А.Лексей

СЕГОДНЯ я тренировал своих школьников делать научные доклады по физике, не просто рассказать, а ещё и ответить на вопросы аудитории - доброжелательные и вредные. Тем докладов, увы, не запомнил

__________________
Разум есть способность из Хаоса сделать Космос. (А.В.Г., 1991-1994)

державник

Опубликована книга Фрейда «Толкование Сновидений»(крупный шрифт для физика из г.Копейск)
Первая крупная монографическая работа Зигмунда Фрейда «Толкование сновидений» вышла в свет 13 октября 1900 года и долгое время не находила покупателей. В этом трактате автор разъяснил такое ключевое понятие психоанализа, как бессознательное. Теория сновидений Зигмунда Фрейда представляет собой приложение идей и методов психоанализа к проблеме сновидения.

Фундаментальная для этой теории идея о том, что сновидение представляет собой код, шифр, в виде которого находят свое удовлетворение скрытые желания, пришла к Фрейду вечером в четверг, 24 июля 1895 года, в северо-восточном углу террасы одного венского ресторана. Фрейд придавал своему открытию исключительное значение. Он в шутку говорил, что на этом месте следовало бы прибить табличку: «Здесь доктором Фрейдом была раскрыта тайна сновидений».

Метод, которым Фрейд пользовался для толкования сновидений, таков: после того, как ему сообщали содержание сновидения, Фрейд начинал задавать об отдельных элементах этого сновидения один и тот же вопрос: что рассказчику приходит в голову относительно этого элемента, когда он думает о нем? От человека требовалось сообщать все мысли, которые приходят ему в голову, невзирая на то, что некоторые из них могут казаться нелепыми, не относящимися к делу или непристойными.

Обоснование этого метода состоит в том, что психические процессы строго детерминированы, и если человеку, когда его просят сказать, что приходит ему в голову относительно данного элемента сновидения, приходит в голову некая мысль, эта мысль никак не может быть случайной; она непременно будет связана с данным элементом. Таким образом, психоаналитик не толкует сам чье-то сновидение, но скорее помогает в этом сновидцу.

Чтобы понять природу сновидений, появляющихся в состоянии сна, прежде всего следует уяснить смысл самого сна, его назначение. «Психологической целью сна, - пишет Фрейд, - является, по-видимому, отдых. Его психологическим признаком - потеря интереса к внешнему миру»: «мы временно возвращаемся в состояние, в котором находились до появления на свет, то есть в состояние внутриутробного существования. По крайней мере, мы создаем себе условия, совершенно сходные с теми, какие были тогда: тепло, темно, и ничто не раздражает».

Вместе с работами «Психопатология обыденной жизни» и «Остроумие и его отношение к бессознательному» «Толкование сновидений» образует своего рода трилогию, иллюстрирующую проявления бессознательного в повседневной жизни людей.

Основные положения теории сновидений Фрейда: Сновидение - это искаженный заместитель чего-то другого, бессознательного; кроме явного сновидения существует бессознательное скрытое сновидение, которое и проявляется в сознании в виде явного сновидения. Содержание бессознательного - вытесненные желания.

Функция сновидений - оберегать сон. Сновидение - это компромисс между потребностью во сне и стремящимися нарушить его бессознательными желаниями. Галлюцинаторное исполнение желаний, функция которого - оберегать сон. Сновидения проходят обработку: превращение мыслей в зрительные образы, сгущение, смещение, вторичную обработку. Позднее Фрейд добавил к этим процессам замену скрытого содержания символами.

«Толкование сновидений» - первая работа, познакомившая со взглядами Фрейда русских читателей. Первое русское издание появилось уже в 1913 году. На протяжении своей жизни Фрейд периодически пересматривал и дополнял первое издание. Его теория сновидений в скорректированном виде была изложена в «Лекциях по введению в психоанализ» и подверглась новому пересмотру в «Продолжении лекций по введению в психоанализ».

__________________
Россия — священная наша держава, Россия — любимая наша страна.

В. Иванова

Грезит о том, чему надо научиться самому.

__________________
#Своих не бросаем#

А.Лексей

Бред гражданина Фрейда.

Нет, сынок, это фантастика.

__________________
Разум есть способность из Хаоса сделать Космос. (А.В.Г., 1991-1994)

А.Лексей

СНЫ ВО ВРЕМЯ БАНА 16.10-16.11

[Записи снов:]
Забыл дома деньги, вернулся, попытка ограбления, скрутил ему руку, сдал команде.
Африка, Игорь, вино, кости, арест.
Старик, дензнаки, метро.
Винтовка, стрельба.
[Через несколько дней вернулся к записям – ничего об этом не помню]

***

А сегодня приснился глубокий бассейн. Владимир-Владимирович в белом кимоно, подпоясанным чёрным поясом, нырнул в оный бассейн. Поплавал и погрузился на дно, сел там в позу лотоса на сливную решётку и не всплывает. Слева плавает покоцанная деревянная шпала. Ну я такой и говорю: «Вот оно, ленинское бревно!»

***

Сегодня я писал диссертацию по методике подсчёта коров в стаде, пасущихся в лесу. Суть в том, чтобы построить их в прямоугольник и отсчитывать, начиная с ряда, ближайшего к их загону. Гениально, блин!

***

Сегодня и понёс на соседнюю кафедру МФТИ пакет программ для сверхразрешения сигналов и изображений. Стою, показываю. А потом в Москве, но почему-то в Челябинском 31-м лицее разбирал на блоки, исполнительные механизмы и радиодетали какой-то агрегат. Взял электронную плату, а на ней конденсатор снабжён светоизлучающим диодом, то есть когда конденсатор заряжен, светодиод светится. Кто-то запатентовал же такое!

***

Челябинск, площадь Революции. Её мостят деревянными брусами и стальными коробчатыми профилями.

***

Межзвёздный космический корабль!

***

Киносъёмки.

***

У меня опять появилась жена. Её зовут почему-то Линда.

***

В старой сумке нашлась горсть старых, в т.ч. советских, с гербом СССР, монет. Много редких, которых ранее ни разу не видел. Например, большая толстая квадратная монета в 1000 рублей, на которой вычеканен даже серийный номер

***

Кошки играют. Крокодил попытался напасть на человека, но тот увернулся. На небе заметно созвездие Плеяды и другие звёзды.

***

Избушка, в ней мама и сестра. На постели что-то насыпано. Присмотрелся – это разлита ртуть, мелкими шариками. Пытаюсь собрать их пылесосом, вот глупость! Беру пластинку меди или монету и пытаюсь согнать мелкие шарики в один крупный.

***

Встретился с Олей С.-ной! Часов не наблюдаем. Это бывшая военно-морская база [это почти как давным-давно мы целовались под сине-зелёным маяком возле Мисхора], ныне санаторий. Вдруг она меня отставляет, заводит беседу с пришедшими двумя мужиками, один молодой и высокий, другой пожилой и низенький. Я в огорчении отхожу в сторону. Небольшой залив или бассейн, вода как зеркало. Под водой – 3 прожектора с красным выемчатым стеклом в форме 5-конечной звезды. Спускаюсь с камней в воду прямо в одежде. Вода холодная … Плыву. Сгребаю со стёкол прожекторов осевший ил. На меня внимания никто не обращает. Ну и пусть …

***

Захожу в общежитие ФАКИ МФТИ. Вахтёра нет. Иду направо. Там стол, на столе пачки пластинок, ничьи, бесплатно - халява, сэр. Выбираю одну, это песни из фильма «Мэри Поппинс, до свидания!». Выходят два вахтёра. Странно, что мужики и что двое. Ещё страннее, что требуют, чтобы я шёл спать – наверное, я пропустил какие-то важные новшества в общаге. Иду наверх. Идёт капитальный ремонт. Стены обшарпаны. Двери раскрыты или сняты с петель. В каждой комнате и в каждом коридоре спят студенты … Давно я не был в родной общаге! Удивлён до глубины души.

***

Рая З. в чёрном купальнике. Занимаемся с ней какой-то восточной гимнастикой, а может, медитируем. Приятный сон.

***

Челябинск. В яме ползут 2 червя, вроде дождевых, только длиной в полметра и толщиной с палец. Наверное, из Австралии завезли. Смотрю – вокруг небольшие скопления какой-то серой шевелящейся массы, вроде опарышей, только прозрачные, склизкие, серые, большие, расползаются во все стороны, преимущественно вниз по склону. Вступил ногой в одну такую кучку, брезгливо вытираю ботинок об землю. Идут несколько мужиков в грязной спецодежде оливково-зелёного цвета, не лохмотья, но вроде того, и в касках, проходят рядом. Один в гитлеровской форме со знаками различия. Мужики из шланга поливают горящие штабеля книг какой-то жидкостью, часть попадает на меня. Наверное, горючее [во сне запаха не чую]. Книги сжигают и в бочках. Дожились, блин.

***

Сегодня идём мы с двоюродной сестрой Леной по городу. Стоит дерево, под ним сидят женщины, в т.ч. Светлана С.-х. О чём-то разговаривают. Полуобернулась, но нас не заметила. Или сделала такой вид.

***

Сегодня я в Москве. Вышел из метро, куча народу. Спрашиваю у случайной прохожей, как проехать на Поклонную гору. Мне объяснили.

***

Сегодня я ем солёные грузди. Вкуснятина! [Днём я их ел в рале.]

***

Сегодня Татьяна Лиознова снимает сериал про … Шурика. Я в главной роли. Съёмки происходят в забытой богом деревне. Киносъёмочная группа приехала на зелёном «Урале», заляпанном грязью. Вот он стоит.

***

Девушка стоит на балконе. В одном купальнике . Красота!

***

Шторм идёт. Едем по лесу. На стене деревьев висят останки самолёта, похожего то ли на И-16, то ли на Ил-2. Обшивка местами ободрана.

***

Сегодня я чинил велосипед. Конкретно, вдевал заднее колесо в цапфы рамы.

***

Сегодня захожу я в избу, и мне помогли на верёвке забраться на второй этаж, через большой люк. Там революционеры. Выдали мне револьвер типа наган, и пошёл я домой. Я сегодня сын рыбака. Только что расстался с любимой девушкой – она уезжает. Вышел на берег небольшой морской бухты, он полузамёрзший. Плещутся дельфины, тюлени. На берег возле меня вышла морская птица и раскрыла клюв …

__________________
Разум есть способность из Хаоса сделать Космос. (А.В.Г., 1991-1994)

державник

Да уж,а я всё время говорю,наркотики и алкоголь вместе не принимать.Нет,не слушают,вот вам и результат,читайте сны А.Лексей,так что, если будете поступать так же,то и сны у вас будут такие.

__________________
Россия — священная наша держава, Россия — любимая наша страна.

Волобуев

НЕДОСЫП

Я чувствовал бы себя эгоистом, если бы сразу здесь не поделился опытом преодоления последствий большого недосыпания, профессиональной беды моряков. Но не только у моряка может возникнуть необходимость не спать продолжительное время; каждому надо знать, к чему это может привести.
Одно дело, когда об этом говорят врачи, и совсем другое, когда рассказывают те, кто прошел через этот ужас сам. Хотя и мне, много раз испытавшему эту жуть, не до конца понятно: как я ухитрялся выбраться из нее? Да и выбирался ли окончательно?
Первый раз я изведал крупное недосыпание еще лейтенантом. Шарова и меня послали в автономку на лодке командира Родионова. Шарова – вторым командиром, меня – приписным штурманенком.
Когда до выхода в море осталось два часа, выяснилось, что на лодке отсутствует штурман капитан 3 ранга Журавлев. Экипаж, вообще-то, должен выходить в море в полном составе, и Родионов отправил меня разыскивать Журавлева.
Я долго стучал в его дверь – никакого ответа. Зашел к соседям, где было застолье. Те сказали, что Журавлев пировал с ними, недавно пошел домой собираться в море, но был очень пьян. Я с помощью соседей взломал дверь в квартиру Журавлева и нашел его вусмерть пьяным. Все мои попытки привести Журавлева в чувство: пощечины, обливание водой – не привели ни к чему.
Тогда сосед сбегал к себе домой и вернулся со стаканом спирта. Поднес стакан к носу Журавлева и тот ожил, потянулся к стакану.
Начались переговоры. Журавлев настаивал, чтобы ему дали выпить, а потом он решит, идти ему в море или не идти. Сосед не советовал этого делать, потому что Журавлев отключается с одного-двух глотков. Времени у меня ни на что не оставалось, я связал Журавлева и отвез на лодку, где его загрузили с помощью лебедки головой вниз через рубочный люк. Спустя три месяца, когда мы вернулись из похода, его выгрузили точно так и точно такого же.

***

В море я быстро понял, что алкоголизм Журавлева стал возможен, потому что экипаж Родионова был окончательно коммунистическим. На лодке царило абсолютное товарищество, абсолютное братство. Здесь всё позволялось всем. Даже не встречалось в штыки пьянство. Просто, кто-то вставал на место пьяницы и делал его работу. Ведь когда в семье появляется алкоголик, родственники часто не отказываются от него, а лишь проявляют досаду и сожаление.
Мне помогали все. Больше всех, пожалуй, шефствовал надо мной необыкновенно приятный в общении капитан 3 ранга Володя Кулешов, делавший вид, что вдруг увлекся вместо минного дела штурманским.
Да и Шаров с Родионовым были весьма толковы в штурманском деле.
Наверное, экипаж Родионова был похож на легендарный экипаж Фисановича, служить на котором мечтали все подводники Полярного во время войны.
При всем этом, не могу сказать, что экипаж Родионова был лучшим экипажем в моей моряцкой жизни. Встречались экипажи и получше, хотя бы потому, что там не было несчастий типа Журавлева.
Да и мое флотское сердце уже навеки принадлежало моей первой флотской любви, моему первому экипажу – экипажу Шарова.

***

Поход был чрезвычайно напряженным и для меня, и для всего экипажа. Мы впервые выполняли ряд оригинальных спецзаданий в абсолютно новых для нас районах. И я впервые был фактически единственным штурманом на лодке. Мне нравилась эта самостоятельность, я работал с воодушевлением. Журавлев, когда приходил в себя, бегал по лодке и клянчил спирт. Кто-то давал ему грамм двадцать, чтобы отвязался, и этого ему хватало, чтобы валяться без сознания пару суток.
И всё бы было нормально, если бы в самом конце похода Шарову и Родионову не пришла в голову дурацкая идея: не давать мне спать.
Возвращение домой всегда является самым тяжелым этапом для моряков. Только бы дотянуть. Именно на этом этапе уставшие моряки творят больше всего глупостей.
И вот, когда до окончания похода оставалось пять суток, Шаров и Родионов испугались, что я вымотался, работая в одиночку, и могу уснуть так, что им не удастся вовремя разбудить меня, случись что-нибудь страшное. И они стали не давать мне спать: поочередно, но постоянно находясь рядом со мной. «Потерпи, – говорили они мне, – выспишься в базе».
Шаров никогда и на полметра не удалялся от меня. В штурманской рубке, где тесновато, Шаров залезал на прокладочный стол и сидел на нем. Вид у знаменитого подводника был препотешный.
Спорить с начальниками или управлять ими я тогда еще не очень умел. Пришлось терпеть.

***

Когда вернулись в базу и выгрузили Журавлева, я пошел на встречу с друзьями. Была у нас такая традиция: если вернувшийся из похода штурман был холостяком, для него снималась квартира, накрывался стол, штурмана флотилии собирались там. Слушали морские новости от прибывшего, рассказывая в ответ, что случилось на базе и в мире за последнее время.
Так было и в тот раз. В квартире, выделенной для меня, на столе красовался громадный торт «Наполеон», мой любимый, стоял самовар. Посидели, погоняли чаёк, поговорили. Где-то возле полуночи друзья, убрав со стола и вымыв посуду, разошлись. Я осмотрел квартиру и, чтобы не трогать ничего чужого, решил прилечь на кушетке.
И началось.
Как только я лег на кушетку, какая-то сила сбросила меня с нее.
Я поднялся и снова стал ложиться, но уже очень медленно, пытаясь понять, что происходит. Особенно меня заинтересовал момент сбрасывания с кушетки.
Вначале ничего особенного не происходило. Только когда я полностью улегся, комната начала вращаться. Меня сбросило с кушетки на пол, который вздыбился подо мной, и чтобы удержаться на нем, мне пришлось карабкаться, перебирая руками и ногами. Я врезался в стену с разбегу (насколько можно разбежаться, передвигаясь на четырех конечностях) и, изо всех сил стараясь не потерять сознание, сполз по стене и сел на пол. Всё вокруг меня поколыхалось с минуту и успокоилось.
Мне стало понятно, что пять суток без сна не прошли даром. Я не знал, что мне делать, но понимал, что дальше экспериментировать с кушеткой не стоит.
Встал, надел канадку и ушел в сопки, как Алитет.
Стояло полярное лето, солнце – круглые сутки, земля покрывалась зеленью прямо на глазах. Я, как больная собака, стал пробовать на вкус траву, листья и кору карликовых деревьев. Это не вкусно. Это не то. Это так себе, но опять не то.
И вот, наконец, то! Вкуснотища. И я начал объедаться тем, что мне понравилось.
Наступил момент, когда я почувствовал, что могу уснуть. Осторожно стал ложиться и уснул раньше даже, чем полностью опустился на землю.
В первый раз проснулся от жары. Солнце пекло немилосердно. Ползком, не вставая, забрался в тенечек под скалой, расстегнул канадку и опять уснул.
Во второй раз проснулся от холода. У нас, на Севере, снег в разгаре лета – обычное дело. Открыл глаза – лежу в сугробе и снег падает на меня. «Неужели, – вяло подумал, – проспал до зимы?» Смахнул снег с живота, застегнул канадку, повернулся на бок и снова уснул.
Проспал почти двое суток. Поднялся бодрым и жизнерадостным, пошел на лодку к Родионову, заявил ему, что на службу не выйду, пока Журавлева не уберут с флотилии, вернулся домой и снова завалился спать.
Через несколько дней ко мне прибежал посыльный и передал, что Журалев уехал преподавателем в военно-морское училище, и я могу вернуться на лодку.

***

Следующее мое крупное недосыпание я перенес гораздо спокойнее.
Одна наша лодка врезалась на полном ходу в подводную скалу. Нос лодки, с торпедными аппаратами, боевыми торпедами, арматурой и прочим, был смят и свернут набок. Спасла лодку лишь русская надежность, русский запас прочности. От американской, английской или французской лодки ничего бы не осталось.
Для встречи аварийной лодки в море и сопровождения ее в Северодвинск на ремонт была послана экспедиция на спасательном судне «Карпаты» во главе с В. С. Каравашкиным, ставшим к тому времени адмиралом и командиром дивизии. Каравашкин первым делом взял с собой на «Карпаты» меня. И дал мне одно задание – не спать. Я мог ничего не делать, лишь должен был находиться на мостике «Карпат» и не спать.
Похоже, что Каравашкин считал, будто я могу взглядом удержать на плаву лодку, утратившую часть запаса плавучести. Как же, ведь Каравашкин сам, своими глазами видел, как я, играючи, одним радостным взглядом прилепил Шумкова к подволоку.
Через несколько дней все на «Карпатах», а громче всех я, начали выражать возмущение запретом Каравашкина. Но Каравашкин был непреклонен и только и делал, что следил, как бы я не уснул. Хитрец Каравашкин легко пресекал наши заговоры по планированию хотя бы маленького сна для меня. И я сдался. Дал слово Каравашкину, что не буду спать, но вырвал себе право иногда по полчаса лежать горизонтально.
И этой малости мне хватило. Конечно, я не мог в той обстановке не работать. Организовал командный пункт для Каравашкина и работал там в полную силу. В принципе, со всем этим спокойно управился бы экипаж «Карпат». Это были превосходные моряки, особенно их командир. Но не бездельничать же мне было.
Когда, через много дней, спасательная операция благополучно закончилась, я вызвал во рту вкус той растительности, которая мне так понравилась в сопках, сполз по переборке на палубу и уснул, еще сползая. Сделал одну ошибку – не предупредил окружающих Они переполошились, начали тормошить меня. Мое счастье, что на «Карпатах» было полно хороших врачей, которые запретили будить меня.
В этот раз я выспался за сутки.

***

Если не употреблять медикаментов и иногда лежать горизонтально, считаю, можно, без значительного урона для здоровья не спать продолжительное время. Хотя всё зависит от человека и от обстановки. В любом случае, надо быть предельно осторожным с недосыпанием.
И крайне чревато бороться с недосыпанием лекарствами или еще какой отравой.
После случая с Журавлевым я пошел в очередную автономку единственным штурманом. Вместо второго штурмана мне дали двух мичманов.
Это для меня был курорт. Мичмана, старые морские волки пенсионного возраста, взяли на себя три четверти моей обычной работы. В конце похода они пригласили меня в гиропост. Я вошел и ахнул. Там был накрыт стол, за который было бы не стыдно пригласить английскую королеву.
Командир лодки в этом походе взял на себя астрономическую подготовку вахтенных офицеров, которой обычно занимался я. И, конечно, командир постарался провести эту подготовку на высочайшем уровне. Два-три раза в сутки вахтенные офицеры должны были предоставлять командиру места, определенные астрономическим способом, не менее чем из четырех-пяти линий положения. Вахтенные офицеры должны были потратить час на подготовку к астрономическим измерениям, час на измерения и по часу на обсчет каждой линии положения. Это для одного определения места. То есть вахтенные офицеры должны были, по мнению командира, сутками напролет только и заниматься астрономией. А ведь, кроме этого, они не просто несли вахту, но и руководили сменой вахты, участвовали в общекорабельных мероприятиях, командовали своими подразделениями. Желательно также, чтобы им удавалось поесть и поспать, ну хотя бы иногда.
И вот, мои мичмана пришли на помощь вахтенным офицерам, взяв на себя подготовку к астрономическим наблюдениям и обсчет изолиний. Даже я не знал, что мичмана выполняют столь большой и столь разнообразный объем работ.
А среди вахтенных офицеров был помощник командира лодки. Каждый толковый помощник, как каждая толковая хозяйка, помимо перловки и тушенки имеет в загашнике и какую-то экзотику. А вдруг действительно на борт заявится английская королева? Кроме того, каждый толковый помощник неимоверно скуп.
И это ж как надо порадовать жадюгу-помощника, чтобы он выдал личному составу, а не английской королеве, ту экзотику? Не сидел бы за тем столом, ни в жисть бы не поверил, что такое возможно.

***

После успеха с мичманами мне предложили взять в поход двух лейтенантов, только что из училища. План был такой: лейтенанты сдают на допуск к управлению должностью штурманенка, проходят полный курс обучения по всем аспектам боевой службы и, после похода у нас есть два штурмана, прошедшие огонь и воду.
Это был, считаю, один из самых тяжелых походов в истории советского подплава. И в результате оба лейтенанта, Молчановский и Зарипов, были загублены для флота.
Это всё равно, что взять с собой в бой необученных и необстрелянных новобранцев. Было тяжело экипажу, было запредельно тяжело лейтенантам, а мне – так до сих пор непонятно, как я выжил и выжил ли.
Все в экипаже озаботились обучением и становлением лейтенантов, понимая, как важно закрыть кадровые прорехи. Старались изо всех сил и сами лейтенанты. Но через опыт, который приходит с годами, никак не перепрыгнуть.
Я нес свою вахту 8 часов, а затем оставался на вахте с каждым лейтенантом. Иногда, по обстановке, мы все трое по нескольку суток торчали вместе в штурманской рубке. Лейтенанты, кроме чисто штурманских вопросов, занимались изучением устройства лодки и решением множества других задач.
У меня редко в какие сутки выдавался час свободного времени, который я мог потратить на сон. Внешняя для лодки обстановка постоянно была очень напряженной. Американцы будто взбесились. Всё время наваливались какие-то случайности. Вот, казалось бы, какова вероятность, что лодка попадет на извержение подводного вулкана? Но мы в том походе и под эту бомбежку снизу ухитрились попасть.
И в тот час, который я изредка получал на сон, поспать толком не удавалось. Прибежишь в каюту, залезешь в койку и долго успокаиваешься, прежде чем заснешь.
Пошел к корабельному врачу Жене Абрамову, объяснил, как мне не хватает нескольких минут на сон, попросил его дать какое-нибудь снотворное.
Женя возмутился.
– Ты что?! Зачем тебе подрывать свое здоровье «колесами»? Сделаем так: как увидишь, что у тебя появляется час на сон, звони мне в каюту и приходи. Увидишь, всё будет в порядке.
Я так и сделал. Когда пришел в каюту врача, она же и его приемный кабинет, там было мягкое освещение, звучала классическая музыка. На столе стоял графин со жженкой (спиртом, залитым жженым сахаром) и банка с флотскими витаминами, которые крупными горошинами.
Мы с Женей посидели пару минут, выпили по рюмке жженки, закусили витаминами, поговорили о музыке. Затем я ушел к себе в каюту, где, действительно, сразу же уснул. За три месяца похода я зашел к Жене раз десять, не больше. Высыпался, по своим меркам, вполне прилично.
Когда вернулись в базу, Молчановского с Зариповым у меня сразу забрали и стали носить по дивизии на руках. Как же, флот получил двух штурманов, в которых так нуждался, способных провести лодку в любую щель и обеспечить штурманскими расчетами применение оружия!
Но Молчановский с Зариповым, ухватив вершины штурманского мастерства, не имели понятия о многих азах. Они не могли узнать за столь короткий срок досконально устройство лодки, не знали до винтиков штурманскую матчасть, не были умудрены опытом разнообразного общения с личным составом.
Ведь не каждый председатель колхоза, избранный за умение вести собрание, сможет, засучив рукава, поковыряться вилами в навозе, чтобы унюхать нюансы производства, которым вдруг стал руководить.
Вот и Молчановский с Зариповым не смогли. Зарипов ушел на синекурную береговую штабную должность, а Молчановский элементарно запил, потому что пока мы бороздили моря и океаны, его жена ушла к другому. Как будто бы выбор жены моряком может делаться непрофессионально.
Ну а я по возвращении в базу пошел на очередную квартиру. После «Наполеона» и чая проводил друзей, взял принесенные с собой свежие простыни и наволочку, соорудил постель, забрался в нее и … не смог заснуть.
Подумал, несмотря на возникшие в моей душе черные подозрения, что, возможно, отвык спать на берегу.
На следующий день остался на лодке и пораньше, в восемь вечера, улегся спать в своей каюте. Проворочался до десяти и не уснул.
Перешел в штурманскую рубку, на диванчик, и в час ночи понял окончательно, что без спиртного не усну. Всего с десяток раз выпил по рюмке жженки и стал калекой?!
Налил себе немного спирта, выпил и мгновенно уснул.
И начались мучения. Я поедал травы и прочую растительность в сопках тоннами. Я изводил себя всяческой медитацией, работой и физическими упражнениями. Я не спал по несколько суток. Но без спирта заснуть не мог.
Так промучился с полгода. А потом вырвался в отпуск, приехал домой и там через неделю осознал, что нормально сплю без всякого спиртного.

***

Правила штурманской службы официально не рекомендуют штурману спать более двух часов подряд, чтобы не потерять ориентировку в обстановке и, проснувшись, сразу же включаться в работу.
На мой взгляд, это не верно. Ведь все зависит от корабельной и внешней обстановки, от опытности самого штурмана. Наоборот, следует рекомендовать штурману высыпаться как можно больше, когда обстановка позволяет, чтобы быть готовым к длительной непрерывной работе, когда того потребуют обстоятельства.
Я со временем вырвал себе право решать, когда мне спать, и научился засыпать в моменты, когда это никому другому бы не удалось.
Например. Совершаем пробное погружение на предельную глубину. Лодка уже в возрасте, так что это весьма опасно, но нам надо знать, на что способна наша старушка.
И вот, когда лодка еще не прошла первую сотню метров погружения, в центральный отсек по системе отсечной связи «Каштан» проходит доклад от командира первого отсека.
– Течь сальника кабеля размагничивающего устройства на подволоке …
Слышен шум воды и голос пропадает.
Старший на борту капитан 1 ранга В. А. Панов, заместитель командира 7-й дивизии подводных лодок, которого все мы чрезвычайно уважали, реагирует сразу:
– Продуть балласт! Обе турбины – полный вперед! Боцман! Рули на всплытие!
Лодка выскакивает на поверхность и пляшет на волнах. Но никто не идет открывать верхний рубочный люк. Никто в центральном ничего не делает, все сидят с убитым, горестным видом. Все понимают, что только что потеряли часть экипажа, своих друзей. Если вырван сальник кабеля размагничивающего устройства на подволоке, отсек заполняется водой мгновенно, воздушной подушки не бывает, не остается времени надеть изолирующее снаряжение.
И вдруг в центральном, в этой гробовой тишине, зазвонил телефон из первого отсека. У всех глаза полезли на лоб: «Что это? Звонок с того света?»
Оказывается, течь, которую мы слышали, была не очень большой, но лило прямо на отсечный «Каштан», его и закоротило. Сальник поджали, течь устранили, принято всего несколько тонн воды, о чем и докладывают из первого отсека.
Выдохнули. Откачали воду, снова начали глубоководное погружение. Все вслушиваются с особенным напряжением, как трещит корпус, а я заваливаюсь спать на диванчике в штурманской рубке.
Потому что я всегда спал на глубоководном погружении. Все напряженно работают, на лодке объявлена боевая тревога, а я сплю. Потому что при глубоководном погружении лодке не угрожают навигационные опасности. А вот после, я знаю, мне не придется толком спать две недели, работая тяжко и беспрерывно.
В центральном отсеке слушают треск корпуса и принимают доклады из других отсеков, нервы напряжены до предела – выдержит ли корпус лодки громадное давление воды? А из штурманской рубки раздается храп.
Панов взревел.
– Волобуев! Нашел время для шуток!
Панов и допустить не мог, что кто-то на лодке в этой обстановке мог уснуть. Он ринулся в штурманскую, убедился, что я в самом деле сплю, и… вернулся в центральный.

***

Сны штурмана совершенно не похожи на сны обычного человека. Это я говорю, как знаток того и другого. До того, как стать штурманом, я же был обычным.
Штурман, когда спит на корабле, не выпадает из обстановки. Он движется в этой обстановке, прокручивая постоянно все изменения у себя в голове, чтобы, проснувшись, сразу же включиться в работу. Я часто вместе с этим сном выбирал себе и еще какой-нибудь. Например, очень любил посреди Атлантического океана прогуляться по ленинградским улицам. Такая прогулка успокаивала, освежала и радовала.
А когда штурман возвращается домой, он не может сразу отключиться в своих снах от моря.
Вернулся я домой после двухнедельной парусной регаты, довольно напряженной, лег на диванчик, закрыл глаза. И сразу же у меня в руках оказываются шкоты громадного паруса, привязанного к балкону моей квартиры. Ветер рвет этот парус из рук, тащит пятиэтажный кирпичный дом. Всё это так явственно, так реально, что я вскакиваю и бегу, полный любопытства, на балкон. Никакого паруса там нет. Ложусь в другой комнате, где нет выхода на балкон. Закрываю глаза – тот же сон, только парус привязан к углу дома.
Только через несколько дней после возвращения домой сны моряка становятся земными, обычными.
Хорошо, когда у моряка есть дом, где можно придти в себя после штормов, бурь и прочих катаклизмов.

Волобуев

Жизнь подводника наверняка весьма схожа с жизнью космонавта, отправившегося в межзвездное путешествие. С человеком, оторванным от обычной жизни, длительное время находящимся в замкнутом пространстве, могут происходить странные вещи.
Это становилось особенно очевидным, когда мне удавалось вырваться в редкий отпуск. Было очень трудно вернуться в прежнюю жизнь, стать обычным человеком среди обычных людей. Хотя я отходил множество автономок, меня ни разу не взяли ни на послеавтономочный отдых, ни на реабилитацию, ни на обязательную последующую переподготовку. Кто-то отправлялся вместо меня пить лимонад и есть мороженное на тех реабилитациях и переподготовках, а я уходил опять в море. Я был нужен флоту постоянно.
Поэтому я выработал свою собственную процедуру реабилитации.
Получив в руки отпускной билет, сразу же отправлялся в Москву. Старался прилететь туда поздним вечером, чтобы всю ночь бродить по городу, привыкая потихоньку к городскому гулу. Утром, на рассвете, выходил на Красную площадь, смотрел, как какие-то молодые ребята в комбинезонах моют мавзолей, думал о Родине. Потом шел на Савеловский вокзал и становился там против многотысячного потока людей, выбрасываемых утренними электричками. Многие из них были не рады внезапной помехе и проявляли недовольство в крепких выражениях, а то и в пинках и тычках. Но я терпел, потому что мне позарез надо было убедиться, что род людской не исчез с Земли, пока меня на ней не было.
Когда я переставал шарахаться от незнакомых людей, от автомобилей и трамваев, когда достаточно привыкал к людям и их странному образу жизни, тогда я отправлялся домой в Белоруссию.
Но один раз у меня в Москве были и другие цели: навестить сестру, гостившую у подруги в Щелково, и навестить свой экипаж, проходивший очередное обучение в Обнинске. И вот, после Красной площади и Савеловского вокзала поехал к сестре и ее подруге. Подруга работала связисткой в Центре подготовки космонавтов и жила вместе с другими связистками в общежитии при этом центре.
Ну и устроились эти космонавты! Какой же там был цветник!
У меня, то ли оттого, что отвык видеть девушек, то ли от вспыхнувшей зависти к космонавтам, резко поднялась температура. Позвали местного военврача. Он заявил: «Это кондрашка. Ничего инфекционного, больной переволновался, ему требуется покой и уход»
И я неделю провалялся в том женском общежитии.
Сестра уехала, но меня выхаживало все общежитие. Кто-нибудь из связисток обязательно был рядом. Они были весьма ответственными и раз пообещали врачу, что присмотрят за мной, то смотрели. В общежитии был нормальный воинский порядок, высочайший моральный уровень, и, одновременно, какая-то простота, веселость.
Наверное, дело было в увлекательнейшей работе связисток. Они ведь всегда приходили с дежурств радостными, хоть и предельно вымотанными, и с восторгом рассказывали, о чем говорили с космонавтами на орбите.
Чаще всего за мной ухаживала связистка по имени Тамара. Она и поехала провожать меня потом, когда я поднялся, в Обнинск. И вручила там свою фотографию.
И я не только сохранил фотографию малознакомой девушки, но и прикрепил это фото у себя в каюте над койкой, отправившись в очередную автономку. И был очень доволен собой. Как же, наконец и у меня появилась фотография девушки над койкой!
Сколько раз я рассматривал ту фотографию перед сном, точно не скажу. Может двадцать, а может тридцать, по полминуты, не больше. И, конечно, видел ее, когда просыпался. Но к концу автономки я уже не мог думать ни о ком и ни о чем, кроме как о Тамаре.
И через два часа после того, как лодка пришвартовалась в базе, я уже сидел в самолете, летящем в Москву. В Шереметьево сел в такси и погнал в Щелково. Когда пробегал проходную общежития, не насторожился, что вахтерша, знавшая меня и совсем недавно неплохо относившаяся, попыталась вдруг меня остановить. Она страшно разволновалась и стала кричать мне, будто абсолютно незнакомому ей субъекту, что мне сюда не положено, что здесь исключительно режимный объект! Это мне-то, совсем недавно считавшимся здесь родным?! Не вникая в этот крик, метнулся на второй этаж, дернул за ручку знакомой двери – заперто.
Пока я лежал больной в этом общежитии, выучил наизусть график жизни девушек. Сейчас, по моим расчетам, Тамара должна была отдыхать, набираясь сил перед очередным нелегким дежурством. И вдруг заперто?!
В конце коридора показалась запыхавшаяся вахтерша. «Если она ухватит меня, начнутся разборки и отложится долгожданная встреча с Тамарой» – испугался я.
И как-то слишком легко выдавил дверь в комнату. Сам до сих пор удивляюсь, как меня вновь не хватила кондрашка. Тамара лежала в кровати, укрытая одеялом до подбородка, а рядом с ней сидел на кровати какой-то мужичок.
Не правда ли, ужас, какая изменщица? Дала мне фотографию, а сама…
Тамара, встретившись со мной глазами, покраснела и как-то медленно натянула серое солдатское одеяло на голову.
Мужичок встал, гордо вздернул подбородок и спокойно, вежливо представился, протянув мне руку:
– Степан. А Вы, наверное, Женя?
А чего мне какой-то Степан? Я же стремился к Тамаре. И я попытался пройти, к Тамаре мимо Степана.
Но не тут-то было. Степан стал загораживать собой Тамару. Тогда я попытался выставить Степана за выломанную дверь. Но в дверях показалась вахтерша. Толкать Степана надо было через должностное лицо, да еще и женщину, чего я, такой воспитанный и законопослушный, никак не мог сделать.
И я швырнул Степана через всю комнату в открытое окно. Кинул от двери, до окна было метров шесть, но Степан пролетел в проем чисто, не задев довольно высокий подоконник.
Вот до каких убийственных страстей могут довести фотографии, взятые с собой в поход моряками или в полет космонавтами!
Вахтерша стала кричать: «Убийца! Бандит!». На этот крик из других комнат выскочили в коридор девушки, обрадовались, увидев меня, стали вешаться мне на шею, тормошить и спрашивать: как, что и почему?
Кто-то сбегал на улицу и вернулся с радостным известием, что Степан жив.
Еще бы! Что это был бы за космонавт, если бы не мог летать со второго этажа? Подготовка космонавтов у нас была что надо.
Трое суток я ходил потом смурной по Москве, пытаясь понять, что произошло. Получалось, что сам кругом глуп. Ничего мне Тамара не обещала. Да и не могла обещать, потому что ничего у меня с ней не было – ни поцелуев, ни любовных бесед. Одни иллюзии. Свою страсть я выдумал, живя под толщей воды, глядя на фотографию Тамары.
Но легче от пришедшего понимания, как и от появившейся досады на себя, мне не стало. В груди горел болью какой-то сгусток, образовавшийся там, когда я увидел Степана и Тамару. Из-за этого сгустка и боли в нем, жить было невыносимо и невозможно.
И тогда я представил себе, что залез рукой себе в грудь, раздвинув ребра, ухватил этот сгусток, вытащил его и выбросил. Все это для меня было настолько реально, что я не сомневался: это произошло на самом деле.
Боль в груди сразу исчезла, голова прояснилась, стало легче дышать. И я поехал свободным человеком обратно на лодку – извиняться за побег.
А Степан женился на Тамаре. Или, скорее, Тамара женила его на себе.
Будьте настороже, когда не очень знакомые люди дают вам свои фотографии.

А.Лексей

Сегодня меня задержали бандиты на машине. Чем-то я их обидел, наверное, дорогу перешёл. Мне объяснили, что я в чём-то неправ. В машине на одном сиденье кучка стекла, на другом - мокрые ватные тампоны. Наверное, наркоманы ...

__________________
Разум есть способность из Хаоса сделать Космос. (А.В.Г., 1991-1994)

державник

Это какой-то позор.... опять Фрейд,опять...подсознание рождает иллюзорность в сновидениях.

__________________
Россия — священная наша держава, Россия — любимая наша страна.