Гость1

ИВанова, поповоду беспризорных, ежель в затеяли эту тему , я сообщал, что в России их не столько, сколько сообщают , приводя фантастические цифры некторые господа и товарищи. Внимательно читайте мои сообщения.
Молдавских гастарбайтеров вы можете сами увидеть в Москве и поинтересоваться, как там жизнь в реальном молдавском социализме, и почему они работают в Москве а не на строительстве реального молдавского социализма. А уж про развитый институт частной собственности в КНР и все атрибуты капитализм в экономике этой страны с наличием с одной стороны - миллионеров и миллиардеров, а с другой стороны- десятков миллионов, если не больше ,трудящихся , живущих очень небогато, уж извиняйте, не я придумал. Сооциализм с коммунистическими признаками в КНР закончился сразу после 1976 года .

Gena

Гость1! Не переживайте так, при сегодняшней власти в России у Вас есть хорошая перспектива ударно поработать на стройках коммунизма Китая. Относительно молдавских гастарбайтеров-странное дело в последнее время они как то исчезли из Москвы и Подмосковья.

В. Иванова

Мир пристально следит за резким взлетом Китая, однако мало кто обращает внимание на идеологию этого государства и тем более на ее истоки. Однако Китай обладает на удивление живым классом интеллигенции, взгляды которой могут обернуться для западной гегемонии либерализма настоящей проблемой.

Никогда не забуду свой первый визит в Китайскую академию общественных наук (CASS). В 2003 году я приехал туда по приглашению Ван Лолиня, вице-президента академии, дед которого переводил на китайский «Капитал» Маркса, и Хуана Пиня, бывшего члена Красной гвардии. Мы сидели в огромных креслах, пили ритуальный чай и говорили. Поначалу Ван Лолинь только вежливо кивал и улыбался, но потом рассказал, что в его академию входит 50 исследовательских центров, охватывающих 260 дисциплин, где полный рабочий день трудятся 4 тыс. сотрудников.

При этих словах мне захотелось провалиться сквозь землю: персонал всех исследовательских центров Великобритании исчисляется сотнями, Европы – несколькими тысячами. Даже в США, где созданы все условия для развития науки, всего 10 тыс. ученых. А здесь, в Китае, лишь в одном учреждении, – а их только по Пекину еще около дюжины, – 4 тыс. исследователей. Правда, члены академии считают, что уровень многих из них оставляет желать лучшего, и все же цифра говорит сама за себя.

В начале той поездки я надеялся быстро познакомиться с Китаем, понять его суть и вернуться домой. Я думал, что интеллектуальная жизнь в Китае – это группка несгибаемых идеологов Компартии, ютящихся в тесных кабинетах, или, в лучшем случае, ведущие университеты. Вместо этого я оказался в мире интеллигентов и ученых, которые принимали активное участие в обсуждении будущего страны. Вскоре я понял, что для осознания целей и масштабов внутренних дебатов потребуется нечто большее, нежели пара поездок в Пекин и Шанхай. Тогда же созрело решение: следующие несколько лет своей жизни я хочу посвятить постижению живой истории, которая разворачивается прямо на моих глазах. За три года я переговорил с десятками мыслящих людей, наблюдая за развитием их взглядов на фоне новых умопомрачительных перемен внутри страны. Одни входят в партию, другие беспартийные.

Их отношения с властями непростые, но все они участвуют в жизни страны. Они предпочли жить и работать в Китае, а значит, мириться с нормами однопартийного государства.
Мы привыкли к росту влияния Китая на мировую экономику, но под силу ли этой стране изменить и наши представления о власти и политике? История пробуждения китайской интеллигенции утеряна. Мы неотрывно следим за перипетиями интеллектуальной жизни Америки, но кто может назвать хотя бы одного современного китайского писателя или мыслителя?

В Китае же дебаты о курсе страны кипят не только на партийных заседаниях, но и в университетах, частично независимых исследовательских центрах, в журналах и Интернете. «Новые левые» экономисты полемизируют с «новыми правыми» о неравенстве. Политические теоретики спорят об относительности значимости выборов и правовых норм.

А в области внешней политики китайские неоконсерваторы дискутируют с либеральными интернационалистами об общей стратегии. Китайские мыслители пытаются урегулировать конкурирующие цели и думают, как получить доход на мировых рынках, не позволив политической и экономической системам Китая встать на путь разрушения. А кое-кто пытается ответить миру американской глобализации китайским вариантом – «миром за стеной».
Как ни странно, репрессивный государственный строй, где нет политической оппозиции, независимых профсоюзов, несогласия между политиками и СМИ, скорее усиливает мощь китайской интеллигенции.

В этом мире суррогатом политической жизни становятся дебаты среди интеллигенции – по крайней мере, в них больше личного интереса, напора и эмоций, чем под силу любому из официальных политиков. И хотя никто открыто не говорит о независимости Тибета или событиях на площади Тянанмэнь, в газетах и научных журналах относительно свободно ведутся дискуссии о модели китайской экономики, методах борьбы с коррупцией и внешней политике. В Интернете, несмотря на строгий контроль, свобода дискуссий еще больше, чем в прессе.

Правда, автор блога Ху Цзя, один из передовых вольнодумцев, недавно был арестован. Тем не менее за закрытыми дверями ученые и философы напрямую обсуждают даже такую деликатную тему, как политическая реформа. В Китае спорят: влияет ли интеллигенция на власть, или политические группы используют послушную интеллигенцию для распространения своих взглядов? Как бы то ни было, спор этот стал частью политической жизни. Представители интеллигенции регулярно приглашаются на заседания политбюро, готовят отчеты, которые учитываются в разработке пятилетнего плана, и консультируют правительство по международным вопросам.


Значит ли это, что китайская интеллигенция становится всё более открытой и всё более «западной»? Многие понятия, о которых ведутся споры в ее среде, включая и сам коммунизм, привнесены с Запада. А причиной для большей независимости суждений и дискуссий по западному образцу мог стать 1 млн. студентов, получивших с 1978 года образование за рубежом. Вернулось из них, правда, меньше половины. В любом случае формирование интеллигента в Китае сильно отличается от его формирования на Западе.

В китайской системе образования основной упор всё еще делается на практический вклад в жизнь нации. Высшее образование в стране широко распространено – сегодня в университеты поступает каждый пятый молодой китаец. Однако методики обучения основаны на механическом запоминании. К тому же контролируется политическое инакомыслие – предметы по «политическому образованию» всё еще обязательны.

У Чзан Вэйина страсть к кубинским сигарам. Когда я зашел к нему в кабинет в Пекинском университете, то увидел полдюжины коробок Cohiba, стопкой возвышающихся на столе. Эти сигарные коробки, на которые китайскому крестьянину пришлось бы работать несколько лет, являются для него частью западной свободы. Хотя они и сделаны в другом коммунистическом государстве – это символ динамизма, который должен постепенно стереть и заменить последние остатки маоизма. Вместе с другими сторонниками либеральной экономической системы Вэйин считает, что Китаю не быть свободным, пока государственный сектор экономики не будет разделен между частными компаниями, а функции самого государства не сократятся до защиты имущественных прав.
«Новые правые» стояли у истоков китайских экономических реформ в 1980-х и 1990-х годах. Чтобы объяснить суть этих реформ, Чзан Вэйин рассказывает любимую аллегорию. Это история о селении, жители которого использовали для работы по хозяйству лошадей. Однажды старейшины узнали, что в соседнем селении, где для тех же целей используют зебр, дела идут намного лучше. И вот они решились перейти на зебр. Единственной проблемой было развенчать в умах жителей культ лошади, который поддерживался веками. Старейшины изобрели искусный план. Каждую ночь, пока все спали, они рисовали на белых лошадях черные полоски. А когда жители просыпались, уверяли их, что это совсем не зебры, а те же старые лошади, только украшенные парой безобидных полосок. Через некоторое время старейшины заменили лошадей настоящими зебрами. Эти изумительные животные изменили судьбу селения – увеличили производительность и привели к всеобщему благосостоянию. Лишь через много лет старейшины объявили жителям, что община на самом деле использует зебр.
История Вэйина – лучший способ понять его теорию «двухколейного ценообразования», впервые выдвинутую в 1984 году. Она позволяет правительству перейти от централизованного государственного к рыночному ценообразованию без публичного отречения от социалистических взглядов или противодействия сторонников централизованного планирования.

При таком подходе цену на часть товаров и услуг все еще контролировало государство, а оставшаяся часть продавалась по рыночной стоимости. С течением времени доля товаров, реализуемых по свободным ценам, неуклонно росла и в начале 1990-х годов достигла 100%. Такой подход позволил китайским реформаторам обойти препятствия.

Самым известным селением с зебрами стал Шеньжень. В конце 1970-х годов это был обычный рыбацкий поселок, несколько тысяч жителей которого прозябали в нищете. Однако в течение следующих тридцати лет он стал символом китайского капитализма, который строили Чзан Вэйин и его соратники. Дэн Сяопин выбрал Шеньжень первой «специальной экономической зоной» из-за его близости к Гонконгу и предоставил его руководству налоговые льготы, свободу от государственного регулирования и привилегию первыми воплотить в жизнь новые взгляды на рынок.

Авторы Шеньженской реформы хотели построить высокотехнологичные заводы по производству товаров с добавленной стоимостью для продажи на западных рынках. Такие экспериментальные зоны финансировались за счет огромных государственных сбережений и доходов от экспорта. Прибрежные районы влекли множество рабочих из центральных областей страны, что сдерживало рост заработной платы в городах. Вся система основывалась на политике невмешательства – капиталу позволили распределяться между богатыми и бедными естественным путем. Дэн Сяопин заявил, что «кто-то должен разбогатеть первым», доказывая, что остальным регионам придется «питаться на другой кухне». В итоге восточным провинциям было позволено сбросить с себя груз обнищалых центральных областей и полным ходом идти вперед.

Однако сегодня жизнь таких экономистов, как Чзан Вэйин, становится сложнее. После тридцати лет успеха, ставшего возможным благодаря западным взглядам, Китай отвернулся от «новых правых». Опросы общественного мнения показывают, что у них самый низкий рейтинг в стране. Подогреваемое протестами уволенных рабочих, незаконным сносом зданий и невыплатой зарплаты, растет общественное недовольство стоимостью реформы. Взгляды на рынок критикуют «новые левые», пропагандирующие более мягкую форму капитализма. Столкновение взглядов заставляет государство противостоять рынку, прибрежные регионы – центральным провинциям, города – селам, богатых – бедным.

Одним из лидеров «новых левых», свободной группы интеллигентов, которая получает всё большее общественное признание и задает тон политических дебатов, стал Ван Хуэй. Политической деятельности он предпочитал литературу, но участие в студенческой демонстрации на площади Тяньаньмэнь в 1989 году вовлекло в политику и его. Как и большинство молодых интеллигентов той поры, он свято верил в возможности рынка. Однако после бойни на площади Тяньаньмэнь он подался в бега и два года провел в горах, где близко познакомился с жизнью рабочих и крестьян.

В результате он усомнился в справедливости нерегулируемого свободного рынка и пришел к выводу, что государство должно играть определенную роль в предупреждении неравенства. Во время пребывания в изгнании в США его идеи получили дальнейшее развитие. Как и многие другие мыслители из «новых левых», он вернулся на родину и стал преподавателем в престижном университете в Цинхуа. В прошлом году мы встретились с ним в «Кафе мыслителя» в Пекине – просторном, залитом солнечным светом заведении с уютными диванчиками, где всегда подают свежий кофе.

Ван Хуэй выглядел как образец интеллигента из народа – коротко подстриженные волосы, коричневый пиджак и черный трикотажный свитер с высоким воротником. Однако Хуэй не живет в башне из слоновой кости. Он пишет отчеты, в которых разоблачает коррупцию на местах и помогает рабочим организовать сопротивление незаконной приватизации. Его группа является «новой», поскольку, в отличие от «старых левых», она поддерживает рыночные реформы. В то же время она «левая», поскольку, в отличие от «новых правых», стремится избежать неравенства. «Китай страдает от двух крайностей: бесхозяйственного социализма и кланового капитализма. Я поддерживаю курс нашей страны на рыночные реформы, но развитие Китая должно быть более равномерным. Мы не должны жертвовать правами рабочих и окружающей средой ради роста ВВП», – утверждает Хуэй.

Доктрина «новых левых» основывается на относительном достатке Китая. Теперь, когда рынок является двигателем роста экономики, они спрашивают, что следует делать с капиталом? Должен ли он и дальше накапливаться в руках элиты, или Китай может выбрать путь развития, который будет приносить выгоду каждому гражданину? Они хотят прийти к китайской разновидности социал-демократии. «Мы не можем рассчитывать на создание государства по образу Германии.
Наша страна столь велика, что государственные учреждения, которые могут обеспечить подобное социальное обеспечение и благосостояние, должны иметь огромные масштабы. Значит, им нужны реформы. Политэкономист Ван Шаогуан знает пути внедрения системы дешевого здравоохранения. Специалист по политической теории Цуй Чжиюань – как реформировать имущественное право, которое позволило бы рабочим участвовать в жизни своих компаний. Экономист Ху Аньган – эксперт по развитию без ущерба для окружающей среды», – говорит Ван Хуэй.

Баланс сил в Пекине постепенно смещается в пользу левых. В 2005 году Ху Цзиньтао и Вэн Цзябао опубликовали «Одиннадцатый пятилетний план» – подробную программу развития «гармоничного общества». Впервые с начала эпохи реформ рост экономики перестал быть важнейшей целью китайского государства. Вместо этого речь шла о внедрении принципов государства всеобщего благосостояния: ежегодном повышении на 20% финансирования пенсий, пособий по безработице, медицинского страхования и декретного отпуска. Было обещано уменьшить налоги для сельского населения, улучшить состояние здравоохранения и образования. Также среди приоритетов – снижение энергопотребления.

Этот план стал воплощением новой китайской экономической модели. От «новых правых» в него вошел принцип постоянного экспериментирования – постепенные реформы, а не шоковая терапия. К тому же рынок в нем используется как двигатель экономического роста. «Новые левые» внесли в него стремление к равенству, заботу об охране природы и поиск новых учреждений, способных объединить сотрудничество и конкуренцию.

В феврале 2007 года Ху Цзиньтао с гордостью объявил, что создание новой специальной экономической зоны завершилось обычным сочетанием субсидий на экспорт, налоговых льгот и инвестиций в дороги, железнодорожный и морской транспорт. Правда, зона эта находится в центре Африки – «медном поясе» в Замбии. Китай переносит свою модель роста на африканский континент, возводя ряд промышленных центров, связанных с остальным миром автомобильными, железнодорожными и морскими путями. Замбия должна стать местом для китайского «рудного центра» и обеспечить Народную республику медью, кобальтом, алмазами, оловом и ураном. Вторая зона откроется на территории Маврикия. Она даст 40 китайским фирмам привилегированный доступ не только к общему рынку Восточной и Южной Африки от Ливии до Зимбабве, но и на рынки Азии и Индийского океана.

Третья зона, скорее всего, откроется в столице Танзании Дар-эс-Саламе. На два оставшихся места претендуют Нигерия, Либерия и острова Кабо-Верде. Как и страны Восточной Европы, которые претерпели значительные изменения в борьбе за членство в ЕС, африканские страны преображаются, чтобы заполучить китайские инвестиции.

__________________
#Своих не бросаем#

В. Иванова

Продолжение..

Создавая такие зоны, Пекин дает старт активному строительству. Он оплетает Африку сетью дорог и инвестирует гораздо больше, чем когда-либо вкладывалось в континент бывшими колониальными властями. Более того, приход Китая означает изменение правил экономического развития.

Раньше МВФ и Всемирный банк вселяли в чиновников континента благоговейный страх, а сегодня мировые структуры борются за внимание даже самой бедной африканской страны. В марте 2004 года, потратив несколько лет на обсуждение договора о прозрачности с правительством Анголы, за час до его подписания МВФ узнал, что деньги Луанде больше не нужны – она взяла дешевый долгосрочный кредит в размере 2 млрд. долл. у Китая.

Та же история повторялась по всему континенту – в Чаде и Нигерии, Судане и Алжире, Эфиопии и Уганде.
Распространение китайской экономической модели выходит далеко за пределы регионов, на которые нацелились инвесторы Поднебесной. Исследователи из стран со средним и низким достатком – Ирана и Египта, Анголы и Замбии, Казахстана и России, Индии и Вьетнама, Бразилии и Венесуэлы – «кишели» в китайских городах и деревнях, пытаясь перенять опыт Пекина.

Их обучение было поручено таким представителям интеллигенции, как Чзан Вэйин и Ху Аньган. Вслед за Китаем десятки стран начали развитие под управлением государства, создавая капиталоемкие отрасли с использованием общественных фондов и иностранных инвестиций. «Клоны» специальных экономических зон стали появляться по всему миру как грибы после дождя. По подсчетам Всемирного банка, общее число таких проектов в 120 странах превышает 3 тысяч.

Глобализация должна была стать торжеством рыночной экономики по всему миру, но опыт Китая показал: наибольшую выгоду она принесла государственному капитализму.

Идея свободного рынка тесно связана с либеральной демократией, но пекинские власти считают иначе. Одной из удивительных черт китайской интеллигенции было изменение ее позиции относительно политических реформ. Если в 1980-х и 1990-х годах «интеллигенты-демократы» требовали выборов, то ныне об этом уже не говорят.

Отношение к политической реформе Чзан Вэйина разделяет и Ю Кэпин. Он – восходящая звезда политической арены и неофициальный консультант президента Ху Цзиньтао. Ю Кэпин управляет учреждением, которое занимается проблемой реформы правительства.

Одновременно это университет, исследовательский центр и консалтинговое агентство по вопросам управления. Говоря о политическом будущем страны, Ю Кэпин часто проводит прямую аналогию с экономикой.

Когда мы встречались с ним в Пекине, он сказал, что мгновенная политическая реформа нанесет Китаю столько же вреда, сколько и экономическая «шоковая терапия». Взамен им была выдвинута теория о постепенном развитии демократии благодаря успешному завершению экспериментов на местах. Утвердившись в Коммунистической партии, демократия распространится и во всем остальном обществе, надеется Ю Кэпин.

По его мнению, точно так же, как прибрежным областям было позволено «первыми разбогатеть», члены партии должны «первыми стать демократами», проведя внутрипартийные выборы.
Там, где приморские области воспользовались естественными экономическими преимуществами, например географической близостью к Гонконгу, кантонским диалектом китайского языка и транспортными связями, Ю Кэпин видит преимущества и для членов партии. В частности, для коммунистов характерны высокий уровень образования и общественное положение, что делает их естественным демократическим авангардом.

Более того, он может привести конкретные примеры уже происходящих событий. По его совету я посетил округ Пиньчан в провинции Сичуан, где членам партии разрешено голосованием выбирать местное партийное руководство. Возможно, вскоре демократия распространится и на высшие партийные эшелоны, что позволит проводить конкурентные выборы на самые высокие посты.


Логичным завершением его теории внутрипартийной демократии станет политическая система, при которой Компартия расколется на фракции, каждая из которых будет бороться за поддержку на идеологических началах. Не исключено, что однажды неофициальные объединения «новых левых» и «новых правых» станут легальными партиями внутри единой структуры.


В КПК сейчас 70 млн. человек, и если бы она была страной, то оказалась бы больше Великобритании. Однако сложно представить, что бедный захолустный округ Пиньчан станет моделью для таких блистательных метрополий, как Шанхай, Пекин или Шеньжень. Пока его примеру не последовал ни один из 2860 китайских округов.
Целесообразность выборов у многих представителей китайской интеллигенции начинает вызывать сомнения. Пан Вей, восходящая звезда Пекинского университета, во время нашей первой встречи раскритиковал мое внимание к эксперименту с демократией на местах. «Сичуаньский эксперимент ни к чему не приведет. Местное руководство преследует личные политические цели: ему нужна известность. Эксперимент провалился. Более того, в Сичуане самый высокий уровень массовых протестов. И мало кто захочет последовать такому примеру», – утверждал он.

По мнению китайских мыслителей, любая развитая демократия сталкивается с политическим кризисом: падает явка на выборах, угасает вера в политических лидеров, люди выходят из партий, поднимает голову популизм. В Китае изучают, как западные лидеры мечутся между главами политических партий и осваивают новые методы связи с народом – референдум, опрос общественного мнения, «гражданское жюри».

Основой политической жизни на Западе все еще являются многопартийные выборы, но теперь у них новая подоплека. В Китае, считают местные политические мыслители, всё будет по-другому. При наличии выборов основой для принятия решений станут итоги исследований, опросов общественного мнения и совещаний специалистов.

Суть этой идеи описал Фанг Нинг, политолог из Китайской академии общественных наук. Западную демократию он сравнил с рестораном, где подают комплексный обед: посетители могут выбрать повара, но не могут изменить блюда. В китайской же демократии повар всегда один – Компартия, но политические блюда можно выбирать из меню.

Мало кто на Западе слышал о городе Чунцин, в котором проживает 30 млн. человек. Он расположен на холмах в месте слияния рек Янцзы и Цялин-Цян и является плацдармом для испытаний идей таких интеллигентов, как Пан Вэй и Фан Нин. Городские власти вынесли все важные вопросы управления на общественные слушания, транслируемые по телевидению и в Интернете.

Наибольшую гордость у властей вызывает слушание по стоимости проезда в наземном метрополитене, которая была снижена с 15 до всего лишь 2 юаней. Этот опыт переняли и другие китайские города. Однако эксперимент, проведенный в городе Вэнлин, еще интереснее – там для выбора основных статей расходов применили метод «совещательных опросов». Идея принадлежит Джеймсу Фишкину, политологу из Стенфордского университета, она возвращает нас к представлению о демократии в древних Афинах.

Перед опросом гражданам устраивают консультации со специалистами. В Цзего таким способом было принято решение, как именно потратить 40 млн. юаней (2,9 млн. ф. ст.), предназначенных для общественных нужд. Пока что всё тем и ограничилось, но, по мнению Фишкина и китайского политолога Хэ Баогана, «совещательная демократия» может стать прообразом политической реформы.
Кажется, власти согласны опробовать любую политическую новацию. В Цзего даже доверили самоуправление фокус-группе.

Однако главное требование к реформе – чтобы она не угрожала монополии Компартии на власть. Неужели смягченный авторитаризм и вправду может превратиться в законное стабильное правительство?

Возможно, однопартийная система Китая в конце концов потерпит крах. Пока же режим находит новые способы предупредить недовольство и продлить свое существование. Доказав, что авторитарная власть способна добиться роста экономики, Китай уже изменил условия обсуждения глобализации. В будущем он может доказать, что совещательная диктатура в однопартийном обществе способна обеспечить участие народа в законотворчестве. И если китайские эксперименты по общественным консультациям принесут плоды, взять за основу модель, позволяющую однопартийному государству выжить в эпоху глобализации и средств массовой информации, захотят диктатуры всего мира.

Западные синологи не могут прийти к единому выводу: идет ли в Китае активное развитие автократии, или он просто преследует национальные интересы. В любом случае Китай стал крупнейшим в мире авторитарным государством. «Расширение китайской программы международной поддержки создает для диктаторов, которые раньше зависели от организаций, требующих соблюдения прав человека, возможность иного выбора», – заявляют участники движения «Надзор за соблюдением прав человека».

Тем не менее, роль внешней политики Китая нельзя сводить лишь к поддержке диктаторов. Поднебесная ищет новое определение влияния на мировой арене. Вычисление «СМГ» (совокупной мощи государства) стало национальным хобби. Каждый ведущий исследовательский центр, занимающийся внешней политикой, разработал собственный индекс, который в численном виде выражает мощь каждого государства в экономике, политике, вооруженных силах и культуре.

В эпоху глобализации и всеобщих стандартов открытая сосредоточенность китайских стратегов на мощи государства поражает сильнее всего. Центральное место в китайском мировоззрении занимает идея извлечения суверенитета из глобальной экономики, компаний и даже личности.

Янг Йи, контр-адмирал ВМС, возглавляет ведущий военный исследовательский центр в Китае. Он один из «крутых» в кругах, занимающихся внешней политикой, но его представления о возможностях Китая выходят далеко за пределы оценки последних систем вооружения. Он утверждает, что США, приняв на себя роль «кладезя добродетели», устроили вокруг Китая «стратегическую осаду».

Каждый раз, когда Пекин пытается языком дипломатии отстаивать свои права, модернизировать вооружение или вступить в отношения с другими странами, США подают это как угрозы. И весь остальной мир, недовольно замечает Йи, неизменно склоняется на сторону Штатов. «В создании и пересмотре правил игры на международной арене решающий голос всегда остается за Штатами. Они взяли международные переговоры под контроль и говорят: это можно только нам, вам нельзя», – возмущается контр-адмирал.


Сейчас среди китайских политиков стал модным термин «руан квонли», что переводится как «мягкая сила». Это понятие в 1990 году ввел американский политолог Джозеф Най, но в Пекине оно пользуется гораздо большей популярностью, чем в Вашингтоне. В 2006 году в китайской столице состоялась конференция, которая представила миру «китайскую мечту» – ответ мечте американской. Это была попытка связать с Китаем три силы: экономическое развитие, политический суверенитет и международное право. Когда американские дипломаты вещают о смене государственного строя, их китайские коллеги говорят об уважении к суверенитету и многообразию культур.

Когда для обеспечения внешнеполитических целей американские власти вводят санкции и начинают изоляцию, китайцы предлагают помощь и торговые отношения без всяких условий. Когда Америка покупает сотрудничество за торговые преимущества, Китаю хватает достоинства хотя бы сделать вид, что он прислушивается к мнению других стран. И хотя все китайские мыслители стремятся усилить мощь своего государства, они расходятся во мнении относительно долгосрочных целей.

С одной стороны, такие либералы-интернационалисты, как Чжен Бицзян, любят говорить о «мирном расцвете» Китая, вступлении в мировое сообщество, приобщении к глобальным стандартам и вкладе в мировой порядок. Пекин ведет шестисторонние переговоры по решению ядерного вопроса в Северной Корее. Вместе с ЕС, РФ и США работает с Ираном. В 2005 году на конференции в Монреале он принял примирительную позицию в дискуссии о борьбе с изменениями климата и выделил 4 тыс. миротворцев для участия в миссиях ООН. Даже по вопросам, в которых Китай не согласен с Западом, его взгляды становятся более широкими.

Пекин выступил против интервенции в Косово, так как она противоречила «принципу невмешательства». Он воздержался во время иракской кампании. А в 2006 году проголосовал за введение миротворцев в Дарфур, и при этом его всё еще осуждают за тесную связь с Суданом.

С другой стороны, китайские неоконсерваторы, такие как Янг Йи и Янг Сюэутон, хотят помочь Китаю постигнуть мечту древних на основе современного образа мышления. Их цель – снова увидеть Китай великой державой. «Недавно я прочел книги наших древних ученых и понял, что ума им было не занимать. В их мыслях больше толку, чем во всей современной теории международных отношений», – говорит Янг Сюэутон. Наибольший интерес у него вызвали два вида мирового порядка, которые различали древние: «вон», что дословно значит «король», и «ба» – «повелитель».

Первый был сосредоточен на господствующей сверхдержаве, но ее превосходство основывалось на милости правительства, а не на применении насилия или территориальной экспансии. Второй строй, напротив, подразумевал классический принцип гегемонии, и самое сильное государство управляло странами на своей периферии. Янг понял, как древним китайцам удавалось сочетать оба строя. «На территории китайской части Азии у нас был строй «вон». За ее пределами, когда дело приходилось иметь с «варварами», у нас была классическая гегемония.

Точно так же сегодня поступают и США. На Западе, там, где не применяют ни военную силу, ни двойные стандарты, Америка использует строй «вон». А в мировых масштабах она устанавливает собственную гегемонию», – говорит Сюэутон. По его мнению, после обретения силы Китай встанет перед выбором. «Он сможет стать частью западного строя «вон», но для этого нам придется изменить политическую систему и принять демократию. Впрочем, Китай может установить и собственный строй», – уверен ученый.


Разногласия между либералами-интернационалистами и неокоммунистами – это современный вариант раскола в среде политиков-международников на капиталистов и революционеров во время эпохи Мао. В ближайшие годы Китай, без сомнения, займет прочную капиталистическую позицию. Он решил присоединиться к мировой экономике и поддерживающим ее организациям.

Цель – укрепить государство, чтобы связать обязательствами США и обеспечить развитие Китая в спокойном окружении. Однако в далеком будущем кое-кто мечтает и о мировом порядке по китайскому образцу. Главное – избежать конфронтации, пока внутри страны идет обустройство. В то же время Китай надеется распространить свой внутренний строй и на другие территории.
Возможно, такие западные организации, как ЕС и НАТО, которые не защищают суверенитет государств, а скорее стирают между ними границы, однажды обнаружат, что на основе Восточноазиатского сообщества и Шанхайской организации сотрудничества возникли их аналоги. С помощью этих организаций Китай может уверить соседей в мирных намерениях и создать новую общность интересов, исключающую США.

Бывшая служащая госаппарата США Сьюзан Шерк проводит параллель между многосторонней дипломатией Китая и политикой ее собственной страны в период после Второй мировой войны. «Принимая на себя подчинение международным нормам и обязательствам, США в конце концов установили гегемонию», – говорит она.


Укрепиться в своих взглядах Китаю помогает ООН. В отличие от России, которая держится крайне самодовольно, наслаждаясь возможностью срывать планы США и ЕС, Пекин пытается занять примирительную позицию. В частности, во время иракского кризиса он выступил против войны, но возглавить оппозицию позволил Франции, Германии и России. В 2005 году, когда обсуждалась необходимость расширения состава Совета безопасности ООН, Китай поддержал заявку африканских стран, что не позволило Японии получить постоянное членство в совете.

Пекин также позволяет Организации исламских государств играть ведущую роль в ослаблении нового совета ООН по правам человека. Эта политика имела успех – она способствовала потере влияния США. В 1995 году на Генассамблее организации Штаты получили 50,6% голосов, а через десять лет эта цифра упала до 23,6%. В сфере защиты прав человека итоги еще более впечатляющие. Процент побед Китая взлетел с 43% до 82%, тогда как у США он упал с 57% до 22%. «Говорят, Совбез делает лишь то, что ему позволяют США. Возможно, эту поговорку скоро можно будет применить к Китаю», – говорит корреспондент New York Times в ООН Джеймс Трауб.


В исследовательских центрах, университетах и журналах продолжаются дебаты представителей китайской интеллигенции, которые по более чувствительным темам смещаются в Интернет. Китайские мыслители с азартом сороки хватаются за новые западные идеи, перекраивая их на свой лад, и выборочно воскрешают мысли древних мудрецов. С учетом укрепления позиций Китая на международной арене, однажды мы сможем обнаружить, что знакомы с идеями Чзан Вэйина и Ван Ху, Ю Кэпина и Пан Вэя, Янг Сюэутона и Чжен Бицяна не хуже, чем с идеями американских мыслителей прошлых десятилетий.


Идеи из внешнего мира осваиваются в Китае не сразу. Однако свобода дебатов, студенты, возвращающиеся после обучения на Западе, а также масштабные международные события, например Олимпийские игры, постепенно меняют привычное положение вещей. А еще эта многочисленная прагматичная страна столь отчаянно жаждет успеха, что ее лидеры ни на секунду не прекращают опыты. Чтобы экспериментировать с рыночной философией, они использовали особые экономические зоны. Теперь они испытывают новые идеи – от совещательной демократии до региональных союзов.

В этой «лаборатории» рождается новое мировоззрение, оно может выкристаллизоваться в уникальную китайскую модель развития, которой сможет следовать весь мир.

__________________
#Своих не бросаем#

В. Иванова

Д.Г. Новиков в газете «Правда» рассказал о социализме с китайской спецификой
Беседа заместителя Председателя ЦК КПРФ Дмитрия Новикова и политического обозревателя «Правды» Виктора Трушкова в газете «Правда».

По страницам газеты «Правда»
2013-11-22 13:35

— Дмитрий Георгиевич, вы недавно вернулись из Китая, где были как раз перед III пленумом Центрального Комитета КПК. Главная цель вашей поездки — участие в научных дискуссиях, посвящённых проблемам социализма и международного коммунистического движения. Вероятно, в ходе этих мероприятий витала атмосфера ожидания решений предстоящего партийного пленума. Затрагивались ли в выступлениях ведущих китайских обществоведов те основные проблемы, что чуть позже рассмотрели члены ЦК КПК?

— Атмосфера ожидания пленума действительно чувствовалась и в официальных контактах, и в неофициальном общении с товарищами. Не только учёные-обществоведы, но и всё китайское общество, насколько я могу судить, с большим интересом ожидало решений Центрального Комитета. Ведь на его ноябрьском пленуме предстояло определить пути развития Китая на ближайшее десятилетие.

На данный момент коммюнике о III пленуме ЦК КПК опубликовано. И можно утверждать: многие доклады китайских учёных касались тех самых вопросов, по которым приняты принципиальные партийные решения. Это свидетельствует о том, что китайское руководство определяет политику партии и государства, опираясь на научно-теоретические разработки исследовательских центров страны. Таких, например, как Академия общественных наук.

Большинство китайских учёных уверенно утверждали в своих докладах, что как концептуальной основой политики КПК и правительства КНР, так и методологической основой их научных исследований являются марксизм-ленинизм, идеи Мао Цзэдуна, теория Дэн Сяопина, концепция социализма с китайской спецификой и решения XVIII съезда Коммунистической партии Китая. III пленум ЦК КПК также подчеркнул, что партия в своих решениях исходит из этих фундаментальных научных положений.

Конечно, и для учёных, и для всего китайского общества имеет принципиальное значение, что прошедший пленум подтвердил преемственность политического курса. Не забудем: год назад в Китае к власти пришло пятое поколение руководителей. Поэтому верность фундаментальным основам политики партии и государства означает многое и для самого Китая, и для международных процессов. Когда и на научных конференциях, и на пленуме ЦК КПК их участники руководствуются единой идеологией, то это убеждает, что общественная ситуация в КНР стабильна.

Представители КПК постоянно подчёркивают, что партия при выработке своей политики руководствуется Научной концепцией развития, придерживается курса на реформирование социалистической рыночной экономики. Достижение социальной справедливости и укрепление благосостояния народа рассматриваются при этом в качестве исходной точки и конечной цели проводимой политики. На научных конференциях, в которых мы участвовали, китайские товарищи отмечали важное значение решений XVIII съезда КПК о необходимости раскрепощать мышление, развивать социальные производительные силы и жизнеспособность общества.

Всё это свидетельствует о том, что социально-экономическая политика руководства КПК и КНР носит научно обоснованный характер, а ведущие китайские учёные чутко держат руку на пульсе общественной жизни.

— Давайте объясним читателю, о каких научных конференциях мы говорим.

— Речь идёт сразу о трёх международных научных мероприятиях. Во время недавней поездки в КНР мы участвовали в них вместе с членом ЦК, первым секретарём Амурского обкома КПРФ, доцентом Амурского университета Романом Александровичем Кобызовым. На каждом из трёх форумов мы представляли в своих выступлениях позицию КПРФ и её оценки актуальных проблем.

Первой была международная научная конференция «Современное состояние и перспективы мирового социализма и левых идей». Её организаторами выступали Центр изучения мирового социализма, действующий при Китайской академии общественных наук (КАОН), и Центр изучения современного мира, работающий при международном отделе ЦК КПК. На этой конференции выступали исследователи, представляющие КАОН, а также профессура из многих университетов КНР. Иностранные гости кроме нас были приглашены из Австралии, Белоруссии, Болгарии, Великобритании, Вьетнама, Египта, Индии, Испании, Италии, КНДР, Колумбии, Кубы, Португалии, США, Франции, Японии. Это были как чисто научные работники, так и представители коммунистических и левых партий. Из Греции, например, участвовал член ПАСОК.

Двухдневная конференция в Пекине обсуждала проблемы и характеристики современной эпохи, стратегию и тактику развития мирового социализма, новые тенденции в условиях кризиса капитализма, взаимосвязь «китайской мечты» и мирового социализма, социалистические движения и теории в Латинской Америке XXI века, современное положение и задачи, стоящие перед коммунистическими партиями.

Затем там же, в Пекине, прошёл международный форум «Научный социализм и социализм с китайской спецификой». Его организатором была Китайская академия общественных наук. Обсуждались такие вопросы, как основы научного социализма, социалистический прогресс и его опыт, социалистический патриотизм и пролетарский интернационализм, научный социализм и современные тенденции в развитии капитализма. И, конечно, во многих докладах присутствовала тема научного социализма и социализма с китайской спецификой.

После завершения форума часть его участников направились в провинцию Хунань, в город Чжучжоу. Здесь, на родине Мао Цзэдуна, мы приняли участие в международном семинаре по проблемам развития мирового социализма. Также в программу поездки входило знакомство с городом и посещение мемориального комплекса в Шаошане. Здесь действует дом-музей, в котором родился и провёл детство Мао Цзэдун. В 1993 году недалеко от музея основателю современного Китая установлен памятник.

— Не было ли доминирования китайских товарищей в научных дискуссиях? Или своё гостеприимство хозяева проявили в полной мере?

— Возможность выступить была предоставлена всем гостям, но и круг докладов китайских учёных не был сужен. Позиция китайских исследователей была представлена широко и полно. Судя по выступлениям, среди учёных Китая идут активные научные дискуссии. Китайская академия общественных наук считается центром левого направления в теории. При этом позиция отдельных обществоведов из некоторых университетов страны оценивается как либеральная.

На конференциях было выделено время для обсуждения научных докладов. Вьетнамские учёные, например, в ходе дискуссий особо интересовались тем, проверены ли на практике те тезисы и идеи, которые предлагаются исследователями Китая для внедрения в социально-экономическую и общественно-политическую жизнь страны. Спрашивали они и о том, работают ли китайские обществоведы на селе, изучают ли социально-экономические реалии современной китайской деревни.

— Можно ли рассматривать научные конференции, в которых вы участвовали, как новую для Китая тенденцию открытости при осмыслении общественно-политических и социально-экономических процессов, происходящих внутри китайского общества?

— Прошедшие научные встречи продемонстрировали готовность ведущих научно-исследовательских организаций Китая к сотрудничеству с учёными-марксистами других стран. Очевиден настрой на серьёзное теоретическое осмысление проблем современного мира, социализма и самого Китая.

Думаю, что это полностью согласуется и с постоянно расширяющимися связями КПК по партийной линии. Так, уже четвёртый год успешно работает программа сотрудничества, направленная на ознакомление с китайским опытом представителей молодого поколения партийных работников КПРФ. Первые две группы было поручено возглавлять мне. Летом текущего года в КНР побывала третья такая группа под руководством секретаря ЦК Алексея Корниенко. Во время этих десятидневных поездок изучается опыт китайских реформ на местах, много внимания уделяется осмыслению деятельности КПК в условиях политики реформ и открытости.

В конце прошлого года Китай посетила большая группа наших партийных журналистов, которая также впитывала опыт китайских товарищей. «Правда» подробно рассказывала и об этой поездке, и о достижениях в строительстве социализма с китайской спецификой.

Сложилась практика сотрудничества и по научной линии. В мае 2011 года мы были приглашены Китайской академией общественных наук на международную конференцию, которая обсуждала причины разрушения СССР. Именно там я познакомился, например, с Эгоном Кренцем. После той конференции научный диалог между нашими партиями активизировался.

— Какое место на этих мероприятиях занимает осмысление проблемы реставрации капитализма в России?

— На первых порах эта тема в нашем диалоге была, пожалуй, главной. Теперь тематика встреч и обсуждений трансформируется. Она всё больше концентрируется вокруг проблем строительства социалистического общества.

Важно отметить, что нас не только регулярно приглашают в Китай. Руководство КПК положительно реагирует и на наши предложения принять участие в «круглых столах», посвящённых теоретическим и практическим вопросам современного коммунистического движения и социализма.

— Да, в декабре 2012-го и феврале 2013 года китайские товарищи выступили на таких «круглых столах» с содержательными докладами. Последний из них был организован сразу после XV съезда КПРФ. Для сравнения: на информационных обменах мнениями, которые проходили в Москве после очередных съездов КПРФ, состоявшихся в 1997, 2000, 2008 годах, китайские представители не выступали. Это ещё раз подтверждает вывод о существенном повышении активности КПК в международном коммунистическом движении.

— И это вполне логично на фоне возрождения самого коммунистического движения. Кризис, охвативший его на рубеже 1980—1990-х годов, сегодня во многом преодолён. Возросло стремление компартий разных стран к совместному и основательному теоретическому осмыслению основных противоречий нынешней эпохи, выявлению диалектики общего и особенного в социалистических революциях и строительстве социализма в разных странах.

Бытовавшие в конце 1990-х рассуждения, будто социализм утратил историческую перспективу, выглядят теперь детским лепетом. Но это не означает, что перед нами не стоят вопросы, на которые нужно находить убедительные ответы. В поиске этих ответов наша партия ведёт систематическую аналитическую работу. В частности, исследуются особенности мирового развития в условиях глобализации. Ещё в 2002 году Г.А. Зюганов опубликовал свою книгу «Глобализация и судьба человечества». В дальнейшем она была переведена на целый ряд иностранных языков.

Растёт потребность компартий и в том, чтобы «сверять часы», проводя исследовательскую деятельность. Вспомним ещё раз «круглый стол», проведённый нами в декабре 2012 года, при подготовке к XV съезду КПРФ. В межпартийном обмене мнениями тогда приняли участие представители компартий Бразилии, Вьетнама, Греции, Индии, Китая, Кубы, Ливана, Португалии, Украины, Чехии и Моравии. Обстоятельно, без спешки были обсуждены актуальные проблемы. Имелась возможность сосредоточиться на дискуссионных моментах. Эту практику КПРФ намерена развивать. И мы надеемся, что наши китайские товарищи продолжат участвовать в таких дискуссиях.

— Вы назвали очень интересный вопрос из программы прошедших конференций: научный социализм и социализм с китайской спецификой. Как объясняли теоретики эту связь?

— Самое важное, на мой взгляд, состоит в том, что у китайцев в оценках уровня развитости социализма в их стране нет признаков забегания вперёд. Надо признать, что мы в советское время порой страдали таким недостатком.

Социализм с китайской спецификой — это социализм, который строится в условиях, когда необходимые материальные предпосылки общества справедливости ещё только предстоит создать. Такова важная особенность опыта КНР.

— В стремлении не забегать вперёд китайские товарищи, безусловно, молодцы. В 1992 году, выступая на XIV съезде Коммунистической партии Китая с отчётным докладом, генеральный секретарь ЦК Цзян Цзэминь указал, что стране на начальную стадию построения социализма потребуется примерно столетие. В коммюнике о III пленуме ЦК КПК вновь особо подчёркнута необходимость «учитывать, что Китай будет долгое время находиться на начальной стадии построения социализма».

— Китайцы продолжают относить себя к числу развивающихся государств. Партия по-прежнему считает актуальной задачей ликвидацию бедности в стране. По размеру ВВП на душу населения КНР всё ещё находится, по мнению её руководителей, «на относительно низком уровне». XVIII съезд КПК, состоявшийся год назад, поставил задачу построить «среднезажиточное общество» к 100-летию Коммунистической партии, то есть к 2021 году. Сегодня в КНР много делается для преодоления разрыва в уровне экономического развития разных регионов страны, для ликвидации отставания национальных окраин, для подъёма села.

Таким образом, используя термин «социализм с китайской спецификой», многие китайские обществоведы подчёркивают, что речь идёт о строительстве социализма в обществе с изначально недостаточными для этого предпосылками. Китайская революция свершилась в стране, в которой капитализм свою работу ещё не выполнил и не исчерпал возможностей для развития.

— Когда мне доводилось встречаться с китайскими товарищами, бросалось в глаза их стремление объяснить суть китайской специфики строительства социализма. Но в тени оставалось выяснение социалистической сущности происходящих процессов. Прояснялись ли на научных конференциях в Китае те коренные признаки социализма, которые становятся сущностью современного китайского общества?

— В докладах и выступлениях китайских исследователей постоянно подчёркивалось, что забота о благосостоянии народных масс напрямую связана с социалистической природой власти в КНР. Отражением этого стала и установка XVIII съезда КПК обеспечить достижение страной среднего уровня зажиточности.

В качестве важного признака социализма учёные отмечали и ведущую роль Коммунистической партии. В докладах на конференции, как и в последних документах КПК, подчёркивается, что для китайского общества крайне важно отстаивать руководящую роль партии, претворять в жизнь её основную линию. Причём отказ от старого пути, с элементами замкнутости и косности, никоим образом не означает смены своего знамени.

Участники только что состоявшегося пленума ЦК КПК отметили, что для всестороннего углубления реформ необходимо усилить и улучшить руководство со стороны партии, в полной мере выявить её руководящую роль в контроле и координировании действий разных общественных сил. Для повышения управленческих способностей партии будет создана Центральная руководящая группа по всестороннему углублению реформ. Её задача — отвечать за общую структуру реформ, стимулировать, координировать и контролировать их ход. Парткомы всех уровней нацеливаются на то, чтобы на практике взять на себя ответственность за руководство процессом реформирования. На пленуме особо подчёркивалось, что вся партия должна добиться единства идей и действий по исполнению установок ЦК КПК.

— Повышение уровня зажиточности не противоречит и обществу потребления. Поэтому едва ли решение этой задачи характеризует сущность социализма. Вероятно, продуктивнее искать ответ на этот вопрос в характере производственных отношений.

С точки зрения научного социализма Китай — это общество переходного периода от капитализма к социализму. В таком обществе естественны экономическая многоукладность и, следовательно, рыночные отношения. Вот и в коммюнике о III пленуме ЦК КПК отмечается, что «основная экономическая система с доминирующим положением общественной собственности, обеспечивающая совместное развитие разных форм собственности, является важной опорой социалистического строя с китайской спецификой и фундаментом системы социалистической рыночной экономики. И общественный, и негосударственный сектор является важной составной частью социалистической рыночной экономики и важной основой социально-экономического развития страны. Необходимо непрерывно усиливать жизнеспособность, господствующую силу и влияние госсектора и непоколебимо поощрять и поддерживать развитие негосударственного сектора».

Но степень социалистических достижений в соответствии с марксистско-ленинской теорией определяется возрастанием роли социалистического уклада в обществе. Только растёт ли он? Понятно, что в обществе, находящемся на ранней стадии строительства социализма, такие противоречия носят объективный характер. Обсуждались ли на конференциях вопросы места и роли буржуазии в современном китайском обществе?

— Китайские товарищи всё смелее обращают внимание на то, что в стране растёт социальная поляризация. И, между прочим, связанная с нею тема борьбы с коррупцией широко обсуждается в партии и в обществе. Обратил на себя внимание и такой тезис, озвученный одним из китайских учёных: «В период Мао Цзэдуна мы решали проблему социальной справедливости, и нередко это делалось в ущерб экономической эффективности. В последний период своей истории мы решали проблему экономической эффективности, но одновременно актуальнее стал вопрос социальной справедливости. Наступает время, когда крайне важно найти необходимый баланс между общественной справедливостью и эффективным экономическим развитием».

Самое главное состоит в том, что Коммунистическая партия Китая уделяет большое внимание разрешению социальных противоречий, присущих ранней стадии строительства социализма. Я тоже сошлюсь на положение из коммюнике о III пленуме ЦК КПК XVIII созыва: «На пленуме было отмечено, что дуальная структура между городом и селом является главным препятствием, сдерживающим их интеграцию. Необходимо усовершенствовать институты и механизмы, сформировать рабоче-крестьянские отношения нового типа между городом и селом, позволяющие широким слоям крестьян равноправно участвовать в процессе модернизации и совместно пользоваться её плодами».

— После XVIII съезда КПК делегация наших партийных журналистов встречалась в Пекине с официальными китайскими товарищами. Там довелось услышать о том, что предстоит работа по китаизации марксизма-ленинизма. Затем этот тезис прозвучал в выступлении сотрудника международного отдела ЦК КПК на «круглом столе» в Москве. Были ли на конференциях выступления на эту тему?

— Основной акцент в выступлениях китайских учёных был сделан на «научной концепции развития». После XVIII съезда КПК этот термин используется всё активнее. Научная концепция развития рассматривается как результат соединения марксизма-ленинизма с реалиями Китая и особенностями современной эпохи. В её основу положена необходимость рассматривать человека как главную социальную ценность. При этом подчёркивалось, что всестороннее, гармоническое и устойчивое развитие личности способствует комплексному развитию экономики и общества. Докладчики отмечали её важность для решения таких проблем, как несбалансированность, несогласованность и неустойчивость в конкретных сферах развития страны.

На III пленуме ЦК КПК поставлена задача к 2020 году сформировать совершенную, научно проработанную и эффективную институциональную систему: «Для развития социалистической политической демократии надо обеспечить коренное право народа быть хозяином своей страны, отстаивать и совершенствовать институт собрания народных представителей». В то же время подчёркивается, что ключевой вопрос заключается в надлежащем соотношении между административным регулированием и рынком. Китайское руководство убеждено, что роль рынка должна стать решающей в размещении ресурсов, но одновременно государственное управление должно функционировать более эффективно.

Совершенствование государственных институтов, как указал пленум, обеспечит научный макроконтроль и эффективное правительственное управление, поможет выявить преимущества социалистической рыночной экономики. Поставлена задача на практике трансформировать правительственные функции, обновить формы административного управления, создать правительство правового и обслуживающего типа.

— Получается, что новые понятия, которые были введены решениями XVIII партсъезда китайских коммунистов, оказались работающими. Теперь появился ещё один термин — «китайская мечта». Это что — аналог «американской мечты»?

— Выступая недавно на Всекитайском собрании народных представителей, генеральный секретарь ЦК КПК, председатель КНР Си Цзиньпин изложил концепцию «китайской мечты». Это достижение великого возрождения китайской нации, могущества государства и счастья народа. Судя по выступлениям китайских учёных, концепция привлекла внимание всего мира, так как стала ключом для понимания направления развития Китая. Учёные отмечали, что «китайская мечта» предполагает конкретные достижимые цели». Партией определён важный ориентир: к 100-летию Китайской Народной Республики превратить страну «в богатое, могущественное, демократическое, цивилизованное, гармоничное и современное социалистическое государство». По мнению китайских товарищей, составлен своеобразный график работ, выполнение которого позволит Китаю стать более мощным, а народу — более счастливым. Таким должно стать воплощение «китайской мечты».

— Что и говорить, мечта привлекательная. Однако не станут ли силы капитализма в современном мире использовать слова о «могуществе государства» для обвинений в стремлении к гегемонизму и для борьбы против КНР? Особенно если кризис капиталистической экономики будет углубляться и империалистам потребуется «образ врага». Эту сторону проблемы китайские учёные исследуют?

— И учёные, и политики. Они утверждают, что «китайская мечта» принесёт пользу народам других стран. Интеграция КНР в мир, не без оснований заявляют они, создаёт всё больше шансов для развития Китая, а развитие Китая обеспечивает новые возможности для всего мира. Этот тезис они подтверждают цифрами. В последнее десятилетие, несмотря на то, что мир вошёл в экономический кризис, Китай ежегодно импортирует товары стоимостью до 750 миллиардов долларов. Благодаря этому в экспортирующих странах создаётся более 14 миллионов рабочих мест.

Одновременно товарищи из КПК заявляют, что «китайская мечта» может быть достигнута только при помощи всего человечества. Поэтому Китай готов со всеми странами укреплять контакты, наращивать взаимовыгодное сотрудничество и учиться друг у друга. Уже сегодня, считают учёные КНР, динамичное развитие Китая способствует и развитию сопредельных с ним государств.

— В коммюнике о III пленуме ЦК КПК я обнаружил ещё одно необычное понятие — экоцивилизация. В частности, на пленуме отмечалось, что «для строительства экоцивилизации необходимо… стремиться к охране экологической среды». Вероятно, и об этом шёл разговор на научных конференциях в Пекине и Чжучжоу?

— Тема экологии очень популярна в современном Китае. И в Чжучжоу, кстати, нас знакомили с конкретными наработками городских властей в решении экологических проблем.

Китайские исследователи постоянно подчёркивают стремление к «устойчивому и здоровому развитию» страны. Они отмечают: чтобы народ построил «прекрасный Китай», необходимо утверждать понятия «экологическая культура» и «уважение к природе». Ставится задача формировать у населения развитое экологическое сознание. Подчёркивается, что Китай раньше всех развивающихся стран разработал и осуществил «Государственную программу по адаптации к изменениям климата». Среди задач по достижению народом благополучной жизни предусматривается не только увеличение доходов населения, но и стремление к тому, чтобы все дышали чистым воздухом, пили безопасную воду и ели безопасные продукты питания. Всё это вместе китайцы называют экоцивилизацией.

Что же касается общего вывода из нашей поездки, то современное обществоведение не может недооценивать китайский опыт. Этот опыт весьма разнообразен. Он связан с большими успехами и закономерно наполнен диалектическими противоречиями. Только через их осмысление можно правильно понять международное значение процессов, происходящих в КНР.

__________________
#Своих не бросаем#