнеотправлениям нравственного человека.
Между тем, характеристика, которую дает Хайдеггер человеку «великого Греческого времени», справедливо обнаруживает, что перед нами — именно нравственный человек. Другими словами, человек несамостоятельный, всегда ориентированный на авторитеты, стоящие над ним. Это человек, не способный нормировать, но нормированный: велениями, законами, зовами, обязанностями, накладываемыми на него объективностью, куда он вписан и моментом чего выступает.
В целом, для нравственного (особенно на уровне практическом и в традиционных условиях) человека мировоззрение есть сама мудрость жизни, жизнь в ее наиболее значимых всеопределяющих проявлениях. Другими словами, Мир, бытие, космос, природа, язык материальных условий, — вещающие устами и примером мудрецов. Например, — той же досократической Греции. Не учения-изобретения последних отмеривают и размеряют существование людей, а жизнь, природа, космос, Боги, — при чем и под покровом чего они (включая мудрецов-глашатаев истины бытия) живут и возможны, не представляя для себя никакой другой участи. Характерно в этом смысле, что говорит о себе, о своем учении сам Конфуций: "...Он ничего не изобретает, а только передает, передает же он то, что создано еще в Древности; и передает потому, что преклоняется перед этой Древностью, верит в нее" [Луньюй, VII, I].
На устах мудрецов как своеобразных трансляторов зовов и предначертаний бытия, мира, данные зовы, истины бытия, разумеется, обретают общедоступную, приемлемую форму. Они облачаются в речь, письмо, выступают некоторой системой знаний, представлений и т.д. Последние, к тому же, не подвержены рефлексии, не подотчетны человеку. Но лишь требуют своего признания, усвоения и исполнения.
Конечно, возможны и такие всеобщие представления-требования, которые передаются, выражаются мудрецами как-то искаженно. Они даже «отклоняются» от подлинных зовов бытия, природы. Способны порой завести людей «не туда». Однако, и в данном случае они выглядят не собственным (тем более, злым) намерением мудреца, а какой-то «ошибкой», кроящейся в недомоганиях, просчетах-несработках (или в «добродетелях», «природе») самого мудреца.
Мировоззрение нравственного (практического, в нашем случае традиционного) человека, стало быть, как-то растворено в «материи» существования. Оно задается жизнью, логикой действительности: природой, ходом дел в мире, предустановлениями, законами, мудростью, языком и т.д. бытия (Богов). То есть, наличной действительностью, моментом чего во всех своих жизненных отправлениях сам человек выступает. Отсюда «знания», каковы бы они ни были, — умудряющие, нормативные, информативные, чувственные, умственные, эмотивные, — внеличностны, внесубъективны. Во всяком случае, в том смысле, как «субъективное» и «личностное» мыслятся с Нового времени и поныне гносеологическим, стоящим на уровне практически-духовного освоения мира, сознанием, как по источнику, так и по адресату. Это не столько знания человека (направленные от «субъекта» на мир, вещи), сколько знания (призывы, зрения, повеления, посылы, оценки, чувствования, вопрошания) мира (Богов, «отечества», «народа») К человеку. Последний захвачен, отягощен, опутан ими не ради и во имя свое (хотя это в известной мере так), а ради того целого, частью, моментом чего он пока еще выступает, живет.
Поскольку человеку не принадлежит авторство в отношении располагаемых им знаний, зрений, последние — суть говорения самих вещей, мудрости. Это повеления мира человеку, для человека. Он живет за-коном (по порядку) самих вещей, мира, а не собственными представлениями и переживаниями. Мировоззренческое, если так можно сказать, самоопределение нравственного (практического) человека в мире всегда таково, какой бы исторический тип или форму практики оно ни представляло.
Таково предельно сжато своеобразие нравственно-мировоззренческого самоопределения традиционного человека. В любом случае, то, чем определяется, задается, из чего вырастает существование человека здесь, будучи мировоззрением, на мировоззрение Новоевропейского человека в том плане, как его изображают антимировоззренщики, крайне мало походит. Но не есть оно и понимание или формообразование последнего, по ряду уже оговоренных нами обстоятельств. Нравственный человек способен на означенные функции понимающего отношения к вещам из своего мировоззрения. Точнее, в форме мировоззрения он понимает.
Но в самой же Греции, вообще, на поприще прибытийного существования можно указать также моральные формы жизнепроявления. Больше того. Уже сами досократические мудрецы, репрезентирующие, собственно, тех «греков», являющих, по Хайдеггеру, эталон подлинно человеческого существования, свидетельствуют больше, чем кто бы то ни было, что далеко не все в их эпоху просто с человеком, чтобы ответствовать данному «эталону».
Так, весь пафос учения Гераклита Эфесского (да не только) выражается в том, чтобы вернуть на истинный, в единстве с логосом, бытием, богом, природой, путь людей. Причем, не некоторых, а большинство, во всяком случае, всех граждан Эфеса. Ибо, как мудрецу представлялось, «Большинство людей живет так, как если бы имело собственное понимание» [Материалисты Древней Греции: Собр. текстов Демокрита, Гераклита, Эпикура. — М., 1955. — С. 36]. Вследствие этого, они «уподобились быкам, нашедшим горох для еды, свиньям, наслаждающимся грязью, ослам, которые золоту предпочитают солому» [Там же. — С. 42].
Вообще, надо понимать так, что мудрец берется за перо, начинает проповедовать и призывать людей, обнаруживая, так сказать, «кричащие непорядки» в мире. Люди, как ему очевидно, стали отклоняться от мудрости жизни, «праведного пути». Они стали «самочинствовать», «полагая себя самих законодателями», живя при этом вопиюще неподобающим образом. Мудрец потому не выдерживает. Уже не может молчать. Если бы в мире было все как надо, зачем ему следует подавать голос? Зачем взывать соотечественников к благоразумию?
По сути, уже у Гесиода, даже Гомера, вопреки распространенной версии, мы находим, что люди (герои произведений данных авторов) далеко не всегда и не все живут, сообразуясь с зовами и велениями Богов, традиций. Ярчайший пример тому — главные герои «Илиады» и «Одиссеи». Выше мы имели возможность усомниться и в бытующих отношениях к образу Антигоны, которую воспел Софокл, а вслед за ним многие другие авторы. В каком-то смысле, на каком-то поприще, так или иначе, означенные герои принадлежат самим себе. И поступают, мыслят, относятся к вещам самостоятельно. То есть, примерно так, как поступал бы в тех либо иных аналогичных ситуациях Новоевропейский «секуляризованный» человек. Не случайно ведь М. Хоркхаймер и Т. Адорно характеризуют Одиссея как носителя «Просвещения».
Человек Гомеровской и, быть может, еще более глубокой поры — отнюдь не только нравственное существо. В каком-то плане, деле, занятии и т.д. он способен выражать себя также морально, во всяком случае, ответственно. Разумеется, — применительно к той действительности, куда вписан.
Следует при сем не забывать: моральное и нравственное в каждый исторический период, эпоху существенно своеобразятся по содержанию, предмету своего проявления и в связи с соответствующим типом, формой, способом существования человеческого бытия. Всем этим они сами и отливаются и сами, в силу своей повсюдности и всеохватности, уместны везде и всюду человеческого бытия.
Данное обстоятельство, с другой стороны, означает, что, хотя человек уже с древнейших времен был способен какими-либо сторонами своего существования являть формы моральности(, с вытекающими отсюда особенностями), тем не менее, в силу того, Что формы эти выражали далеко не все аспекты жизнепроявления, не доминировали в поведении и мироотношении людей. Они, стало быть, не отменяли в целом нравственной предопределенности последних. Тем самым, оставляли человека в рамках традиционности, следовательно, соответствующего мировоззрения. Вспомним в данной связи: последним предсмертным пожеланием Сократа (Этого самого бескомпромиссного борца против испорченных нравов и устоев афинян) было «Воздать Асклепию петуха». Сам же идеализм, социально-философские, этические воззрения мыслителей «высокой классики» (Платон, Аристотель) носили, как справедливо указывает А. Ф. Лосев, реставраторский характер...
И последнее. В каком-то смысле утверждаемое нами относительно человека данных исторических порядков может быть отнесено и к нравственному жизнепроявлению людей иных исторических типов, периодов человеческого бытия. В том числе — безбытийному. Нравственный человек всегда мировоззренчески предопределен. Он не может быть субъектом последнего.

Некоторый итог соотношения мировоззрения и понимания
И все же, в любую эпоху, — какую бы стадию истории человечества ни взять (об этом речь шла и пойдет еще ниже), — всегда находится такая форма освоения, которая задает тон в культуре и жизни людей, тем самым, предопределяя остальные формы активности. Если, стало быть, данная форма освоения обретет нравственное либо моральное протекание, то это, непременно должно сказаться на основополагающих жизненных отправлениях людей, на облике их существования сполна. В частности, — на том, живут ли они мировоззрением или пониманием, будут строить свое понимание из мировоззрения или последнее из понимания. Больше того. Мы уже выяснили, наряду с только что сказанным: в становлении человеческого бытия (причем, во всех его формообразованиях) непременно имеет место морально-нравственная (периодическая) диалектика. Иначе говоря, если в процессе своего становления известный исторический тип либо форма освоения человеком мира поначалу утверждается и существует нравственно, то по мере дальнейшего развития все это непременно обретает данность моральную. Отсюда открываются весьма серьезные следствия.
В отношение нашего «грека» теперь нет нужды быть столь однозначно категоричным. Должно признать, что в его существовании имеет место не только нравственный, но также моральный период. Иными словами, он живет не обязанный единственно мировоззрению. На известном этапе, выходя за нравственный период, он понимающе реализует себя (что, разумеется, не отнимает нужды в мировоззрении). Так что, если оговариваемый человек «великого греческого времени» действительно мировоззренчески устроен и понимание его всецело коренится в мировоззрении, то этого, видимо, нельзя сказать о многих «греках» других, более поздних эпох античной истории.
На самом деле. Достаточно указать на представителей сократических школ, на философские воззрения мыслителей эллинизма (стоицизм, эпикуреизм, скептицизм и др.), которые уже явно нуждаются в понимающем человеческом самоосуществлении. Названные и другие воззрения, по сути своей, предполагают активность человека именно как личности и личности — на мировоззренческом уровне отношения к действительности. Потому, тут мировоззрение уже не столько творит человека, сколько само является (по крайней мере, для основателей школ) результатом понимающе-сознательного творчества личности. Разумеется, творчество данное, как всегда, определено рамками своего времени, соответственно, практики. Верно и то, что моральное, понимающее отношение человека к жизни никогда и ни в какие времена не может носить массовый характер. Это всегда дело далеко не многих. Личность, моральность теряется, обретая массовый, всеобъемлющий характер. И, тем не менее, она налицо, даже если подсильна весьма ограниченному числу людей...
Итак, если нравственный человек натурально-личных порядков не живет замещающим мировоззрение пониманием, — надо полагать, не всякая моральность на это способна также, — если понимания (в функции мировоззрения) для него слишком много, то следует допустить другое. Жизнь и существование такого человека предзаданы, структурированы и насыщены феноменом мировоззрения. Внутри последнего, разумеется, есть место и обыкновенному (немировоззренческому) пониманию. И даже — в зависимости от того, насколько широки формы его моральной активности, — элементы понимания мировоззренческого характера.
Нельзя при этом упускать, что мировоззрение (пусть даже одно и то же) не есть чем-то раз навсегда данным, неизменным. Тем более, не сводимо мировоззрение к своему метафизико-гносеологическому обнаружению. Уже в рамках одного и того же типа, формы освоения мира (причем, Новоевропейская действительность не составляет исключения) оно разнообразится (о чем ниже). В связи с обретением и расширением возможностей людей относительно осознанно (самостоятельно, свободно, личностно и т.д.) самоопределяться в жизни, строить собственную активность, — наполняется реальными контурами, нарастает, множится, морально-понимающее существование. Люди тогда научаются впрямь вершить мировоззрение из понимания. Это, среди прочего, означает: И в случае морально-понимающего существования, и в случае нравственности, — они все равно осваивают мир мировоззренчески. Только, Если в одном случае мировоззрение (как нравственное мировоззрение) само несет в себе понимающую нагрузку, то в другом оно выступает моментом (нетрудно понять, главенствующим) уже понимания.
Но, может, нравственное мировоззрение не в силах выполнять понимающую работу, а нравственный человек в понимании просто не нуждается? На это следует ответить однозначно отрицательно. А что, если, со своей стороны, моральный человек не нуждается в мировоззрении за достаточностью ему одного понимания? Тоже нет. Моральное Понимание, как установлено выше, обречено на несение мировоззренческой миссии. Очевидно тогда: в обоих случаях мировоззрению свойственно незаместимое ничем фундаментальное положение и роль в жизни человека. Назначение и призвание мировоззрения от того, что оно имеет понимающую природу или же само выступает условием понимания, ничуть не «колеблется». Оно в любом случае нужно человеку, по любому, неотъемлемо от него в оговоренных выше смыслах.
Наше утверждение, что всякое мировоззрение (не только нравственное, но также производное от понимания) несет в себе функции понимания, очевидно из категориально-языковой интерпретации мировоззрения даже в качестве метафизико-гносеологической данности. Действительно. Само звучание термина «мировоззрение» (миро-воз-зрение) обнаруживает: перед нами — не простое «зрение» (сознание, переживание, представление, какой бы общности они ни были) мира, не «мирозрение», а именно воз-зрение мира, миро-воз-зрение. В частице «воз» здесь, несомненно, слышится выход за, вообще, поле зримости (переживания, сознания и т.п.). Выход, следовательно, — в область практическую, к жизни, в понимание. Данный аспект осмысливаемого термина усматривает, кстати, и М. Прохоров. «Воззрение», — пишет он, — отсылает к деятельности, указывает на нее как на реальный процесс отношения человека к миру, в котором человек, так или иначе, осваивает мир» [Прохоров М.П. Указ. Соч. — С. 64]. Примечательно, автор даже находит «мотивы» освоения в интересующем нас «воззрении».
Не следует, к тому же, ограничивать мировоззрение только аспектом человеческого воззрения на мир (как лишь человеческим отношением к миру, человеческим пониманием мира). В термине «мировоззрение» слышится и аспект воззрения мира: воз-зренческой обращенности мира (обязанного не столько человеку, сколько бытию) к человеку, понимание человека со стороны мира, если угодно. Дело, иначе говоря, идет о том, что нужно миру от человека: куда зовет его, что дает... С другой стороны, — что допускает, чем ограничивает, какого человека (его добродетелей, качеств, достоинств) ожидает. Какие возможности для сотворчества с собой образует и предоставляет. Думается, сказанное относится не только к так называемым «классическим» типам мировоззрения, но также к «реляционным» (напомним, терминология М. Прохорова).
Очерченные особенности нравственного мировоззрения бытийно-мирскую заданность, затребованность человека обнаруживают уже как непреложную очевидность. Важно также понять, что человек востребован (зрим) миром, бытием не только нравственно-мировоззренчески. В не меньшей степени это касается мировоззрения морального. Достаточно хоть мало-мальски разобраться в существе ответственности (как сугубо морального атрибута), чтобы это понять. Означенный аспект мировоззрения, к сказанному, очевиден также из уяснения поэтической природы его. Опять-таки, в данном разрезе тоже мировоззрение совпадает с пониманием, несет понимающую нагрузку.
Понятно, что и понимание, подобно мировоззрению, формируется в поэтическом сотворчестве (практике) человека и бытия. Потому, в нем, как и мировоззрении, «запечатлен» не только момент человеческих усилий, но также усилий бытийных, мирских. Характер практики, Которой существует человек, в конечном счете, определяет характер, существо и мировоззрения, и понимания, выступающих в точке взаимного «перекреста» высшей формой практики и освоения человеком мира.

sgaliev

Мировоззрение и освоение

Но так ли это? Действительно ли мировоззрение есть высшая форма практики? И на самом ли деле оно носит осваивающий характер, больше, есть высшая форма освоения человеком мира? А что означает быть «высшей формой», тем более, освоения? Наконец, почему (уже в который раз ставим этот вопрос) надо вести разговор о мировоззрении, а не понимании? Тем более, — выше уже прояснена связь понимания с освоением. Впрочем, и мировоззрением.
Начнем с последнего вопроса. Предпринятая выше экспликация позволяет видеть: понимание — достаточно емкий феномен. Оно лишь какой-то частью, — пусть, более всего важной, значимой, — выполняет (причем, далеко не всегда) мировоззренческую функцию, выступает мировоззрением. Имея дело с данной функцией мировоззрения, надо понимать, мы соприкасаемся лишь с мировоззренческой частью понимания. Та часть, которая не выполняет мировоззренческую «работу», не носит мировоззренческий характер, — не есть мировоззрение. Тем самым, когда в виду лишь мировоззренческий аспект, она (немировоззренческая часть понимания) может быть «отсечена», не приниматься в расчет. Но тогда, как легко видеть, перед нами оказывается то, что называется просто мировоззрением. И здесь не важно, — понимающее оно или нет. Не важно, «кусок» чего-то, или просто нечто определенное само по себе. Важно лишь, что дело идет об исключительно значимом в жизни человека. В силу как раз его значимости, о нем и стоит вести разговор: исследовать его особо и т.д.
На самом деле. Как бы человек ни существовал, какую бы практику ни представлял, какой бы формой общественного сознания ни выражал свое бытие, как бы ни относился по-человечески к действительности, — все равно, мировоззренческое начало (понимающей оно «материи» или нет, не имеет значения) в его жизни не устраняется. Причем, — в качестве той самой интегральной опоры, стержня, фундамента, откуда произрастает все его духовно-практическое «естество». Потому-то, «осмысляющему мышлению» мировоззрение надо знать, давать себе отчет о его проявлениях, уметь даже, когда это становится возможным, нужным, формировать. Ибо оно слишком значимо для понимания и устроительства явлений и дел человеческого бытия.
Немировоззренчески человек как таковой не способен жить. Верно, в каком-то плане он (по крайней мере, на нынешнем историческом этапе существования) нуждается в «картине мира». Нуждается и «во «всеобщих представлениях...», и в мировоззрении как «отправной точки...». Важно только не ограничиваться (тем более, застревать, как это характерно тем же «антимировоззренщикам») на них. Усматривая в данных и других разновидностях мировоззрения, характерных, кстати, производяще-присваивающему человеку, положительные смыслы, мотивации, следует также видеть, что они сегодня обрели в глазах самого присваивающего существования (в частности, «антимировоззренщиков») явно негативные черты.
Наконец, последнее. Настолько, насколько мировоззрение и понимание в мировоззренческой функции совпадают (как мы стремились показать), нужно подразумевать и понимание в означенной функции. Следовательно, — отнести к нему сказанное о месте, назначении и «работе» мировоззрения. Понятно, — и обратное: находить, как мировоззрение служит пониманием. Тогда обнаружится, что термин «мировоззрение» располагает предпочтениями перед пониманием при использовании. Легко видеть, он более, так сказать, «экономичен».
Так, чтобы выразить пониманием мировоззренческую активность, для ясности нужно обращаться к двум терминам: «миропонимание» и «самопонимание», соответственно специализированным. Между тем, термин «мировоззрение» уже выработался как охватывающий и то, и другое сразу.
Вместе с тем, нельзя не видеть, что существуют в истории человека (причем, на «макро-уровне», и на «микро-уровне») достаточно большие отрезки, в которых понимание ну никак не выполняет мировоззренческую функцию. Самым ближайшим образом это касается все той же эпохи «картины мира. Во всяком случае, — на этапе (периоде) ее нравственного становления. Так что, снова очевидна предпочтительность термина мировоззрения перед пониманием.
В дополнение ко всему, нельзя не принять во внимание, что при всей своей совместимости, нравственное и моральное мировоззрения содержат в себе существенные отличия. Причем, — в зависимости от того, какой уровень, период в морально-нравственной динамике представляют.
Так, Моральное (понимающее) мировоззрение, возникает по ходу преодоления, утвердившегося нравственно практическим и практически-духовным данностями, мировоззрения как результата предшествующего цикла периодико-уровневой динамики. Строго говоря, здесь с самого начала мировоззрение моральное, однако, не вполне еще сложившееся. Даже, вызрев на вершине духовного (морального) освоения, Оно, главным образом, являет сферу всего на всего субъективную, «идеальную». Потому, ему еще предстоит объективироваться, онтологизироваться. Это достигается на ступени духовно-практического, перехода (закрепления) моральности в нравственность. В процессе данного перехода (так сказать, «онравствления») мировоззрение приобретает духовно-практический характер.
Все же, на первых этапах своего существования (ступень духовного) новая форма мировоззрения имеет свою «онтологию». Этим онтологическим основанием, как понятно, выступают данности предшествующего мировоззрения. Оно складывается на собственном витке периодико-уровневой динамики духовного и практического, а то и результатом формально-типического движения. И это так, как бы новое мировоззрение не разнилось, отталкивалось от «предшественника». Кстати, не этим ли, среди прочего, объяснимы небрежение и уничижение «моральности», встречающиеся в Гегелевой «Философии духа» да и в повседневной практике людей?..
Но эти «расхождения» можно фиксировать и в самом становлении мировоззрения, поскольку, скажем, здесь преломляется периодико-уровневая диалектика духовного (морали) и практического (нравственности), непременно пронизывающих мировоззрение. Действительно, можно видеть качественные различия в становлении одного и того же (по форме и типу) мировоззрения в процессе означенной динамики. Ведь одно дело мировоззрение как духовный, либо практический, духовно-практический либо практически-духовный предмет. Не состоянием ли нахождения мировоззрения на стадии (причем, заключительной) практически-духовной динамики объяснимы также разного рода просветительские, «мироборческие», в каком-то смысле реставраторские и прочие веяния, находимые в мировоззренческих исканиях людей? И, вообще, не состоянием ли мировоззрения в данной динамике детерминирован приход в один и тот же мир «различных времен»? В частности, — «времени разбрасывать камни» и «времени собирать камни»...
Несомненно, практическое и практически-духовное мировоззрения нравственного периода, — как результаты, продолжения нового витка, зачинающегося утверждением мировоззрения в духовной и духовно-практической данности морального периода, — тоже рядом черт большей развитости отлично от своих начальных форм. Они разнятся от мировоззрений, где господствует моральное (духовное, понимающее) как более развернутое, конкретно-реальное от еще нераскрывшегося, пребывающего на первых ступенях восхождения.
Мировоззрение, таким образом, даже на одном и том же витке своего периодико-уровневого становления, не говоря уже о становлении формальном, типическом (обо всем этом в следующем разделе) выступает весьма различно. И пониманию в данном плане за ним «не угнаться»...
А теперь разберемся с мировоззрением и освоением. Если вести разговор о том самом метафизико-гносеологическом мировоззрении («картине мира») Новоевропейского человека, которому, как установлено, заказан выход в прибытийное и постпроизводящее человеческое бытие, то вряд ли данное разбирательство будет иметь смысл. Мировоззрению сему, скорей, присуща присваивающая активность. Ибо оно, как знание (зрение, сознание) есть изобретение человека, производяще живущего. Иначе выражаясь, — присваивающего мир, когда он (человек), руководствуясь своими идеями, воззрениями, ценностями и т.п., стремится экспансивно кроить и перекраивать окружение. Мировоззрение выступает, выглядит в таком отношении к миру, вещам (точнее, «вещам») пособием, средством, с помощью чего человек самонадеянно утверждает себя, «овещняет», «атомизирует» («частностит») сущее вокруг и самого себя.
Преодоление этой ограниченной формы (типа) мировоззрения достигается насыщением его действительным (осваивающим) практико-онтологическим содержанием, «снятием» производяще-техногенной, «вещной», безбытийной его природы. Именно в данном направлении, по объективному счету, двигались (и, увы, ушли в лету) мировоззренческие изыскания коллектива авторов Украинского института философии 70-х — начала 90-х годов ушедшего столетия. То же самое можно сказать об исследованиях, ведшихся в последние 25 лет. И, несомненно, большая заслуга в этом принадлежит таким авторам, как В.А. Кутырев, М.Б. Прохоров, М.С. Каган, Суббето, В.Г. Табачковский, В.А. Трушев, философам и ученым Общероссийской академии человековедения и т.д. Практико-онтологическое насыщение мировоззрения позволяет исследователям понимать искомый феномен в качестве практически-духовной и духовно-практической формы осуществления человека миром. Мало того, — «освоения мира человеком» [Прохоров М.П. Указ. соч. — С. 64]. Причем, — не просто рядоположенной с остальными формами человеческого бытия в мире, но в качестве именно высшей формы. Причем, — «высшей» в смысле основности, интегральности, всеобщности, субстанциальности. Выше было говорено о качестве данного замечательного вывода, речь также пойдет дальше.
Как раз, Осмысливая онтологическую, даже этико-онтологическую, соответственно, духовно-практическую и понимающую природу мировоззрения, означенные авторы получили возможность выйти за пределы, — насколько это доступно теоретико-познавательному, объективистскому подходу, — интерпретации мировоззрения как всего лишь зримости (знания). Отягощенное «грузом» этичности, — опять же, насколько это представляется возможным, — практики и даже понимания (например, через разработку категории «мироотношение»), в трактовках означенных авторов мировоззрение, действительно, приобретает смысложизненное достоинство высшего порядка. Больше, — выходит за пределы рассудочно-формального представления смыслов термина «зрение». Мировоззрение предстает таким миро-воз-зрением (зрением мира), которое, будучи высшей, следовательно, основательно-интегральной формой бытия человека в мире, «сращивает» дух и действительность с непосредственной активностью человека. Как таковое оно, в частности, «сплавляет» и источает его (человека) волю, умения, любовь, надежды, веру, расположения, смыслы, убеждения и т.д.
Тем самым, мировоззрение как высшая и интегральная, вместе с тем, всегда конкретная сфера человеческого устроения и проявления жизни предстает различными вариантами духовной и практической целостности. В ней сращены воедино и таким образом реализуются три момента. Во-первых, это поступления человека в мире. Во-вторых, взаимоотношения людей с миром в связи с данными поступлениями. Эти взаимоотношения выражаются весьма различными формами, особляя соответствующего человека. В-третьих, мировоззрение содержит, сопровождающее и обставляющее означенные моменты, сознание (идеи, установки, влечения, смысложизненные ориентиры, оценки, убеждения и т.д.). Вот, в таком ключе мировоззрение выглядит всегда конкретной, высшей и основательной формой практического утверждения человека в мире, выступающей триединством миропоступления, мироотношения и миросознания, складывающейся вокруг и внутри связи, образованной человеком и миром в известных условиях.
Уже из данного видения, а также из сознания мировоззрения в качестве понимания, высшей духовно-практической формы реализации человека в мире становится очевидным: мировоззрение явственно светится своей двунаправленностью — на мир И на человека. Иначе говоря, в нем непременно выказывают себя аспекты предметосозидания и человекообразования. Хотя в нашей литературе о данных аспектах ведут не совсем определенный разговор, тем не менее, они явно подразумеваются. И особенно — исследованиями, пытающимися описать «пересечение», «перелив» понятий «духовное» и «практическое», соответственно, предметообразования и человекообразования. Во всяком случае, в известной мере это вещь, вполне очевидная.
Как бы там дело ни обстояло, но, будучи высшей и интегральной формой специфического способа существования человека в мире, мировоззрение есть также освоение. Это понятно уже из факта, что высшая, основная форма человеческого бытия в мире, мировоззрение не может не носить характер освоения. Ведь последнее тоже выражает наиболее развитое, зрелое человеческой реализации в мире.
Вот почему, кстати, мировоззрению как высшей форме специфического существования человека в мире, выступающему освоением, свойствены существеннейшие особенности последнего. А именно: трехсферное единство, целостность предметотворчества и человекотворчества, [B]понимание[/V]. И, как нетрудно понять, оно характеризуется также синкретической сплавленностью истины, красоты, добра и любви.
Однозначность утверждения об осваивающей природе мировоззрения, конечно, может быть скорректирована. Однако, не настолько, чтобы отрицать что высшей (в смысле «отправного пункта», главенства, основания и т.п.) формой освоения человеком мира является мировоззренческое освоение.
Нет, думается, нужды доказывать, почему мировоззрение есть именно высшая (в означенном плане) форма освоения, а не рядоположенная, скажем, с другими формами человеческой самореализацией (политикой, правом, экономикой, даже религией, искусством и т.д.). «Высокость» искомого предмета вытекает уже из статуса его в структуре человеческого бытия. Это тем более становится очевидным при соотнесении мировоззрения (мировоззренческой формы освоения) с иными формами человеческого существования, нередко, кстати сказать, «претендующими» на подмену самого мировоззрения. Последнее ведь носит не только этический характер. Не только связано с этическим, но также с другими формами освоения (эстетическим, научным, политическим и т.д.). Последние довольно часто фигурируют в использованиях в статусе мировоззрения [См.: Шинкарук В. И., Иванов В. П. Актуальные проблемы исследования мировоззренческих функций диалектического материализма. — Там же; Шинкарук В. П., Яценко А. И. Гуманизм диалектико-материалистического мировоззрения. — Киев: Политиздат Украины, 1984. — 255 с.; Мировоззренческая культура личности. — Киев: Наукова думка, 1987. — 296 с.; Парнюк М. А., Деркач Л. А. Природа мировоззрения и его место в практически-духовной сфере // Мировоззрение, наука, практика. — Иркутск, 1988. — с. 7-20; Прохоров М. П. Указ. Соч.; Каган М. С. Философия как мировоззрение // Вопр. философии, 1997. — № 9; Степин В. С. Российская философия сегодня: проблемы настоящего и оценки прошлого // Вопр. философии, 1997. — № 5; Ганчев П. Указ. соч. и др.].
На самом деле. Многие специалисты в исследуемом ими предмете, сфере деятельности, уже поскольку последние выражают известное, более менее значимое, поприще человеческой самореализации, склонны усматривать мировоззренческое содержание, смысл. Встречаются в этой связи, например, заявки на «эстетическое мировоззрение», «музыкальное мировоззрение», мировоззрение «политическое», «экономическое», «экологическое», «лингвистическое», «психологическое» и т.п. А о сомнительно ходячем из одного учебника в другой разделении мировоззрения на так называемые «мифологическое», «религиозное» и «научно-философское» (или просто «философское»), не стоит даже напоминать...
Нет надобности разбираться в правомерности подобного рода притязаний с «хождениями». Достаточно указать, что в них есть известная доля истины. К тому же, — когда о мировоззрении ведут разговор на гносеологическом, технико-инструменталистском языке. Помимо прочего, стремления выделять названные и иные мировоззрения есть попытка как-то эмансипироваться, уйти из-под жесткого «диктата» всевластной, тотализирующей, центрирующей, и идеологизированно-догматической хватки господствовавшего в нашей стране мировоззрения как «системы всеобщих представлений...». Тем более, — производяще, техно-логически, присваивающе насыщенной.
А вообще, любая значимая форма человеческой жизнедеятельности, так или иначе, причастна мировоззрению, выходит на него как свое основание, фундамент. Точно также, оно «живет», опираясь на них, существуя, являясь ими. Из этого, правда, не следует, что конкретная форма самореализации человека есть уже и мировоззрение.
Но попробуем соотнести мировоззрение (мировоззренческое освоение) как таковое с иными его (оставим в стороне вопрос об их реальности) формообразованиями. Будем при этом строить соотношение в сугубо формально-логическом плане, к тому же в ближайшем рассмотрении. Выходить в жизненную конкретику тут — довольно рискованно. Ведь материал, фактаж бесконечны. Открывающиеся реалии просто несоизмеримы с нашим, крайне зауженным подходом. Благо, последний, так или иначе, приемлемо намечен имеющейся литературой.
Под углом формального подхода (на уровне второго порядка сущности), ближайшая рефлексия над многоразличными формами освоения, — что то же самое, направлениями человеческой реализации в мире, в том числе претендующими на статус мировоззрения, — обнаруживает: они известным образом конечны. И как таковые, разумеется, недостаточны в себе. За их пределами видится некоторая устойчивая, пребывающая во всех них, в их взаимопереходах, бесконечная по отношению к ним, форма. Она, как явствует, существуя данными конечными формами, их диалектикой, вместе с тем, выступает основой, внутренним, единством, своего рода интегральной субстанцией, выходящей за границы каждой отдельно взятой формы. Сами по себе недостаточные и несамостоятельные, конечные формы освоения нуждаются в данной бесконечной форме как в своей опоре-оправдании. Лишь из нее они обретают реальность на существование и общечеловеческую значимость. Что важно, выступающая основой, субстанцией, всеобщим, следовательно, высшим началом несамостоятельных разновидностей освоения, специфицированных соответствующей областью человеческого бытия, интегральная форма не дана какой-либо пространственно-временной или смысловой (во всяком случае, той, как представлены означенные конечные формы) локализованностью. Единственная форма, способная на такое диалектико-противоречивое существование, а также несение указанных основополагающих функций в человеческом бытии из многоразличных форм, коими человек существует на практике, — это, как должно быть понятно, форма мировоззренческая. Причем, — в том плане, где она совпадает с этическим (как это было рассмотрено) освоением.
Вывод об означенном статусе мировоззренческого освоения по отношению к иным разновидностям освоения, вдобавок к сказанному, вытекает из терминологического анализа понятия «мировоззрение». Мировоззрение, как воз-зрение мира, мира воз-зрение, есть не просто зрение. В этом мы выше убедились, правда, по другому поводу, но тоже важному. Частица «воз» в выражении «мировоззрение» говорит, что мировоззрение это — особое зрение, находящееся над другими (обычными) зрениями: выше и внутри них. Это, внутренне возвышающееся над конечными формами зрения как своими внешнеданностями (будучи при сем одной с ними природы), воззрение в мировоззрении (а значит, само последнее) не сводимо ни к одной из конкретных разновидностей зрения мира, ни к их сумме. Как такое воз-зрение мировоззрение есть интегрально всеобщее (таким образом, высшее) зрение. И в данном качестве может быть истолковано гносеологическим сознанием вплоть до вывода понимания мировоззрения за рамки чисто классически метафизического подхода.
Не лишая, несмотря на сказанное, многообразие «претендентов» на мировоззрение (и даже мировоззренческое освоение) «прав на жизнь», нельзя все же не видеть: среди них имеется такое, которое ближе и полней остальных выражает существо мировоззренческого освоения, располагая, так сказать, рядом преимуществ. Верно, речь идет об этическом в мировоззрении. Точнее, - этическом аспекте мировоззрения, существующего (как явствует из предыдущего анализа, и об этом речь пойдет дальше) либо в моральной, либо в нравственной данностях.
Этическая насыщенность мировоззрения и мировоззренческая природа этики очевидна уже из, свойственных обеим формам, универсальности и основоположности. Собственно, то начало в мировоззрении, которое выражает ценностно-волевой, нормативный момент, понимающий настрой, установки человека на мир, — все это в мировоззрении от этичности. Причем, этичности, светящейся онтологичностью.
Этико-онтологически насыщенное мировоззрение выступает либо высшей духовностью (в форме морального), либо высшей формой практического (нравственностью). Именно эти формообразования являют суть, внутреннее, основное всех иных форм освоения мира, коими мировоззрение (мировоззренческое освоение) как таковое обнаруживается в указанном смысле.
Разумеется, сказанное не касается так называемой «морали» («нравственности») общеупотребительного достоинства, выступающей, тем не менее, бледным отблеском своей сути, подлинных морали и нравственности. Тем более, — пересекающихся с мировоззренческим освоением. Именно это видимое проявление подлинной этичности (этика ходячего достоинства) оказывается предметом рефлексии обычного сознания. Она-то и расценивается, как указывалось, формой общественного сознания наряду с другими и зачастую заслуженно снискивает себе в глазах многих непочтение. Отнести ее к формам мировоззрения, мировоззренческого освоения, — как говорится, даже рука не поднимается.
Нельзя не видеть: в ряду многих форм мировоззрения, о которых говорят авторы, непременно фигурирует (и по праву) моральное и нравственное мировоззрение. Справедливо ли это, несмотря на сказанное на сей счет? Несомненно, да. И, коль скоро на статус мировоззрения (или формы последнего) не может, как очевидно из проведенного анализа, претендовать мораль (нравственность) ходячего достоинства, ясно, какая мораль и нравственность способны.
Так что, мировоззрение действительно выступает морально и нравственно в означенном их качестве. Наше заключение очевидно уже из установленного факта этичности (к тому же, по сути) мировоззрения, а также распадения этического освоения на моральный и нравственный периоды. Поскольку мировоззрение по сути своей этично, именно мораль, точно также нравственность (повторимся, не ходячего достоинства) представляет эту суть мировоззрения. Точнее, мировоззрение, складываясь, будучи, подобно любому значимому феномену человеческого бытия, втянуто в духовно-практическую периодико-уровневую динамику, проходит стадии моральности, затем нравственности. И, стало быть, в зависимости от того, на какой ступени (периоде) динамики пребывает, оно либо морально, либо нравственно. Причем, в каждом из данных периодов мировоззрение, как мы знаем, проходит два соответствующих уровня. В периоде моральном, где мировоззрение еще зачинается, оформляется, перед нами духовный и духовно-практический уровни. В периоде же нравственном, где мировоззрение развернуто реально, одействлено в своей полноте, оно выступает практически и практически-духовно. Повторяем, в следующем разделе обо всем этом нас ждет особый разговор.
Лишь через и в форме морального и нравственного мировоззрение, как понятно, одействляется. В такой данности оно пробуждает духовные и жизненные возможности, способности, потребности людей, любой значимый акт их творческого жизнепроявления. Будучи моральным или нравственным, мировоззрение дает человеку определенный вектор и путь движения, поступания. Оно являет его личностью или индивидом. Что бы человек ни делал, в какие бы перипетии ни попадал, — без так (морально или нравственно) предстающего этико-мировоззренческого «гироскопа» и «компаса» он, — о чем уже гласили наши учебники по марксистской этике, — не силен ни на один значимый поступок, свершение своей жизни. Тем более, — утверждаться на «лезвии бритвы» человечности. Речь, разумеется, не столько о безбытийной (деструктивной) «человечности», на фабрикацию коей ныне выродилась гуманистическая традиция, вообще, производяще-техническая действительность, включая наше отечество. Речь идет главным образом о человечности, открывающейся непосредственному человеческому бытию. Еще точней — событийным человеческим бытием.
Ни одна форма освоения мира, снискивающая себе признание в качестве мировоззрения (кстати, также духовности), — эстетическая (в том числе искусство, тем более, музыка и т.п.), научная, политическая, — не выдерживает «конкуренции» с моральным либо нравственным освоениями в этом отношении. Ибо, как очевидно, любая другая конечная форма освоения, не успев еще оформиться, сложиться, уже предзадана этически, этико-онтологически, будучи насыщенной изначально определенными (моральными либо нравственными) ориентирами, ценностными предпочтениями, волеустремлениями человека и зовами бытия. Каждая из них, к тому же, втянута в орбиту духовно-практической периодико-уровневой динамики, претерпевая здесь качественные преобразования.
Воздавая должное, ставшей в последнее время (да и всегда дававшей себя знать) ходячей идее о «спасающей мир красоте», или даже тем, кто рассчитывает на миссию спасения в лице истины и т.п., мы, в дополнение к вышесказанному, сделаем еще одну оговорку. Идет ли речь о спасительных «достоинствах» красоты, истины или какого другого «благодетеля» из политико-правовой области, неважно, — все они порознь, или вместе взятые, действительно к чему-либо способны и пригодны лишь осененные, как бы сказал Платон, «благом», этическим.
И отрадно отметить, что мировоззренчески-этическая положенность, — причем, не только политико-правового отношения человека к действительности (этот факт приобрел уже достоинство непреложной истины), но также эстетического, других, в том числе научно-философского освоения мира, — находит в отечественном философском сознании наших дней всерастущее признание [См., например: Хаазе К. Значение мировоззрения для оценки творчества личности // Мировоззрение и творчество, — Смоленск, 1984. — С. 48-54; Шердаков В.Н., Черкасов В.Б. Взаимосвязь науки, искусства и нравственности в формировании гармонически развитой личности // Нравственные проблемы совершенствования социализма. — Воронеж, 1987. — С. 90-104; Парнюк М.А., Деркач Л.А. Указ соч.; Агурский М. Указ. соч.; Библер В.С. Нравственность. Культура. Современность (философские раздумья о жизненных проблемах) // Этическая мысль. — М., 1990. — С. 15-57; Блюмкин В.А., Гумницкий Г.Н., Цырлина М.Л. Нравственное воспитание. — Воронеж: изд-во Воронеж. ун-та, 1990. — 143 с.; Бубенков Б.П. Этическое как основа эстетического // Проблемы гуманитарного познания. — Новосибирск, 1986. — С. 159-183; Его же: Хищное творчество. Этические отношения искусства к действительности. — М., 2000; Бытие человека в культуре. Опыт онтологического подхода. — Киев: Наукова думка, 1992. — 175 с.; Григорьева Т.П. Дао и логос: встреча культур. — М.: Наука, 1992. — 424 с.; Золотухина-Оболина Е.., Золотухин В.Е. Указ. соч.; Крутова О.Н. Пути активизации человеческого фактора // Филос. науки, 1987. — № 1. — С. 23-33; Культура. Нравственность. Религия ("Круглый стол") // Вопр. философии, 1989. — № 11. — С. 30-64; Свинцов В.И. Истина, добро, красота // Филос. науки, 1988. — № 1. — С. 37-48; Белов В.А. Ценностное измерение науки. — М.: Идея-пресс, 2001. — 284 с.; Кортунов В.В. За пределами рационального. — М.: Изд. центр науч. и учеб. прогр., 1998. — 319 с.; Назарчук А.В. Этика глобализирующегося общества. — М.: Директмедиа Паблишинг, 2002. — 381 с.; Кутырев В.А. Апология человеческого (предпосылки и контуры консервативного философствования) // Вопр. философии. — 2002. — № 9]. А за пределами отечества факт данный уже давно приобрел статус азбучной истины. Хотя и тут об этичности, этическом, как правило, речь идет на уровне все тех же ходячих представлений данного феномена. А то – просто бихевиоризма и дурного позитивизма с прагматизмом.
Место этического, вернее, этико-онтологического в мировоззренческом освоении мы высветили. Теперь буквально лишь обозначим мировоззренческое содержание этического в выявленном только что плане освоения через соотношение последнего с формами освоения, претендующими на мировоззренческий статус.
Человек, в общем-то, существует, — постигает концы и начала, смысложизненные вопросы своего бытия, соответственно, живет, нормирует, выбирает, ценит и т.д. происходящее вокруг, включая себя самого, — не прямо и непосредственно этически (морально или нравственно, мировоззренчески). Он реализуется означенным образом как бы косвенно, опосредствованно. И формами этого опосредствования являются оговоренные конкретные разновидности мировоззренческого (точнее, этико-мировоззренческого) освоения мира.
Потому, человек обычно ведет себя, относится к миру как эстетик, политик, юрист, музыкант и т.п. В качестве, например, музыканта он живет и зрит действительность музыкально. Соответственно, это он делает политически... Все люди в каком-то смысле являют из себя «частичного человека», «порабощенные» некоторой, главенствующей в их существовании активностью. Полномерно, многопланово (не говоря уже о чисто мировоззренческой, моральной или нравственной самореализации) они живут лишь постольку, поскольку. Во всяком случае, редко кто поднимается на высоту такого жизнепроявления. Жить чисто этически, только мировоззренчески, с другой стороны, равносильно питанию гореизвестными «плодами вообще». По крайней мере, в условиях нормальной жизни человек вполне довольствуется теми ответами, рекомендациями, предметами, убеждениями, верованиями, которые формируются у него непосредственными конечными формами освоения. Благо, последние поднимаются до уровня мировоззренческости, этичности. В свою очередь, — всегда изначально мировоззренчески насыщены, предопределены и обустроены, нося нравственный, либо моральный характер.
Легко понять, что нравственное и моральное мировоззрения, образуя основу, внутреннее, можно сказать даже источник, цель существования, функционирования других разновидностей мировоззренческого освоения, не рядоположены с последними. Ясно также, мораль и нравственность как особые формы мировоззрения не наличны в чистом виде. Они «живут» движением, взаимоопосредствованием иных, конечных форм мировоззренческого освоения вышеуказанной формальной диалектикой.
Вместе с тем, сами мораль и нравственность (значит, соответствующие мировоззрения) таковы, что не сосуществуют одновременно. Действительно, в каждой конкретно-исторической ситуации, жизнедеятельностью человека функционирует либо нравственное (это обычно чаще), либо моральное мировоззрения. Человек не может быть и нравственным, и моральным существом сразу. Такое ему удается лишь в разных отношениях, в разных местах и временах.
Важно подчеркнуть, что нравственным или моральным «характером» обладают не только мировоззрение, не только формы освоения человеком мира, но и существо человека целиком, все дела его. В этом смысле можно заключить: нет ничего из человеческой жизнедеятельности (в том числе и прежде всего мировоззрения), что бы, соответственно, ни выступало в отношении морали (духовного) и нравственности (практического). Человеческая жизнь без остатка непременно протекает двумя сменяющими друг друга качественными, вернее сказать, периодическими состояниями: нравственным и моральным. Именно этот смысл главным образом сквозит в обычном, непродуманно используемом выражении «моральное» или «нравственное». Во всяком случае, это справедливо касательно мировоззрения. Не будем при сем входить в разбирательства недопустимого «кровосмешения», когда термин «моральное», сплошь да рядом, бездумно вбирает в себя «нравственное» и «этическое», равно другую чепуху, заслоняющую суть дела и фабрикующую превратное восприятие последней.
Итак, под выражениями «моральное мировоззрение» и «нравственное мировоззрение» выступает нечто совершенно иное, чем хотят (и даже могут) обычно видеть. А именно: 1) сущностная специфизированность мировоззрения морально либо нравственно; 2) с другой стороны, известное состояние, ступень-период, которым предстает не только мировоззрение, но и все его проявления, формообразования. Речь идет о политической, философской, научной, эстетической и т.д. (включая даже этическое в обычном его понимании) активностях, поскольку все это суть разновидности человеческого утверждения миром. Тем более, снискивающие себе статус мировоззренческости. Они (значит, человеческая жизнь в целом) бывают либо нравственными (сотканными из «полотна» нравственного мировоззрения), пребывают в нравственном периоде, либо находятся в периоде моральности (морального мировоззрения).
Только с позиций выявленного периодического существования мировоззрения и, вообще, еще более сконкретизировав данное существование (например, на типы, формы, уровни и т.д.), представив, тем самым, все это в движении, — можно и имеет смысл предметно, конструктивно вести разговор о его (мировоззрения) функциональной работе. А также — фиксировать соответственно специфицирующийся статус его в системе «человек — мир», в жизни людей, общества. Тогда только всевозможные высокие слова о мировоззрении как «корне», «начале и конце», «сердцевине» и т.п. существования других форм сознания и областей деятельности людей (равно разговоры о нем, вообще) могут наполниться реальным, живым и значимым содержанием. Ибо мировоззрение даже одной эпохи, одного общества, человека, — не будучи каким-то инвариантом, всегда и всюду одинаково выказывающимся, — различно в зависимости от приобретаемых, в частности, периодических (а ниже будет показано: и формальных, и уровневых, и типических) состояний. И сие — предмет серьезнейшего, основательного осмысления, ожидающий тех, кто действительно хочет понимать мировоззрение. Тем более, извлекать из этого, так сказать, «практические результаты». Точно также понять какую-либо разновидность освоения (в том числе мировоззренческую) адекватно можно лишь на почве конкретизированного, — сначала типически, затем периодически и уровнево, — мировоззрения. На каждый раз определенной таким образом мировоззренческой «почве» человеческие дела, формы отношения к действительности, предметы осуществляют себя и могут быть постигнуты основательно, в том числе в качестве выразителей-носителей человеческого бытия, человеческой подлинности.

sgaliev

Динамика мировоззренческого освоения человеком мира

Далее нам предстоит осмыслить процесс мировоззренческого освоения. То есть, как мировоззрение движется, видоизменяется, развивается. В предыдущих разделах мы уже наметили данный процесс. Сейчас предстоит его сконкретизировать.

Предварительные замечания
Намеченная задача, прежде всего, предполагает прояснение: как протекает мировоззренческое освоение человеком мира, какие особенности оно претерпевает по ходу своего становления? Как в движении мировоззрения соотносятся выявленные формы, уровни, периоды, типы, как разуметь их? Правомерно ли, вообще, переносить на мировоззренческое освоение выявленные касательно иных разновидностей освоения структурные формообразования? Мы прекрасно сознаем, сколь сложна и объемна намеченная задача. Потому прояснение наше окажется (увы, как почти всегда) далеко не конкретным, даже беглым. Придется, тем самым, часто апеллировать к тому, что под тем либо иным углом зрения выше обозначилось относительно поднятых вопросов.
Прежде, чем приступить к последним, сделаем два отнюдь не лишних замечания, несколько даже воспроизведя кое-что из вышесказанного.
Во-первых. Последовательное гносеологическое сознание мировоззрения не доходит до понимания его в подлинном смысле как освоения. В соответствующей литературе нередко говорят о мировоззренческом освоении, имея при этом смутное представление не только на сей счет, но и относительно того, что понимать под освоением. Тем не менее, высказывается несомненная истина. Ибо, на самом деле, мировоззрение не может не быть освоением. Причем, — как всеобщее зрение (воз-зрение), как триединство сознания, поступления и отношений (в вышеуказанном смысле), как целостность мирообразования и человекообразования, духовного и практического. Оно выступает, далее, синкретическим единством истины, добра, красоты и любви. Наконец, в мировоззрении всего отчетливей явственна особенность осваивающей практики как процесса человеко-бытийного, со-бытийного и событийного. В мировоззрении человек непременно встречается с бытием, и есть результат со-творчества (в не раз оговоренном смысле) человека и бытия. И это имеет место даже тогда (например, в мировоззрениях производящего типа), когда люди об этом и не подозревают.
Отсюда понятно: всякого рода ограничения в трактовке мировоззрения, когда оно сведено, например, лишь к сознанию (представлениям, переживаниям, познанию и т.п.), мало что мировоззренческого и ничего осваивающего в себе не несут.
Во-вторых. Ближайшее рассмотрение позволяет заметить, что мировоззрение, вырабатываемое гносеологизмом, — например, как общеизвестное «Обобщенные представления человека о мире...», кочующее из одного учебника в другой, — по поводу которого обыкновенно рефлектирует Новоевропейское сознание поры практически-духовного вызревания, есть известным образом артикулированная конкретизация, воплощение некоторой ментальности (объективной логики, тенденций, «заведенных от века порядков»), с царящими тут установками, дискурсами, нарративами, ориентациями в смысложизненных исканиях людей. Мировоззрение это, иначе говоря, — отражение и результат уже сложившегося соотношения на деле человека и мира. Тем самым, оно отражает то, что уже есть и даже было, будучи детерминировано и предопределено (задано) некоторым, реально функционирующим в логике вещей, мировоззрением. Последним, — проистекающими из него дискурсами, влечениями, интенциями, эпистемами, означенным выше пониманием, в конце концов, — живут люди и вся их действительность, представляя известный этап своего историко-типического (больше, периодического, а то и формального) существования. Причем, люди живут и предопределены данным, объективно (как правило, «за спиной») действующим мировоззрением, как бы «изначально», вне собственного ведома. Это объективно-реальное мировоззрение всего полней совпадает с тем, что выше мы определили как континуальную этику.
Несомненно, что, например, основное время своего натурально-личного историко-типического существования люди живут под знаком именно такого мировоззрения. Вообще, нравственный период натурально-личной (и не только) практики, где царит данное объективное мировоззрение как изначальная континуальность, почти полностью поглощает жизнь людей. Оставим пока без внимания тот факт, что на переходных этапах историко-типического (и даже формального) становления, пусть на сравнительно короткое время, утверждается духовный период, с, вытекающими отсюда, формами активности, предполагающими мировоззрение новой разновидности. Выше отмечалось, что периодико-уровневое движение охватывает процесс практики не только в целом, но также и в каждой форме ее самореализации. Всякое видоизменение здесь с самого начала обеспечивается и совершается механизмом этой самой периодико-уровневой динамики духовного и практического. Очевидно, мировоззренческое освоение как высшая (в означенном смысле) форма реализации человеческого бытия никак не может быть исключением из данного процесса. Так что, переживают ли люди действительность эстетически (Античность), или религиозно (Средние века), политически, экономически, научно (производящий исторический тип), — они непременно имеют дело с означенным, вплавленным в ткань общественного бытия, объективно-континуальным мировоззрением, коль скоро представляют нравственный период становления.
Верно и то, что на известном этапе (а именно, в моральном периоде) во всех данных формах-направлениях сознание (так или иначе, как правило, иллюзорно) непременно доходит до фиксации и разработки мировоззрения уже в качестве субъективного феномена, продукта духовного творчества. Собственно, здесь наличная форма мировоззрения подвергается не только рефлектированию, осмыслению, но также творческому преобразованию. Причем, как понятно, с той адекватностью и мерой, в какой они на самом деле, истинно осознают предмет своего преобразования. В этом смысле последний (не забудем, речь о континуально существующем мировоззрении), конечно же, не перестает терять свой статус объективности, «за-спинности», запредельности полному человеческому разумению. Когда в жизни царят разного рода отчуждения, люди, по сути, не ведают что творят, не постигли законов своего бытия, исторического процесса, — там на адекватное и полномерное творчество ими самих себя, тем более способа своего существования, мировоззрения, конечно же, рассчитывать не приходится. Даже в условиях событийного человеческого бытия, — где человек начинает жить подлинно исторически, высоко сознательно, осваивающе, — они не могут рассчитывать на то, чтобы творить и устраивать свой мир, свое мировоззрение безоговорочно адекватно и истинно. Тут срабатывает обнаруженный нами, феномен отсвоения, убегания истины. Не забудем: ведь практическая деятельность — не просто исключительно человеческая активность и ее результаты. Она включает в себя, причем, главенствующим образом, — и «работу» бытия. Отсюда, жизнь никогда невозможно полностью рационализировать, а истину — поймать и «посадить в клетку»: здесь всегда сохранится не только не истребимый, но даже не умалимый элемент иррационального.
Особенно силен иррациональный элемент, — причем, оставаясь почти не замечаемым, — в нравственном периоде реализации жизни, включая мировоззрение. Люди, на практическом уровне крайне мало отдают себе отчет касательно объективированного мировоззрения, царящего над ними. Вот почему, обнаружить объективно наличное мировоззрение в аналогичные поры формирования установок метафизического сознания (в частности, гносеологизма) бывает, довольно непросто.
Стало быть, метафизико-гносеологическое мышление, пусть даже Последовательное, не фиксирует так (объективно-континуально) выступающее мировоззрение. В лучшем случае, оно, может дойти до осознания (но никак не осознать, тем более, аутентично) его. Обычно, в этом случае объективно господствующее мировоззрение улавливается в качестве каких-то «нарративов», «дискурса», «установок» и т.п.
И все же, данное мировоззрение метафизическое сознание, гносеолог, вообще, каждый человек на определенном этапе (нравственном периоде, причем, в формальном и типическом планах) производяще-технической действительности (как и в условиях натурально-личной практики, с соответствующим пониманием и переживанием), пусть не осознавая, материализует и идеализует. Да так, что, своеобразной абстрактно-теоретической (точнее, практически-духовной) копией (опять же, оставим без внимания вопрос адекватности) данного мировоззрения выступает мировоззрение, которым производящее сознание нравственного периода осмысленно (например, на практически-духовном уровне) орудует, предметно исследует и т.д. Нечто аналогичное мы видим также в условиях прибытийной практики.
Как должно быть понятно, само объективно-реально действующее и задающее понимание, мировоззрение (равно мировоззрение в целом) существует не «от века», и не существует в неизменном, готовом виде. Оно видоизменяется, обновляется вместе с практическим становлением. Будучи формой практики, пусть и высшей, основной в указанном выше смысле, мировоззрение при ближайшем рассмотрении, разумеется, не есть исключительно объективный предмет, ничего не содержащий в себе от человеческой активности. По ходу своего становления оно все более восполняется субъективным содержанием, элементами. Особенно преумножается доля субъективного начала на стадиях духовного и духовно-практического движения, где мировоззрение восполняется, даже качественно обновляется духовными привнесениями соответствующих авторов. Следующие этапы духовно-практической динамики, как установлено, объективируют эти привнесения. Вообще, присутствие человеческого начала в мировоззрении всегда налицо. Иначе и не может быть. Ведь оно, если и приобретает объективно-реальный (вплоть до континуальности) характер, от того, тем не менее, не перестает быть формой и результатом созидательной деятельности человека. Здесь не важно, что деятельность данная осуществляется со-вместно с бытием. Ведь всякая подлинная (осваивающе-произведенческая) активность человека вершится с бытием, событийно. И хорошо, что мировоззренческое творчество не выступает исключением. И, коль скоро, как само данное творчество, так и его результаты на известных (так сказать, «неподлинных») этапах истории обретают достоинство чего-то «надчеловеческого», «объективного», даже чуждого человеку, — не узнаются последним в качестве носителей и форм, выражающих его, не обнаруживаются предметностями, содержащими человеческую активность, — это все еще ни о чем не говорит. Помимо, разве что, того, что практика протекает в данных исторических условиях неподлинно, в неразвитой данности. Это, собственно, как и последствия такой неразвитости, влечет к отчуждению, неузнаваемости. Больше — к противостоянию результатов человеческой активности ему самому, даже — господству их над ним весьма различным образом. Лишь, утверждая себя и мир осваивающе-произведенчески, человек избавляется от довлеющих над ним в протекшей истории (да и сегодня) отчужденности, результатов и форм практической деятельности. В том числе в области мировоззрения. Творя подлинно исторически, осваивающе, человек, как говорилось выше, свое мировоззрение превращает в событийное миротворчество. Тем не менее, и здесь дела совсем не обстоят так, что он (человек) будет творить что и как угодно по своему субъективному усмотрению, что все в данном процессе полностью ясно, рационализировано и т.п. Не следует забывать: в осваивающем созидании, каким бы последнее не было, в том числе мировоззренческим, непременно в качестве главенствующего начала со-присутствует бытие. «Пути» же его, как известно, «неисповедимы»... И это так, несмотря на то, что человек в событийном человеческом бытии существует открыто бытию, внимая его вопрошаниям, зовам, со-творчествуя с ним.
Факт присутствия в мировоззрении отбытийного начала очевиден уже из означенного выше усмотрения. Оно, видели мы, есть не просто воз-зрение человека на мир, но также воз-зрение мира бытия. С другой стороны, именно присутствием бытия, прежде всего, следует объяснить то обстоятельство, что, воплощая открывшиеся в духовной работе мировоззренческие истины, идеи, человек на духовно-практическом уровне никогда не добивается полного совпадения данных идей, целей с реальностью. Цель и результат, как известно, всегда расходятся. И это, в первую голову, от того, конечно же, что человек не единственный и самодостаточный актер в практически-творческом процессе. Здесь с ним со-присутствует и бытие (мать-природа). Причем, повторяем, главенствуя, задавая тон всему ходу движения.
В наиболее очевидной данности своей объективированное мировоззрение являет известный момент, этап (вернее, практический уровень) развертывания соответствующего типа (видимо, и формы) мировоззренческого процесса как такового в нравственном периоде. Всего менее оно объективно на уровне духовном, хотя, конечно, объективный момент никак не устраним.
Мы уже знаем, мировоззренческий процесс в целом и в отдельных разновидностях не может не иметь свою логику. Пусть последняя не замечаема метафизико-гносеологическим сознанием, несмотря даже на выведенность им на свет сущего, «мировоззрение». И что бы ни являла логика процессирования мировоззрения, оно, как на различных этапах своего становления, так и в целом, ответствует этой логике.
В самом начале, по ходу явления человека миру, мировоззрение тоже, как и свой носитель, складывается объективно, по мере очеловечивания человека. Но затем данный процесс видоизменяется. Отныне мировоззрение возникает не само собой, без чьего-либо ведома. В материальной истории человеческого бытия (по крайней мере, с обретением ею духовно-практического качества), в формировании нового мировоззрения складывается ситуация, где уже «сначала было слово».
Помимо всего прочего, это значит, что в той либо иной форме мировоззрение вырабатывается, утверждается (во всяком случае, обновляется) сперва идеально, духовно. Затем обретает «материальную» (объективную) реальность. А потом, подвергаясь субъективному осмыслению и переосмыслению, самопреодолевается, движется к мировоззрению новому. Оно, таким образом, проходит от своего зарождения до завершения целый ряд состояний, периодов, уровней и т.д., характеризующихся, соответственно, не только объективностью, но также субъективностью, не только духовностью, но также практичностью. Данные формообразования (как и мировоззрение вообще) вступают в мир и «покидают» его, так или иначе, проходя через «голову», волю и «дела» человека, через «материальное» и «идеальное». И означенное движение наблюдается не только на периодико-уровневом становлении мировоззрения. Оно имеет место также в ходе историко-типической, даже формальной его диалектики. Постараемся все это, хоть в какой-то мере, явить нижеследующим изложением.

sgaliev

Динамика мировоззрения по историческим типам
Итак, следует признать, что мировоззренческое освоение (мировоззрение) выступает историко-типическим, периодико-уровневым процессом. Не будем вдаваться в разъяснения, почему и как все это имеет место, помимо того, что уже (пусть, довольно скудно) сказано и подразумевается. Достаточно принять во внимание, что мировоззрение (мировоззренческое освоение) — высшая форма практической самореализации человека. И коль скоро последняя, другие формообразования ее подчинены развертыванию по типической, периодико-уровневой логике, такое же движение должно быть присуще (причем, с самого начала) мировоззренческому освоению. А, вообще, доводы наши и без того ясны. К тому же, ниже найдут известное подкрепление.
С самого начала очевидно типическое протекание мировоззренческого освоения, его существование историческими типами. Они, как понятно, тесно сопряжены с историческими типами практического освоения человеком мира. После разъяснений из предыдущего раздела нет необходимости обосновывать также, почему, по крайней мере, основные содержательные характеристики исторических типов осваивающе-практического движения, так или иначе, распространяются на возникающие и действующие здесь типы (надо полагать, также иные формообразования) мировоззрения.
Поскольку в другом месте мы более менее разобрались с содержательной стороной исторических типов практики, в том числе осваивающей, и своими сущностными, главенствующими моментами данное содержание свойственно и формам (типам) мировоззрения, царящим в данных типах практики, Мы, стало быть, имеем основание не пускаться в содержательный поиск относительно данных типов мировоззрения. По крайней мере, — в целях краткости. Так что, сославшись на проделанную работу по их осмыслению в другом месте [см.: https://cloud.mail.ru/public/4bX9/tQpSn9a1Y], будем считать, что разобрались с содержательной стороной типов мировоззрения, свойственных соответствующим типам практики и человеческого бытия. К тому же, и на страницах данной темы мы, так либо иначе, касались их. Было немало сказано о производяще-техническом мировоззрении. Теперь мы должны понимать, что оно фигурировало как определенный исторический тип. Шел, стало быть, разговор и о других исторических типах мировоззрения: натурально-личном и событийном. Из существования трех исторических типов мировоззрения (и, понятно, практики, человеческого бытия), а также известной преемственности между ними имеет смысл вести речь и о стадиях (подтипах, формах) их. В основном, эти подтипы и формы общеизвестны, потому не будем их воспроизводить.
Нетрудно понять исторические типы с подтипами и формами практики и человеческого бытия тоже заданы лежащим в их основе, истоке мировоззрением как высшей формой освоения человеком мира.
И «заданы» они, означенным выше, образом. То есть, дело не обстоит так, что сначала, возникает мировоззрение (хотя в некотором смысле сие имеет место). А затем, — в какой-то период времени — производный от него, исторический тип (форма) освоения. Разговор тут можно вести лишь о смысловом, логическом первенстве. Также как в случае с формами освоения, само мировоззрение прорастает соответствующими типами освоения. Его, исторического типа (или формы) мировоззрения в чистом виде, — как и, вообще, мировоззрения как такового, к тому же, чтобы «взять его в руки», указать пальцем, — нет вне этих, конечных, конкретных формообразований. Речь у нас, как понятно, не идет о мировоззрении в понимании гносеолога. Для последнего мировоззрение всегда есть «отражение» действительности.
Мировоззрение зреет, развертывается вширь и глубь своего исторического типа (и формы) освоения, будучи самым сокровенным и основательным здесь. Без него вся многообразная «конструкция» действительности данного типа (формы) освоения «разлетается в прах», теряет какой бы то ни было смысл. И вообще — исчезает как сам мир, так и человек. Без мировоззрения ведь нет ни мира, ни человека, ни, в равной мере, зла, красоты, — ничего. Хотя, и то правда: без всего этого и вне этого мировоззрения тоже нет.
Да, человек, мир, все наличное их взаимосвязью, — результат, известная разновидность становления-проявления данного типа мировоззрения: то, чем оно одействляется, «расцветает». Каждое мировоззрение (если оно нашло дорогу в жизнь) «распускается» специфическим миром и человеком, собственным «добром», «злом», долженствованиями. Люди и окружающая их действительность одного типа мировоззрения неповторимы.
Новый мир, новый человек, человеческое бытие начинаются лишь с нового мировоззренческого типа (формы). Все сущее входит в мир и, становится действительностью человеческого бытия, в конечном счете, благодаря саморазвертыванию и конкретизации определенного типа (можно говорить, и подтипа, формы) мировоззрения, — если, к тому же, оно со-бытийно, тем более, событийно по сути своей. Без мировоззрения, вне мировоззренческого охвата и светимости это сущее, — будь то элемент сознания, поступка, предмет природного или общественного окружения, — пребывает в-себе, в сокрытости. А то — вовсе не существует. Лишь благодаря конституирующей и направляющей силе мировоззрения (всегда выступающего каким-либо конкретным подтипом, формой своей) возможно и сознание, и, вообще, любая форма человеческой жизнедеятельности. Все это понятно. Хотя, повторимся, — не часто артикулируется метафизическим сознанием, открывающим, тем не менее, мировоззрение.
Но мировоззрение не только первое условие, основа и высшая форма практического существования человека в мире. Оно не только дает нам вещи и себя самих, в зависимости от своего, так сказать, «качества» (типа, подтипа, формы). Один и тот же тип конкретного мировоззрения преподносит нам мир, действительность, являет себя самих с нашими действиями и смысложизненными устремлениями различно также в зависимости от периодико-уровневой своей динамики. Иначе говоря, — на каждом уровне, периоде практического становления одно и то же мировоззрение приобретает специфические особенности. А вместе с ним, — все предметное окружение людей, включая их самих. Но этого мало. Поскольку мировоззрение процессирует не только в логике становления осваивающей практики, но и само развивается, трансформируется по собственной периодико-уровневой логике, — надо понимать, это обстоятельство также накладывает на действительность, жизнь и дела людей, равно иные феномены человеческого существования, еще один, весьма значимый отпечаток. Но данного аспекта дела пока что мы даже касаться не станем.
Сказанное о месте и роли мировоззрения в человеческом жизнеутверждении, вполне понятно, рассматривая мировоззрение, как мы предлагаем, не чем-то застывшим и наличным, совершенно независимо от человека. Оно (даже выступая на практическом уровне) объективно существует, возникает не само собой, вне и независимо от своих носителей, практиков. Оно качественно специфично на означенном уровне в зависимости от конкретно-исторического типа (подтипа и формы) своего развертывания. Пребывая в историко-типическом, вместе с тем, в периодико-уровневом становлении (как практики, так и самого себя), мировоззрение, будучи так процессирующей реальностью, конечно, не может не предзадавать (причем, существенно) своих носителей своеобразно.
Итак, из факта множественности форм-состояний одного и того же типа (подтипа) мировоззрения, из подвижности, историчности человеческого бытия, не мыслимого при этом в любой своей данности без соответствующего мировоззрения, — очевидно следующее. Все формы и разновидности мировоззрения не просто связаны между собой, а переменчивы, переходят друг в друга. Причем, — не только пространственно, но также (и что чрезвычайно важно) во временном плане. Другими словами, любое мировоззрение (тем более, серьезное, духовно-пракдически существующее, типическое), как и все (практика, человек, мир...), развивается. В силу наличия типической диалектики мировоззренческого освоения мира, каждое, реально функционирующее мировоззрение, выступает всегда конкретно-исторически, представляя известный тип (а в нем — подтип, форму) исторически становящегося мировоззренческого процесса.
Здесь нельзя не заметить, что в имеющейся литературе, насколько нам известно, вопрос данный исследован мало. Обычно тут речь идет об «историческом генезисе» мировоззрения в вышеуказанном духе: для демонстрации того, как становится «научный» взгляд на мир и место человека в нем. А вместе с этим — мировоззрение как «обобщенная система», данного взгляда, «картина». Тем более умалчиваемым остается вопрос о том, как движется, развивается то либо иное конкретное мировоззрение, — тем более, не в форме «картины», «миро-воз-зрения» в сугубо гносеологическом смысле. На этот счет из имеющейся литературы можно почерпнуть крайне скудную информацию. А между тем, осмысление данного вопроса подводит к пониманию мировоззрения не только как «отправной точки» в человеческом утверждении миром, но также предмета творческой активности самого человека.
Действительно. Человек не только живет и творит под сенью мировоззрения. Большой счет если вести, — здесь он не творит, а творит как раз тогда, когда творит мировоззрение. Тем более — мировоззрение новое. Не важно при этом, объективно оно или же субъективно. Но, поднимая данный вопрос, мы уже переходим в иную плоскость рассмотрения мировоззренческой динамики.

sgaliev

Периодико-уровневая диалектика мировоззренческого освоения
Конечно, все люди обязаны, даже творимы мировоззрением. И творятся они различно, внутри уже одного и того же мировоззрения. Но, с другой стороны, люди также как-либо причастны к формированию своего мировоззрения. Налицо, вроде бы, противоречие. Следует удержать его, не отбросив при этом ни одной из обнажившихся крайностей, ибо они обладают достоинством очевидного факта.
О том, что мировоззрение творит (задает, предопределяет, выражает существо и т.д.) людей, мы кое-что сказали, пусть и вскользь. Говоря же о творчестве мировоззрения человеком, в интересующем нас плане укажем следующее. Мировоззрение, во всяком случае, после своего прихода вместе с человеком в мир, — дело известных (или без-вестных, забытых) личностей соответствующей эпохи. Как раз потому, что мировоззрение не только творит людей и их действительность, но и само есть продукт творческой активности последних, для любого мировоззрения (включая формы, типы, еще скорей, для разновидностей последнего) можно рано или поздно найти своего автора-творца. Не случайно, всякое, более менее значимое в истории человечества мировоззренческое движение имеет название, производное от своего реального или мнимого (это не важно) создателя-основателя: «Христианство», «Буддизм», «Кантианство», «Эпикуреизм» и т.д.
Сложившись в духовной «работе» того либо иного мыслителя-творца, пророка, — поначалу в качестве идей, вероучения, а потом, «посеянное на поле» духовно-практической активности последователей, апостолов, учеников и т.п., — мировоззрение данное лишь за тем обретает описанный основополагающий, первичный характер в практической и практически-духовной жизни народов, стран, процессов истории. Лишь тогда оно начинает господствовать в деяниях и «головах» людей и окружающей действительности в нравственно-объективной форме.
Люди реализуют в данных условиях мировоззрение, по большей части, не осознавая его, или сознавая превратно, не проходя, так сказать, «выучки», у философов, моралистов, пророков, основателей данного мировоззрения. В этом смысле Кант и Гегель, по А. Швейцеру, властвовали над умами миллионов людей, которые за всю свою жизнь не прочли ни одной строки их сочинений и «даже не подозревали, что повинуются им» [Швейцер А. Культура и этика. — М.: Прогресс, 1973. — С. 53].
Коль скоро это господствующее (нравственно) мировоззрение еще полно возможностей, реальностями на жизнь, все люди (причем, независимо от их положения, рода занятий), так или иначе, реализуют лишь ценности, идеи, эпистемы, смысложизненные ориентации, законы, «всеобщие представления», выражающие данное мировоззрение. Оно часто переживается, людьми в качестве «Божественных законов», «изначального порядка», «объективно-реального хода дел», «духа соответствующей эпохи», как бы выразился А. Швейцер. «Инструмент, на котором им надлежит играть, приготовлен не ими. Они просто приставлены к нему. Исполняемую вещь тоже сочиняют не они. Им предлагаются уже «готовые ноты». Они ничего не могут изменить в предложенной пьесе. Их задача — более или менее умело воспроизвести ее. Если пьеса лишена смысла, они не в состоянии существенно улучшить ее. Если она хороша, они не могут сколько-нибудь значительно ухудшить ее» [Там же. — С. 57]. Да и сами они, равно их окружение, продукты, воплощения данного мировоззрения-«пьесы».
В тех же случаях, когда господствующее нравственно объективное мировоззрение рано или поздно утрачивает свои жизнеутверждающие силы, энергию и в нем пробуждается энтропийный процесс, находящий при этом в той либо иной форме осознание, — начинает складываться потребность (сознание, решимость, воля) в «замене» (изменении) наличного мировоззрения («порядков») новым. И «замена» эта осуществляется критикой наличных порядков, поисками-творчеством в практически-духовной и духовной «мастерской» великих мастеров мыш-ления. Так что, прежде, чем результат сложится, одействится, наша «пьеса» проходит целый ряд последовательных метаморфоз. Само «исполнение» ее тоже соответственно трансформируется. Если поначалу «пьеса» реализуется не иначе, как сама «жизнь», то затем — как миф, игра, образ, идея (от подражающего изображения на первых порах до преобразования, научного творчества нового в результате), идеи (мечты, идеала, цели и т.д.).
Важно отметить, что складывание нового мировоззрения — это процесс и результат духовной работы человека, открывающей (произведенчески) новые лики бытия и существования. И не следует полагать, что мировоззрение — плод исключительно философского творчества, что философия формирует мировоззрение, как часто дело преподносится в соответствующих учебниках. Не в меньшей степени значима тут заслуга религии и искусства, являющихся, как известно, «сестрами-близнецами» философии. Они в равной мере простирают «владетельную руку» на мудрость, откуда черпается мировоззренческий опыт. Ведь задолго до того, как философия еще не пришла в мир, люди тоже имели мировоззрение, мировоззренчески относились к себе и окружению. Откуда тогда это мировоззрение бралось? Или оно формировалось стихийно, вне сознания и воли людей? В принципе, моменту стихийности, действительно следует воздать должное. Однако, чтобы ни говорилось, уже на самых ранних этапах человеческого становления срабатывало и сознание. Путь оно было иллюзорным, поверхностным, «фантастическим» и еще каким в этом смысле, но оно уже участвует в делах человекостановления, в понимании и настрое человека на мир, жизнь. И сознание это было не чем иным, как религиозным, искусственным. Другого попросту не было. Верно, правда, и то, что одно и другое были всецело пронизаны этичностью как тем, что заземляет, очеловечивает, одухотворяет этот самый искусственно-религиозный опыт мировоззренческого строительства и мира.
Тем более велика роль религии и искусства в поздние исторические эпохи, включая современную. Философия, хоть и несколько стеснила их, но не настолько, чтобы уподобить Виндельбандову «королю Лир»... Кстати, как бы свидетельствуя причастность искусства и религии к творчеству мировоззрения, во всех учебниках ходит положение о различных формах (типах) мировоззрения. Говорят в этом смысле, помимо научного (научно-философского) мировоззрения, связываемого с наукой и философией, о мировоззрении мифологическом. Как должно быть, оно являет поприще и результат деятельности искусства. Говорят также о религиозном мировоззрении, которое уже названием свидетельствует свой исток и природу. Выше мы, между прочим, отмечали, что не стоит науке присваивать способность мировоззренческого творчества. Она до этого просто не дорастает. Самое большее, наука лишь способствует, кстати, не только философии, мировоззренческому творчеству названными «сестрицами», обладающими «правом на собственность» касательно мудрости.
Как бы там мировоззрение ни творилось, откуда бы оно ни приходило, оно в данной деятельности явлено одновременно открыванием и откровением ищущему. Мировоззренческий поэсис, как любой подлинно осваивающий поэсис, совершается человеком совместно с бытием и при посредничестве муз. Процесс творчества нового мировоззрения, стало быть, по крайней мере, на том уровне, где оно пока еще «завязывается» в допроизведенческих периодах истории, есть (как это знали великие греки) процесс сотворчества человека-мастера и бытия через посредничество «муз», «гениев», «даймонов» и т.п. Несколько иначе, видимо, обстоит дело с «выработкой» событийного мировоззрения. В событийном поэтическом миротворчестве, когда человек уже становится «богоравным» по силе и возможностям (поначалу техническим), нужда в былом посредничестве муз и иных мифо-поэтических персонажей отпадает. Надо полагать, человеку теперь бытие и время («Боги» для поэтической активности прежних эпох) открыты, сотворчествуют с ним непосредственно, почему, собственно, он выступает событийным человеческим бытием. Во всяком случае, подключение к данной «непосредственности» таких вещей, как «озарение», «вдохновение», «интеллектуальное созерцание» и проч., будем считать, ее не устраняют.
Так что, как и прежде, «Боги» событийного творчества остаются за возможностями разумной (рациональной) досягаемости человека. Возможен ли в таком случае поэсис? Но ведь и прежнему человеку музы являлись, по-могали, посредничали далеко не «по щучьему велению»! Чем бы событийный человек ни отличался от людей прежних исторических типов освоения, он, как и там, не Бог!.. А значит — будет нуждаться в со-творчестве Богов (бытия), пусть и другом, нежели прежде.
В рассматриваемом плане легко видеть принципиальную разницу между мировоззрением, когда оно творится (творчество это выступает как моральное освоение) у мастеров духа, и мировоззрением, реализуемым людьми в качестве нравственных существ. Если в первом случае мировоззрение только вырабатывается, складывается в процессе самоутверждения человека (как личности, экзистенции, человеческого бытия), то во втором — оно само как бы творит людей и их действительность. И что важно — перед нами в обоих случаях по форме, типу может иметь место одно и то же мировоззрение. Разве что, оно различается по уровню: в первом он моральный, во втором — нравственный. Конечно, между этими крайними обнаружениями его имеются промежуточные ступени (уровни). Иначе говоря, мировоззрение наше совершает, помимо типического, также движение по уровням и периодам. Точнее — периодико-уровневое движение. Продолжим же, сказанное на этот счет выше.
Надо думать, данное движение проявляется, хоть с формальной стороны и одинаково, но со стороны содержательной весьма различно, наполняясь каждый раз своеобразной жизненной конкретикой. И связано, обусловлено это многими факторами, как изнутри процессирования мировоззрения, так и извне. За предельной краткостью нашего анализа мы не станем входить в разбирательство данного (весьма непростого) вопроса. К тому же, выше мы, так либо иначе, касались его. Остановимся потому, снова-таки, лишь в контурах на одном (только внешнем) аспекте. Он, тем не менее, сконкретизирует сказанное нами о духовно-практической природе практики и мировоззрения как высшей формы практического освоения.
Точнее, снова сосредоточимся на формальной стороне интересующего нас предмета, процессирования той либо иной разновидности осваивающей практики и, прежде всего, мировоззренческого освоения. Оставим, опять же, содержательную специфику («сюжет») движения соответствующей формы освоения. Повторяем, движение будет браться в виде, которым, независимо от своей специфики, любая форма, главным образом, мировоззренческая, исторический тип мировоззрения выступает как духовно-практическая реальность. Движение данное свойственно, видимо, и различным подтипам внутри соответствующего типа мировоззрения. Справедливость нашего утверждения распространяется, во всяком случае, на уже известные на сегодняшний день формы и типы мировоззрения. Надо думать, иначе обстоит дело с событийным мировоззрением. Уже из сказанного очевидно: интересующее нас движение не свойственно ему; если имеет место, то, может, как-то иначе.
Несмотря на свою внешность, содержательному процессу освоения, интересующий нас аспект движения (прежде всего, мировоззрения) позволяет понять целый ряд особенностей мировоззренческого процесса вообще. И, соответственно, — описать производные от этих особенностей явления человеческого бытия. Благодаря осознанию данного движения, становятся «прозрачными» многие образования, перемены, совершающиеся в характере поведения людей, в их жизненных ориентациях, устремлениях, равно устремлениях общества в целом, социальных институтов, общностей и организаций.
Проясняется, например, почему в различных условиях и регионах истории, в разных типах мировоззренческого освоения мира человеком возникают сходные ситуации. Причем, — как в сфере "духа», так и на "практике». Почему формируются аналогичные идеи, тенденции, социальные движения; почему людьми «проигрываются» одни и те же, хотя и смодулированные иначе, «мотивы», сценарии? Ведь общеизвестно: те, либо иные состояния различных эпох в истории человеческого бытия буквально перекликаются, совпадают. Потому и возможно так называемое «переодевание в костюмы прошлого» (Маркс). И «перекличка» имеет место во всех практически областях общественно-исторической жизни. Достаточный материал на этот счет можно найти в «Сравнительно-морфологических таблицах» О. Шпенглера [См.: Шпенглер О. Закат Европы. Том первый. Образ и действительность. — Пг.: изд-во Френкель, 1923. — С. 54-59. См. также, например: Маркс к. Восемнадцатое Брюмера Луи Бонапарта // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 8. — С. 118-119; Конрад Н.И. Запад и Восток. — М., 1972. — С. 47-77; Мильдон В. Мед и молоко. Судьба художника в современной эстетике // Вопр. философии. — 2004. — № 1; Мильдон В.И. История и утопия как типы сознания // Вопр. философии. — 2006. — № 1; Кривцун О.А. Ритмы искусства и ритмы культуры: формы исторических сопряжений // Вопр. философии. — 2005. — № 6. — С. 50-62; Степин В.С. Философия и эпоха цивилизационных перемен // Вопр. философии. — 2006. — № 2].
Не отсюда ли постоянная идея «возрождения»? Не потому ли М. Хоркхаймер и Т. Адорно с полным основанием прослеживают диалектику Просвещения как в "Одиссее", так и в других областях и этапах жизни людей, истории? Наконец, всевозможные постмодернистские игрища с временами, событиями, реалиями и персонажами в культуре и истории, когда их бесцеремонно тасуют, соединяют, строят из них всевозможные химеры и фантасмагорические сооружения на собственный лад? И все — на том основании, что все здесь едино, все повторяется, на «подмостках» жизни постоянно разыгрывается одна и та же сцена, «ничто не ново» не заслуживает внимания как «значимое само по себе» и т.д. Не отсюда ли, идущий издревле, глубоко символичный образ мальчика, играющего на морском берегу? Не об том ли и, идущие с Востока, представления, согласно которым всевозможные миры, культуры, общества, государства, вершащиеся в истории события, — нечто от эфемерности, феноменально-мимолетного, как результата вечно колышущегося «океана». Волнами набегая на берег, он оставляет на песке причудливые узоры, следы с тем, чтобы следующей волной, смыв их, заместить, хоть и другим «рисунком», но, по сути, подобным же в таком бесконечном коловращении одного и того же. В видениях здесь, как нетрудно понять, доходят до абсурдных крайностей даже.
Но если не впадать в эти крайности, если, все же, смотреть на вещи внимательно, разве не обнаруживается, что современные люди мыслят, поступают, относятся к миру и себе самим так же, как некогда бывало. Они взывают к «духам традиций», позволяют господствовать над собой «кошмарам прошлого»...
Даже возникают одинаковые по духу и форме философские школы, миропереживания, смысложизненные ориентации. Нельзя, скажем, не видеть сходства (но только лишь) между досократикой и материалистической философией Нового времени, между философами софистами и представителями Просвещения, романтики Нового времени. Нельзя не видеть историко-временное совпадение между античным идеализмом (Платон, Аристотель) и классическим идеализмом индустриального общества, между Римом как «мировым городом» и итогом индустриализма, мировым империализмом.
Можно видеть параллели и в биографиях людей различных эпох, в "праве", психологии, искусстве, — повторяем, во всем. Эти параллели, переклички, совпадения в той либо иной форме имеют место. И не только в некоторых регионах, где очевидна известная историческая преемственность, единая связующая линия, но также в регионах, почти никак или же вовсе не сообщающихся между собой. Небольшая работа известного советского исследователя, академика Н. И. Конрада, "Запад и восток" данный факт весьма показательно демонстрирует на примере творческой биографии древнекитайского историка Сыма Цяня и римского историка Полибия, как они приходят, каждый идя своим путем, к однотипным идеям и видениям исторического процесса [См.: Конрад Н.И. Полибий и Сыма Цянь // Запад и Восток (статьи). — М.: 1972. — С. 70-93].
Показательно, переклички наблюдаются не просто в вещах случайных, не затрагивающих существа соответствующего социального организма, уклада жизни. Напротив. Они суть выражения известной синхронности развертывания некоторой общей для них логики. Можно даже видеть последнюю при соотношении стадий одного и того же типа практического освоения человеком мира, следовательно, типа мировоззрения. Даже — в процессе становления одной и той же формы мировоззренческого освоения в разных эпохах, типах практики. А ведь, типы данные, как мы могли видеть, кардинально расходятся между собой.
Итак, без нахождения и уяснения порядка, логики в выделенном нами мировоззренческом процессе ни в мировоззрении, ни в разного рода конкретизаторах его, ни в жизни людей, общества, истории трудно рассчитывать на какое-либо разбирательство. Во всяком случае, вникнув в эту логику движения, несомненно, можно будет найти «ключ» к осмыслению и решению многих, еще не проясненных явлений и проблем в становлении человеческого бытия, как на уровне, так сказать, «макроскопическом» (истории, существования и функционирования общества), так и на уровне внутреннего мира человека.

Предваряющее замечание
Нижеследующие абзацы надо бы переместить в предыдущий раздел, где осмысливалась типическая динамика мировоззрения. Мы, все же, оставили их в настоящем разделе, преследуя цель выразить логику обнаружения периодико-уровневого движения рельефней.
Характеризуя исторические типы освоения, мы обнаружили, что, подобно всякому подвижному, развивающемуся предмету, они заключают внутреннюю причину, источник своего развития в себе самих. Источник данный — диалектика-противоречие предметизации и человекообразования. Будучи основой любой осваивающе совершающейся деятельности (в том числе мировоззрения), данное противоречие (значит, и образующие его стороны) специфицируется, принимает ту либо иную форму в соответствующей области деятельности. Вместе с тем, соотношение названных сторон противоречия освоения, — а значит, мировоззрения как высшей формы практического освоения, — может осознаваться и выступать разновариантно. В предыдущем разделе показано, как в общеисторическом плане соотношение предметизации и человекообразования кристаллизуется соответствующими типами осваивающей практики, следовательно, мировоззрения.
Но соотношение противоречивых сторон практического основания, любого осваивающего процесса (значит, и мировоззренческого) выступает не только в общеисторическом плане, но также в плане частно-историческом, имеющем силу лишь внутри соответствующего типа (формы) освоения. Потому наше противоречие служит источником развития осваивающей практики не только в общеисторическом плане, но также в каждой точке данного процесса. Дело, другими словами, состоит в том, что диалектическое движение конкретной «точки», с одной стороны, специфицированно соответствующим историческим типом (даже подтипом, формой или какой другой видовой инстанцией развертывания типа). Со стороны другой, оно также изнутри разворачивается на своем противоречивом основании предметизации и человекообразования. Повторимся, это противоречивое основание свойственно своей специфической определенностью именно нашей «точке» как конкретной разновидности человеческого бытия, деятельности. И его развертывание (движение), тем самым, тоже проходит — только в ином ракурсе, чем общеисторическом, — аналогичные историческим типам, ступени, состояния. Можно показать, что такое становление имеет место и в жизни того либо иного общества и даже — каждого конкретного человека.
На лицо, таким образом, некоторое «срабатывание» принципа движения общеисторического плана на уровне частно-историческом, вплоть до протекания жизненного пути отдельного человека. Такое «протекание» легко обнаружить, во всяком случае, в двух первых типах способов существования человеческого бытия и мировоззренческого освоения. Не забудем при этом, что движение данное специфицировано соответствующим типом (подтипом, формой и т.д.), внутри чего как известной общности оно совершается, Но сейчас — не об этом речь.
Можно на основе сказанного заметить, что внутри процессирования соответствующего типа (стадии его), вообще, любой формы освоения, — опять же, включая мировоззренческое, — складывается три периода. Точнее, всякая более менее значимая разновидность осваивающей практики проходит в своем движении три периода. Проходит их, так или иначе (причем, в первую очередь), соответствующее мировоззренческое освоение. В каком-то смысле такое движение аналогично, вторит логику развертывания практики в общеисторическом плане.
Первый период, также как в общеисторическом плане, характеризуется доминированием человекоутверждающего начала (собственно практического момента) в делах, отношениях, сознании людей, устраивающих «новый мир». Это период, когда человеческое бытие, люди, не довольствуясь налично-сущим, сложившимся, освобождаются от него, утверждают новые порядки и устои, новую действительность. Существование здесь доминирует над сущностью. Дела человеческие приковывают к себе основное внимание. В известном смысле то, что называется «революцией», происходит, вершится именно в данном периоде. Человек качественно обновляет свою жизнь, мир. И обновительная работа может проходить довольно долго, может совершаться быстро, «шумно», с серьезными социальными потрясениями и т.д. Многое здесь зависит от, как говорится, «сопротивления материала». И, конечно же, — от готовности, решительности, умения, сознательности, последовательности и своевременности предпринимаемых мер и активности «вершителей революции»...
Во втором периоде уже господствует начало сущностное (объективное, «потустороннее», «надчеловеческое»). Активность людей всецело подчинена приспособлению к наличной действительности, ее порядкам, законам. Люди становятся существами нравственными.
Не забудем, оба периода, как и характер соотношения их, в становлении отдельного человека, общностей, общества, других явлений человеческого бытия, не выпадающих из означенного движения, специфицированы типами, формами и т.д., внутри которых разворачиваются. Разумеется, главенствует здесь их мировоззренческая предзаданность, насыщенность.
Что касается третьего периода, — когда преодолевается односторонний характер практического процесса и достигается известная гармония между предметизацией и человекообразованием, — то нужно сказать: его нет в буквальном смысле в становлении данной формы, типа (стадии последнего) освоения. Существо, назначение, задачи этого периода разрешаются и утверждаются путем выхода за пределы налично данной формы, типа, стадии освоения. Третий период, являющийся, таким образом, известным синтезом первого и второго, одновременно выступает началом, исходным моментом, следовательно, первым периодом новой формы, соответственно, типа (подтипа последнего) и т.д. Отсюда понятно, почему выше мы вели разговор лишь о двух периодах в генезисе осваивающей практики. Практически, дело обстоит именно так, ибо третий период генезиса, как легко видеть, связывает между собой (в частности, духовным моментом своим) исходную и новую разновидности существования человека в мире и, понятно, способы такого существования.

sgaliev

Моральный период
Итак, примем во внимание сказанное об особенностях мировоззренческого движения, в частности по периодам. Вместе с тем, удержим не раз повторяемое:
- мировоззрение есть высшая форма практического освоения (со всеми, вытекающими
отсюда, последствиями, на коих мы останавливались),
- имеет место совпадение мировоззренческого и этического освоений (в указанном выше
смысле),
- этическое выступает либо в форме нравственности, либо морали,
- наконец, человекообразующий и мирообразующий аспекты мировоззрения ближайшим
образом обнаруживаются морально-нравственной диалектикой. Тогда, обозначенные периоды становления известной разновидности мировоззренческого освоения, вообще, любого другого освоения можно именовать, соответственно, моральным и нравственным. Об этом мы также имели возможность говорить, рассматривая духовно-практическую природу подлинно осваивающей практики. Потому, здесь нет еще одной необходимости ходить за подтверждениями морально-нравственной, духовно-практической природы и периодичности процесса мировоззренческого освоения. К тому же, не составит особого труда проследить наличие и смену выявленных периодов в любой разновидности мировоззренческого освоения.
Мировоззрение, в какой бы форме, типе оно ни зарождалось, возникает как продукт деятельности людей, выступающих личностями, экзистенциально и человекобытийно. А из числа последних — наиболее выдающихся, «мастеров духа» и моральности. Духовные искания таких мыслителей, пророков, деятелей выхода за рамки воплощенного действительно и, уже отдающего отчуждением, мировоззрения, устремления противопоставить данному, ставшему деструктивным, мировоззрению нечто иное, возвратить «утраченные» прежним мировоззрением «человечность», «истину», «добро», «красоту», «свободу», «подлинный мир», «ясность» существования, нужда превозмочь ставшие «тесными» границы наличности, — вот, что движет мировоззренческим творчеством в целом. Процесс же конкретной переоценки смысложизненных исканий и высших смыслообразующих предметов наличного мировоззрения, выработка новых смыслов, влечений, мотиваций, долженствований и призваний человека, обретение новой веры, идей, целей существования, — короче, нового мировоззрения, его распространение и воплощение, собственно, это и есть главное содержание работы, осуществляемой в моральном периоде освоения мира. И, повторяем, работа эта поначалу — дело морального человека: личности, экзистенции, человеческого бытия.
Моральный период мировоззренческого освоения, по описанной выше логике процессирования духовного, сам распадается на два этапа, названные нами выше уровнями: духовный и духовно-практический. Динамическое соотношение последних таково, что духовный уровень возникает раньше, подготавливая духовно-практическое освоение.

Духовный уровень мировоззренческого освоения
Суть духовного уровня мировоззренческого освоения состоит из двух моментов-этапов. На первом налично данное мировоззрение и действительность, которой оно развернулось, подвергается (в продолжение начатой на его практически-духовном уровне) всеобъемлющей критике, проверке, испытанию на предмет своей «разумности». В итоге такого критического переосмысления формируются новые идеи, учения относительно «справедливого» и «истинного» мироустройства. Идеализм, гедонизм, стоицизм, романтизм и целый ряд других философско-мировоззренческих жизненных позиций — это своеобразный итог критической работы в духовных исканиях. Хоть означенные философские движения и сформированы Античностью, они, тем не менее, в той либо иной форме, под тем либо иным названием, непременно воспроизводятся во всех мировоззренчески-духовных исканиях, включая наше время.
Позиции данные характерны тем, что еще не выводят за пределы наличного мирового порядка и не меняют господствующее действительно мировоззрение. Меняются лишь оценки человеческого момента в мире в сторону его (человека) наилучшего приспособления к миру. Еще не утрачена надежда, что все в мире «образуется», осветится лучами «разума». Достаточно только научиться правильно прояснять то, что есть.
Разумеется, выработкой идей означенных мировоззренческих позиций дело еще не кончается. Духовное освоение мира во многом условно предшествует духовно-практическому. Все идеи и «великие истины», открываемые здесь означенными «...измами», сразу же, по рождении своем, претворяются в жизнь, находя себе ревностных и энергичных служителей, перестраивая по своему образу и подобию сознание, дела, отношения, организации людей. Короче, — они тут же пускаются «в рост». Вдохновения и энтузиазма, порождаемого ими, может хватить весьма надолго.
Между тем, люди, вдохновленные обретенными идеями, быстро убеждаются, что ни одно серьезное противоречие «старого мира», ни один его серьезный «порок» не устраняется. В лучшем случае — отодвигается, заслоняется, камуфлируется на время.
Именно поэтому, вследствие несостоятельности (прежде всего практически-жизненной) названных и аналогичных воззрений, идей, складывающихся в лоне критической стадии, рано или поздно приходит необходимость отказа от них. На смену им заступает скептицизм, пессимизм, нигилизм и другие мировосприятия в отношение какой-либо надежды рационального обхождения с наличным миром. Данные мироориентации тоже воспроизводятся во всех исторических типах мировоззренческого освоения: меняются лишь названия их.
С развертыванием и исчерпанием несомой ими позитивной нагрузки закладываются основы отхода от объяснения мира к его изменению.
Так вызревает второй момент-этап в развертывании духовной работы. Поскольку разумные (по крайней мере, известные) средства и формы устройства, существования оказываются непригодными, начинают прибегать к средствам иррациональным, сверхъестественным.
На этой почве возникает новая вера и новые надежды. Вместе с ними — новая любовь, «истина и жизнь». Вырабатывается, стало быть, принципиально новое мировоззрение, которое, уже воплощаясь, переводит движение духовных исканий людей на уровень духовно-практический.


Духовно-практический уровень мировоззренческого освоения
Духовно-практический уровень мировоззренческого освоения мира выступает процессом, где, как говорится идеи нового мировоззрения «овладевают массами», превращаясь в «материальную силу» (Маркс). Благодаря этому, посредством разного рода эпигонов, последователей («апостолов») основателя нового мировоззрения, деятельностью соответствующих социально-политических движений, партий и т.п. народные массы побуждаются к активной (революционной) деятельности по реализации идей. Вместе с тем, духовно практический уровень освоения представляет этап в диалектике мировоззрения, когда «призрак» нового мировоззрения, сложившийся в духовной работе, еще неразвитые идеи, учения, образы облекаются «плотью»: конкретизируются, уточняются, систематизируются, превращаются в идеологию, науки, в «руководство к действию», в комплекс норм, образов поведения и т.д. новой жизни. Опять же, это осуществляется силой и энергией последователей, созданных ими партий, институтов, инструментов. Как только таким образом «цветок» нового мировоззрения «завязался», преодолев сопротивление «материи» старого мировоззрения, он пускается немедля «в рост» и безудержное распространение во все стороны. Революция побеждает. Мировоззрение, тем самым, вступает в нравственный период своей реализации.
Наш крайне короткий анализ завершим замечанием, что, несмотря на означенные и другие общие моменты данного уровня, люди каждого типа, подтипа и формы освоения, конечно же, поступают, относятся к вещам непременно по-своему, во многом иначе, нежели в других ситуациях. Так, можно даже взять два, сравнительно недалеко отстоящих друг от друга этапа в становлении нашего общества. Это предреволюционная Россия начала XX столетия и Россия современная. В последней, как очевидно по всем показателям, тоже вызревает коренной перелом, складывается революционная ситуация, наблюдается много других общих моментов кризисного характера. Тем не менее, нетрудно видеть, сколь эти этапы сильно разнятся. Причем, — по тому, как конкретно предстоит решать предстоящие задачи мировоззренческого обновления общества, какими идеями и целями руководствоваться, что воплощать в действительность, какими содержанием и смыслами восполнить, одухотворить конкретику жизни. В этом смысле даже складывается сомнение в аналогичности соотносимых периодов нашей истории. Однако, уместность аналогии оправдана, бесспорна. Также то, — что и идеи имеются, но, вот, сложились ли люди?..
Взять, к примеру, то, что называется «Ленинской теорией социалистической революции». В том виде, как она была сложена, больше, была практически и успешно воплощена в действительность, конечно же, в теперешних условиях никак не пройдет. Очень многое в данной теории придется уточнять, исправлять. Придется в корне менять акценты и направления активности. Хотя, многое и сохранится, будет иметь силу и в теперешних условиях. В нижеследующих разделах мы этого вопроса еще будем иметь возможность коснуться.


Нравственный период мировоззренческого освоения человеком мира
Основное содержание нравственного существования мировоззрения состоит в том, что оно заполняет без остатка «души и плоть» людей, их взаимоотношения, общественные организации и институты, сферы устройства социальной жизни, мир в целом, все каналы, связывающие человека с последним. Мировоззрение становится (вернее, «выливается») в «судьбу», «призвания». Оно воспринимается незыблемой «божественной» основой, смыслом любых деяний и свершений людей, пространством и временем понимания происходящего вокруг. Мировоззрение превращается в «Вечный закон богов, — как бы сказала наша знакомая, Антигона, — который никто не знает, откуда пришел». Оно обретает черты источника, мерила и формы проявления каких угодно способностей, потребностей человека, а также мира. Если на духовном и духовно-практическом уровнях оно лишь вырабатывалось, создавалось, так сказать, «идеально», то в нравственном (практическом) периоде своего существования — обнаруживает себя в материально-жизненных действиях, поступлениях, общении людей по определенным образцам, повелениям, предначертаниям, «зовам бытия» и т.п., каковые, снова-таки, суть само же мировоззрение, его конкретизаторы. Это все, разумеется, в периоде нравственного освоения мира человеком не осознается. Напротив. Нормы, законы, повеления, которым люди безоговорочно подчинены и коими устроен мир, воспринимаются здесь как нечто «объективное», «божественное», «материальное», «от века данное» и т.п.
Нравственный период мировоззренческого освоения мира распадается на практический и практически-духовный уровни. Сначала он развертывается практически.

Практический уровень мировоззренческого освоения
Данный уровень освоения характеризуется тем, что «новое мышление» (новое мировоззрение), сложившееся в результате духовно-практической работы, безраздельно и всецело поглощает сознание и дела людей. О прежнем мировоззрении и миропорядке уже нет и напоминания. Конечно, некоторый опыт практического освоения из предыдущих этапов, скажем, у современного практического человека имеется, функционирует. Он обычно проявляет себя в актуальной практике где-то «на заднем плане». Не надо забывать, кроме того, практические уровни всех типов и форм освоения, в том числе мировоззрения, имеют много общего между собой. Во всяком случае, — в формальном (причем, не внешнем) плане.
На практическом уровне освоения, образно говоря, «музы молчат» и слышно лишь «бряцание оружия» (В. Маяковский). Сознание «непосредственно вплетено в язык реальной жизни» и носит поначалу во многом то, что называется синкретический характер. Это, собственно, касается и отношений, активности людей в качестве выразителей-носителей утверждающегося данным мировоззрением способа человеческого бытия. Именно поэтому, на уровне практического освоения (особенно в его начале) трудно выделить чисто эстетическое, религиозное или же политическое и т.д. в жизни людей. Практика не расщеплена здесь на собственно человекообразующую и предметообразующую стороны. А сознание, деятельность и отношения людей по поводу производимого сущего, мира слиты и никак не противостоят друг другу. Это, возможно, имеет место и на практически-духовном уровне освоения.
Лишь на заключительных этапах, при дифференциации практического освоения зарождаются первые практически-деятельные, эстетические, нравственные (в обычном смысле), религиозные и т.д. реалии, опыт. Нравственно-практическая действительность дает «трещину» для разрыва на человека и мир, сущность и существование. На почве всего этого как раз «вырастает» практически-духовный уровень освоения.
Практический уровень мировоззренческого освоения, можно сказать, онтологичен. Причем, — не только тем, что человек не утрачивает здесь своей близости к бытию, но также в том смысле, что он (человек) живет в данных условиях не своими собственными (в качестве субъекта) мерами и устремлениями, что будет на практически-духовном уровне. Он живет масштабами, жизнью своего окружения, выступая и представляя себя безоговорочной частью то ли «космоса», то ли «природы», «вселенной», «истории» (это зависит от типа мировоззренческого освоения и даже стадии последнего). На начальных стадиях человек как отдельный носитель некоторого целого буквально поглощен, растворен последним.
Описываемый уровень, как, впрочем, все другие, претерпевает значительную модификацию в каждом историческом типе или, надо думать, форме мировоззренческого освоения. Понимая это и не выходя в типическую и иную конкретизацию описываемого и других практических уровней, мы касаемся, так сказать «универсальных» (да и то, лишь некоторых) моментов, заведомо при этом сознавая серьезные изъяны такого касательства.
Не выделенность человека из своего окружения, отсутствие их противостояния ведет также к отсутствию противоположностей между «словом и делом», предметом и образом, символом и знаком, действием и мыслью. Практически-осваивающий мир человек не улавливает различий между фактом и смыслом, реальным и идеальным. В этом смысле здесь господствует мифологическое сознание. Человеческая деятельность, творчество совершается, как пишет А. Ф. Лосев, «на почве полного не различения образа и первообраза». Произведение искусства, например, в этих условиях (не составляют, разумеется, исключения бесклассовые общества) насквозь идеологично. И вообще, любой результат человеческой деятельности (вплоть до самых интимных ее сторон) как-то связывается, скажем, с «классовой борьбой трудящихся», с «делом коммунистического строительства» (как это было на первых порах существования нашего отечественного социализма), с «богоугодностью» или с какой-либо другой силой, господствующей в мире (в других условиях). «Зевс» Фидия или «Гера» Поликлета «не есть образ, также как икона в ее храмовом употреблении, не есть образ, или не есть только образ, по крайней мере, в том смысле, в каком этот термин вообще употребляется в эстетике... Это суть образы..., где они являются не «портретами бытия», а самим бытием, или видами этого бытия, эманациями самого бытия. В этом смысле мы могли бы назвать Гераклитовский «логос» образом сплошного бытия. Или Демокритовский «атом» — образом рассеянного бытия. Но ясно, что это совсем другая образность. Она онтична, то есть бытийственна и не сигнификативна. Точнее, сигнификация дана здесь оптическими средствами. Она прежде всего есть, а уже потом что-либо значит: указывает, возвещает» [Лосев А. Ф. История античной эстетики. Высокая классика. — М.: Искусство, 1975. — С. 65].
Мир осваивается людьми в заботах повседневности, совместной жизни, в обычных, традиционных общениях. Человек следует сложившимся регламентациям не рефлектируя. Также совершает разного рода культовые церемонии, обряды, подчиняется запретам, повелениям, следует моделям поведения. Он совершает и воспринимает происходящее вокруг как самоочевидное, в высшей степени значимое и иначе не могущее быть. Обычаи, традиции, шаблоны жизни и другие регламентации несут на себе печать святости, сакральности. Жизнь человека, кроме сказанного, определяется на практическом уровне настроенностью, энтузиазмом, другими эмоционально-волевыми, онтологическими механизмами и комплексами, которые, как правило, в нашей литературе не совсем правомерно относятся к разряду социально-психологических. Все эти чувствования, переживания, равно поведение, отношения людей наделены пронизывающей их мировоззренческой силой и влечением.
Поскольку: 1) способ существования людей практического уровня освоения являет собой деятельность существования самого мира; 2) люди расценивают себя, свои поступки под углом зрения «вселенских», «всемирно-исторических», «космических» и т.п. интересов; 3) человеческая жизнь подчинена мерам и ритмам окружающей предметной действительности, — каковая в различных исторических типах (да и формах), освоения весьма своеобразна; 4) человек, тем самым, еще не выделяет себя из мира, своего предметного окружения в вышеуказанном смысле; — на практическом уровне нет субъект-объективного размежевания (что характерно практически-духовному освоению). Неразделенность действительности практического освоения на субъект и объект ведет к отсутствию абстрактно мыслительного, понятийного постижения. Место всего этого занимают нормы, образы, оценки, представления-действа, комбинирующиеся в разного рода мифах эстетико-нравственного, религиозного порядка и таких же обобщениях.
Важно, характеризуя практический уровень мировоззренческого освоения, иметь в виду, что, в силу типизированности его, эти обобщения-образы, как и многие другие моменты-черты данного уровня в первом типе мировоззренческого освоения носят непосредственно антропоморфный характер. В производяще-техногенном же типе — «вещный» (в смысле поставленности «в-состояние-наличия»). Это, среди прочего, значит, что они выступают здесь в качестве «объективных», «естественных» законов, тенденций, «хода дел», «логики вещей», «детерминации» и т.д. Мифы выступают в облике учений, концепций, доктрин, толкований, версий и т.п., суть которых, разумеется, на практическом уровне не поднимается за границы непосредственного обыденного опыта. С точки зрения же теоретической, как она формируется на практически-духовном уровне, все данные построения, в общем-то, не выдерживают никакой критики, правда, в логическом, формальном отношении. Ибо, по существу, сами теоретические построения практически-духовного освоения сплошь да рядом базируются, черпают материал, «живут» опытом своего практического освоения. Из сравнения практического уровня мировоззренческого освоения второго типа с аналогичным уровнем первого типа легко видеть, что натурально-личные мифы последнего замещаются здесь мифами техническими.
Вплетенному в жизненную ткань окружающего человеку, не рефлектирующему в подлинном смысле над своими действиями, чужды сомнения и переживания, характерные людям последующих уровней. Хотя, разумеется, переживания, сомнения иного рода данного человека непременно гложут. Они связаны, например, с правильностью соблюдения предписаний, обычаев, с озабоченностью людей соответствием их дела долгу, «велениям судьбы», «нуждам отечества»; их весьма занимает расшифровка оракулов, знамений...
Частная жизнь отдельного человека здесь безраздельно принадлежит сообществу (роду, городу, родине и т.д.). Свое личностное начало люди проявляют именно в служении (на общественном, гражданском, производственном поприще). Человек до самозабвенности отдает себя «общему делу», будучи безоговорочно убежден в правоте такой саморастраты. Господствующие в обществе и мире законы на него имеют непререкаемый авторитет. Предполагается при этом, что многие из этих законов «господствуют» не только над человеком (его делами, жизнью в целом), но также над всеми другими явлениями, вещами окружающего мира. Любой предмет, например, в условиях производящего типа мировоззрения, подчинен «всеобщим» и незыблемым «законам», порядкам, «логике». Необходимо обратить внимание также на особенности детерминации данных законов. Они представляются «от века» данными, безусловными, базируются на авторитетах и непоколебимой вере.
Как правило, мир практическим человеком делится надвое: «свой» и «чужой» (враждебный). В этом плане буквальный смысл, который вкладывается в термин «освоение» (кстати, и на практически-духовном уровне), — это проникновение в чужой мир, подчинение, покорение, превращение его в «свой», о-своенный. Вместе с тем, в силу жесткого разделения вещей на «свои» и «чужие», люди не способны к приятию, пониманию всего, что отлично от укладывающегося в господствующие стереотипы, стандарты, что не вписывается в рамки «своего». Относительно практического уровня освоения в имеющейся литературе можно найти достаточно большой материал. Особенно — в работах о начальных этапах исторического становления человека [См., например: Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. — М.: Высш. шк., 1963. — 583 с.; Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. — М.: Искусство, 1972. — 373 с.; Мелитинский Е.М. Поэтика мифа. — М.: Наука, 1977. — 407 с.; Иорданский В.Б. Хаос и гармония. — М.: Наука, 1982. — 343 с.], а также в публикациях о повседневном существовании человека и так называемом «практическом мышлении» [См.: Практическое мышление: функционирование и развитие // Сб. науч. тр. — М., 1990. — 140 с.; Флоренский П.А. О корнях идеализма // Филос. науки, 1990. — № 12. — С. 109-121; Филос. науки, 1991. — № 1. — С. 108-129; Щавелев С.П. Практическое познание как философско-методологическая проблема // Филос. науки, 1990. — № 3. — С. 116-124; Касавин И.Т., Щавелев С.П. Анализ повседневности. — М.: Канон+, 2004. — 432 с.; Золотухина-Аболина Е.В. Рецензия. — Вопр. философии. — 2004. — № 11. —-С. 185-187 и др.]. Чрезвычайно ценный материал, ждущий вдумчивого осмысления, содержится в «Бытии и времени» М. Хайдеггера.

практически-духовный уровень мировоззренческого освоения
Практически-духовный уровень освоения — заключительный как в нравственном становлении, так и в диалектике уровневого движения мировоззренческого освоения. И, вообще, — в мировоззренческой динамике конкретно взятой Формы мировоззрения. Практически-духовный уровень наиболее близок и знаком современному сознанию (во всяком случае, в нашей стране), которому, как надо судить по приметам, он столь же не понятен по сути (хотя о нем много сказано). Данный уровень освоения (в нашем случае мировоззренческого) порождает бесконечное число превратных своих толкований, также как всего, что совершается в мире и человеке, в том числе им самим. Как раз на этом уровне формируется общеизвестное поверхностное представление мировоззрения как не единожды упоминавшаяся «совокупность наиболее общих представлений...». Отсюда — соответствующее понимание философии в качестве «сторожа», «блюстителя», «счетовода» (А. Швейцер) данных «представлений». А еще пуще — производителя их.
Практически-духовное освоение выступает логическим развитием, продолжением освоения практического. Оно преодолевает трудности и противоречия, порожденные непосредственно практическим освоением и продолжает дальше миро-образующую и человекообразующую «экспансию» разворачивающегося им (практически-духовным освоением) мировоззрения. Причем, экспансия данная совершается всевозможными осмысленными средствами, располагаемыми и реализуемыми людьми. Уверенное в бесконечности своего продвижения, освоение это рано или поздно натыкается на «горгоны», — антиномии в самой сердцевине созидаемого им мира. И мировоззрение впервые в своем процессировании удостоверяется в зыбкости, ненадежности устоев собственного существования. С этого момента практически-духовное сознание начинает свой довольно длительный путь «критики и самокритики». Оно обретает опыт рефлексии, оценки и самооценки. Вместе с тем, учится, чтобы в конечном счете, суметь выбраться за пределы установок, стилей мышления и отношения к действительности, которыми живет. И это, рано или поздно, влечет к прорыву: вызреванию подлинной духовности, нового подхода к вещам, нового мировоззрения. На этом цикл периодико-уровневой динамики нашего мировоззрения завершается, Впереди ждет новый цикл, аналогичный данному, но, все же, качественно иной.
Выше мы в той либо иной форме характеризовали практически-духовный уровень освоения, включая мировоззрение. Потому, ограничившись сказанным, сделаем еще одно замечание, вернее, напоминание. Несмотря на то, что практически-духовное освоение как будто бы лишено даже напоминания о нравственности (особенно нравственности в поверхностном понимании), ближайший анализ, однако, не может не обнаружить его сплошь нравственную природу. Особенно явственно это в тех интенциях, дискурсах и апелляциях к «всеобщности», «объективности», «законам», авторитетам и т.п., которыми характеризуется любая деятельность, протекающая на данном уровне. Это также очевидно из того, что всякая деятельность, протекающая в лоне мировоззрения как практически-духовного освоения, по истоку своему установочна, стереотипична, ценностно ориентирована. В ней очевиден (иногда завуалированный) диктат прошлого. Наконец любой акт волеизъявления субъектов деятельности самым непосредственным образом нравственно нормирован и мотивирован — и не только по истоку своему, но также по назначению. Даже, казалось бы, бесцельные, безадресные и безавторские «приобретения» в абстрактно-мысленной (научной, эстетической) деятельности несут собой соответствующую нравственность, ценностную ориентацию, смысл. Хотя «созревший плод» (в нашем случае мировоззрение на практически-духовном уровне освоения) и представляется не имеющим ничего общего с «завязью», из коей возник, тем не менее, внимательный взгляд замечает: он — «плоть от плоти» последней. Ничего лишнего, в конечном счете, что бы ни было унаследовано от истоков своих, «река» практически-духовного мировоззрения в себе не несет. В отличие от других «рек», пойма и течение мировоззрения данного не пополняются «притоками» извне (это касается даже мировоззрения вообще). Если и прорываются через ее «защитный слой» какие-нибудь элементы, то так и остаются «чужеродными».

thinker

__И всё-таки Siglo пишет намного понятнее и его труды более востребованы обществом.

sgaliev

Что же, вполне возможно.
Правда, я понятия не имею об этом авторе, никогда его не слышал. Хотя, как знать: в последние несколько лет вообще не брал ни один философский журнал в руки: просто отвращение берет, не могу!
И, с другой стороны, как бы я ничего из себя не значил, но, поскольку хожу-таки, в теме, но означенного Вами автора не ведаю, это говорит в том смысле, что, видимо, не очень-то тема востребована. Верно и то,, что надо бы уточниться с "темой". Что Вы имеете в виду, какую такую тему?
Сам того не желая, вот уже на 180 с гаком сообщениях я так многого касался, столько тем наоткрывал...
Если же речь о движении мировоззрения, то, что же, вполне возможно, этот автор тут ежа съел... Но, уверяю еще раз, не ведом он мне. Если можно, дайте, пожалуйста, ссылку на него.
А с еще одной стороны, если Вы заметили, что то, о чем я пишу, мусолится и другими авторами, - значит, не зря пишу, не пустое. Это ужо и радует.
Должен только заметить, что в плоскости осваивающе-произведенческого подхода к действительности еще ни один автор, который мне встречался не пишет. Были когда-то кой-какие попытки, но их контрреволюция напрочь оборвала-съела... Так шо, хотите не хотите, я последний из могикан в этой области.
Ну, и еще с одной стороны, разговор наш о мировоззрении-то идет не специально, а попутно, так сказать, для решения других вещей. Потому и не удивительно, что я тут лишь просто плаваю, не загруз как следует. А потому, как говорите, даже не знаю тех, кто дальше уже пошел.
Еще раз попрошу - наведите, пожалуйста, на этого автора: Вы аж разожгли мое любопытство...