Аврора

Да старый тут Вы правы,при царе неплохо радиотехника развивалась. Лбов в 1916 г начал в радиотехнической лабаратории после учебы работать над передатчиком. В Гразданскую правда пришлось прекратить работу. Но в 1925 все-таки завершил. Правда к тому времени Англичане и Французы успели далеко уже уйти. Но это неважно,революция была важнее.

старый я

Слава богу передатчики научились делать до Ф Лбова.Смысл то в том что Советские люди могли общаться со всем миром ещё до появления интернета и сотовых телефонов.Кстати экспедицию Нобеля их сигнал бедствия принял Советский радиолюбитель Шмидт в последствии один из лучших полярных радистов.

alexand

А какие инстанции нужно было пройти и какие характеристики представить, чтобы дали разрешение на владение КВ-радиопередатчиком? Это ведь потенциальный радист иностранной разведки?
Сообщение относится к анализу политической системы, созданной Сталиным.

старый я

Дык в СССР была военная тайна.Хотя отказывали в получении кв позывного только небольшой части военных и тем кто работал в секретных нии,остальные получали без проблем.Опять же и у тех была возможность общения в эфире,но с коллективных радиостанций.
Самое интересное что сейчас снова ужесточили получение позывного,хотя зачем я не понимаю.Гос тайны у нас нет,за каждый удачный и неудачный пуск мы трещим на весь мир,границы стали прозрачными,тогда случаев безнаказанного нарушения границы не случалось по 20 и более лет.В стране в открытую ходят чужие деньги,не будь их как тяжело было бы финансировать боевиков и террористов.Идёт явное уничтожение государства и народа.

старый я

Хочу добавить .Когда раньше в журнале Радио читал сколько стоит быть радиолюбителем у капиталистов как то даже не верилось.Карточка квитанция подтверждение радиосвязи в СССР стоила 1 коп,дефицит ощущался поскольку меньше 1000 редко кто брал.1000карточек 10р,пересылка в любую точку глобуса бесплатно.Умники могут рассказать как в СССР жили на 40 долларов.Сейчас 1000 карточек стоит 106-180 долларов(сравните в СССР 10р)+ конверт + международная пересылка.Желающие(не верящие) могут убедиться.
http://www.globalqsl.com/my_globalqs...op&language=ru

beater

«Кадры решают всё» – эту чеканную формулу И.В. Сталин ввёл в политическую жизнь ещё в годы индустриализации Советской державы.






Так предельно ёмко была сформулирована сущность партийно-политического руководства обществом. Впрочем, подбор и расстановка кадров были альфой и омегой ленинских принципов деятельности большевистской партии. Неслучайно же И.В. Сталин постоянно подчеркивал, что он – ученик В.И. Ленина.

Однако подбор и расстановка кадров в масштабах общества могут быть оптимальными только при одном непременном условии: наиболее удачно должны быть расставлены руководящие кадры партии. Этот политический закон Сталин перенял от Ленина, развил его, хотя – будем честными, иначе перестанем быть коммунистами – наложил на него печать, как сказал поэт, «своей крутой, своей жестокой неправоты и правоты». С позиций начала ХХI века часто кажется, что крутизна была с перебором. Но при этом отбрасываю мелкие наветы о сталинском субъективизме, личной мстительности и тому подобных качествах, присущих только мелким людишкам, пусть даже и попавшим на крупные должности. Сталин был не из их числа.

Когда Сталин чеканил: «Кадры решают всё», – то он осознавал, что каждая руководящая команда призывается обществом для решения конкретных задач, которые ставит время. Смена исторического этапа предполагает смену состава политических штабов.

В послевоенном Союзе ССР высший политический штаб, несомненно, образовывали деятели, входившие в состав Политбюро (Президиума) и секретариата ЦК КПСС правящей партии. Значение этих органов И.В.Сталин прекрасно знал по собственному опыту. Он с первых дней существования Политбюро Центрального Комитета нашей партии входил в его состав. А первое Политбюро ЦК РСДРП(б 23 (10) октября 1917 года) было образовано «для политического руководства в ближайшее время». Оно проработало чуть больше полумесяца, успешно решило стоявшие перед ним задачи и по этой причине прекратило своё существование после победы Октябрьского вооружённого восстания. Затем Политбюро было восстановлено по решению VIII съезда РКП(б) на пленуме Центрального Комитета 25 марта 1919 года. Сталин был снова избран в его состав. Тогда же он вошёл и в состав впервые созданного Организационного бюро ЦК РКП(б).

Что касается секретариата ЦК партии, то он впервые вошёл в его состав сразу в качестве Генерального секретаря ЦК 10 апреля 1922 года, после XI партсъезда. Тогда эта должность была впервые введена Уставом РКП(б).

Большой политический опыт Сталина делал его очень требовательным (а то и суровым) в отношении товарищей по высшим руководящим органам партии. Это породило немало кривотолков, легенд и фальсификаций.

Странная «расправа»

Были ли В.М. Молотов и А.И. Микоян жертвами «сталинского произвола»?

Поскольку И.В. Сталин стал едва ли не главнейшим символом советского социализма, временно ныне отступившего, то он оказался под беспощадным огнём антикоммунистов и антисоветчиков всех мастей. Среди их любимых мифов есть и такой: «кровожадность и параноидальность Сталина убедительно проявляется в его решении устранить своих верных соратников В.М. Молотова и А.И. Микояна». Но убедительно ли? Да и был ли тот «мальчик», вокруг которого складываются легенды? Ведь оба политических деятеля покоятся на мемориальном Новодевичьем кладбище. Но нет дыма без огня…

Старательно раздуваемым антисталинским огнём стало выступление… И.В. Сталина на организационном пленуме ЦК после XIX съезда КПСС, на котором он критиковал Молотова (1990-1986) и Микояна (1995-1978). Поскольку официальной стенограммы этого пленума не публиковалось, то простор для фантазий величайший.

Первопроходцем произвольных интерпретаций здесь был Н.С. Хрущёв. В докладе на ХХ партсъезде «О культе личности и его последствиях» он утверждал: «А возьмите первый Пленум ЦК после XIX съезда партии, когда выступил Сталин и на Пленуме давал характеристику Вячеславу Михайловичу Молотову и Анастасу Ивановичу Микояну, предъявив этим старейшим деятелям партии ничем не обоснованные обвинения. Не исключено, что если бы Сталин ещё несколько месяцев находился в руководстве, то на этом съезде партии Молотов и Микоян, возможно, не выступали бы. Сталин, видимо, имел свои планы расправы со старыми членами Политбюро». (О культе личности и его последствиях. Доклад Первого секретаря ЦК КПСС тов. Хрущёва Н.С. ХХ съезду Коммунистической партии Советского Союза// Известия ЦК КПСС. 1989. №3. С. 164).

Что касается воспоминаний об этом пленуме других его участников, то они появились после ХХ съезда, и чаще всего в них заметно влияние доклада Хрущёва. Исключением представляются мемуары Л.Н. Ефремова, впервые избранного на XIX съезде членом ЦК КПСС. Его книга вышла уже в самом конце ХХ века. За плечами было руководство Курским и Горьковским обкомами и Ставропольским крайкомом партии. В 1962-1964 годах являлся первым заместителем председателя Бюро ЦК КПСС по РСФСР, кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС. 18 лет перед пенсией работал первым заместителем председателя Госкомитета СССР по науке и технике. До последнего дня жизни он остался верен коммунистической идее, был членом КПРФ.

Мне бросилось в глаза, что в подаренном томе воспоминаний Ефремова «Дорогами борьбы и труда» речь И.В. Сталина на пленуме ЦК 16 октября 1952 года давалась, как правило, в кавычках. На мой телефонный вопрос Леонид Николаевич пояснил, что воспроизводил её по материалам 1952 года. Судя по приводимым в мемуарах фрагментам речи Сталина на том пленуме, этими материалами была, вероятно, стенограмма исторического пленума, которую могли получить его участники. Едва ли молодой член ЦК называл бы, скажем, известного политического деятеля партии, работавшего ещё вместе с В.И. Лениным, то А.А. Андреевым, то просто Андреевым, то, что наиболее странно, А. Андреевым. Но так вполне мог говорить Сталин. Другие детали фрагментов говорят тоже в пользу этого предположения. Поэтому привожу фрагмент речи И.В. Сталина 16 октября, который касается Молотова и Микояна, так, как он даётся в воспоминаниях Ефремова:

«Нельзя не коснуться неправильного поведения некоторых видных политических деятелей, если мы говорим о единстве в наших делах.

Я имею в виду товарищей Молотова и Микояна. Молотов – преданный нашему делу человек. Позови, и, не сомневаюсь, он, не колеблясь, отдаст жизнь за партию. Но нельзя пройти мимо его недостойных поступков. Товарищ Молотов – министр иностранных дел, находясь под «шартрезом» на дипломатическом приёме, дал согласие английскому послу издавать в нашей стране газеты и журналы… Это первая политическая ошибка товарища Молотова. А чего стоит предложение Молотова передать Крым евреям. Это грубая ошибка товарища Молотова. Для чего это ему потребовалось? Как это можно допустить? На каком основании товарищ Молотов высказал такое предложение? У нас есть еврейская автономия. Разве этого не достаточно? Пусть развивается эта республика. А тов. Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских притязаний на наш Советский Крым! Это вторая политическая ошибка товарища Молотова. Товарищ Молотов неправильно ведёт себя как член Политбюро. И мы категорически отклоним его надуманные предложения.

Товарищ Молотов так сильно уважает свою супругу, что не успеем мы принять решение Политбюро по тому или иному важному политическому вопросу, как это быстро становится достоянием товарища Жемчужиной. Получается, будто какая-то невидимая нить соединяет Политбюро с супругой Молотова Жемчужиной и её друзьями. А её окружают друзья, которым нельзя доверять. Ясно, что такое поведение члена Политбюро недопустимо». (См.: Ефремов Леонид. Дорогами борьбы и труда. Ставрополь. 1998. С. 14).

Кстати, Вячеслав Михайлович в беседе с Феликсом Чуевым в 1980 году однажды заметил: «После того, как Сталин «избил» меня на Пленуме в 1952 году, я был подорван в авторитете… Чего Сталин на меня взъелся? Непонятно. Из-за жены – это тоже имело значение, но думаю, не это главное…». (Чуев Ф.И. Молотов: Полудержавный властелин. М. 2002. с. 441). Как бы то ни было, два из трёх обвинений в адрес Молотова были связаны с его женой.

П.С. Жемчужина – член партии с 1918 года, участвовала в гражданской войне. В 1939 году назначена наркомом рыбной промышленности, с обязанностями не справилась, и в том же году была освобождена от должности, а в феврале 1941 года – выведена (исключена) из кандидатов в члены ЦК ВКП(б). В 1949 году она была обвинена в том, что «на протяжении ряда лет находилась в преступной связи с еврейскими националистами», и по решению суда отправлена в ссылку в Казахстан; в 1953 году освобождена и реабилитирована. (См.: Центральный Комитет КПСС, ВКП(б), РКП(б), РСДРП(б). Историко-биографический справочник. Составитель Горячев Ю.В. М. 2005. С. 208).

Обвинения в адрес Микояна прозвучали менее конкретно: «Он, видите ли, возражает против налога на крестьян… С крестьянами у нас крепкий союз. Мы закрепили за колхозами навечно землю. Они должны отдавать положенный долг государству, поэтому нельзя согласиться с позицией товарища Микояна». (См.: Ефремов Леонид. Дорогами борьбы и труда. Ставрополь. 1998. С. 14).

После этой критики Микоян и Молотов выступали на пленуме и пытались объяснить свою позицию. Однако сегодня речь не о том, кто прав, – Сталин или те, кого он критиковал (например, первые решения о снижении налога с крестьян были приняты уже через 11 месяцев после того пленума). Вопрос о другом: означала ли сталинская речь 16 октября 1952 года угрозу репрессий в отношении Молотова и Микояна?

Для начала обратимся к мемуарам Л.Н. Ефремова: «Процедура избрания была довольно специфичной. Сталин вынул из кармана своего френча бумажку, произнёс: «В Президиум ЦК КПСС можно было бы избрать, например, таких товарищей: Сталина, Берия, Ворошилова, Кагановича, Маленкова, Микояна, Молотова, Суслова, Хрущёва, Шверника…» Зачитал также список кандидатов в члены Президиума ЦК КПСС, в том числе Брежнева, Вышинского, Косыгина, Патоличева, Пегова, Пузанова. Это не вызвало ни у кого возражений. Затем Сталин, вынув из бокового кармана своего френча другую бумажку, произнес: «Теперь о секретариате ЦК… можно было бы избрать секретарями ЦК, например, таких товарищей: Сталина, Маленкова, Суслова, Хрущева, Пономаренко, Брежнева, Аристова…».

Всего в состав Президиума и секретариата Сталин предложил 36 человек. При этом он подчеркнул, что «в списке находятся все члены Политбюро старого состава, кроме А.А. Андреева». Что касается Андреева, который сидел тут же за столом президиума на Пленуме, Сталин, обращаясь к присутствующим, сказал: «Относительно уважаемого А. Андреева всё ясно: совсем оглох, ничего не слышит, работать не может. Пусть лечится». (См.: Ефремов Леонид. Дорогами борьбы и труда. Ставрополь. 1998. С. 15).

Таким образом, избрать в Президиум ЦК Молотова и Микояна предложил после съезда лично Сталин. Это – во-первых. Во-вторых, 5 октября 1952 года В.М. Молотов был не только избран в президиум съезда, но и, открывая съезд, произнёс достаточно большую вступительную речь. Кстати, надо иметь в виду, что президиум XIX состоял всего из 16 делегатов, тогда как президиумы и предыдущего XVIII партсъезда ВКП(б), и следующего ХХ съезда КПСС были вдвое больше. Микоян выступал на съезде с речью, которая по продолжительности была примерно в полтора раза больше, чем у «рядовых» ораторов. В-третьих, страна по-прежнему воспринимала В.М. Молотова ближайшим соратником Сталина, и официальная информация нисколько не противодействовала этому.

В чём же тогда состояла «расправа над старыми членами Политбюро»? Молотов и Микоян не были включены в состав не предусмотренного Уставом КПСС Бюро Президиума ЦК. Это означало, что их встречи со Сталиным стали реже. Но они по-прежнему продолжались, о чём вспоминает Молотов и свидетельствует дневник дежурных секретарей кремлёвского кабинета И.В. Сталина.

Надо заметить, что за пять месяцев, прошедших после XIX съезда, в дневнике секретарей 27 дней имеют пометы о встречах Сталина с товарищами. За это время состоялись два заседания Бюро Президиума, два заседания секретариата ЦК и одно заседание Президиума ЦК КПСС (но оно проходило не в кабинете Иосифа Виссарионовича). За послесъездовские месяцы Сталин в кремлёвском кабинете чаще всех – 23 раза – встречался с Г.М. Маленковым и по 17 раз с Л.П. Берия, Н.А. Булганиным и Н.С. Хрущёвым. Ни разу не было зафиксировано посещение его кабинета 11 членами и 6 кандидатами в члены Президиума ЦК. Режим работы Молотова и Микояна после XIX съезда был типичным не только для членов Президиума, но и для половины членов Бюро Президиума ЦК КПСС. (См.: На приёме у Сталина. Тетради (журналы) записи лиц, принятых И.В. Сталиным. 1924–1953 гг. – М. 2008. С. 550–553. Издание представляет собой публикацию хранящихся в Архиве президента РФ записей дежурных секретарей И.В. Сталина).

Для чего же Сталину потребовалось критиковать на Пленуме своих старых соратников, если из этого не следовало никаких оргвыводов?

Во-первых, И.В. Сталин провёл «урок политграмоты» для вновь избранного ЦК. Л.Н. Ефремов вспоминает: «Мы, молодые члены ЦК, общаясь друг с другом, говорили: вот и прошли настоящий политический университет. Такое запомнится на всю жизнь». (Ефремов Леонид. Дорогами борьбы и труда. Ставрополь. 1998. С. 16). Кстати, на XIX съезде исключительное внимание уделялось развертыванию критики в партийных рядах.

Во-вторых, так Сталин наглядно объяснял, почему необходимо существенное увеличение численности рабочих органов партии. При этом за критикой Молотова и Микояна скрывалось стремление снизить в глазах ЦК партии роль и статус «старой гвардии» в проведении партийной и государственной политики, вывести её из числа «коренников».

В-третьих, это была прелюдия своеобразного «кадрового завещания» И.В. Сталина.

Штаб для будущих свершений

О руководящих органах партии, сформированных после XIX съезда КПСС

Характер сталинского кадрового завещания напрямую связан с тем, как виделся Иосифу Виссарионовичу начавшийся этап общественного развития советского общества. В Советском Союзе начала 50-х годов господствовала психология победителей, убежденных, что им по плечу свернуть любые горы, что они, как говорится, уже держат бога за бороду. Эту психологию усилило восстановление разрушенного войной народного хозяйства в течение одной пятилетки, первыми среди всех пострадавших во второй мировой войне стран.

Сталин понимал, что послевоенный народный энтузиазм нуждается в максимальной поддержке и поощрении, но он не может быть единственным движителем созидания. В "Экономических проблемах развития социализма в СССР” он подчеркивает решающую роль объективных законов истории, противоречивый характер любого движения вперёд.

В Отчетном докладе Центрального Комитета XIX съезду (с ним выступал Г.М. Маленков, но влияние И.В. Сталина на доклад бесспорно) с тревогой отмечалось, во-первых, что "успехи породили в рядах партии настроения самодовольства, народного благополучия и обывательской самоуспокоенности, желание почить на лаврах и жить заслугами прошлого”; во-вторых, "некоторая часть наших руководящих кадров не работает над повышением своей сознательности, не пополняет свои знания в области марксизма-ленинизма, не обогащает себя историческим опытом партии. А без этого нельзя стать полноценными зрелыми руководителями» (Девятнадцатый съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Бюллетень № 1. М.: «Правда». С. 89).

Однако дело не сводилось только к желанию или нежеланию овладеть премудростями науки. Не менее важна и подготовка, образовательный уровень. Тем более, что этап "эмпирического” овладения общественным производством остался позади. Для успешного управления необходимы знания, с одной стороны, современной науки и техники, с другой – марксистко-ленинской теории. Необходим надежный путеводитель хозяйственной политики. И автор "Экономических проблем” его указывает: "Политическая экономия изучает законы развития производственных отношений людей. Хозяйственная политика делает из этого практические выводы, конкретизирует их и строит на этом свою повседневную работу». (Сталин И.В. Соч. Том 16. С. 207). К сожалению, попытка автора "Экономических проблем” провести их серьезное обсуждение еще до публикации в кругу досъездовского "политического штаба” (впервые эта работа была опубликована в газете "Правда” 3 и 4 октября 1952 года) закончилась для него неудачей: многолетние соратники оказались не готовы вести обстоятельный разговор на поднятые в исследовании темы.

Если обратиться к анкетным данным досъездовского состава Политбюро и секретариата ЦК ВКП(б) (в него входило 14 человек), то бросается в глаза прежде всего та школа политической борьбы за социалистические идеи, которую в своей жизни прошли эти люди. Каждый второй вступил в Компартию до 1917 года, то есть тогда, когда большевики работали в подполье. При этом И.В. Сталин, К.Е. Ворошилов, В.М. Молотов, Н.М. Шверник были участниками первой русской революции 1905—1907 годов. Еще 4 руководителя, входивших в Политбюро ЦК ВКП(б), вступили в большевистскую партию в годы гражданской войны (Л.П. Берия, Н.А. Булганин, Г.М. Маленков, Н.С. Хрущев). Перед XIX партсъездом в высшее партийное руководство входило только 3 человека, вступившие в ВКП(б) в мирные годы после утверждения Советской власти (А.Н. Косыгин, П.К. Пономаренко, М.А. Суслов).

Однако пирамида партийного стажа моментально перевертывалась вверх ногами, как только дело касалось образования. Пять членов Политбюро не имели среднего образования (в это число не включен И.В. Сталин, который из-за ареста тоже не получил документа об окончании семинарии). При этом Л.М. Каганович был самоучкой, А.А. Андреев учился 2 года, у К.Е. Ворошилова была начальная школа. Впрочем, прошедший через рабфак и учившийся в Промакадемии Н.С. Хрущев по владению марксистско-ленинской теорией и культурно-техническому уровню явно уступал самоучке Л.М. Кагановичу. А высшее образование имели только А.Н. Косыгин, П.К. Пономаренко и М.А. Суслов. Те, кого привычно называли многие годы соратниками И.В. Сталина, заметно уступали по уровню культуры, кругозору, интеллигентности не только вождю, но и эшелону партийных и государственных руководителей, зарекомендовавших себя видными деятелями в годы Великой Отечественной войны и послевоенного восстановления народного хозяйства.

Первая попытка сформировать высший политический штаб, который более полно отражал бы потребности послевоенного времени, обладал бы современным образованием и был бы способен решать качественно новые общественно-политические задачи, была предпринята И.В. Сталиным в 1946 году. На Пленуме ЦК ВКП(б), состоявшемся 18 марта 1946 года, был сформирован новый состав Организационного бюро. Оно было впервые расширено до 15 человек. Теперь в Оргбюро ЦК не было ни одного человека без среднего образования, а 80% "новичков” имели высшее (полное и неполное) образование.

Однако в послевоенный период Оргбюро так и не стало играть значительной руководящей роли в жизни партии и общества. К тому же очень скоро начался процесс "прореживания” этого органа (3 человека были переведены на другую работу, один – на пенсию, два – секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Кузнецов и председатель Совета Министров РСФСР М.И. Родионов – репрессированы). Первый опыт не удался еще и потому, что неточно была выбрана "экспериментальная площадка”. Оргбюро ЦК изначально формировалось как коллегия руководителей партийного аппарата. Но особенность правящей партии, тем более в условиях СССР, где не было антагонизма между обществом и государством: высшая когорта руководителей СССР неизбежно включала в себя ведущих политиков, большинство которых было сконцентрировано в государственных структурах.

Состоявшийся менее чем за полгода до смерти вождя XIX партсъезд, кроме всего прочего, интересен тем, что узаконил «кадровое завещание» И.В. Сталина, то есть тот высший политический штаб, который вождь Победы предложил советскому обществу для продолжения социалистического строительства.

Вместо Политбюро организационным пленумом Центрального Комитета был избран Президиум ЦК КПСС. Его численный состав стал больше всего состава Центрального Комитета, избиравшегося до XI съезда РКП(б) (1922 год). 16 октября 1952 года на пленуме ЦК было избрано 25 членов и 11 кандидатов в члены Президиума. Что касается секретариата, то 16 октября было избрано 10 секретарей ЦК. При этом положение секретарей ЦК было заметно повышено: все они стали либо членами, либо кандидатами в члены Президиума ЦК КПСС. Что касается Оргбюро, то оно было упразднено, а его обязанности были распределены между Президиумом и секретариатом Центрального Комитета.


http://www.*************/index.php?o...ory&Itemid=375

beater

Продолжение статьи Сталинское кадровое завещание(часть 1)

Фактически Сталин передавал эстафету новому властному органу правящей партии, существенно отличавшемуся от своего предшественника.

Президиум ЦК КПСС, избранный после XIX партсъезда, весьма полно учитывал потребности нового этапа социалистической системы, традиции и каноны партии. Его состав правомерно рассматривать как высший политический штаб стартового периода активного социалистического строительства в СССР после восстановления разрушенного войной народного хозяйства. Одновременно это было сталинское «кадровое завещание».

И.В. Сталин предложил, прежде всего, сохранять преемственность поколений в партийном руководстве. В то же время в условиях послевоенного мирного строительства он не считал, что когорта партийцев с дореволюционным стажем должна делать погоду в руководстве партией и страной. 16 октября 1952 года на пленуме ЦК КПСС Сталин говорил: «Спрашивают, почему мы освободили от важных постов министров видных партийных и государственных деятелей. Что можно сказать на этот счёт? Мы освободили от обязанностей министров Молотова, Кагановича, Ворошилова и других и заменили новыми работниками. Почему? На каком основании? Работа министров – это мужицкая работа. Она требует больших сил, конкретных знаний и здоровья. Вот почему мы освободили некоторых заслуженных товарищей от занимаемых постов и назначили на их место новых, более квалифицированных, инициативных работников. Они молодые люди, полны сил и энергии. Мы их должны поддержать в ответственной работе. Что касается самых видных политических и государственных деятелей, то они так и остаются видными политическими и государственными деятелями». (См.: (Ефремов Леонид. Дорогами борьбы и труда. Ставрополь. 1998. С. 13). Действительно, эти большевики с дореволюционным стажем по-прежнему оставались членами высшего руководящего органа партии.

Треть последней сталинской «партийной ставки» составили большевики, вступившие в партию в годы Гражданской войны. В руководстве партии после XIX съезда ведущую роль стали занимать деятели, которые прошли суровую школу работы в правительстве во время Великой Отечественной войны и в тяжелые годы послевоенного восстановления народного хозяйства. Это – министр финансов СССР Н.Г. Зверев, нарком электротехнической промышленности, а потом председатель Госснаба СССР И.Г. Кабанов, нарком электростанций и электропромышленности СССР М.Г. Первухин, председатель Госплана СССР М.З. Сабуров, нарком черной металлургии И.Ф. Тевосян, а также нарком внутренних дел Л.П. Берия, председатель Госбанка СССР, а после войны – министр обороны Н.А. Булганин. Даже Г.М. Маленков, считавшийся партаппаратчиком до мозга костей, с 1946 года являлся заместителем председателя союзного правительства, а Н.С. Хрущев в 1944—1947 годах занимал пост председателя СНК (СМ) УССР.

Самой многочисленной группой в послевоенном сталинском штабе стали руководители, вступившие в партию уже после окончания Гражданской войны. В эту плеяду ровесников века входили в частности легендарные сталинские наркомы – знаменитый оборонщик В.А. Малышев и поработавший на всех ответственных правительственных постах А.Н. Косыгин. Рядом с ними можно по праву поставить не менее легендарного П.К. Пономаренко, который много лет возглавляя большевиков Белоруссии, особенно прославился в качестве начальника Центрального штаба партизанского движения.

В то же время большинство "ровесников века”, вошедших в высший партийный штаб, было профессиональными партийными работниками. Уже в довоенные годы они успели приобрести опыт руководства социалистическим строительством на региональном уровне, в годы войны, возглавляя обкомы ВКП(б), руководили обеспечением фронта всем необходимым и поддержанием тыла в работоспособном состоянии. После войны на их плечи легла ответственность за восстановление народного хозяйства в кратчайшие сроки. Те, кто не надсадился на этой адской работе, и попали в кадровую команду, которой И.В. Сталин завещал продолжить социалистическое строительство по одобренным XIX партсъездом среднесрочным и перспективным планам.

По регионам, где возглавляли партийные организации эти люди, можно точно указывать опорные края державы, ставшие главной базой и Великой Победы, и столь же великого восстановления страны. Это – Свердловская (В.М. Андрианов) и Челябинская (Н.С. Патоличев) области, Кузбасс и Красноярский край (А.Б. Аристов), Куйбышевская область (А.М. Пузанов) и Башкирия (С.Д. Игнатьев), угольная Карагандинская область (Л.Г. Мельников) и прифронтовые Приморье (Н.М. Пегов)…

Впрочем, для большинства тех, кто впервые был избран членами или кандидатами в члены Президиума ЦК КПСС, характерна одна общая мета в биографии: они выдвинулись на ведущие руководящие политические роли в 1937—1939 гг., когда их предшественники на ответственных постах зачастую были репрессированы. Именно в те годы начались биографии легендарных сталинских наркомов Зверева, Кабанова, Косыгина, Малышева, Первухина, Сабурова, Тевосяна. Именно тогда выдвинулись на ведущие партийные посты "ровесники века”, стал первым секретарем ЦК ВЛКСМ Н.А. Михайлов. Скорее всего в этом, как писал поэт, нет их вины... "Но всё же, всё же, всё же...” Конечно, на те выдвижения можно посмотреть и иначе. За 4—5 лет до Великой Отечественной войны СССР вступал в новый важный этап своего развития. Значит, требовались качественно новые кадры. Партия их нашла и выдвинула.

Более половины тех, кому завещалось продолжать управление социалистическим созиданием, начинали свою биографию рабочими. Каждый пятый мог про себя сказать: "У меня отец – крестьянин, и я сам – крестьянский сын”. Рабоче-крестьянская страна имела рабоче-крестьянскую власть.

При этом бросается в глаза высокий культурно-технический уровень последнего сталинского штаба. Более 80% впервые вошедших в Президиум ЦК имели полное высшее образование. Были среди них и ученые – академики А.Я. Вышинский и П.Ф. Юдин, доктора наук О.В. Куусинен и Н.Г. Зверев, кандидат технических наук А.Б. Аристов.

Здесь стоит обратить внимание на одну частность. Как известно, XIX съезд переименовал партию: вместо ВКП(б) она стала называться КПСС. На съезде прямо указывалось на то, что подчеркивание большевизма нашей партии в новых исторических условиях, когда шёл интенсивный процесс формирования мировой социалистической системы, утратило актуальность. Это был не отказ от революционного характера партии, а подчеркивание, что в послевоенном СССР исчезла социальная база меньшевизма, а значит, и сам меньшевизм. Во вновь избранном Президиуме ЦК КПСС было персональное воплощение исчезновения меньшевизма из отечественной политической жизни середины ХХ века: кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС был избран министр иностранных дел СССР А.Я. Вышинский. Этот юрист и дипломат был членом РСДРП с 1903 года, но после II съезда РСДРП, размежевавшего партию на два крыла, занимал меньшевистские позиции вплоть до 1918 года. В отличие от основной части меньшевиков Советскую власть принял, в 1920 году вступил в РКП(б). Занимался преподавательской работой, в 1925–28 годах был ректором Московского государственного университета. Затем работал в Наркомпросе РСФСР, прокуратуре, наркомате иностранных дел. С 1949 года возглавлял МИД СССР. Избрание Вышинского в Президиум ЦК (членом ЦК ВКП(б) он был с 1939 года), конечно же, симптоматично, но не носило знакового характера: министр иностранных дел чаще всего входил в высшее партийное руководство.

Судьба сталинского «кадрового завещания» оказалась, однако, под стать судьбе его теоретического завещания, воплощенного в "Экономических проблемах социализма в СССР”. О том и другом забыли вскоре после торжественного захоронения вождя в Мавзолее на Красной площади. И уж тем более не вспоминали после его выноса из Мавзолея.

Несостоявшиеся преемники

Иногда Сталина упрекают в том, что он не оставил после себя достойного преемника. Думается, этот упрёк не совсем справедливый. Если уж «предъявлять счёт» товарищу Сталину, то делать это надо по другому масштабу – сопоставимому с масштабом этой личности.

В.М. Молотов

Сталин не создал механизма подбора и расстановки кадров в условиях правящей Коммунистической партии. В этой сфере, как теперь говорят, господствовало «ручное управление». Сам этот упрёк – а он звучит очень часто – свидетельствует о признании огромного масштаба этого политического деятеля. Что касается достойного преемника, то об этом у И.В. Сталина болела голова не один год.

Как известно, Сталин ставил вопрос о своей отставке с высших постов в выступлении на пленуме ЦК 16 октября 1952 года. Вернёмся снова к воспоминаниям Л.Н. Ефремова. «Вдруг с места кто-то громко крикнул: «Надо избрать товарища Сталина Генеральным секретарём ЦК КПСС». Все встали, раздались бурные аплодисменты. Овация продолжалась несколько минут. Мы, сидящие в зале, полагали, что это вполне естественно. Но вот Сталин замахал рукой, призывая всех к тишине, и когда аплодисменты смолкли, неожиданно для членов ЦК сказал: «Нет! Меня освободите от обязанностей Генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР». После этих слов возник какой-то шок, воцарилась изумительная тишина... Маленков быстро спустился к трибуне и произнёс: «Товарищи! Мы должны все единогласно и единодушно просить товарища Сталина, нашего вождя и учителя, быть и впредь Генеральным секретарём ЦК КПСС». Последовали вновь гром аплодисментов и овация. Тогда Сталин прошёл к трибуне и сказал: «На Пленуме ЦК не нужны аплодисменты. Нужно решать вопросы без эмоций, по-деловому. А я прошу освободить меня от обязанностей Генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР. Я уже стар. Бумаг не читаю. Изберите себе другого секретаря!». Сидевшие в зале зашумели. Маршал С.К. Тимошенко поднялся из первых рядов и громко заявил: «Товарищ Сталин, народ не поймёт этого! Мы все как один избираем вас своим руководителем – Генеральным секретарём ЦК КПСС. Другого решения быть не может». Все, стоя, горячо аплодируя, поддержали т. Тимошенко. Сталин долго стоял и смотрел в зал, потом махнул рукой и сел». (Ефремов Леонид. Дорогами борьбы и труда. Ставрополь. 1998. С. 15-16).

В «Информационном сообщении» о Пленуме ЦК 16 октября 1952 года о выборах Генерального секретаря ничего не говорилось. И.В. Сталин был назван среди секретарей ЦК, перечисленных в алфавитном порядке, но его фамилия в центральных газетах была выделена прописными буквами.

Однако Л.М. Каганович вспоминает слова, адресованные нескольким членам Президиума ЦК до XIX партсъезда: «Я, сказал Сталин, вообще считаю, что после 70-летнего возраста руководящие товарищи должны уйти от непосредственного руководства; они могут быть советниками, но не управителями». (Каганович Л.М. Памятные записки. М. 1997. С. 498). Кагановичу фактически вторит Молотов. Феликс Чуев в известных записях своих бесед со сталинским соратником пометил двумя датами – 4 октября 1972 года и 6 июня 1973 года – одни и те же слова собеседника: «После войны Сталин собрался уходить на пенсию и за столом сказал: «Пусть Вячеслав теперь поработает. Он помоложе». Разговор такой был у него на даче, в узком кругу». (Феликс Чуев. Молотов. Полудержавный властелин. С. 329). Каганович подтвердил Чуеву, что Сталин высказывал такое мнение, и напомнил, что в 30-е годы Молотов уже возглавлял Совнарком СССР. (Там же).

Однако этот вариант, похоже, отпал «естественным образом». Сначала В.М. Молотов не потянул «Атомный проект», и руководство Специальным комитетом при Совмине СССР передали Л.П. Берия. Потом, в 1946-м, пришлось у соратника сократить название должности заместителя председателя правительства, убрав из неё слово «первый». И всё это произошло задолго до появившихся у Сталина политических претензий к своему многолетнему единомышленнику. В случившемся была глубинная логика: человек израбатывался под бременем невероятных нагрузок, которые выпадали на него в руководстве СССР в те годы. Об этом свидетельствует и молотовское признание о конфликте в Президиуме ЦК КПСС лета 1957 года: «Конечно Хрущёв не случаен. Конечно, не по Сеньке шапка. Но и в нашей группе не было единства, не было никакой программы. Мы только договорились его снять, а сами не были готовы к тому, чтобы взять власть». (Там же. С. 417). И об этом он говорил не единожды.

Н.А. Вознесенский

А вот ещё один примечательный диалог:

«— Вы считаете, что после войны Сталину надо было уходить на пенсию?

— Нет, я так не считаю. Но он, по-моему, был переутомлён…

— А работать он был способен?

— Видите, всё меньше. Он был председатель Совета Министров СССР, но на заседаниях Совета Министров председательствовал не он, а Вознесенский…» (Там же. С. 329).

Николай Алексеевич Вознесенский родился в Тульской губернии 1 декабря 1903 года, то есть был почти на 14 лет моложе Молотова. Начинал слесарем, но вырос до доктора наук, академика АН СССР. У него был немалый опыт научно-преподавательской, партийной и государственной работы. В 1934 году XVII съезд ВКП(б) избрал его членом Комиссии советского контроля. С 1938 года он практически без перерыва 11 лет возглавлял Госплан. В годы войны был первым заместителем председателя Совнаркома и членом Государственного Комитета Обороны СССР. С февраля 1941 года – кандидат, а с февраля 1947 года член Политбюро ЦК ВКП(б).

Даже в тенденциозном антисталинском документе «О так называемом «Ленинградском деле» (1988 год), вышедшем из недр Комиссии ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, указывается: «Сталин в частных беседах высказывал предположение о том, что он видит в качестве своего преемника… по государственной линии члена Политбюро, заместителя председателя Совета Министров СССР Н.А. Вознесенского». (О так называемом «Ленинградском деле»// Известия ЦК КПСС. 1989. № 2. С. 127). Надо иметь в виду, что, следуя ленинской традиции, Сталин считал первым постом в СССР должность главы правительства. И ещё. Судя по данным секретарей сталинского кремлёвского кабинета, в 1946—1948 годах вождь приглашал Н.А. Вознесенского чаще, чем любого другого своего соратника. Только в кремлёвском кабинете они общались минимум раз в три дня, включая выходные и праздники. (Cм.: На приёме у Сталина. С. 465-514).

Далее события повернулись трагически. На основании официальных документов можно утверждать, что Г.М. Маленков сделал всё, чтобы устранить конкурента. И здесь обнаруживаются заслуживающие внимания детали. Все политики, привлечённые по «Ленинградскому делу», были сняты со своих постов 15 февраля 1949 года. Все, кроме Вознесенского. Сталин возражал против его увольнения ещё в течение месяца. Маленкову пришлось вовлечь в «операцию» Комитет партийного контроля и ряд других структур, на решения которых он мог повлиять. Сталинский протест стал ещё заметнее, когда дело коснулось ареста. В результате Кузнецов и другие товарищи были арестованы 15 августа, а Вознесенский – только 27 октября 1949 года. (См. Известия ЦК КПСС. 1989. № 2. С. 126-132). Больших возможностей у вождя, когда-то запустившего эту машину, не оказалось.

П.К. Пономаренко

Сталин продолжал поиски преемника, но своими намерениями уже ни с кем не делился. Теперь его предпочтения нельзя было вычислить даже по вызову в кремлёвский кабинет.

Для обеспечения слаженных действий новой команды, освящённой XIX партсъездом, требовался не только координатор с выраженными диспетчерскими способностями, но и настоящий стратег. Твердый, но не жестокий. Практичный, но не примитивно утилитарный, способный по-ленински – по-сталински ценить в качестве самой практичной вещи хорошую теорию. Инициативный организатор, поощряющий товарищей, а не подминающий их под себя, признающий право единомышленников на самостоятельные суждения. Скупой на слово, которое должно всегда быть убедительным, понятным и проникающим во все уголки не только страны, а целой планеты. Ни в Молотове, ни в Маленкове Сталин не видел стратега, так как даже на своих высоких постах они были лишь его тенью. Этот минус был типичен, похоже, для всех, кто работал долго непосредственно рядом с вождем.

Очевидно, перед другими членами высшего политического штаба выигрывал Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко – уже тем, что постоянно играл первую скрипку всюду, где ему доводилось работать. Это относилось и к Белоруссии, и к Главному штабу партизанского движения, в котором у него не было опекунов. Уже 2 июля 1941 года первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии член Военного совета Западного фронта П.К. Пономаренко докладывал И.В. Сталину: «В Белоруссии развернулось партизанское движение, например, в Полесской области каждое село, колхоз имеют партизанский отряд. Коммунисты оставлены нами на подпольной работе для организации и руководства. Оставлено и отобрано и послано около 1500 чел. отборных людей. Сегодня мной послано 50 отрядов в занятые районы с особо важным заданием, смысл которого не доверяю бумаге. Результаты сказываются уже сейчас – колхозники Калинковского района напали и уничтожили двухмоторный бомбардировщик и убили 4-х офицеров. В Родошковичском районе тоже крестьяне уничтожили самолёт… Таких примеров известно уже много, настроение колхозников патриотическое. Боевое это движение необходимо поддерживать, подогревать, руководить им, подбрасывая иногда технику, и устанавливать связи. Я предлагаю при штабе фронта создать управление по руководству партизанской борьбой, которое использовало бы для этого и аппараты ЦК и СНК Белоруссии. Охотно это дело возглавил бы, так как занимаюсь этим и сейчас, знание кадров и условий многому помогут…» (Известия ЦК КПСС. 1990. № 7. С. 196). На героизм белорусских партизан и их вклад в Великую Победу и сегодня не решаются покушаться даже самые отпетые фальсификаторы.

Назначение в послевоенные годы секретаря ЦК ВКП(б) Пономаренко министром заготовок и заместителем Председателя Совета Министров СССР было также уникальной школой (и экзаменом) экономического стратегического мышления. К тому же это был человек высокой политической культуры и широкой эрудиции. В то же время никто не замечал в нём кичливости, ячества, пустозвонства.

Высокий авторитет П.К. Пономаренко проявился на XIX съезде КПСС. Когда он поднялся на трибуну, чтобы произнести речь, делегаты встретили его аплодисментами. Как свидетельствуют бюллетени съезда, делегаты редко баловали ораторов такой встречей. Буря оваций Сталину, «бурные аплодисменты, все встают», приветствуя основного докладчика Г.М. Маленкова, «все встают, бурные, продолжительные аплодисменты», когда на трибуну поднялся для доклада об Уставе КПСС Н.С. Хрущёв, «продолжительные аплодисменты» Н.А. Булганину, А.Н. Косыгину, А.И. Микояну – и, пожалуй, список исчерпан. Без аплодисментов, если верить съездовским бюллетеням, встретили не только докладывавшего о пятилетнем плане М.З. Сабурова, но и… Л.П. Берия. Зато «нештатные» аплодисменты были адресованы Маршалу Советского Союза А.М. Василевскому и «Главнокомандующему вторым фронтом» П.К. Пономаренко.

Представляется незаурядной и речь Пантелеймона Кондратьевича. Будучи министром заготовок, он много внимания уделил положения в сельском хозяйстве. Даже сейчас в этой речи слышится не отгремевшее эхо войны. Оратор резко критикует не только аграриев, но и партийные комитеты за невнимание к техническим культурам. Он говорит о просчётах в производстве не только льна и подсолнечника, но и… махорки, урожаи которой на Украине по сравнению с 1940 годом снизились в три с лишним раза. Это – отражение не бумажного, а реального знания первейших потребностей советских людей, прошедших такую войну.

Из выступавших в прениях, думаю, только Пономаренко говорил о вопросах, поднятых Сталиным в «Экономических проблемах социализма», по существу. Он обратил внимание на два момента. Во-первых, СССР – единственное в мире государство, которое оказывает «трудящимся массам крестьянства систематическую и длительную производственную помощь». Во-вторых, он обратил внимание на главную характеристику общества – производственные отношения социализма. Пономаренко поддержал сталинскую мысль о переходе к расширенной практике «отоваривания» продукции колхозов, то есть расширения продуктообмена. При этом он чётко соединял стратегию и тактику социалистического строительства. При продуктообмене «многие товары при заготовках отпускаются по льготным ценам, ввиду чего колхозы и колхозники только в 1952 году получают чистый выигрыш в несколько миллиардов рублей». (Девятнадцатый съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Бюллетень № 7. С. 58). Это и был коммунистический подход к делу: истинность теоретических положений проверяется повседневным ростом благосостояния трудящихся и укреплением могущества социализма. Судя по всему, этот политик, в отличие от Хрущёва, не «хромал на правую ногу».

Однако И.В. Сталин не успел провести через Президиум ЦК опросом назначение П.К. Пономаренко на должность Председателя Совета Министров СССР (как говорит А.И. Лукьянов, державший в руках этот документ, его не успели подписать лишь 4 или 5 человек из 25 членов Президиума ЦК). Увы, уже 6 марта, на следующий день после смерти И.В. Сталина, эти подписанты отказались от своей поддержки инициативы вождя. Они не смущаясь проголосовали за перевод П.К. Пономаренко из членов Президиума в кандидаты в члены Президиума ЦК КПСС, забыли о своих подписях, голосуя за кандидатуру Г.М. Маленкова на должность председателя Совета Министров СССР. Несмотря на богатый политический опыт и житейскую мудрость, «старики» не догадывались, что через несколько лет из усечённого ими партийного руководства останутся в нём лишь Хрущёв да Микоян…

А пока… Смерть И.В. Сталина лишь подчеркнула кадровую неопределенность в руководстве страной. Ею, в конечном счёте, и воспользовался Н.С. Хрущёв.

В.В. ТРУШКОВ, HTTP://MARKSIZM.UCOZ.RU

http://www.*************/index.php?o...ory&Itemid=375

кикимора

КОГДА ТЫ ПОДНИМЕШЬСЯ СНОВА?


Зарыли его у Кремля
Без почестей, ночью, украдкой.
И пухом не стала земля,
И сон его вечный не сладкий.

Но в мае, в тот день торжества,
Что в сердце храним мы особо,
Лишь в полночь затихнет Москва,
Встаёт император из гроба.

И видит он нынешний мир,
В котором России так тяжко…
На нём всем знакомый мундир
И с красной звездою фуражка.

Идёт… Перед ним Мавзолей.
В ту черную осень отсюда
Шеренгам своих сыновей
Дал веру он в грозное чудо.

Сюда в 45-м году
Победа на крыльях явилась…
За это на Страшном Суду
Ему бы немало простилось.

Страну озирая кругом
Он ищет надежды и смысла…
Вдруг видит: над звездным Кремлём
Трехцветная тряпка повисла.

beater

Отличные стихи, Кики, большой + вам! Спасибо!

beater

Сталин в первые дни Великой Отечественной

Начало Великой Отечественной войны и роль И.В. Сталина в это время вызывают особенно много фальсификаций в сочинениях ненавистников Советской страны. Вот почему так ценны работы честных историков, посвящённые данной теме. Именно поэтому «Правда» в номере от 22—25 июня начала публикацию фрагментов новой книги военного историка Анатолия Сергиенко «Пусть сильнее дует ветер истории! Первые двенадцать дней из военной жизни И.В. Сталина», вышедшей в Белгороде крайне малым тиражом. Сегодня — очередные страницы.

Очень непростые были отношения

Как член Военного совета ряда фронтов в годы Великой Отечественной войны, Н.С. Хрущёв неоднократно получал от Верховного Главнокомандующего замечания, а то и взбучки.

По свидетельству А.М. Василевского, Никита Сергеевич во время войны избегал даже телефонных разговоров с Верховным Главнокомандующим. Без всякого сомнения, Н.С. Хрущёв всегда завидовал И.В. Сталину, боялся и ненавидел его. Будучи человеком обидчивым и злопамятным, он и отыгрался на своём предшественнике, когда тот ответить ему уже не мог.

В 1967 году К.М. Симонов встретился с Маршалом Советского Союза А.М. Василевским. Вот фрагмент беседы, касающийся Н.С. Хрущёва: «По словам Василевского, Хрущёв при своем положении члена Военного совета фронта и члена Политбюро, тем не менее, на его памяти, сам не звонил Сталину, и были случаи, когда он просил позвонить Василевского. Сталин вызывал Василевского в Москву, об этом узнавал Хрущёв и говорил ему:

— Мне тоже надо поехать в Москву, зайти в Политуправление, поговорить со Щербаковым, хорошо бы мне слетать вместе с вами; позвоните Сталину, чтобы он меня вызвал в Москву.

Василевский отвечал:

— Позвоните сами.

Но Хрущёв отнекивался и настаивал на своей просьбе:

— Вам удобнее, он вас уже вызвал, вы объясните ему, что мне нужно встретиться со Щербаковым.

В общем итоге, когда я звонил, рассказывал Василевский, то Сталин спрашивал:

— А что, чего он хочет в Москве, что здесь ему нужно?

Я объяснял, что ему нужно быть в Политуправлении, встретиться со Щербаковым.

— Ну возьмите его с собой, пусть прилетает, — говорил Сталин.

И мы летели вместе и вместе возвращались. Там, в Москве, насколько мне известно, со Сталиным в эти прилёты свои Хрущёв не виделся и видеться не пытался».

А вот оценка, данная Н.С. Хрущёву Л.М. Кагановичем: «И в завершение — «ночное» перемещение гроба Сталина из Мавзолея — тоже без обсуждения и даже без ведома большинства членов Президиума ЦК. Враждебные и диссидентски настроенные элементы могут даже похвалить Хрущёва за такую «ловкость», но это не его ловкость, противопоставленная нашей «неловкости», а просто рецидив троцкизма у Хрущёва, который в 20-е годы был троцкистом.

Если мы раньше без нужды не напоминали прошлые троцкистские грехи Хрущёва, а Сталин их ему простил, то сегодня можно уверенно сказать, что в его перехлестываниях и приёмах борьбы с умершим Сталиным проявились, сказались остатки его прошлых троцкистских грехов и троцкистской мстительности».

Ю. Мухин приводит ещё один факт на эту тему, правда, он относится уже к послевоенному периоду: «В конце сороковых Хрущёву хотелось показать себя народу как теоретика коммунизма, и кто-то подготовил ему статью для «Правды» о необходимости начать строительство агрогородков… Молотов рассказал писателю Ф. Чуеву продолжение этой истории. На последующем заседании Политбюро зашёл разговор об этой статье Хрущёва, и Сталин, который, как обычно, прохаживался по комнате, подошел к сидевшему Хрущёву, положил ему руку на голову и сказал: «Наш маленький Маркс». Все засмеялись, засмеялся и Хрущёв, но кто задумался о том, какие обиды, какая злоба в ответ на этот смех бушевала в душе Хрущёва?»

В отличие от И.В. Сталина Никита Сергеевич совершенно не обладал стратегическим мышлением, не мог правильно оценивать перспективу хотя бы на несколько лет вперед. Подтверждает эту мысль как раз его непродуманная атака на своего предшественника. «Разоблачая» И.В. Сталина, он по сути дела разоблачал социализм как общественно-политическую систему. Начавшееся брожение в умах некоторых советских граждан привело к зарождению так называемого диссидентства. Брожение в умах некоторой части людей в странах социализма привело к известным польским, венгерским и чехословацким событиям. Начался раздрай в мировом коммунистическом движении. В конце концов всё это привело к распаду СССР и мировой системы социализма. Предвидеть последствия своего опрометчивого шага Никита Сергеевич в силу своего комплекса неполноценности не смог. И получилось то, что получилось, что имеем.

И не приходится удивляться, что и по сей день хрущёвское действо под названием «разоблачение культа личности» некоторыми гражданами России трактуется как главное достижение всей его партийной и государственной деятельности, чуть ли не подвиг. Что и говорить, внутренних врагов социализма этим актом он вдохновил на более решительные действия.

Кто оставил свои свидетельства

Вполне очевидно, что более достоверными могут быть сведения о поведении И.В. Сталина в эти первые дни войны, которые исходят не от Н.С. Хрущёва, а от тех, кто с первых минут фашистского вероломства общался с вождём, решал и претворял в жизнь первые неотложные меры по отражению агрессии. Чуть позже я продолжу воспроизводить фамилии тех, кто побывал в кремлёвском кабинете И.В. Сталина в период с 22 июня по 3 июля 1941 года. А сейчас (и пусть читатель поверит мне на слово) я приведу обобщающие цифры: за первые двенадцать дней войны в журнале зафиксированы 228 посетителей, а если учесть, что некоторые из них в течение этого периода появлялись в кабинете И.В. Сталина по нескольку раз, а кое-кто и по нескольку раз в день, то получается, что с 22 июня по 3 июля через его кремлёвский кабинет прошли 56 человек.

Кроме этих партийных и государственных деятелей, имевших прямой контакт с И.В. Сталиным, был ещё один человек, присутствовавший в эти первые дни войны в его кремлёвском кабинете. Речь идет об управляющем делами Совнаркома СССР Якове Ермолаевиче Чадаеве, которому было доверено вести записи обсуждавшихся вопросов и бесед. Присутствие самого Я.Е. Чадаева в кремлёвском кабинете И.В. Сталина ЖРП не фиксировалось.

Итак, 57 человек, работая в непосредственном контакте с И.В. Сталиным, имели возможность наблюдать за его поведением в рассматриваемые мной двенадцать дней с начала войны. Вот они в алфавитном порядке.

1. А.А. Андреев

2. П.А. Артемьев

3. Л.П. Берия

4. С.М. Будённый

5. Н.А. Булганин

6. Н.Ф. Ватутин

7. Н.С. Власик

8. Н.А. Вознесенский

9. К.Е. Ворошилов

10. А.Я. Вышинский

11. Ф.И. Голиков

12. А.Е. Голованов

13. А.И. Гусев

14. П.В. Дементьев

15. Г. Димитров

16. Ф.И. Жаров

17. А.А. Жданов

18. П.Ф. Жигарев

19. Г.К. Жуков

20. И.М. Зальцман

21. И.Г. Кабанов

22. Л.М. Каганович

23. Кизаков

24. И.В. Ковалёв

25. Д.В. Королёв

26. Н.Г. Кузнецов

27. Г.И. Кулик

28. Г.М. Маленков

29. В.А. Малышев

30. Д.З. Мануильский

31. И.И. Масленников

32. В.Н. Меркулов

33. Л.З. Мехлис

34. А.И. Микоян

35. В.М. Молотов

36. А.В. Никитин

37. И.Т. Пересыпкин

38. Г.М. Попов

39. Ф.Ф. Петров

40. И.А. Серов

41. Сококоверов

42. Г.Г. Соколов

43. П.М. Стефановский

44. С.П. Супрун

45. И.Н. Рухле

46. С.К. Тимошенко

47 Ф.В. Титов

48. Н.И. Трубецкой

49. Д.Ф. Устинов

50. Я.Н. Федоренко

51. Б.М. Шапошников

52. А.И. Шахурин

53. М.Ф. Шкирятов

54. А.С. Щербаков

55. А.С. Яковлев

56. Н.Д. Яковлев

57. Я.Е. Чадаев

Составив список посетителей И.В. Сталина за двенадцать дней войны, я выявил тех, кто непосредственно оставил нам письменные свидетельства в виде мемуаров, дневников или интервью. Кроме этого, я учёл воспоминания родственников некоторых из них. Всего, к кому можно «заглянуть», набралось 25 человек. В списке их фамилии подчёркнуты. Среди них — члены Политбюро и правительства, министры, руководители военных ведомств, конструкторы военной техники, лётчики-испытатели, партийные и государственные деятели.

Знакомство с этими источниками показало, что из всех членов Политбюро, кто в те дни общался с И.В. Сталиным и мог наблюдать его в работе, бросил камень в вождя только один — близкий его помощник по партии и правительству А.И. Микоян. «Тот самый Микоян, — отмечал в одной из своих работ В.С. Бушин, — что на XVII съезде назвал имя Сталина, великого и гениального, больше всех выступающих — 41 раз».

Микоян, как и Хрущёв, утверждает, что И.В. Сталин был так потрясён ошеломляющей вестью о нападении фашистской Германии, что отошёл от всех дел и бросил руководство страной на произвол судьбы. Однако в отличие от Хрущёва, не имевшего возможности наблюдать за поведением Сталина в первые дни войны, Анастас Иванович выступил как очевидец его поведения.

«Так было» или «Так не было»?

А.И. Микоян осчастливил нас своими мемуарами, которые утвердительно назвал «Так было». Но по уровню лжи, равной хрущёвской, их вполне можно назвать «Так не было». Вот что писал о состоянии И.В. Сталина в первый день войны этот «очевидец»: «Решили, что надо выступить по радио в связи с началом войны. Конечно, предложили, чтобы это сделал Сталин. Но Сталин отказался: «Пусть Молотов выступит». Мы все возражали против этого: народ не поймёт, почему в такой ответственный исторический момент услышат обращение к народу не Сталина — Первого секретаря ЦК партии, Председателя правительства, а его заместителя. Нам важно сейчас, чтобы авторитетный голос раздался с призывом к народу — всем подняться на оборону страны. Однако наши доводы ни к чему не привели. Сталин говорил, что не может выступить сейчас, это сделает в другой раз. Так как Сталин упорно отказывался, то решили — пусть выступит Молотов. Выступление Молотова прозвучало в 12 часов дня 22 июня.

Конечно, это было ошибкой. Но Сталин был в таком подавленном состоянии, что в тот момент не знал, что сказать народу».

Как видим, факт отказа И.В. Сталина выступить по радио 22 июня 1941 года, поданный Н.С. Хрущёвым, описан А.И. Микояном более подробно. И так как Никита Сергеевич при обсуждении данного вопроса не присутствовал, то мнение Анастаса Ивановича, как очевидца, вроде бы придаёт этому факту больше достоверности. Тут вроде особо не возразишь — «присутствовал», «видел», «уговаривал». И не беда, что кто-то из присутствовавших такого состояния вождя не заметил или по давности лет позабыл. Зато он, А.И. Микоян, и заметил, и не забыл.

Но ведь что касается фразы «…в тот момент не знал, что сказать народу», то это чистейшей воды выдумка Анастаса Ивановича. Доподлинно известно: обращение, с которым выступил В.М. Молотов, — это коллективный труд членов Политбюро, в том числе (и в первую очередь, больше всех!) самого И.В. Сталина. Значит, ему в той сложной обстановке не нужно было дополнительно ломать голову над тем, что сказать народу, следовало лишь огласить то, что уже было коллективно подготовлено.

Но почитаем книжечку Анастаса Ивановича дальше. «На второй день войны для руководства военными действиями решили образовать Ставку Главного Командования. При обсуждении вопроса Сталин принял живое участие. Договорились, что председателем Ставки будет Тимошенко, а её членами — Жуков, Сталин, Молотов, Ворошилов, Будённый и адмирал Кузнецов. При Ставке создали институт постоянных советников. Ими стали Ватутин, Вознесенский, Воронов, Жданов, Жигарев, Мехлис, Микоян, Шапошников. В тот же день была образована Комиссия Бюро СНК СССР по текущим делам. В неё вошли Вознесенский, Микоян и Булганин. Комиссия должна была собираться ежедневно для принятия решений по неотложным вопросам и быстрого решения текущих дел.

Вечером собрались у Сталина. Сведения были тревожные. С некоторыми военными округами не было никакой связи. На Украине же дела шли не так плохо, там хорошо воевал Конев. Мы разошлись поздно ночью. Немного поспали утром. Потом каждый стал проверять свои дела, звонить друг другу, в Генштаб, каждый по своей линии: как идет мобилизация, как промышленность переходит на военный лад, как с горючим, снаряжением, транспортом и т.д. Сталин в подавленном состоянии находился на «ближней» даче в Волынском (в районе Кунцево)».

Но как может Анастас Иванович свидетельствовать о «подавленном состоянии» И.В. Сталина, если он с ним в кремлёвском кабинете ни 23, ни 24 июня не общался? С записями посетителей в ЖРП за 23 июня читатель уже знаком: Микояна у Сталина в этот день не было. Не было его и 24 июня. Вот эта страница журнала:

Анализ записей в журнале показывает, что и 23, и 24 июня И.В. Сталин очень плотно работал. Так, 24 июня он принял 20 человек, но Микояна не принимал.

Вполне возможно, этот факт и распалил воображение Анастаса Ивановича, и, не помня себя в кабинете И.В. Сталина в эти дни, он решил, что вождь отсиживался на даче. Хотя такого не могло быть по определению! Не мог Микоян не знать, где находился И.В. Сталин в эти дни. Ведь решая вопросы, связанные с войной, он вступал в контакт с большим числом лиц. И, без всякого сомнения, не мог не интересоваться у них или они у него, где находится И.В. Сталин. И если записи в журнале свидетельствуют, что 23 и 24 июня И.В. Сталин работал в своем кремлёвском кабинете, то, значит, А.И. Микоян написал неправду.

А может быть, он сказал неправду, беседуя с историком Г.А. Куманёвым? Заглядываю в его книгу «Рядом со Сталиным». В ней это место беседы фактически подано так же, как и в воспоминаниях, за исключением одного момента — той фразы, что буквально кричит в книге «Так было» («Сталин в подавленном состоянии находился на «ближней» даче»), Анастас Иванович не повторил. Что же так? Стало стыдно?

Теперь ознакомимся с записями в ЖРП за 25 июня. Из них видно, что А.И. Микоян после двух дней отсутствия на приёме у И.В. Сталина 25 июня встречался с вождём. Это было в ночное время — с 2 часов 10 минут до 5 часов 30 минут. Находился он в кабинете И.В. Сталина, решая неотложные вопросы, и в последующие дни — 26, 27 и 28 июня.

Однако сочинительство А.И. Микояна и по поводу этих дней также достойно критического анализа.

«Если бы выставить в музее…»

При описании факта посещения И.В. Сталиным Наркомата обороны Анастас Иванович допустил, мягко выражаясь, серьёзные неточности. В книге «Так было» он писал: «В кабинете были Тимошенко, Жуков и Ватутин. Жуков докладывал, что связь потеряна, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи — никто не знает. Около получаса говорили довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: «Что за Генеральный штаб? Что за начальник штаба, который в первый же день войны растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует?» Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек буквально разрыдался и выбежал в другую комнату. Молотов пошёл за ним. Мы все были в удручённом состоянии. Минут через 5—10 Молотов привёл внешне спокойного Жукова, но глаза у него были мокрые. Главным тогда было восстановить связь. Договорились, что на связь с Белорусским военным округом пойдёт Кулик — это Сталин предложил, потом других людей пошлют. Такое задание было дано затем Ворошилову…»

Почти дословно этот эпизод отражён и в книге Г.А. Куманёва — правда, словами «разрыдался, как баба» усилена эмоциональность поведения Г.К. Жукова.

И вновь противопоставление: И.В. Сталин — взорвался, а Г.К. Жуков до того растерялся от его грубости, что расплакался, как баба. Можете ли вы, читатель, представить Георгия Константиновича плачущим? Лично я нет. Так и вспоминается В.В. Маяковский: «Если бы выставить в музее плачущего большевика, весь день бы в музее торчали ротозеи. Ещё бы: такого не увидишь и в века».

Комментируя это место из микояновских воспоминаний, историк А.Л. Костин, сравнивая анализируемую мной цитату из мемуаров Анастаса Ивановича с аналогичным местом в архивной рукописи, находит разночтения и приходит к выводу, что здесь не обошлось без вмешательства злодея-редактора. Оценивая достоверность микояновских воспоминаний, А.Л. Костин пишет: «Исследователи работают с мемуарами Микояна с большой осторожностью и считают, что ему можно верить без всяких оговорок лишь в том случае, когда речь идёт о людях, с которыми у него никогда не было неприязненных отношений».

Утверждение А.И. Микояна о том, что И.В. Сталин 29 июня принимал в кремлёвском кабинете его, В.М. Молотова, Л.П. Берию и Г.М. Маленкова, — неправда. Не принимал И.В. Сталин никого в Кремле и 30 июня. Об этом красноречиво говорят пропуски этих дней в ЖРП. Ясно: Сталин работал над своим знаменитым выступлением по радио, которое прозвучит 3 июля.

Неверно и утверждение автора о том, что во время встречи в Наркомате обороны было принято решение направить в Белорусский военный округ Маршала Советского Союза Г.И. Кулика. В это время он уже был там, командированный туда И.В. Сталиным ещё 22 июня.

Этот краткий анализ фактов, неверно изложенных в воспоминаниях А.И. Микояна, диктует следующий вывод: к утверждениям автора следует относиться весьма осторожно, в том числе и к его мнению о якобы подавленном состоянии И.В. Сталина в первые дни войны.

Но возникает вопрос: что это, намеренные «ошибки» или аберрация памяти? Скорее всего, первое. Но тогда во имя чего? Частично на этот вопрос ответил А.Л. Костин: «Что связывало Микояна и Хрущёва в их антисталинской политике? Только ненависть. Микоян не мог простить Сталину, частенько иронизировавшему над ним, называя его «27-м бакинским комиссаром».

Не думаю, впрочем, что такая мелочь может породить ненависть. Здесь, конечно, дело гораздо глубже.

Далеко ли падают яблоки от яблони?

Некоторые факты, отражающие отношение А.И. Микояна к И.В. Сталину, можно найти в книге его сына «Мы — дети войны».

Вот, к примеру, как он излагает мнение отца о поведении И.В. Сталина в первые дни войны:

«Хочу привести рассказ отца о событиях первой недели в руководстве страной после нападения немцев. В первые дни войны Сталин проявлял большую активность, принимал многих высших должностных лиц, отдавал распоряжения, хотя ни он, ни другие руководители не представляли действительного положения дел на фронте. Сталин отдавал распоряжения «наступать!», «бомбить!», не зная, что о наступлении было нечего и думать, а фронтовая авиация была фактически разгромлена. Следовало говорить об организации стратегической обороны, но он ещё мыслил, исходя из своей наступательной доктрины.

На восьмой день войны, 29 июня, Сталин и несколько членов Политбюро решили поехать в Наркомат обороны на улице Фрунзе, чтобы разобраться в обстановке. Там выяснилось, что никто толком ничего не знает, связь с действующими войсками нарушена, неизвестно, насколько продвинулись в глубь нашей территории войска противника и сохраняют ли боеспособность части Западного фронта. Только тогда, как говорил отец, Сталин понял всю серьёзность его просчета в отношении возможности нападения гитлеровской Германии. Он стал резко требовать от наркома Тимошенко и начальника Генерального штаба Жукова данных, которых они не имели. Напряжение было настолько велико, что, по рассказу отца, Жуков разрыдался и выбежал из кабинета. Молотов предложил не мешать военным и уйти. Сталин прямо оттуда уехал к себе на «ближнюю» и оставался там в прострации (по словам Молотова), не отвечая на телефонные звонки».

Как видим, сын почти дословно повторил то, что написал его отец в мемуарах «Так было». Однако есть и существенные расхождения. Главное из них относится к 22 июня. Отец писал: «Сталин был в таком подавленном состоянии, что в тот момент не знал, что сказать народу». Сын пишет: «В первые дни Сталин проявлял большую активность, принимал многих должностных лиц, отдавая распоряжения».

А вот ещё одно место, которое также проливает свет, откуда у Степана Анастасовича появились антисталинские настроения: «И всё же я не помню, чтобы у меня возникали тогда серьёзные сомнения в Сталине. В течение трёх дней был открыт доступ к гробу Сталина в Колонном зале… В один из этих дней, обедая с отцом на даче, я сказал ему, что ходил в Колонный зал каждый день. И вдруг он говорит: «Ну и зря!» Я был ошарашен. Это был первый ясный сигнал о том, что к Сталину может быть критическое отношение и мой отец именно так настроен… С этого момента началось моё постепенное переосмысливание того, что происходило прежде…»

И, наконец, чтобы ни у кого не было сомнения в отношении антисталинского тандема Н.С. Хрущёв — А.И. Микоян, приведу ещё две выдержки из книги «Мы — дети войны». Степан Анастасович пишет: «Надо сказать, что вообще Хрущёв в своих воспоминаниях часто несправедлив в отношении отца. Микоян был активный участник и ближайший помощник Хрущёва в раскрытии правды о режиме Сталина и в проведении нового курса. Он был энтузиастом «оттепели». Далее: «А.И. Микоян поддержал намерение Хрущёва разоблачить культ личности Сталина на XX съезде партии. Президиум ЦК запретил Хрущёву говорить о культе личности в отчетном докладе. Тогда Хрущёв вместе с моим отцом решили, что доклад должен быть сделан в конце работы съезда, уже после выборов, на специальном закрытом заседании. Ещё до доклада Хрущёва на одном из заседаний съезда мой отец выступил с речью, в которой впервые прозвучала критика сталинского режима и репрессий… Это выступление Микояна как бы подготовило почву для доклада Хрущёва».

Таким образом, из всех сподвижников И.В. Сталина, которые в первые дни войны побывали в его кремлёвском кабинете, негативные оценки о состоянии вождя оставил нам только один-единственный А.И. Микоян. Таков он, «27-й бакинский комиссар».

Вот по сути дела те два антисталиниста — Н.С. Хрущёв и А.И. Микоян — из близкого окружения И.В. Сталина, которые попытались изобразить его в первые дни войны растерявшимся, впавшим в прострацию, испытавшим шок, устранившимся от управления страной. Однако инсинуации этих «королей» антисталинизма биты «тузом», имя которому — журнал регистрации посетителей кремлёвского кабинета И.В. Сталина.

Анатолий СЕРГИЕНКО.


http://gazeta-pravda.ru/content/view/11539/74/