комар82

При общественно-личной собственности хозяином завода является и государство, и каждый работающий на заводе.

Свободный труд - это труд, освобождённый от эксплуатации.
================

Бумбараш

Бред в вашей голове, только вы это почему-то понять не в состоянии, бред что ли мешает?
С вашими понятиями «буржуи», точно вымрут и останутся те, кто понимает, что производителю, чтобы реализовать произведённый товар необходим потребитель способный его покупать. Думаю что депутаты от инициаторов производств, и выступят с инициативой увеличения налогов для увеличения пособий безработным для повышения их качества жизни. Этот «благородный порыв» станет причиной увеличения покупательной способности в обществе и в частности в среде безработных, что и послужит причиной невозможности вашего бреда о вымирании человечества из-за алчности таких недальновидных предпринимателей, о которых пишите вы.

Бумбараш

Вы верно написали, что собственником в СССР являлся именно секретарь ЦК КПСС или отраслевой министр, только тут необходимо уточнить что пока он жив и находится при исполнении своих обязанностей. И ещё необходимо уточнить, что это был собственник монополист, и это очень важно.
Напротив, именно нормальный человек и назовёт того, кто управляет и распоряжается собственностью, собственником поскольку он и является фактически им.
Любой управленец любого звена, нанятый собственником, имеет только делегированные ему собственником права, которых собственник может лишить управленца в любой момент. Плохо, что вы никак не можете отделить мух от котлет и понять это.
Чтобы найти действительного собственника необходимо понять, кто в действительности имеет решающие права собственника.
Сняли секретаря или министра, видите ли, зарвался он, или заворовался, кто в этом случае будет управлять, и распоряжаться собственностью? Тот, кто снял? Фигушки, кто снял, может только назначить нового собственника и этот вновь назначенный будет именно собственником, поскольку у него есть полномочия управлять и распоряжаться. Если в западной экономике собственником считается конкретное лицо, то в СССР была собственником сама должность, секретарь, завсектором, министр и т.д., а фамилия, лишь только уточняла, кто в данный момент обладатель этой должности.
Чуть не по теме. ССедьмой, а вы в данном ответе написали: «Топ-менагер», «собственником юзаемых им средств производства» зачем, чтобы обратить внимание читающего на вашу грамотность или безграмотность?

Бумбараш

Да что вы говорите, тин? Надо же, как оказывается было… А я, по молодости, проходя по Александровскому саду видел массу явно сельских весьма подавленных лиц. Как думаете зачем они приезжали за много тысяч километров от дома посидеть на лавочке в саду возле Кремля не имея ни родных, ни близких в Москве, или потому что их нужда заставляла? Если вы не в курсе, то подскажу, там поблизости на проспекте Маркса приёмная Президиума Верховного Совета была, вот туда и ехали эти с подавленными лицами с жалобами на местных беспредельщиков – орденоносных бригадиров, председателей возомнивших себя помещиками и производивших расчёт причитающегося на трудодень так, как его левая пятка хотела.
Тин, для вас это очень трудно «пройти через рамочку, вертушку, охранников»? Труднее чем в пятидесятых попасть на приём в приёмную Президиума Верховного Совета ведь денег колхозникам не давали – только выращенные продукты. Нужны деньги – продай то, что получил (если получил) на трудодень. Потому они со своими мешками и сидели на лавочках в Александровском саду и там же сдавали их в камеру хранения когда подходило время приёма. После приёма ехали на Даниловский рынок и продавали содержимое своих мешков, чтобы купить билет до дома на поезд.
А вы «дверь председателю колхоза и сельсовета ногой открывал». Вы скорее всего за маминой спиной жизнь увидать не смогли – суровая она не сейчас стала.

Suum Сuique

Дедуля, какие трудодни? В 1959 году в колхозах административно был введён «гарантированный минимум оплаты», а в 1966 году трудодни вообще были отменены, так что ты зря ходил и вынюхивал, кто и зачем приехал в Президиум Верховного Совета СССР, тебя просто обманули

Гость1

Опять врешь, БилибинскуюАЭС начали строить в 1967 году. 1974-76- годы введения в эксплуатацию энергоблоков.

тин

Дмитрий Буянов

Как коммунисты спасли капитализм и почему им придётся сделать это снова


Аннотация
30 лет назад элита России, отбросив другие республики, помчалась навстречу Западу, «цивилизации», «общечеловеческим ценностям» и капитализму. Сегодня наша власть публично рвёт и с Западом, и с его «прогрессивными ценностями», поднимает на щит территориальную целостность и социальное государство. Но разговоры о социализме до сих пор отбрасываются как вредная сказка. Что это – растерянность? Расчёт элит? Или навязанный комплекс неполноценности?

Эрик Хобсбаум. Эпоха крайностей. М: АСТ, 2020

Почти 30 лет назад элита России, отбросив другие советские республики, помчалась навстречу Западу, «цивилизации», «общечеловеческим ценностям» и дикому капитализму. Сегодня наша власть публично рвёт и с Западом, и с его «прогрессивными ценностями», поднимает на щит территориальную целостность, обещает ренессанс социальных гарантий, защищает прошлое от фальсификаций. Преображение поразительное. Даже символически: Герои труда, Великая Отечественная война, традиционные ценности — и обвинения в бюрократизме, цензуре и тоталитаризме.
И всё же, СССР и коммунистический проект остаются в России как бы персонами нон-грата. Казалось бы, на текущий момент все былые минусы Советского Союза вновь стали плюсами, а все цели антисоветчиков оказались обманом. Однако социалистический путь для нашей элиты закрыт, как вредная сказка. Что это, стратегическая неопределённость? Нежелание верхов расстаться с наследием приватизации, домами в Европе, иностранными связями? Внешнее заигрывание власти с патриотизмом при продолжении реального курса на Запад? Или же мы до сих пор верим в заграничную пропаганду порочности, неполноценности СССР — больше, чем сами иностранцы?
Логика мировых и внутренних событий подвела Россию к варианту, вероятно, спасительному для неё и для мира, но сделать последний шаг пока невозможно. Почему?
Найти ответ поможет взгляд со стороны — книга «Эпоха крайностей» известного британского историка Эрика Хобсбаума, вышедшая вскоре после развала СССР, в 1994 году. В первую очередь на её примере виден абсурд западной антисоветской пропаганды. Автор воспроизводит «необходимые» мантры: кровожадность Сталина, бездарность партийного руководства, нежизнеспособность экономики Советского Союза, благие помыслы Горбачёва. Однако уже через предложение приводятся более конкретные цифры и факты, прямо этому противоречащие. Кончается книга замечанием, что, хотя жертв могло бы быть и меньше, для СССР не получается представить менее жёсткого пути развития. В итоге Хобсбаума публично критикуют за «замалчивание» преступлений коммунизма и даже обвиняют в любви к Сталину, однако его труд получает широкое признание и становится почти классическим.
«Короткий ХХ век» (1914−1991 годы) проходит для Хобсбаума под знаменем социал-демократии, коммунизма, СССР и революций в третьем мире. Организованные массовые движения (в первую очередь пролетариата) и прогрессивные интеллектуалы действительно смогли преобразовать мир и капитализм — однако путь этот оказался не таким прямым, как казалось Марксу.
Великий Октябрь привёл большевиков к власти в России — в обществе, объективно слишком слабом, неорганизованном и неразвитом, чтобы реализовать коммунистические идеи. Однако Ленин сумел воспользоваться уникальным историческим шансом на революцию и если не дотянуть до коммунизма, то хотя бы увести страну с пути зависимого государства третьего мира. По утверждению Хобсбаума, аграрный и немного экзотический СССР долгое время не воспринимался Западом как по-настоящему «альтернативный» строй. Тем не менее победа большевиков и создание крупного, живучего оплота левой идеи поменяли правила игры во всём мире.
Революция в России вызвала всеобщее воодушевление, затронувшее даже малограмотных европейских крестьян. В каком-то смысле оправдались и прогнозы Маркса, и расчёты большевиков: революционная волна прокатилась по миру, международные связи социалистов сработали, антивоенная пропаганда возымела действие… Но, подобно тому, как Ленину в России пришлось считаться с местными возможностями и ограничениями, «мировая революция» в разных местах принимала разные формы, весьма далёкие от прямого свержения капитала и установления власти Советов.
Октябрь заставил буржуазные правительства идти на компромиссы и создавать коалиционные правительства. Экономический кризис, перешедший в Великую депрессию, вкупе с послевоенной разрухой в капиталистическом мире окончательно «похоронили» концепцию свободного рынка и заставили Запад обратиться к советскому опыту планирования и усилить госрегулирование (и без того разраставшееся из-за войны и концентрации капитала). Угроза фашизма, объединявшего вокруг себя разрозненные и пассивные ультраправые силы, подталкивала западных либералов к коалиции с СССР и местными левыми силами. В то же время, само левое движение начало ориентироваться на Москву — в силу экономической и военной необходимости становившуюся всё менее коммунистической и всё более похожей на «нормальное» тотальное государство.
Мировой революционной энергии в каком-то смысле пришлось размещаться на не очевидном поле противостояния и соглашений Советского Союза, США (как лидера «либерального» Запада) и фашизма. Причём СССР отдалялся от коммунизма, а США — от свободного капитализма, и взаимоотношения этих систем были переполнены двусмысленностями. В третьем мире уже шла национально-освободительная борьба, которой также пришлось искать место между «полюсами сил» — параллельно с решениями внутренних проблем, делавших невозможным ни полноценный коммунизм, ни советский путь, ни прямое подражание Западу. Над всем этим висел призрак тотальных государств и многочисленного крестьянства, вносивших свои коррективы в окончательную форму…
В итоге «на бумаге» левое движение добилось в ХХ веке не очень многого: создало соцлагерь и переродилось. На самом же деле, как утверждает Хобсбаум, конфликт между социалистами, либералами и фашистами, который был гражданским, внутренним, раздирал все страны. Он принимал специфические местные формы, скрывался, тонул под внешней риторикой и пропагандой. Тем не менее массовые низовые организации и радикально настроенная интеллигенция всюду толкали свои общества по пути прогресса. СССР, хоть и не реализовал все заветы Маркса, также был прогрессивным строем (может, не для США или Западной Европы, но для своей территории); на глобальном уровне он воодушевлял самые разные, далеко не всегда открыто комплементарные Советскому Союзу, левые движения. К тому же СССР спас цивилизацию от фашизма и стал «противовесом», на котором держался баланс мировой системы после Второй мировой войны. В частности, перед лицом общего врага западные страны легче находили компромиссы и вкладывались в периферию (чтобы она не попала под влияние соцблока) — стоило Советскому Союзу рухнуть, как вскрылись все эти противоречия и эгоистичные интересы. Интересно, что истеричный антикоммунизм США Хобсбаум объясняет пользой воинствующей риторики для внутренней политики Соединённых Штатов и переговоров с западными союзниками, особенно при опережающем росте Японии и Европы: реальные столкновения с СССР если и происходили, то явно не соответствовали такому накалу; наоборот, американские политики не рассчитывали утратить столь «удобного» врага.
К 1970-м годам волны, запущенные Октябрём, затихли. Хотя в третьем мире прошла ещё одна волна революций, вдохновлённых местными леваками, да и страны вроде Китая только приближались к экономическому буму. В Европе же выросло поколение, не понимавшее необходимости рабочих движений и профсоюзной борьбы. Впрочем, формы этой борьбы стремительно устаревали: разрастались сектора услуг, IT, науки. Старые профессии автоматизировались, на новые места более и более активно претендовали женщины (а также мигранты и третьи страны). Прорывы в коммуникациях и транспорте позволили вывозить предприятия за рубеж. Хобсбаум описывает тенденции, в нашем веке оформившиеся в состояние нестабильно занятого «прекариата». Соответственно, профсоюзы вытеснялись феминистскими, этническими и студенческими (из-за взрывного роста высшего образования) организациями, пытавшимися бороться за более узкие (и кажущиеся автору эгоистичными) государственные гарантии и привилегии в новых условиях. Усиливалась роль финансов (интегрировавших капиталистических мир), кредитования и спекуляций недвижимостью.
Эта «переходная» эпоха совпала с замедлением экономического роста (Хобсбаум адресуется к циклам Кондратьева). Среди наёмных рабочих выделился зажиточный «аристократический» слой — с хорошим образованием и работой в новых секторах, а также «маргинальный» слой — ставший ненужным из-за роста производительности труда, конкуренции со стороны мигрантов и женщин, миграции капитала и т. п. Общество, ещё недавно праздновавшее социальный мир, стало раздираться новыми конфликтами, усиливавшимися страхом новой Великой депрессии. Воспользовавшись этим, элиты и богатые повернули «вправо», взяв на вооружение идеологию неолиберализма, критиковавшего государственное регулирование. Хобсбаум отмечает, что на деле неолибералы всё равно опирались на государство и даже прибегали к кейнсианству, просто больше поддерживая бизнес, чем народ. Замедление же экономики ещё не означало краха, по крайней мере до кризиса 1990-х годов, спровоцированного неолиберальной политикой и дестабилизацией международных отношений из-за распада СССР. Неолиберализм добился роста неравенства и сокращения социалки, а вот стратегического экономического видения у него не было в принципе. Рыночники критиковали социальное государство, но взамен лишь надеялись на автоматические чудеса «невидимой руки рынка».
Собственно, неолиберальный поворот сам по себе не выглядит у Хобсбаума фундаментальным. Другое дело — крах СССР. Парадокс в том, что, по заверениям автора, на Западе этого никто не ждал. Конечно, Советский Союз «открылся», начав активно торговать подорожавшими природными ресурсами. Невозможно было сдерживать и «культурный обмен» между соцблоком и капитализмом. Однако, в принципе, СССР был защищён от мировых кризисов и даже при перекосе в тяжёлую промышленность и ВПК мог спокойно существовать дальше. Наоборот, на Западе больше боялись погибнуть в ходе очередной Великой депрессии и постоянно рассматривали поворот к социализму.
Главное, что отмечает Хобсбаум — в соцблоке не произошло революций. В СССР общество было целенаправленно деполитизировано, и даже в Перестройку хотело сохранить привычное государство. Какое-то низовое движение теплилось разве что в Польше, но и там оно лишь давило на власть, но не было готово к перевороту (особенно при угрозе вмешательства Советского Союза). В СССР процветало интеллигентское диссидентство, но само по себе оно бы ничего не сделало. Крах стал результатом решений «сверху», действий элиты. Хобсбаум пишет, что за разговорами про «гласность» скрывался чисто авторитарный механизм реформ. То же — с распадом Союза: уже при Брежневе историк фиксирует центробежные тенденции республик, становящихся «феодом» местного партийного руководства.
Автор оговаривает, что на момент написания книги о мотивации «перестройщиков» сложно было судить. Однако никто точно не знал, как переводить экономику с плановых рельс на рыночные, да ещё в таких масштабах. И менее всего следовало доверять неолибералам, к тому моменту полностью дискредитированным на Западе. Постперестроечные реформаторы, по мнению Хобсбаума, просто не знали, что делать — и пошли на самые прямые, самоубийственные меры: шоковый переход к капитализму в кратчайший срок. С закономерным печальным итогом.
Конечно, автора больше волнует не то, что народы соцблока оказались брошены, на произвол элит. Мировой социалистический полюс в одночасье обрушился, запустив цепную реакцию в мире, где люди ещё не нашли новых форм массовой борьбы. Хобсбаум подчёркивает, что Советский Союз был специфической формой социализма, далеко не самой лучшей и не являвшейся реальной альтернативой для запада. Однако он был якорем, держащим более сложный и разнообразный левый поиск в остальном мире. Помимо того, что Перестройка нанесла поражение гражданам в странах соцблока, она ударила и по ослабленному, перестраивающемуся европейскому левому движению.
Итого, мы вновь приходим к выводу, что прогресс общества невозможен без массовых низовых организаций, борющихся за свои интересы. Однако Хобсбаум показывает, что разнообразие форм этой борьбы и даже локальных её итогов являются менее противоречивыми, чем кажется на первый взгляд. Коммунисты, создавшие весьма авторитарный СССР, тем не менее дали толчок левым движениям, нашедшим более демократичные решения в своих ситуациях. Социальный поворот Запада создал условия для освобождения стран третьего мира — далеко не коммунистического, но всё равно прогрессивного.

Реальные проблемы начинаются, когда сама низовая активность иссякает: из-за слишком авторитарного управления и политического «пуританства» или же из-за неспособности найти адекватную форму организации для данной страны и ситуации (как было в «постмодернистский» период на Западе, с заменой освоенных индустриальных институтов глобальными и постиндустриальными). Сам капитализм не сводился к свободному рынку и отсутствию государства; левое движение имело не меньше вариаций. Нельзя зацикливаться на критике СССР, тем более — на стыде за Советский Союз, что уж говорить про распространение критики на левое движение как таковое.

Сегодня мы неверно оцениваем, что возможно — а что нет, что значимо — а что бесплодно. Мы слишком серьёзно относимся к риторике ХХ века с её «чёрным и белым», «концом истории» и триумфом неопределённого «капитализма». Собственно, наши элиты «уже гуляют», нарушая все «каноны» капитализма и демократии, во имя которых распинали СССР. И никакая «невидимая рука» их не наказывает. Жизнь оказывается достаточно гибка; вопрос в том, кто и в чьих интересах будет её изгибать, и насколько он почувствует себя вправе это делать. Невозможность социалистического пути — скорее вопрос этой внутренней уверенности и «права» на социальные изменения, чем какой-то «объективной» невозможности, «доказанной» историей.

Подробности: https://regnum.ru/news/polit/3009096.html
Любое использование материалов допускается только при наличии гиперссылки на ИА REGNUM.

__________________
Мнение В. Ивановой: я злостный клеветник в адрес СССР, КПСС!!!

Бумбараш

Сомневаюсь «внучёк» что вы поймёте, но попробую ещё раз растолковать, что к чему. Только вы попробуйте не «шарить», а хоть через силу, ну, хоть чуть-чуть начать думать.
Ну, для начала сообщите, какая моя цитата или фраза показала, что я не различаю владение собственностью от управления собственностью (чьей-то)? Кстати, а в вашем понимании, в чём различие, и есть ли оно?
Стоп «внучёк», притормозите. Что это в переводе на русский язык с пропагандистскотарабарского языка означает? Это как, кто-то сказал народу об этом или он сам ощутил, что это его собственность? А, как он ощутил, а то я так и не ощутил, что за собственностью владел. А вы лично, какой собственностью владели, не поделитесь секретом? А сейчас вы ею владеете?
Во, здорово, а это государство как узнавало, как необходимо управлять этой моей собственностью в моих интересах? Вроде договор с просьбой о государственном управлении моей собственностью, если она, конечно, была у меня, я не заключал.
Ой, «внучёк», знали бы вы, как этот популистский трёп надоел, давайте уж что-то конкретное писать. Где, скажите на милость, в каком государстве производство товара инициируется не ради производства общественных благ? Те «блага» которые не требуются обществу кто потреблять-то будет? Я же просил вас начать думать, а вы опять «шарить» принялись. Ну, вот как с вами, с шарящим, а не думающим можно вести обсуждение?
Извините, «внучёк», а вы понимаете, что такое прибавочная стоимость? Вы понимаете, что она взимается с потребителя при покупке им товара? Взимается для того чтобы затем перераспределить между теми же потребителями? Извините «внучёк» вы в своём уме? Прибавочная стоимость необходима для оплаты труда организатора производства, капиталиста. Поскольку капиталиста нет, но организатор производства всё же есть, тот самый секретарь или министр, то деньги идут на оплату его труда, труда организатора.
Нюанс вы как-то упустили, «собственники или акционеры нанимают генерального директора». Понимаете какая незадача, они НАНИМАЮТ управлять своей собственностью. Не знаю как вы, а я никого и никогда не только не нанимал, но и не просил об этом. Значит мне кто-то навязывался в качестве управляющего, так что ли?
Используется, не спорю, только кратковременно, пока производство работает по уже отработанной схеме с установленными связями. При появлении нового конкурента, тем более мощного, эти акционерные предприятия из-за утечки информации просто становятся неконкурентоспособными и разоряются.
В СССР была монопольная система, и потому конкурентов быть не могло, тогда в чём смысл нанимать тех управленцев, народ бы и сам прекрасно управился бы со своей собственностью в своих конкретных интересах, как сам и управлялся с действительно своей собственностью.
Мне интересно, «внучёк», а вам действительно эта словесная шелуха, которой вы здесь шуршите, так близка к сердцу?
А, вот это уже серьёзный разговор.
Нет, мне видится ситуация иначе. Как раз партномеклатуру и советских управленцев устраивало, что они только требуют «ДАЙ» от хозяйственников при полном отсутствии для партномеклатурщиков риска – ведь любое принятие решений сопровождается риском допустить ошибку. А вот спрос за допущенный промах был явно излишен для набалованных партномеклатурщиков и советских управленцев.
В то же время хозяйственников не устраивало бесконечно кормить дармоедов, которые не приносили никакой пользы кроме коррупции. Горбачёвская перестройка потому и дала свободу всем кооперативам ТОО, ЗАО и прочим коммерческим образованиям. Собственно и само президентство Горбачёва предполагало собою изгнание от «кормушки» довольно похрюкивающюю партноменклатуру и замену её хозяйственниками.
Собственно это и сделало его первым и последним президентом СССР – в этой борьбе он проиграл. Он просто оказался с совершенно не защищёнными тылами, не на кого и не на что ему было опереться. Поспешил он.
Партноменклатура же, как хамелеон частично поменяла свой цвет и уже на новых позициях стала восстанавливаться в качестве новых партий, но с жёстким сохранением коррупции и верного им чиновничества необходимых для финансирования.
Про приватизацию лишь скажу что ваша бутылка водки что-то дороговата оказалась «внучёк», без лжи вы как без пряника. На момент выпуска ваучеров их стоимость, какая была, только без дешёвого вранья? А в конце по какой их цене покупали? С рук покупали в метро, подземных переходах, по сниженной, но по какой цене?
Покажите «внучёк» насколько вы лживы самостоятельно. Вы ведь вероятно коммунист?
Рвётся у меня из груди вздох: «Эх, коммунисты – ни дня без вранья».

Suum Сuique

Выпей валидолу и поплачь, может быть тогда привидевшиеся тебе коммунисты исчезнут из твоего иллюзорного мира, который ты сам себе придумал
Давай, дед, не отвлекайся, мы ждём твою очередную порцию баек из склепа

Бумбараш

Откуда дровишки, т.е. ссылку можете дать на источник информации о «гарантированном минимуме оплаты»?
Да, приезжали не в "Президиум Верховного Совета СССР", он чуть в другом месте находился, а в приёмную Президиума Верховного Совета СССР, улавливаете разницу?