jra

https://www.fontanka.ru/2021/07/23/70040216/

Итоговые данные исследований российской вакцины «Спутник V» будут опубликованы к октябрю

Глава Минздрава рассказал, когда будут готовы итоговые данные по исследованию российских вакцин от COVID-19.

«Сегодня завершается наблюдение, к октябрю по вакцине «Спутник V» будут подготовлены уже отчеты», — цитирует 23 июля заявление Михаила Мурашко ТАСС.

По его словам, информация по остальным препаратам будет готова в конце этого года или начале 2022-го.

Министр здравоохранения подчеркнул, что объем собранных сведений по поводу вакцин «колоссален». В России зарегистрированы 4 вакцины: «Спутник V», «Спутник Лайт», «ЭпиВакКорона» и «КовиВак».

Леонид Ильич™

Ты можешь стать последним, с кем люди успеют пообщаться

22 июля 2021, 20:59 Яна Довгаленко

В Москве организованы курсы православных волонтёров в «красную зону» ковидных госпиталей. На данный момент подано 650 анкет, а трудятся добровольцами уже порядка 120 человек. ...

Чтобы стать волонтёром «красной зоны», нужно заполнить анкету на сайте «Милосердие.ру», пройти подготовительные курсы, организованные учебным центром больницы Святителя Алексия и Епархиальной комиссией по больничному служению Москвы, а затем — собеседование у главы Синодального отдела по благотворительности и социальному служению.

Олег и Светлана — добровольцы в «красной зоне» на ВДНХ. Олегу 40 лет, у него четверо детей, волонтёром трудится с марта. Светлана — кандидат юридических наук, преподаватель, у неё взрослый сын. Добровольцем в «красной зоне» она стала совсем недавно, около месяца назад.

Стандартная смена у волонтёров, которые представляют церковное служение, всегда начинается одинаково: на въезде на территорию их встречает охрана и сверяется со списками. На входе — тоже проверка: у каждого волонтёра индивидуальный пропуск в виде электронной карты, также необходимо пройти контроль термодатчиками. Если температура в норме, то добровольцы спускаются, забирают сменную форму и возвращаются наверх. Перед «красной зоной» есть помещение, где можно переодеться. «Снаружи» с собой разрешается взять только телефон и пропуск.

В шлюзовой зоне волонтёров записывают и пропускают в «красную зону». Обычно она делится на огромный зал терапии и вдвое меньшее отделение реанимации.

«Когда первый раз зашла в реанимацию, поняла, как сложно людям там находиться, потому что никогда не выключается свет, сами палаты серого цвета, там нет часов и постоянно работают приборы, которые создают звуковой фон. Это всё, конечно, давит на людей», — делится ощущениями Светлана.

«Мне запомнились глаза людей. В них и боль, и отчаяние, обречённость, что ли. Кто-то совсем голый лежит. У людей нет никаких средств связи. Представляете — всего лишаешься сразу. Над тобой только потолок, из которого трубы торчат, чтобы циркуляция воздуха была. И всё», — добавляет Олег.

Обязанности волонтёров самые разнообразные: покормить людей, поменять бельё, кого-то надо помыть, кому-то — помочь поменять положение тела, подстричь ногти или расчесать волосы. А иногда — просто поговорить или подержать за руку.

Добровольцы отмечают, что чаще всего люди вспоминают свою жизнь, близких и родных, просят передать им что-то или позвонить.

«Самое сильное впечатление на меня производят случаи, когда в больницу попадают семьями. Вот совсем недавно попали муж с женой: она — в терапию, а он — в реанимацию. Мужчина меня попросил: «Пожалуйста, найдите мою жену и передайте ей три слова. Что я её люблю».

И я её нашёл. Подошёл, спросил, она ли это. Сказал, что муж в реанимации, и передал его слова. И она так обрадовалась! Глаза загорелись, попросила обратно передать, что ждёт его. В процессе разговора позвонила дочка и сказала, что дозвонилась до лечащего врача. Через несколько дней они оба выписались», — рассказывает Олег.

Бывают и другие трогательные случаи. Так, на День медицинского работника женщина, лежащая в реанимации, надиктовала волонтёрам стих-поздравление для всех врачей. «Она учитель русского языка и литературы, хотя уже и не преподаёт. Для неё было важно поздравить медиков. Ей было тяжело говорить — разговаривала шёпотом. Она подняла руку, мы подошли. Попросила записать, сказала, что это очень важно. И начала диктовать поздравление стихами, которые сама же и сочинила. Мы их распечатали на плотной бумаге, отнесли экземпляр и автору тоже. Она до сих пор в реанимации», — рассказывает координатор волонтёров Элина.

Смерть в «красной зоне» приходится видеть часто. Добровольцы отмечают: бывает так, что в одну их смену человек жив, а в следующую — уже нет.

«Бабушка пожилая была — Алла. Я за ней ухаживала, она в процессе общения всегда говорила, что ей важно позвонить дочери. И я поняла в какой-то момент, что ей просто ну очень нужно сделать этот звонок. Я это организовала», — вспоминает Элина.

По словам волонтёра, женщина поговорила с дочкой, была рада, настроение у неё было замечательное.

«А в следующую смену я вижу, что там, где она лежала, отключают аппараты. Я подумала, что её переводят в терапию. Сделав несколько шагов вперёд, поняла, что её не перевели, а она умерла. И в этот момент я осознала, насколько был важен этот звонок. Я мысленно поблагодарила Бога за то, что смогла предоставить бабушке возможность в последний момент поговорить с важным для неё человеком», — говорит Элина.

Особенно важно помнить о том, что ты можешь оказаться последним, с кем человек успеет пообщаться, и каждое твоё слово будет иметь особое значение, добавляет Светлана: «В последнюю свою смену, например, я держала человека за руку и говорила, чтобы он не сдавался, дышал и боролся. Говорить «всё будет хорошо» нельзя. Всё будет как будет. Но мы стараемся. Человек чувствует, когда с ним разговаривают. Бывает даже, что показатели выравниваются».

Ссылка

... Антивакцинаторов среди добровольцев, помогающих больным, замечено не было.

__________________
_________________
Антисемитизм — это социализм дураков и невежд. (Август Бебель, 1893 г.)

Евгений Ковалёв

В Латвии издали закон, чтобы к 1 августу были привиты все врачи, чиновники, военные и полицейские. Вёлся также разговор о прививке всех работников торговли и вообще всех, кто контактирует с населением. Но временно это отложили.
Так что я сработал на опережение, всё равно заставят. Тем более осенью я планирую с супругой куда-нибудь улететь на отдых. Это в жару никуда не хочется лететь, как вам в Новороссийске, своей жары хватает.
А когда намёрзнешься и достаёт эта северная серость, то без ковид паспорта проблема сейчас лететь, намучаешься сдавать бюрократические тесты на короновирус. Пускают сейчас лететь, но всё делается для того, чтобы ты не летел, а имел ковид паспорт, то есть вакцинировался.
В Грецию не хотим, нищие греки достали - работать не хотят, у них сиеста! А деньги за отели с туристов дерут как за пятизвёздочные турецкие отели. Италия также дорогая, в Испании и Португалии вода холодная, в Египте недавно были и народ приставучий, на Мальдивах святую воду пить нельзя и скука.
Оптимальный вариант для нашего туриста это Турция с их роскошными отелями, и Тайланд с их экзотикой и райскими островами.

Suum Сuique

Очередной бред, в инфекционные отделения, а тем более в реанимацию, не допускаются даже родственники больных, не то, то посторонние «кандидаты юридических наук».

Леонид Ильич™

Как волонтеры помогают пациентам с COVID-19 в городской больнице № 52

Количество волонтеров в городской клинической больнице (ГКБ) № 52, где лечат пациентов с коронавирусом, превысило 500 человек. Добровольные помощники работают в зеленой и красной зонах, занимаются бытовыми вопросами и поддерживают больных.

В одну смену выходят 25 волонтеров. При этом только в красной зоне стационара трудятся свыше тысячи профессиональных медработников.

«Появление в больнице людей, в основной массе своей далеких от медицины, но движимых огромным желанием помогать другим, позволило нам взглянуть на нашу работу в ином свете, найти новые решения обычных задач. Но куда важнее, что наши пациенты не остались без теплой, почти родственной заботы в условиях невозможности видеться с близкими. Надеюсь, волонтерство станет у нас обычной практикой и после окончания пандемии», — отметила Марьяна Лысенко, главный врач городской клинической больницы № 52.

В чистой зоне добровольные помощники отвечают, например, за передачи от родственников пациентов. Помимо этого, две группы волонтеров помогают в клинических отделениях и в отделениях реанимации и интенсивной терапии. Они занимаются активизацией пациентов, вопросами их быта, гигиены, досуга, помогают выйти на видеосвязь с родными, поддерживают эмоционально, настраивают на борьбу с болезнью.

Сотрудники ГКБ № 52 высоко оценивают вклад добровольцев. Медики отмечают, что волонтеры всегда делают больше, чем им поручают, и трудятся лучше, чем кто-либо мог ожидать.

Городскую клиническую больницу № 52 в марте перепрофилировали для оказания помощи пациентам с COVID-19. В апреле врачи предложили волонтерам работать вместе. На их первый призыв в социальных сетях откликнулись более 100 человек в возрасте от 19 до 65 лет. В обычной жизни почти никто из них не имел отношения к медицине. Среди добровольцев — инженеры, педагоги, автослесари, бизнесмены, аудиторы, ИТ-специалисты, фотографы, дизайнеры, продюсеры, курьеры. Для большинства это был первый волонтерский опыт.

Решая задачи в зеленой зоне, они старались помогать везде. Постепенно они нашли себе применение и в красной зоне, заменив родственников пожилым людям и пациентам реанимаций в условиях запрета на посещения. Сотрудничать с добровольцами в больнице планируют и после окончания пандемии.

https://www.mos.ru/news/item/84698073/

__________________
_________________
Антисемитизм — это социализм дураков и невежд. (Август Бебель, 1893 г.)

Леонид Ильич™

Работа в "красной зоне": как волонтеры в России борются с коронавирусом

Дойче Велле, Елена Гункель

"Желающие стать волонтерами в COVID-больницах — люди разных профессий. Фотографы, студенты, модели, бухгалтеры, юристы… Среди них много молодых специалистов творческого труда, у которых из-за пандемии остановилась основная работа. Освободившееся время они решили посвятить помощи тем, кто сейчас особенно в ней нуждается", — рассказывает Татьяна Аржемирская — сооснователь движения Memedic, занимающегося подбором волонтеров для работы в клиниках, где лечат пациентов с коронавирусом.

Татьяна — бизнес-консультант, специализирующийся на организации процесса управления персоналом. После того, как в конце марта руководство больницы в Коммунарке из-за перегрузки медперсонала обратилось к общественности с призывом помочь клинике в качестве волонтеров, она вместе со своим другом, IT-специалистом Арсением Лебедевым создала волонтерский центр, удовлетворяющий потребности больницы. На его сайте желающие стать волонтерами могли получить информацию о том, какая работа их ждет, и оставить свои координаты.

Уже с 1 апреля в центр стали обращаться и другие больницы из Москвы и регионов с просьбой добавить их в базу сайта. Так возник проект Memedic. Сегодня в нем участвуют 6 больниц Москвы, одна клиника из Черкесска и около 700 волонтеров.

Работа в больнице на передовой

Одна из них — 31-летняя поэтесса Анна Долгарева. В интервью DW она рассказала, что после начала пандемии несколько раз отправляла заявки в организации, доставляющие продукты пожилым людям, но там было и так много желающих помочь. "Ближе к концу апреля я узнала о возможности волонтерства в больнице с COVID-пациентами и решила, что это — именно та передовая, которая мне нужна", — вспоминает Анна.

По словам девушки, она была готова устроиться в "красную зону", однако это было связано с рядом бюрократических формальностей. Поэтому она стала помощницей медсестры в отделении гнойной хирургии московской ГКБ имени Виноградова. "Большинство сотрудников перевели оттуда в "красную зону", поэтому персонала критически не хватало, а больные, в том числе экстренные, продолжали поступать", — говорит Анна.

За неделю она отрабатывает по две-три смены. Совершает вечерние и утренние обходы пациентов, измеряет им температуру, готовит к уколам и сдаче анализов, сопровождает на процедуры. Говорит, что приходить каждый день просто бы не смогла: "Психологически это очень тяжело. Потому что у тебя на глазах страшно, в мучениях умирают люди".

Кроме нее в отделении работают еще несколько волонтеров. Анна называет их удивительными людьми и героями. "Я видела очень много страшного в жизни", — признается она. Любимый мужчина Анны погиб во время конфликта в Донбассе, после этого она отправилась в тот регион в качестве журналиста. "Волонтерство для меня — это не очень легко, но, наверное, намного проще, чем для всех остальных. Впрочем, следы на душе все равно остаются", — добавляет девушка.

С работой в COVID-клиниках справляются не все

По словам Татьяны Аржемирской, с ролью волонтеров в ковидных клиниках справляются не все: "Кто-то приходил со своим представлением, а потом понимал, что не справится. Но таких не много. Большинство из тех, кто предлагает больницам помощь, — взрослые люди, которые приходят сюда осознанно, по велению души и понимают реальную ситуацию".

22-летний москвич Василий Недопекин со 2 мая работает помощником медперсонала в "красной зоне" одной из московских государственных больниц (ее точное название в беседе с DW Василий предпочел не указывать). По словам молодого человека, он с детства мечтал стать врачом. Однако в 2015 году на вступительных экзаменах в один из медицинских вузов Москвы недобрал баллов для учебы на бюджетных местах и решил забрать документы.

На сайт проекта Memedic он наткнулся случайно: "После медобследования мне сказали, что по состоянию здоровья я подхожу для работы в "красной зоне". Я подумал и согласился".

Что происходит в "красной зоне"

В больнице Василий отрабатывает по 4-5 смен в неделю в удобное для него время. Точного графика, которого надо неукоснительно придерживаться, у волонтеров нет. Перед началом смены у Василия всегда измеряют температуру. Если она выше 37, приступать к работе нельзя. После этого волонтер проходит в так называемый шлюз. Это помещение, где он оставляет в сейфе личные вещи и получает полный комплект защитной одежды — так называемый "чумной костюмом", или "костюм космонавта".

Василий Недопекин — волонтер одной из московских больниц для пациентов с коронавирусом в защитном костюме перед проходом к красной зоне
Василий Недопекин у "красной зоны" в "костюме космонавта"

Это хирургический костюм, который стерилизуют в конце каждой смены, горнолыжные очки, тоненькая марлевая шапочка, бахилы и тканевый респиратор, а также медицинская маска, которую носят поверх респиратора. На руки надевают сразу две пары защитных перчаток — на случай, если первая пара прорвется. "Верхнюю пару полагается менять либо каждые два-три часа, либо сразу же после контакта с больным", — объясняет Василий.

Снятие "чумного костюма" после смены проходит по строгой схеме и под контролем сотрудника больницы. Перчатки снимают в последнюю очередь. По словам Василия, устраиваясь волонтером в "красную зону", он боялся не столько заразиться коронавирусом, сколько того, что увидит в больнице. В начале мая новые пациенты с COVID-19 поступали в его клинику буквально каждый день. "Сейчас картина резко изменилась, — отмечает волонтер. — Пациентов с ковидом стало меньше, как мне кажется, примерно на треть, многих выписывают".

Больницы благодарны за любую помощь

Тем не менее нагрузка на медперсонал по-прежнему так велика, что больницы благодарны волонтерам за любую помощь. Москвич Александр Бессарабенко начинал волонтерскую работу около месяца назад в качестве помощника на пункте передач в ЦКБ РАН. Вскоре Александр, который в данный момент пишет диплом во Всероссийской академии внешней торговли, стал координатором работающего при этой больнице волонтерского центра.

По его словам, волонтеры помогают больнице круглосуточно, каждый день в клинику приходят от 5 до 15 человек. Кроме прочего, они занимаются уборкой территории, оформлением статистики заболевших, стиркой и химической обработкой белья врачей и пациентов из "красной зоны" в прачечной — и таким образом разгружают медперсонал от этих второстепенных обязанностей. "Здесь все держится на какой-то внутренней ответственности за происходящее", — продолжает Александр.

Обязательное условие для начала волонтерской работы — отсутствие контакта с группой риска, в том числе пожилыми людьми. Поэтому Александр пока живет отдельно от своих близких в московской квартире, а остальные члены его семьи переехали на дачу: "Конечно, мы скучаем друг по другу, но родители относятся с пониманием к моему выбору".

Волонтер работает в "зеленой зоне", но иногда пересекается с медиками, работающими в "красной". Их Александр считает героями: "Насколько я знаю, ни один из врачей, которым предложили помогать в "красной зоне", не отказался. Они проводят там по 12 часов, за это время в "красной зоне" мужчина среднего телосложения теряет по 1,5-2 кг веса".

"Перегрузка медперсонала — не проблема пандемии"

О колоссальной нагрузке на средний и младший медицинский персонал рассказывает Юлия Пономаренко. У Юлии три высших образования, в том числе психологическое и лингвистическое. В начале апреля она устроилась помощницей санитара в одну из многопрофильных московских больниц (ее название известно редакции, но по просьбе Юлии не упоминается).

В прошлом Юлия работала с бездомными и помогала в хосписе. Волонтерство она называет своей "второй кожей". В больнице она сконцентрировалась на помощи по уходу за тяжелыми больными — людьми с деменцией, с проблемами с речью, пациентами, пережившими инсульт, то есть теми, кто не может самостоятельно себя обслужить.

С точки зрения Юлии, таким пациентам в российских больницах уделяют слишком мало внимания, причем не только во время пандемии. "При существующем распределении штата в отделениях без коронавируса не хвататет персонала, поэтому они не могут в полном объеме выполнять свои обязанности", — делится она своими наблюдениями с DW.

Как волонтерство в COVID-клиниках меняет людей

Многие волонтеры, помогающие ухаживать за пациентами с COVID-19, признают, что этот опыт не прошел для них бесследно. "Это, на самом деле, большое счастье. Видеть, что ты нужен, и делать полезное, делать себя нужным. Не думала раньше, что собственная нужность может приносить такое счастье", — рассказывает Анна Долгарева.

Похожие чувства испытывает и Василий Недопекин: По его словам, именно работая с ковид-пациентами, он узнал, что такое тепло и забота. "Теперь я даже не думаю в пути о наушниках, а сканирую пространство вокруг себя, наблюдаю за людьми, вдруг им тоже от меня нужна просто улыбка или какой-то, казалось бы, самый пустячковый комплимент".

"Или вот еще. Бывает такое здесь, что сегодня я общаюсь с человеком, обсуждаю с ним погоду, а придя на следующий день на смену, узнаю, что его перевели в реанимацию. А там летальность по статистике около 65%. То есть непонятно, вернется ли он оттуда... Так я стал ценить каждую минутку, проведенную рядом с новыми и интересными людьми", — добавляет волонтер.

После окончания пандемии Василий попытается остаться работать в больнице и параллельно снова поступить в медицинский вуз. "Не знаю, может, я слишком молод и в связи с этим слишком романтичен, но мне кажется, это стоит и нужно пережить, — говорит он. — Необязательно в "красной зоне", есть огромное количество других способов, через которые проходить физически и морально сложно. Но так возможно проверить себя — а смогу ли я, надолго ли меня хватит? Грубо говоря — нужно просто выйти из зоны комфорта и оказаться там, где раньше и не представлял себя. Поверьте, после такой встряски ваша жизнь не останется прежней".

Ссылка

__________________
_________________
Антисемитизм — это социализм дураков и невежд. (Август Бебель, 1893 г.)

Suum Сuique

Заметка от 28 декабря 2020 года, в марте 2021года ковидарий был закрыт: https://www.mos.ru/news/item/87203073/

Suum Сuique

Дальше читать не стал, всё знают, что из себя представляет из себя эта антироссийская "Немецкая волна".

jra

Олигархов в волонтеры красной зоны!
Много дано, много и востребовано.

Леонид Ильич™

Одна смена волонтера в ковидной реанимации

Корреспондент ТАСС — вовсе не диссидент. Но она решилась побывать в ковидной реанимации 52-й московской больницы, чтобы узнать изнутри, как волонтеры помогают медикам

"Мы их лечим, а ты их выхаживаешь"

Я пытаюсь мыть шваброй потолок. С трудом дотягиваюсь, тряпка слетает и падает на пол. В третий раз подряд. Благо пациентов в палате нет — задевать некого. Потом догадываюсь: надо не поднимать швабру над головой, а аккуратно скользить ею вверх по стене. Стены я тоже мою — это называется "генералить". На мне белый защитный костюм и огромные бахилы, а сверху — голубой халат, его надевают во время уборки. Кажется, я похожа на привидение, только какое-то неправильное.

"Я здесь научилась мыть полы, — смеется Анжелика. — Мне санитарка сразу сказала: "Так полы, Анжелочка, не моют!" Я говорю: "Танюш, я же врач, а не уборщица! Ты мне покажи как!"

Анжелика — дерматовенеролог, живет на две страны: в США у нее работа, в России — семья. Весной она прилетела в Москву и сразу пошла волонтерить в 52-ю больницу. Она здесь каждый день, неделями без выходных. Могла бы устроиться и за деньги, но сначала стала делать то, что нужнее, а теперь уже не готова бросить волонтерство. "Мне медики говорят: "Мы их лечим, а ты их выхаживаешь". Это для меня самая большая похвала".

Одной бабушке обязательно нужно было пить воду — по указанию врача. Она не хотела, говорила: "А зачем мне жить? Я и так скоро помру". Я с ней разговаривала. Про трудное детство послевоенное, про то, что у нее 100 500 внуков, про то, что жить нужно… "Переговоры" шли около часа. Но я напоила ее водой. Можно было бы просто поставить капельницу и влить физраствор. Но в этом и смысл волонтерства.

…Одна женщина пролежала в реанимации больше 160 дней. "Она могла не отпускать мою руку по четыре часа, мне ребята даже ставили стул, чтобы я сидела, — рассказывает Анжелика. — И ела со мной, и засыпала. Я баюкала ее, как ребенка, по спинке гладила…" Она выписалась, но позже скончалась дома. Волонтеры "рады, что она хотя бы со своей семьей побыла". Ей было 45 лет.

…Один молодой — 21 год — парень не мог пользоваться судном. (Пациенты реанимаций пользуются утками и суднами, а в постелях лежат голыми. Это то, к чему волонтеры должны быть готовы.) "Он говорит мне: "Простите, пожалуйста, я не могу!" А я ему: "Да ты думаешь, я смогла бы?" Не все это могут, и это нормально". Он уже шел на поправку, показатели были нормальные, и завотделением разрешил отвезти его в туалет.

…Жена одного пациента так плакала, что Анжелика "дала себе клятву сделать все, чтобы он вернулся к своей семье". Но в какой-то момент он сдался. Волонтеры часто говорят это слово. "Сдался" — это про настрой. Про нежелание бороться за жизнь и вообще про отсутствие желаний. "Я ему сказала: "Вы мне не помогаете. Я одна не могу бороться". И он ответил: "Мы будем бороться". И вот с этого момента все пошло так, как будто Всевышний нам помогал". Сейчас этот пациент уже в обычном отделении и даже может дойти до туалета — с опорой, но сам.

…Однажды Анжелика пришла в девять утра, покормила больного, поговорила с ним, и через 30 минут его не стало. "Я зашла в ординаторскую, у меня потекли слезы", — говорит она. В реанимации спасают многих. Но и умирают здесь чаще, чем где-либо.

Мы домываем полы. Делаем массаж пожилому мужчине — смазываем кожу кремом, разминаем мышцы. Он без сознания, но это все равно важно. Анжелика показывает на другого пациента: "Видишь, ко скольким аппаратам он подключен? Если выкарабкается, это будет чудо".

"Чего вам не хватает? — Кислорода".

У Сергея в сумке триммер — один пациент попросил побрить его налысо. Еще пюре — для больного, у которого деформировались зубы, и он не может жевать. Еще морс и икона. Икону я, кстати, заметила на подоконнике, пока его мыла. Пациенты о них часто просят. "Разным людям помогают разные вещи, — говорит Сергей. — Человеку нужно за что-то зацепиться. Вера — один из таких вариантов".

Волонтеры не делают медицинскую работу. Их основные задачи — покормить, перестелить белье, промыть нос, сделать массаж и активизацию (когда пациенту сгибают руки и ноги, чтобы "разработать" мышцы). В этом особенно силен "блуждающий волонтер Юра". Сергей так его называет, потому что он не может встроиться ни в один график, приходит, когда удается. Юра — профессиональный реабилитолог с десятками дипломов. Когда он выходит из "красной" зоны, его одежду можно выжимать.

А еще волонтеры просто пытаются сделать жизнь пациентов более сносной. И не только тем, что держат за руки, — хотя эта поддержка дает очень много. В ковидных реанимациях иногда лежат месяцами. Волонтеры "созванивают" больных с родственниками. Моют головы, чистят зубы, стригут ногти — обычно все это в реанимации не предусмотрено. Читают вслух или просто приносят книги тем, кто может делать это сам, — сейчас в больнице уже набралась небольшая библиотека. Дают поесть что-то не из больничной еды, если врач разрешает. Иногда просят лимон или кислый морс, кто покрепче — чеснок с черным хлебом или салат из помидоров-огурцов.

Часто хотят колбасы… Но обычно они такие ослабленные, что даже желаний особых нет. Один пациент на мой вопрос "чего вам здесь не хватает?" ответил: "Кислорода". У него было настолько тяжелое состояние, что даже в маске с чистым кислородом не становилось легче. Это такая мощная потребность в самом главном — из-за нее очень сложно думать о чем-то еще.

На вопрос "Зачем вы здесь?" любой волонтер ответит, что хочет помочь. Если копнуть глубже, за этим будет стоять разное — от "хотел сам разобраться, что происходит, и не врут ли СМИ" до "пошел волонтерить весной, чтобы не сидеть дома, и втянулся". Сергей говорит, что мотивы тут неважны: "Даже если ты просто хочешь "прийти посмотреть", тебе все равно придется что-то делать и кому-то помогать".

Анна с детства мечтала работать на скорой помощи. Ее муж и многие друзья — врачи. Весной она пошла волонтерить на "ковидные" выезды — оформляла документы: "Я сотрудник бюджетной организации, умею работать с бумагами". Ее бригада утилизировала средства индивидуальной защиты в 52-й больнице. Как-то, приехав, женщина помогла знакомому волонтеру разгрузить еду, а заодно решила принести кофе другу, который уже много часов не выходил из "красной" зоны. И в итоге так и осталась там волонтерить.

Анна живет недалеко от 52-й, и для нее это в буквальном смысле родное место: она там родилась. Говорит, что на выездах было гораздо сложнее. "Когда я в первый раз пришла в реанимацию, Анжела спрашивает: "Ну как тебе тут?" Я говорю: "Круто, я так отдохнула!" Анжела мне: "Слушай, ты первый человек, который такое говорит!" — смеется Анна. — В больнице ты все время ходишь "по плоскости", а на вызовах поднимаешься, иногда без лифта… Я все время шучу, что ковид живет на пятом этаже".

Это было, когда я работала на скорой. Лето, нереально жаркий день. Я сижу, пишу, у меня стекает капля пота и падает на бумагу. А пациент смотрит и говорит: не плачьте, пожалуйста. Слезы из-под очков физически не могут вытечь — они герметичные. Но больные об этом не знают

…Весной волонтеры выхаживали очень тяжелого дедушку. Он не мог говорить и даже писать — у него дрожали руки. Но очень хотел что-то сказать. Ребята догадались дать ему магнитную доску с буквами — такие бывают у детей. И он сложил из них предложение. "Потом он уже анекдоты рассказывал! — говорит Сергей. — Тогда это воспринималось как чудо…"

…Анне однажды поручили посадить бабушку. Это важно: пациенты не должны "залеживаться", если могут сидеть. Но пациентка садиться не хотела. Анна ее "забалтывала": говорили о том, что погода хорошая, хочется поехать на дачу. "И я ей: "Ну и как мы с тобой, бабуль, поедем, если ты не сядешь? Мне придется тебя лежа в машину затаскивать, и ноги твои будут торчать из форточки! Они замерзнут на ветру, ты еще больше заболеешь! Значит, надо надеть шерстяные носочки. Надо, наверное, чтобы они были красненькие. А еще нас с тобой гаишники остановят, спросят: "Что это у вас тут бабулькины пятки торчат?" В конце концов бабушка села.

…Одна женщина с Украины первое время постоянно плакала, разговаривая с родственниками. Но хорошо "откликалась" на волонтеров. А рядом с ней лежала пациентка, которая поначалу и не надеялась выкарабкаться. Когда ей стало получше, она рассказала, что соседка ее вдохновляла. "Я решила: она кушает — и я буду кушать! Она переворачивается — и я буду!" Женщины подружились и перевелись в обычное отделение в один день.

"Не советую будить. Она дерется"

"Я бы этот ковид разрезала бы на куски и сожгла бы!" — говорит пациентка Л. Волонтер Маргарита ее кормит. Прислушиваюсь — обсуждают жареную картошку. Я у соседней кровати кормлю пациентку Д. "Похлебаю жидкость", — говорит она, и я выбираю для нее бульон из перлового супа. Пахнет вкусно, но Д. этого не чувствует — запахи, как это бывает при ковиде, пропали. А вот респиратор все пропускает.

"Многие пожилые люди не привыкли принимать помощь, — рассказывает Маргарита. — Для них дикость, что о них кто-то заботится, потому что они сами всю жизнь впахивали и заботились о других". Д. явно смущается: "Как младенчика кормите". Ее нужно как-то развеселить. "Младенчик, — говорю я, — отобрал бы у меня ложку и требовал бы дать ему есть самостоятельно!" Д. улыбается. "Как только вас родители сюда отпускают", — говорит она. "Да я не спрашивала, если честно, — отвечаю и тут же оговариваюсь: — Но я отдельно живу, мне можно".

Д. очень слабая. А вот по Л. кажется, что у нее жизненных сил побольше, чем у меня. Она строит конспирологические версии о ковиде и все время чем-то возмущается — количеством процедур, ходом лечения и тем, что лекарств от болезни до сих пор нет. Такие вещи волонтерам знакомы.

Иногда на вопрос "Как дела?" отвечают: "Да хорошо, только травят меня здесь!" Или плачут в трубку родственнику: "Я умираю, забери меня отсюда, за мной здесь никто не следит! Мне воду никто не дает!" А ты в этот момент рядом с кроватью, и вода там стоит. Думаешь: "Ну, окей, ладно". Потом берешь трубку и говоришь: "Ваш родственник в лучшей больнице, тут суперопытные врачи. И если вы говорите с ним по телефону — значит, за ним очень хорошо ухаживают, потому что вообще-то в реанимации телефонов нет". Но это нормально — просто человеку плохо.

Анна любит, когда пациент кричит и ругается: "Значит, он эмоционально включен. Пока у человека есть силы ругаться, все круто". Но наличие/отсутствие сил — не всегда показатель. Слабую Д. буквально через час после обеда перевезут из реанимации в обычное отделение. А Л. останется лежать.

Я недавно кормила бабулечку, ей 91. Но она, знаешь, меня еще гоняла! Я ей говорю: "Как мы есть будем-то? Зубов нет. Давайте супчик похлебаем". А на второе — макароны с мясом и густым соусом. Ну, мясо я, естественно, даже не стала ей предлагать, даю соус. А она мне: "Давай макаронину чистую!" Я: "Ну вы отважная, конечно, дама…" Она говорила очень бодрым голосом — если б не кислородная маска, мне кажется, ее бы на всю больницу было слышно

Маргарита осторожно гладит по рукам пожилую женщину — хочет разбудить пообедать. Но у той очень глубокий сон. "Не советую будить, — говорит кто-то. — Она дерется, прямо руками отпихивает". К такому волонтеры тоже привыкли. "Когда я еще была на скорой помощи, одна бабушка с ковидом на нас плеваться начала, чтоб мы умерли, — рассказывает Анна. — А мы стоим в защитных комбезах — ну ладно, плюйся, сейчас снимем их, и все". Сергея пациент однажды попросил помять спину, "а когда я с ним прощался, он меня просто послал". Ребята знают: это говорит болезнь. Когнитивные искажения никто не отменял.

"Выйдете, пойдете есть стейк?"

Маргарита промывает пациенту В. нос. Берет шприц с физраствором, брызжет в ноздрю, помогает высморкаться. В. называют "профессионалом в промывании носа" — ему это нужно делать постоянно. У него сатурация (количество кислорода в крови) 70 — "чудовищно низкая". Его просят лечь на другой бок, он сопротивляется: "Там пролежень". В. выглядит глубоким стариком — но ему всего 56. Он в реанимации 2,5 месяца. "В его карточке был указан вес — 85 кг, — говорит Маргарита. — Но когда я его переворачивала, там не было и 45. Я его видела в течение месяца два-три раза в неделю, и он на моих глазах просто растаял".

Иногда, разговаривая с волонтером, В. махал рукой: мол, подожди-подожди, я подышу, не могу говорить. У него было дополнительное питание — капельница — с высоким концентратом белка. "Я две недели назад говорю: "Это же реанимационный вариант стейка". Он даже улыбнулся, — рассказывает Маргарита. — Спрашиваю: "Выйдете, пойдете есть стейк?" Он отвечает: "Ну да". — "А что вы будете к стейку? Вино, пиво?" — "Ну, можно и коньяк…"

Важно показать им, что реанимация — это временно. Мы спрашиваем: "А вот выйдете, что будете делать? Куда поедете?" Один дядечка мне сказал: "На рыбалку". Я спрашиваю: а кого будете ловить? А что готовить? Так мы побуждаем пациентов все это воображать. "Вы держитесь", "давай-давай", "не сникай" — это неработающие советы. Важно отвлечь. Найти ту тему, от которой люди расцветают, меняются в лице

В. просил домашнюю котлету и детективный роман. Донести их не успели — он ушел на следующую ночь.

Волонтеры редко видят смерти. То ли люди чаще уходят ночью, то ли еще почему-то. "Чаще всего смерть — это просто пустая койка на следующей смене", — говорит Сергей.

Но пустая койка — это еще и перевод из реанимации в обычное отделение. То есть улучшение, а затем и выписка.

…Как-то Маргарита выхаживала пациента за 70, который всю жизнь занимался мотоспортом. Спросила, когда он ездил на мотоцикле последний раз, ожидая ответ: "Лет 20 прошло". Оказалось — три дня назад. "Я говорю ему: "Что вы тут делаете? Надо скорее выписываться!" — рассказывает она. — Его перевели в отделение, мы его навещали. Он показывал нам, как он ходит. Это прямо диковинка! В реанимации же никто не ходит. Прошелся в одну сторону, в другую, да еще и без кислорода…"

Кто знает, может, он скоро снова будет ездить на байке.

Ссылка

__________________
_________________
Антисемитизм — это социализм дураков и невежд. (Август Бебель, 1893 г.)