Галочка

Революционная ситуация в России не созрела до таких масштабов, как это было вплоть до 1917 года. Нет этого,хотя,злить людей опасно , т.к. неизвестно, что может нечаянно спровоцировать непредсказуемые последствия.Поэтому, иногда, власти нужно признавать свои поспешные решения и исправлять свои ошибки.

__________________
"Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!"

Галочка

Заинтриговали. Если не трудно, Олег Ростиславович,дайте ссылку на Ваши работы.Интересно посмотреть.Не каждый день общаешься с талантливыми людьми... Скажу после своё мнение .

Мы ,"девушки",такие- часто на лекциях не о том думаем,потому пропускаем мимо то, что нужно знать.
Интересная у Вас биография.

Чуть по-веселее стало.Всё нормально))

__________________
"Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!"

Олег Павловский

Я не оцифровывал свои работы, это бесполезно, цифра не позволяет
сделать правильную цветопередачу, если снимать в помещении.
Но это делали другие… Посмотри стр. 99 в этой теме, там короткая аннотация к моей выставке в BOREYARTCENTER в 1994 году… Есть и фото некоторых работ. В 1994 году
мои работы представлял Аукционный дом Phillips de Pury, London. Так что «мнение»
уже высказано четверть века назад.

Фальсификация картин старых мастеров очень интересная работа, в свою очередь художник добивается и технического совершенства, которого невозможно достигнуть никаким иным способом.

Вот ссылка на весьма поверхностную и непрофессиональную статью,
но других ведь нет?

«Вермеер и великий фальсификатор...История подделки...»
https://pheonae.livejournal.com/62848.html

Галочка, если ты будешь просто порхать по Рунету как бабочка, и просто
высказывать свое мнение, то ты никогда ничего не узнаешь и не поймешь.



.

__________________
– Палач! Ты помнишь Нюрнберг?

Олег Павловский

.

Стр.99 «для Галочки...»
__________________________





«Шквал», 81х63, холст, масло, 1993 г.


MARTOMANIA ART MUSEUM
http://www.martomania.ru/htmls/PAINTING%20GUEST.h...
живопись и графика наших гостей



НОВАЯ АЛЬТЕРНАТИВА КОНЦЕПТУАЛИЗМУ

Живопись Олега Павловского романтична в самом чистом и высоком смысле этого
слова. Главное отличие его буйных вымышленных морских пейзажей от подавляющего большинства современных работ – это праздничная приподнятость и необыкновенная эмоциональная насыщенность полотен, исключающая самую возможность той горькой, тотально разрушительной иронии, которая, к сожалению, остается неотъемлемым отличительным свойством искусства эпохи поставангарда.

Бесконечная художественная рефлексия постмодерна в конце-концов надоедает, визуальный эпатаж принимает все более и более привычные вялые формы,
а монотонность и повторяемость – как основные эстетические категории, определяющие взаимоотношения современного художника со зрителем, – перестают нас удовлетворять.

Сама материя жизни и в Европе, и в России уже не та, из которой можно было кроить причудливые беспредметные одеяния на любой вкус, заполняя художественный рынок умозрительной продукцией, имеющей лишь сиюминутную концептуальную ценность.
Война в самом центре европейского континента, реальная угроза жизни каждого человека, потеря твердой почвы под ногами – все это предъявляет к искусству новые требования.
И вот возникает потребность снова ощутить чувственную плотность красок, взрывчатую
силу живописной формы, своего рода ностальгия по сильному эмоциональному
переживанию, по нескрываемому артистическому темпераменту.

Работы Олега Павловского в высшей степени эмоциональны и темпераментны.
Они создавались в 80-90-е годы, но, смею надеяться, принадлежат будущему.
Их смысл может быть полностью раскрыт лишь в контексте нарождающейся
волны неоромантизма, которая все более ощутимо дает о себе знать,
приходя на смену идеологии и практики концептуализма.

Романтизм Олега Павловского ностальгичен. В его маринах дышит нескрываемое, яростное желание, во что бы то ни стало вернуться к утраченному юношескому восприятию мира. Наша юность прошла под знаком моря, и глядя на эти полотна, я вспоминаю не только горящие корабли Тёрнера или умиротворяющие гавани Клода Лоррена, но и сияющий мир феерий Александра Грина, экзотику джеклондоновских «Сказок Южных морей», романов Джозефа Конрада, колониальных фантазий Пьера Лоти…

Да, эти работы возвращают меня в мир и юности, когда тоска по настоящей, чувственно
насыщенной, подлинной жизни, усиленная близостью реального Финского залива,
претворялась в образы некоего метафорического, условного Юга, в картины Леванта,
населенного свободными, сильными и гордыми людьми – пиратами, контрабандистами,
авантюристами разных мастей.




«Левантийцы», 50х70 см, холст, масло, 1994 г.


Визуальное воскрешение этого бескорыстно-праздничного,открытого,
радостно-опасного мира – вовсе не прихоть художника-одиночки.
Пейзажи Павловского можно рассматривать как особую художественную
акцию, резко полемичную по отношению к господствующим эстетическим
пристрастиям.




«Jipsy», 64х46 см., холст, масло, 1994 г.


Этот вымышленный мир фантастических гаваней, загадочных руин, белогрудых парусников и старинных пароходов, цыганских лиц и апокалипсических облаков лишен внешних примет современности, однако это мир современного художника и современного человека. Он внутренне непротиворечив, целокупен. В нем органически соединяются космогонические видения («Судный день», «Огонь. Люди и война»), но доминирует
все-таки стихия воды, субстанция Мирового океана одухотворенная творческим вмешательством тысяч живописцев – от старых голландцев до импрессионистов.




«Шторм», 62х46 см., холст, масло, 1992 г.


Подчеркнуто вневременной, внеисторический характер изображений, изысканная традиционная техника, с многослойными лессировками и бушующими пастозными массами, сложными, но всегда гармоничными цветовыми соотношениями, резкими светотеневыми контрастами – все это сообщает полотнам Олега Павловского
какую-то особенную, мечтательно-активную энергетику.
Однако бьющая через край внешняя экспрессия в каждой работе принимает вид завершенного, законченного, сбалансированного композиционного единства,
отливается в убедительные и строгие формы.


* * *

________________________________
Виктор Борисович Кривулин. 1994




______ВOREYARTCЕNTER______


___________________________
Виктор Кривулин 1944 - 2001

http://feofan-lipatov.narod.ru/krivulin.htm

Он не был собирателем русской земли – он был собирателем русской культуры.
А культура – это страна отзывчивых одиночек, и чтобы ее собирать, делать более
гулкой, резонансной, просторной, нужны именно такие одиночки, вокруг которых
люди не сплачиваются, но соприкасаются. Он не был дирижером, – он был –
камертоном: настройщиком разлаженных струн...
______________________________
Из некролога Михаила Эпштейна


.

__________________
– Палач! Ты помнишь Нюрнберг?

Галочка

Спасибо большое. Вчера ещё зашла по ссылке на страницу 99 и прочитала всё,просмотрела. Ограничиваться ответом как на литературных сайтах, отписываясь в рецензиях,типа: "спасибо за стихотворение"- не совсем правильно. Здесь хочется по-подробнее написать. Сегодня,но чуть по-позже...

__________________
"Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!"

Олег Павловский

.

https://www.chitalnya.ru/work/871988/





ГОБЕЛЕНЫ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА
__________________________________________________


я тебя променял на альбом Фонтенбло,
на уютную полость –
городское житье
на убогое наше тепло –
ты прости мою подлость…
___________________
олег павловский


У него было Петроградская... со всеми последствиями этого жанра,
как жесткие коричневые цветы жестяных петроградских крыш,
запах которых не для слабосердечных... Он любил эту сторону,
любил художников и поэтов – мэтров и будущих однокашников,
когда они еще только собирались становиться мэтрами, как и он сам,
и он не вспоминал о них, и не думал с маленькой долей грусти,
как делал это теперь, хотя и раньше было понятно, что грусть – это память,
а амнезия – лишь амнистия для сердца и для того,
что впоследствии назовется прошлым и осядет как позолоченная пыль...


_______________________________________________


Виктор Кривулин и Петербург художников и музыкантов,
книготорговцев и завсегдатаев полуподвальных кафе,
Петербург эрмитажный, чуть-чуть кунсткамерный,
дождливый и солнечный, но никогда не самодовольный
как джазмен, плюющий косточками черных маслин
в лысые черепа банановых королей.


О, кора!
колыбели моей барбизонское лето!
это пух тополей, эрмитажная поступь его угловой
лестницы тисовый взлет – аллюр алегретто,
каменных листьев венец над моей головой,
гибкое тело реки меж гранитных пластинок корсета…
город гранита, горячий июль, студенистый,
мягкий изгиб грибоедова, брошенных пристаней
впадины там, где кипел якорями базар
жители севера – веницъянцы во дни наводнений –
как кастаньеты звучат голоса, унося в холода
флаги, цвета:
красной розы страстей, голубой – отреченья
и безупречной колючее белое зарево…

вот и роса на зеленых у стен исполкома –
мариинское утро, дворец, петербургская кома…

__________________
олег павловский



ВИКТОР КРИВУЛИН. ЛЕНИНГРАДСКИЕ ГОБЕЛЕНЫ.
__________________________________________________ _____


ГОБЕЛЕНЫ

Иное слово и цветные стекла,
чужие розы витражей…
на гобеленах временно поблекла
гирлянда яркая златоволосых фей.

Засох венок… Но были бы живыми –
все не жили бы здесь,
где платьев синий пар в серо-зеленом дыме
неразличим, уходит с ветром весь.

Музейных инструментов мусикии
волноподобные тела
звучали бы для нас, как мертвые куски их
когда-то цельного поющего стекла.

Как хорошо, что мир уходит в память,
но возвращается во сне
преображенным – с побелевшими губами
и голосом подобным тишине.

Как хорошо, как тихо и просторно
частицей медленной волны
существовать не здесь – но в мире иллюзорном,
каким живые, мы, окружены.

Когда фабричных труб горюют кипарисы,
в зеленых лужицах виясь, –
весь город облаков, разросшийся и сизый, –
вот остров мой, и родина, и связь.

И связь моя чем призрачней, тем крепче.
Чем протяженней – тем сильней.
К тому клонится слух, что еле слышно шепчет, –
к молчанию времен, каналов и камней.

К тому клонится дух, чьи выцветшие нити
связуют паутиной голубой
и трепет бабочки, и механизм событий,
войну и лютню, ветер и гобой.

Так бесконечно жизнь подобно коридору,
где шторы темные шпалер
как бы скрывают Мир необходимый взору…
Да что за окнами! Простенок ли? Барьер?

Лишь приблизительные бледные созданья,
колеблемые воздухом своим,
по стенам движутся – лишь мука ожиданья
разлуку с нами скрашивает им.

Так бесконечно жизнь подобна перемене
застывших туч или холмов,
златоволосых фей, упавших на колени
над кубиками черствыми домов…

Так хорошо, что радость узнаванья
тоску утраты оживит,
что невозвратный свет любви и любованья
когда не существует – предстоит.


* * *


НАТЮРМОРТ С ГОЛОВКОЙ ЧЕСНОКА

Стены увешаны связками. Смотрит сушеный чеснок
с мудростью старческой. Белым шуршит облаченьем, –
словно в собранье архонтов судилище над книгочеем:
шелест на свитках значков с потаенным значеньем,
стрекот письмен насекомых, и кашель, и шарканье ног.
Тихие белые овощи зал заполняют собой.
Как шелестят их блокноты, и губы слегка шелушатся…
В белом стою перед ними – но как бы с толпою смешаться!
Юркнуть за чью-нибудь спину… Ведь нету н шанса,
что оправдаюсь, не лягу на стол натюрморта слепой!

Итак, постановка.
Абсолютную форму кувшина
гарантирует гипс. Черствый хлеб,
изогнув глянцевитую спину,
бельмо чеснока, бельевая веревка –
сообща составляют картину
отрешенного мира. Но слеп
каждый, кто прикасается взглядом
к холстяному окну.
Страшен суд над вещами,
творимый художником-Садом!
Тайно, из-за спины загляну;
он пишет любви – завещанье:
«ты картонными кущами и овощами
воевала с распадом…»

Но отвернемся, читатель мой. Ветер и шепот сухой.
В связках сушеный чеснок изъясняется эллинской речью.
В белом стою перед ними… и что им? за что им отвечу?
Да, я прочел, и я прожил непрочную плоть человечью
и к серебристой легенде склонился, словно бы к пене морской.
Шепот по залу я слышу, но это не старость –
так шелестит, исчезая из лодки-ладони моей,
пена давно пересохших, ушедших под землю морей…
Мраморным облачком пара, блуждающим островом Парос
дух натюрморта скользит – оживает и движется парус.
Там не твоя ли спина, убегающий смерти Орфей?

И не оглянуться!
Но и все, кто касался когда-то
бутафорского хлеба, кто пил
пустоту, что кувшином объята, –
все, как черные губы сомкнутся
в молчанье художника-брата –
недаром он так зачернил
дальний угол стола.
Жизнь отходит назад
дальше, чем это можно представить!
Но одежда Орфея бела,
как чеснок. Шелестя и листая
(между страницами памяти
черствые бабочки спят),
шелестя и листая,
на судей он бельма уставит,
свой невидящий взгляд…


_________V_________



.

__________________
– Палач! Ты помнишь Нюрнберг?

Олег Павловский

.





https://www.litprichal.ru/work/277820/


БЕЗДЫХАННОЕ ЛЕТО

ВИКТОРУ КРИВУЛИНУ


I

. . . . . . .

О, кора!
колыбели моей барбизонское лето!
это пух тополей, эрмитажная поступь его угловой
лестницы тисовый взлет – аллюр алегретто,
каменных листьев венец над моей головой,
гибкое тело реки меж гранитных пластинок корсета…
город гранита, горячий июль, студенистый,
мягкий изгиб грибоедова, брошенных пристаней
впадины там, где кипел якорями базар
жители севера – венецъянцы во дни наводнений –
как кастаньеты звучат голоса, унося в холода
флаги, цвета: красной розы страстей, голубой – отреченья
и безупречной колючее белое зарево…

вот и роса на зеленых у стен исполкома –
мариинское утро, дворца петербургская кома

. . . . . . .
. . . . . . .

II

разве я не любил легендарные серые мощи,
крейсерство на острова, театральный кирпич равелина?
белые ночи,
верлибр…

III

разве не я повторял – это я в ожиданье беспечном!
разве не это друзья мои?
разве не я…

IV

. . . . . . .
. . . . . . .

V

…перед смертью цветы распускаются ярко и нежно!
перед жизнью пожитками листьев ласкают свой взор…
покоренность бутона – округлая сфера надежды

наготой лепестка прикрывая позор,
прогорай как трава на песке бездыханное лето
уносимая розой ветров чешуя бересты –
ты еще не разуто, дотла не раздето
и до наготы


MCMLXXX

__________________________



.

__________________
– Палач! Ты помнишь Нюрнберг?

Галочка

Оцифровывать свои работы или не оцифровывать-это дело Мастера. Я могу понять,почему "рука не подымается" ,но есть же ,наверно , и такие же мастера-профессионалы и в области фотоиндустрии,где,возможно практически без искажений передать всю гамму цветов ? Всё - таки мы живём в21 веке,где технологические возможности с каждым днём превосходят сами себя.
Выставки своих работ для истинных ценителей искусства -это ,конечно,непосредственный контакт художника и его почитателя,даже на энергетическом уровне. Никакая оцифровка не даст тех эмоций, что возникают при "живом просмотре(контакте) с произведением".
И, всё же, не стоит лишать простых людей видеть свои работы и в электронном виде.Но,для начала, этот выбор должен сделать сам автор .

Маленький пример того, что нужна страница в электронном виде. Я подписана в инстаграме на одного художника и каждый день имею возможность любоваться его работами.Он их не только показывает людям, но их у него покупают довольно охотно.

Я понимаю, что инстаграмные "выставки" рассчитаны на широкого потребителя и по цене и по качеству ,но визуальное наслаждение я получаю.

Я поняла.Потому, мнение
моё пусть будет безмолвно созвучно с мнением рецензента...)

Прочла статью. То что сделал этот великий фальсификатор соразмерно
творению великого художника(на мой взгляд). Он использовал не только свои таланты,как художника,но и сам испытал разработанные им же химические составы и реактивы,позволяющие полотну выглядеть
соответственно и " не высыхать "50 лет(если я верно поняла?).Гений ,пусть даже и фальсификатор.Это тоже талант.
Да порхать особо некогда.Но, благодаря знакомству в рунете с интересными людьми( не интересные меня не интересуют) я

тоже развиваюсь и учусь... У нас у каждого свой путь и своя судьба.

Спасибо,Олег Ростиславович.

.

__________________
"Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!"

Олег Павловский

Галочка, мне не нужны ни поклонники, ни покупатели. Что значит «покупают охотно»? Охотно, это за сколько, за $ 1000? За такую цену у меня не может быть авторских работ.
По определению. За 40 тыс. могут. С 1996 года USD (на самом деле, а не по фейковым курсам) обесценился минимум в 8 – 10 раз.

Вообще изображение – это полиграфия в электронном виде. А полиграфия, это очень сложно и очень дорого. По-видимому, цифровая техника для полиграфии вообще не применяется, я имею ввиду серьезные фирмы, такие как "Fratelli Fabbri Editori" и ниже, вроде венгерской «Corvina». Планшетный сканер за сотню долларов, или цифровая камера за две – четыре сотни вообще ничего не решают. «Рurpure, yellow, blue…», а ведь снимал профессиональный, вроде бы, фотограф…

В 80-е я и сам делал слайды, но это в прошлом. А здесь – получайте желтые пятна на облаках (откуда?), голубых «левантийцев» вместо жемчужных, пурпур тоже… и так везде… ***Теперь можно напрячь воображение и представить, что всего этого нет…

Фальсификация картин для мастера – это игра, для торговца картинами – совсем другое. Простой копиист неизбежно «испортит себе руку», рано или поздно.
Фальсификатор наоборот способен делать «открытия» и обрести еще большую свободу,
как автор эксклюзивных работ. Если он имитирует голландцев или мастеров эпохи
Возрождения, то это никак не отражается на его собственном стиле и видение мира.


Виллем ван де Вельде Младший, XVII век
(имитация)





Авторская работа




.

__________________
– Палач! Ты помнишь Нюрнберг?

Олег Павловский

.

КАРТИНА ИЛИ КАРТИНКА? ОБ ИНТЕРЬЕРНОЙ
ЖИВОПИСИ В ПРОШЛОМ И В НАШЕ ВРЕМЯ


Картины не представляющие собой художественной или исторической ценности, и тем
не менее пользующиеся устойчивым спросом – явление не новое со времен Рафаэля
и Боттичелли (о чем совершенно недвусмысленно писал Джордже Вазари в XVI веке).

Совсем необязательно живописец, это одержимый и всегда голодный малый, живущий
на чердаке. И богатые, и известные художники иногда вынуждены были зарабатывать
на жизнь, продавая далеко не первоклассные свои произведения и совсем не за умопомрачительную цену. Кто не знает «царя морей» Ивана Айвазовского (Гайвазовского), автора эпохального «Девятого вала» и еще множества менее
эпохальных произведений, картины которого давно преодолели все миллионные
барьеры на международных аукционах?
Увы, и сей блистательный господин не гнушался торговать и художественным ширпотребом. До сей поры в торгово-коллекционерских кругах вращается довольно
много малоформатных картин – картинок, как правило, на дощечках 15 х 20 см и даже
меньше, безусловно принадлежащих кисти великого мастера. И цена впечатляет, –
100 тыс. $ и более того. Торговля от этого, понятно, только выигрывает.









. . . . . .

Академик Императорской академии Художеств Алексей Кондратьевич Саврасов в конце жизни жил в трактире на втором этаже, занимал две комнаты, там же и столовался.
Очень трудно быть богатым и востребованным, даже академику. И Алексей Кондратьевич бесконечно повторял свои знаменитые «Грачи прилетели» в разных интерпретациях, поскольку другого богатые и не очень богатые клиенты заказывать не желали, отчего, вероятно, академик отдавал часть своего драгоценного времени злоупотреблению «русским национальным напитком», в трактире это было совсем не сложно…













. . . . . . .

Юлий Юльевич Клевер, профессор, классный художник I степени и академик Императорской академии Художеств, действительно был классным художником.
Но мало кто видел, знает и помнит его бесспорно выдающиеся работы. Однако
в кругу коллекционеров он чрезвычайно популярен. Чуть не в каждой квартире в центре Петербурга, в каждом зажиточном доме висели его картины. В те времена стоимость их была ни мала, но и не высока, их просто было много… Красное зимнее небо, заснеженные крыши изб и какая-нибудь коряга на переднем плане для «пущей убедительности».
Причем небо, в той или иной степени «красное», присутствовало, если и не обязательно, то часто. Публика редко меняет свои однажды установившиеся предпочтения. Но и этакий «конвейерный подход» лавров мастеру не добавляет, и однажды родившийся шедевр очень быстро превращается в рыночную поделку.









_______________________________________________


Возможно, читателю и интересно будет узнать, какими фокусниками по жизни были Сальватор Дали и Пикассо, но боюсь, что список этих «забавных историй» в мире искусства окажется слишком длинным…


.

__________________
– Палач! Ты помнишь Нюрнберг?