|
Местный
Регистрация: 13.05.2010
Адрес: Смоленск
Сообщений: 8,853
Репутация: -32
|
UOTE=generator;377812]Отвечу, что "правда" бывает РАЗНАЯ. Даже в СССР была "Комсомольская правда"," Пионерская правда", и "Правда". Т.е. не всё то, что печаталось в "Комсомольской правда" было доступно для понимания читателям "Пионерской правды". Так и либерастам, в силу зашоренности либероидными идеями, далеко не все понятно, допустим в поведении Героев, самоотверженно жертвующих собой или своими близкими.Но,вот парадокс: обладая мЕньшими физическими знаниями, люди древних цивилизаций ( например, древние греки) вполне понимали мотив, побуждающий Героев к подобным действиям. Чего не скажешь о современных либероидах, которые от непонимания и тайной зависти буквально ненавидят Героев.
Что же касается некоей непогрешимости гражданина Киршенблатта (Примакова), то зная специфичность образа мышления очень многих представителей "самой древней" нации ( что является скорее правилом, хотя и есть исключения из него) и их способность к мимикрии,сразу скажу, что непререкаемым авторитетом для меня Киршенблатт (Примаков) совсем не является. До недавнего времени Киршенблатт являлся, если не ошибаюсь в термине, председателем союза промышленникам и предпринимателей России. Так что Киршенблатт, безусловно, занимает определённую классовую позицию.[/QUOTE]
Герой и антигерой
Цитата:
Лауреат Государственной премии СССР, директор Института востоковедения АН СССР (1977-1985), директор ИМЭМО АН СССР (1985-1989), директор Службы внешней разведки России (1991-1996), министр иностранных дел РФ (1996-1998), председатель правительства РФ (1998-1999), Президент Торгово-промышленной палаты РФ, академик Российской академии наук
Родился 29 октября 1929 года в Киеве. Мать – Примакова Анна Яковлевна (1896–1972). Первая супруга – Лаура Харадзе (1930–1987). Сын – Примаков Александр Евгеньевич (1954–1981). Дочь – Нана (1962 г. рожд.). Внуки: Евгений (1984 г. рожд.), Александра (1982 г. рожд.), Мария (1997 г. рожд.). Супруга – Примакова Ирина Борисовна(1952 г. рожд.).
Тбилиси, 1937 год. Все вокруг провалилось. Те, с кем моя мама дружила, встречалась, водила знакомство, – все рухнуло. Маминого брата (они оба были врачи-гинекологи) арестовали в Баку и, как стало известно позже, этапировали в Тбилиси, где расстреляли. Он был бесконечно далек от политики. Через много лет мне стало известно, что главным «вещественным доказательством» его принадлежности к «антисоветской группе» стал найденный при обыске юнкерский кортик – Александр Яковлевич действительно несколько месяцев перед революцией служил юнкером.
Своего отца я никогда не видел. У мамы я был единственный ребенок – свет в окошке. Она родила меня уже в достаточно зрелом возрасте и жила мною. Она работала в Железнодорожной больнице и была, как говорили, превосходным акушером-гинекологом. Но ее оттуда попросили, и она не без труда нашла работу в женской консультации Тбилисского прядильно-трикотажного комбината. Оставалась там единственным врачом непрерывно 35 лет. Комбинат находился далеко от центра города, а во время войны мама еще взяла и вторую работу – в другом конце Тбилиси. Приходила домой лишь вечером, загружая себя до предела, чтобы я был накормлен и одет в то нелегкое для всех военное время. Ее любили работницы, уважали и побаивались руководители комбината – она не стеснялась в выражениях, если, к примеру, беременных женщин не отпускали в положенный отпуск или ставили в третью смену. Я узнал обо всем этом из прощальных слов на похоронах матери 19 декабря 1972 года – в последний путь ее провожал почти весь Тбилисский прядильно-трикотажный комбинат.
Мама никогда не состояла в партии, не произносила зажигательных речей, не поддерживала разговоров на политические темы. Но это вовсе не означало ее политической инфантильности. Помню, как уже будучи студентом, в самом начале пятидесятых годов приехал на каникулы в Тбилиси и разговорился с матерью на «сталинскую тему». Сознаюсь, был в ужасе от ее слов о том, что Сталин – «примитивный душегуб». «Да как ты можешь, ты хоть что-нибудь читала из трудов этого “примитивного человека”? – полез я на рожон. Меня сразил спокойный ответ матери: «И читать не буду, а ты пойди и донеси – он это любит». Я никогда больше не возвращался к этой теме.
Евгений с матерью жили в Тбилиси в общей квартире без элементарных удобств, в 14-метровой комнате. Целыми днями Женя с ребятами пропадал на улице. Окончив семь классов, он объявил матери, что хочет поступать в Бакинское военно-морское подготовительное училище. Мать уговаривала передумать, потом – отпустила.
Я провел в училище два, скажем прямо, нелегких года, прошел практику на учебном корабле «Правда». Когда уже казалось, что все трудности адаптации позади, был отчислен по состоянию здоровья – обнаружили начальную стадию туберкулеза легких. Тут же примчалась в Баку моя дорогая мама. Я меньше всего думал о здоровье, в вагоне поезда Баку – Тбилиси стоял у окна, мимо проносились столбы, деревья, здания какие-то, а я ничего не видел. Глаза застилали слезы. В течение двух лет связывал свое будущее с флотом, а тут… Жизнь, считал, кончена.
Приехав в Тбилиси, Евгений заботами матери вылечился и окончил одиннадцатый класс в 14-й мужской средней школе. Учился хорошо, больше всего любил математику, историю, литературу. Преподаватели были очень сильные. Выпускники русских тбилисских школ абсолютно на равных и в то время без всякого блата выдерживали конкурсные экзамены в престижные московские институты. Среди них был и Евгений Примаков, поступивший в 1948 году в Московский институт востоковедения.
Приехали в Москву. Хорошо сдали вступительные экзамены. В тот год замаячила широкая потребность в специалистах по Китаю. Не исключаю, что поддался бы на уговоры и выбрал бы китайское направление, но задели на собеседовании слова профессора Евгения Александровича Беляева: «Вы, должно быть, решили пойти на арабский, так как вам мерещатся караваны в пустыне, миражи, заунывные голоса муэдзинов?» В ответ сказал твердо: прошу зачислить на арабский – баллов для этого у меня достаточно. Так и стал арабистом.
В институте больше всего любил страноведческие и общеобразовательные предметы. Блестящие лекции по исламоведению профессора Беляева, по различным разделам истории – профессоров Турка, Шмидта, по политэкономии – профессора Брегеля были настоящими праздниками. Гораздо меньше интереса я проявлял, к сожалению, к арабскому языку, что и сказалось тогда: по всем предметам, кроме арабского, в дипломе были пятерки, по арабскому на госэкзамене получил удовлетворительно…
Весной 1953 года Евгений Примаков окончил институт и поступил в аспирантуру Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова.
В марте умер И.В. Сталин. Нас – студентов, аспирантов, преподавателей – захлестнуло горе. На траурном митинге плакали многие. Выступавшие искренне недоумевали: сумеем ли жить без Сталина, не раздавят ли нас враги, уцелеем ли? Я чуть не поплатился жизнью, когда пытался через Трубную площадь пробиться к Колонному залу Дома Союзов, чтобы проститься с вождем. Была настоящая Ходынка, в страшной давке погибли десятки людей. Нас возмутили услышанные по радио абсолютно спокойные голоса Маленкова и Берия, выступавших с трибуны Мавзолея на похоронах Сталина. Наши симпатии были на стороне третьего выступавшего – Молотова, который еле сдерживал рыдания.
Так или иначе, XX съезд нас раскрепостил и оказал сильное влияние на формирование мировоззрения моего поколения. Конечно, впоследствии серьезное воздействие оказывали и другие события, но первым импульсом, заставившим мыслить по-иному, чем в прошлом, нужно считать XX съезд партии.
В аспирантуре экономического факультета МГУ Евгений Примаков учился в течение трех лет. Аспирантура давала очень многое: отличную теоретическую подготовку, учила работе с источниками, аналитическому осмыслению происходящего. Коллектив аспирантов был очень дружный – ходили вместе в театр, совершали вылазки на природу. На 3-м курсе института Евгений женился на тбилисской девушке Лауре Харадзе – студентке 2-го курса Грузинского политехнического института. После замужества она перевелась в Москву, на электромеханический факультет Менделеевского института.
В наше время многие ранние браки распадаются. Я прожил с Лаурой 36 лет. Вначале в житейском смысле нам было очень непросто. Свое собственное жилье, комнату в общей квартире, я получил лишь в 1959 году, уже работая в Гостелерадио. Это было настоящим счастьем: все годы до этого снимали, если повезет – комнату, если нет – угол. Особенно трудно стало, когда в 1954 году родился сын, – многие хозяйки предпочитали сдавать жилье семьям без детей, и поиски места проживания становились настоящей мукой. Мы вынуждены были отправить девятимесячного Сашеньку в Тбилиси, где до двух с половиной лет он жил у моей мамы.
Окончив аспирантуру МГУ в 1956 году, по приглашению Сергея Николаевича Каверина – главного редактора арабской редакции Главного управления радиовещания на зарубежные страны – Евгений Примаков поступил на работу в редакцию, с которой сотрудничал уже несколько лет, и стал профессиональным журналистом. За год он последовательно прошел путь корреспондента, выпускающего редактора, ответственного редактора, заместителя главного редактора. Вскоре после безвременной кончины Сергея Николаевича стал главным редактором.
Работа в иновещании дала очень многое. Прежде всего – умение быстро и при любом шуме подготовить комментарий на происходящие события. Вместе с тем для меня это была первая школа руководителя. В свои 26 лет я возглавил коллектив в 70 человек, среди которых, пожалуй, был самым молодым.
В 1958 году в качестве корреспондента Всесоюзного радио Евгений Примаков удостоился чести сопровождать Генерального секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева, маршала Советского Союза Р.Я. Малиновского и других членов партийно-правительственной делегации в Албанию. Командировка эта запомнилась ему на всю жизнь.
Или по неопытности, или потому, что ответственность за выполнение порученной мне столь важной миссии – освещать по радио визит советского лидера в Албанию – отодвинула на задний план все формальные моменты, я решил вторгнуться в «святая святых» – в порядок публикования выступлений Генерального секретаря. Подошел к его помощникам и сказал: «Разрешите мне готовить для передачи на Московское радио изложение основных идей, высказываемых Никитой Сергеевичем». – «Если ты такой смелый, – сказал Шуйский, – пиши и передавай под свою ответственность». Я это и сделал.
Выпятив основные идеи речи Хрущева на первый план, продиктовал корреспонденцию по телефону нашим стенографисткам в Москве, а сам, довольный собой, пошел пить пиво. Вдруг подходит ко мне корреспондент «Правды» Ткаченко и говорит: «Иду из резиденции, там переполох, речь Хрущева решили не публиковать, но она улетучилась, и сейчас пошли на нее отклики во всем мире. Ищут, кто виноват в утечке». У меня сердце ушло в пятки. Я на минуту представил себе, как меня срочно отзывают в Москву, снимают с работы. Кстати, все тогда так и могло случиться. Увидев мое побледневшее лицо, Ткаченко ухмыльнулся: «Я пошутил. Напротив, Никите показали зарубежные отклики, и он очень доволен оперативностью». Очевидно, все было именно так, потому что я с этого момента спокойно передавал свои корреспонденции в Москву, и ни Шуйский, ни Лебедев (помощники Хрущева) мне не делали никаких замечаний. Правда, и не хвалили, просто не замечали.
В 1956 году Евгений Примаков стал старшим научным сотрудником Института мировой экономики и международных отношений АН СССР (ИМЭМО). К этому времени он подготовил диссертацию на тему о получении максимальных прибылей иностранными нефтяными компаниями, оперирующими на Аравийском полуострове. Имел и необходимые публикации на диссертационную тему. Защитить диссертацию до окончания срока аспирантуры не удалось – не мог себе позволить длительную паузу, необходимую для вторичного обсуждения диссертации и выполнения по ней всех формальностей в другом институте, где по правилам должна была проходить защита. Кандидатскую степень получил только четыре года спустя.
Членом КПСС Е.М. Примаков стал в 1959 году. С 1962 года начал работать в газете «Правда» обозревателем отдела стран Азии и Африки, с 1965 года – собственным корреспондентом «Правды» на Ближнем Востоке с постоянным пребыванием в Каире. Здесь он выполнял ответственные поручения Центрального Комитета, Политбюро ЦК КПСС. Много раз посещал север Ирака, где контактировал с руководителем курдских повстанцев Мустафой Барзани с целью сблизить его с Багдадом.
Советский Союз хотел мира в Ираке, симпатизировал освободительной борьбе курдов и в то же время стремился укрепить свои позиции в новом руководстве Ирака, которое пришло к власти в 1968 году. С багдадской стороны ответственным за переговоры с курдами был Саддам Хусейн. Е.М. Примаков встретился с ним в 1969 году, тогда же познакомился с Тариком Азизом – в то время главным редактором газеты «Ас-Саура». До подписания мирного соглашения в 1970 году Евгений Максимович совершил много поездок на север – сначала во время боевых действий к зимней резиденции Барзани по тропам на мулах, затем вертолетом. Он стал первым иностранцем, который встретился в 1966 году с совершившими переворот в Дамаске левыми баосистами – премьер-министром Зуэйном. Был также первым иностранцем, который встретился с генералом Нимейри, возглавившим переворот в Судане в 1969 году.
В 1969 году Е.М. Примаков защищает докторскую диссертацию по теме «Социальное и экономическое развитие Египта» и получает степень доктора экономических наук. В 1970 году принимает предложение директора ИМЭМО академика Н. Иноземцева стать его заместителем. Одновременно продолжает выполнять ответственные миссии по заданию советского руководства. Среди этих миссий – конфиденциальный полет в Оман для установления дипломатических отношений СССР с этим аравийским княжеством. Особое значение имели и строго конфиденциальные встречи с израильскими руководителями – Голдой Меир, Моше Даяном, Шимоном Пересом, Ицхаком Рабином, Менахемом Бегином. Целью всех этих контактов был зондаж возможности установления всеобщего мира с арабами.
С Ясиром Арафатом, Абу Айядом, Абу Мазеном, Ясиром Абдо Раббо и другими палестинцами Евгений Максимович познакомился, много беседовал, спорил, дружил с конца 1960-х – начала 1970-х годов. Многократно встречался и испытывал самые добрые чувства к иорданскому королю Хусейну. Откровенные и доверительные отношения установились у него с президентом Сирии Хафезом Асадом и Египта – Хосни Мубараком. В дальнейшем, являясь одним из ведущих экспертов по внешней политике на Востоке, он издает ряд книг по современной истории Востока.
В 1974 году Е.М. Примаков избирается членом-корреспондентом АН СССР, в 1977-м – становится директором Института востоковедения – важного академического исследовательского центра, сопоставимого по размерам со знаменитым ИМЭМО, в 1979 году – академиком АН СССР.
В самые застойные годы настоящим «островом свободомыслия» была Академия наук СССР. Парадокс заключался в том, что преобладающая часть ученых-естественников, а они задавали тон в академии, была так или иначе, прямо или косвенно связана с «оборонкой». Казалось бы, эта среда меньше всего подходила для политического протеста, больше всего должна была бы способствовать подчинению диктуемой сверху дисциплине. А получилось совсем не так.
Мы понимали, что следует отходить от догматических представлений и во внешнеполитической, и в военно-политической областях. С появлением у двух сторон ракетно-ядерного вооружения, способного уничтожить не только две сверхдержавы, но в случае его применения и весь остальной мир, стали относить мирное сосуществование между двумя системами к категории более или менее постоянной. Но при этом не забывали добавлять, что это отнюдь не притупляет идеологическую борьбу.
В 1970-х и первой половине 1980-х годов происходили только эпизодические контакты СССР с США и другими западными странами по правительственной линии. При этом особое значение приобрели дискуссии по наиболее злободневным внешнеполитическим вопросам на уровне организационно-общественном. По линии ранее созданного Советского комитета защиты мира, где Е.М. Примаков был заместителем председателя, предпринимались попытки разъяснить политику СССР, приобрести друзей и единомышленников за рубежом, апеллируя, как правило, к интеллигенции, деятелям науки, культуры.
Со временем стали возникать и другие каналы. Е.М. Примаков принимал непосредственное участие в закрытых обсуждениях, которые проводил ИМЭМО со Стратегическим центром крупнейшего в США научно-исследовательского института – Стенфордского (SRI). Одной из тем было сопоставление методик подсчетов военных бюджетов двух стран. Эта работа позволяла стать на путь сокращения вооружений. Участвовал в Пагуошском движении, имевшем международный характер, и в советско-американских Дартмутских встречах. Особую роль в организации этих встреч со стороны СССР играли институты ИМЭМО и ИСКАН. Американскую группу политологов возглавлял Дэвид Рокфеллер. Е.М. Примаков вместе со своим партнером Г. Сондерсом – бывшим заместителем госсекретаря США – были сопредседателями рабочей группы по конфликтным ситуациям.
Во время проведения очередной встречи в Тбилиси в 1975 году родилась идея пригласить американцев и наших коллег в грузинскую семью. Я предложил пойти на ужин к тете моей жены Надежде Харадзе. Профессор консерватории, в прошлом примадонна Тбилисского оперного театра, она жила, как все настоящие грузинские интеллигенты, довольно скромно. Чтобы достойно встретить высоких гостей, пришлось одолжить у соседей сервиз.
В результате весь дом, конечно, знал, что в гости приедет «сам Рокфеллер». Вечер удался – прекрасный грузинский стол, русские, грузинские и американские песни. Атмосфера была по-настоящему теплая и раскрепощенная. Д. Рокфеллер отложил вылет своего самолета и ушел вместе со всеми в три часа утра.
Впоследствии он много раз говорил мне, что тот чудесный вечер запомнился ему надолго, хоть вначале явно недооценил искренность хозяев и, может быть, считал все очередной «потемкинской деревней». Даже подошел к портрету Хемингуэя, висевшему на стене над школьным столиком моего племянника, и, отодвинув портрет, убедился, что стена под ним не выцвела – значит, не повесили к его приходу.
Большое значение имели встречи с японским Советом по вопросам безопасности «Анпокен», организованные со стороны СССР ИМЭМО. Инициатором этих встреч был И. Суэцугу. В диалоге с японской стороны активно участвовали лица, пользовавшиеся большим влиянием в либерально-демократической партии Японии. Вначале такие ежегодные «круглые столы» напоминали скорее разговор глухих. Но постепенно лед таял.
С каждым разом все более росло уважительное отношение друг к другу. Я, например, никогда не забуду того, как Суэцугу, узнав, что я потерял – это было в 1981 году – сына, всю ночь каллиграфически выводил иероглифы древнеяпонского изречения и подарил мне эту запись, смысл которой заключался в необходимости смиренно переносить все горести и трагедии, думая о Вечном.
Все большему сближению ИМЭМО с практической деятельностью в международных отношениях способствовало развитие абсолютно нового направления исследовательской работы с прямым выходом на политику – ситуационные анализы. Е.М. Примаков руководил разработкой методики «мозговой атаки» и большинством из таких обсуждений. В результате были спрогнозированы бомбардировки американской авиацией Камбоджи во время вьетнамской войны. После смерти Насера – поворот Садата в сторону Запада при его отходе от тесных отношений с СССР. Наконец, после победы «исламской революции» в Иране – неизбежность войны между этой страной и Ираком, которая и началась через 10 месяцев после проведения ситуационного анализа.
За разработку и осуществление ситуационных анализов группа ученых, которую возглавлял Е.М. Примаков, получила в 1980 году Государственную премию СССР. В 1985 году он стал преемником А.Н. Яковлева на посту директора ИМЭМО и до 1989 года руководил институтом.
В составе группы экспертов Е.М. Примакову довелось присутствовать на встречах М.С. Горбачева и Р. Рейгана в Женеве, Рейкьявике, Вашингтоне, Москве и видеть с близкого расстояния, как трудно начинался диалог и каких усилий стоило отвести мир от опаснейшей черты. Тем не менее сближение сторон продолжалось.
Накануне прихода к власти президента Дж. Буша состоялся визит М.С. Горбачева в Индию. Встреча в КНР с Дэн Сяопином, в которой участвовал Е.М. Примаков, практически открыла дверь для многостороннего сотрудничества СССР с Китаем.
Вскоре Евгению Максимовичу стало известно, что Горбачев планирует его назначение послом в Индию. От этого перспективного назначения он вынужден был отказаться, опасаясь за ухудшившееся здоровье жены.
Я не стал послом в Индии. А вскоре был избран кандидатом в члены ЦК КПСС, затем членом ЦК. Но жену потерял – она скончалась в 1987 году, и кто знает, может быть, индийский климат был бы не столь уж плохим для ее больного сердца?
Потерю жены – Харадзе Лауры Васильевны – переживал очень тяжело. Она была частью всей моей жизни. До сих пор ловлю себя на мысли о том, что она принесла в жертву мне, детям свой разносторонний, незаурядный талант. Широко эрудированная, прекрасно разбиравшаяся в искусстве, сама блестящий пианист, а по образованию инженер-электрохимик, однозначно прямолинейная, никогда не кривящая душой, неспособная соглашаться с ложью или лицемерием, в том числе и в официальной политике, интернационалист по всем своим убеждениям, но в то же время искренне восхищавшаяся лучшими чертами России и Грузии, очаровательная женщина – именно такой видели мою жену и я, и все те, кто был рядом со мной и с ней.
Через семь лет после смерти Лауры женился второй раз. Судьба оказалась ко мне после моих потерь благосклонной. Ирина – прекрасная женщина, друг, блестящий специалист – врач-терапевт. Ее любят и уважают все мои близкие. Во многих чертах своего характера она напоминает Лауру, которую не знала, но с исключительной теплотой относится к ее светлой памяти.
После смерти жены Евгений Максимович с головой ушел в работу в ИМЭМО. В 1988–1989 годах он – академик-секретарь Отделения мировой экономики и международных связей АН СССР, член Президиума АН СССР. Его избирают первым председателем только что созданного Советского национального комитета азиатско-тихоокеанского экономического сотрудничества. Во главе группы экспертов комитета совершил поездку по Приморскому, Хабаровскому краям, Амурской и Сахалинской областям.
Занимался тогда делами интересными и перспективными. Но опять подступали перемены в моей жизни. Хорошо помню тот майский день 1989 года. Сидел за столом в своем кабинете в ИМЭМО на 16 этаже и правил подготовленную сотрудниками записку о малом и среднем бизнесе в США. Вдруг зазвенел «кремлевский телефон» и в трубке раздался совершенно неожиданно для меня – он мне никогда не звонил до этого – голос Горбачева.
–Помнишь наш разговор в Пекине? Я уже тогда сказал, что есть планы в отношении тебя. Теперь предстоит их осуществить. Речь идет о твоей работе в Верховном Совете СССР.
– Ну что ж, Михаил Сергеевич, нужно так нужно, – ответил я, не сомневаясь, что мне как депутату предложат, пожалуй, возглавить комитет по международным делам.
– Хорошо отреагировал, – прозвучало в ответ. – Как ты отнесешься к предложению стать во главе одной из палат Верховного Совета?
Меня это совершенно неожиданное предложение огорошило.
– Но как быть с институтом?
– Обещаю, что ты примешь участие в подборе своего преемника.
Преемником стал мой первый заместитель, впоследствии избранный академиком В.А. Мартынов, который достойно возглавил институт. Что касается меня, то во время представления моей кандидатуры депутатам, и отвечая на вопрос, а как Примаков совместит свою работу Председателя Совета Союза с работой в Академии наук, Горбачев заявил: «Он уходит со всех своих постов в академии». Следует отметить, что такой «поворот» со мной не оговаривался.
Страна в то время буквально жила сессиями Верховного Совета. Все было непривычно. И выступления, в которых звучали острые мотивы, и столкновения мнений, иногда переходящие в нелицеприятный спор. И самое главное – все это транслировалось без всяких купюр. Сначала «живьем», в прямом эфире. Глазок телекамеры был нацелен на трибуну для выступавших, причем ракурс был такой, что державший речь оставался все время на фоне председателя палаты. Сидеть с утра до вечера почти ежедневно, зная, что ты перед глазами многомиллионной аудитории телезрителей, – занятие и неприятное, и очень трудное.
Работа в качестве руководителя Совета Союза Верховного Совета СССР включала в себя содержательную подготовку законов. Евгению Максимовичу так же было поручено курировать работу аппарата Верховного Совета.
Став председателем верхней палаты, Е.М. Примаков показал свою приверженность линии на самостоятельность Верховного Совета, считая, что лишь такой курс сможет превратить его в важный инструмент эволюционного перехода от командно-административной системы к новому обществу.
В сентябре 1989 года Е.М. Примаков избран кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. В марте–декабре 1990 года, оставив пост Председателя Совета Союза Верховного Совета, вошел в состав Президентского совета, где занимался вопросами внешней политики. В этот период он принял участие в событиях, связанных с глубоким кризисом, а затем и войной в зоне Персидского залива, к которым было приковано внимание всего мира.
Идея направить в Багдад представителя Президента СССР впервые возникла в августе 1990 года. Так в жизнь Е.М. Примакова окончательно вошла глобальная мировая политика. При его участии происходили многие серьезные решения, которые принимались главными игроками в мировой политической игре в связи с развитием опасных событий, ситуаций, конфликтов.
Мое знакомство с Саддамом Хусейном, очевидно, было принято во внимание, когда президент Горбачев, несмотря на позицию МИДа, все-таки поручил мне выехать в Багдад в качестве своего личного представителя. Были поставлены две задачи: во-первых, договориться о беспрепятственном выезде из Ирака наших специалистов, и во-вторых, во время разговора с Саддамом Хусейном показать ему полную бесперспективность отказа подчиниться требованиям Совета Безопасности ООН.
Беседа Е.М. Примакова с Саддамом Хусейном состоялась 5 октября. Углубившись в чтение переданного ему послания президента Горбачева (перевод на арабский язык был сделан в МИДе СССР заблаговременно), С. Хусейн прямо не отреагировал на достаточно жесткие фразы о необходимости незамедлительного ухода из Кувейта и восстановления суверенитета этого государства. Обстановка была натянутой.
Сразу после возвращения, 6 октября Е.М. Примаков доложил М.С. Горбачеву о встречах в Багдаде. Тут же родилась идея ознакомить с его наблюдениями президентов Дж. Буша, Ф. Миттерана, премьеров М. Тетчер, Д. Андреотти, Х.Мубарака, Х. Асада, короля Саудовской Аравии Фахда.
В октябре Е.М. Примаков готовился к встречам с главами государств для того, чтобы поделиться с ними идеями о «невидимом пакете»: Ирак обязан заявить о выводе войск из Кувейта, а затем незамедлительно осуществить этот вывод. При этом предполагалось заранее проинформировать Хусейна, что после вывода войск начнется реальный процесс, ведущий к урегулированию арабо-израильского конфликта, и в этом процессе примут активное участие члены Совета Безопасности ООН. Важной частью «невидимого пакета» была также система безопасности, которую мировое сообщество хотело бы видеть в регионе в посткризисный период.
Политическая активность Советского Союза на Ближнем Востоке попала в центр мирового внимания. Но главный вывод от поездок Е.М. Примакова за океан и в Европу сводился к следующему: барометр ситуации явно показывал на военное решение. Е.М. Примаков продолжает миссию и с этой целью вылетает в Каир, Дамаск, Эр-Рияд и Багдад. Это был практически единственный канал прямого выхода на Саддама Хусейна. В конце октября на встречах с Е.М. Примаковым президенты Сирии и Египта – Х. Асад и Х. Мубарак – высказались в поддержку советской инициативы.
28 октября в Багдаде Е.М. Примаков снова встречается с Саддамом Хусейном. Хусейн продемонстрировал свой интерес к идеям арабской активности в деле урегулирования. В качестве главного арабского партнера он выделял Саудовскую Аравию. Но по главному вопросу – готовности вывести иракские войска из Кувейта – он не сказал «да».
Между тем ставка на войну как средство разрешения конфликта в зоне Персидского залива была сделана. 17 января на аэродромы и радиолокационные системы Ирака обрушились ракеты, направленные с американских кораблей, находившихся в Персидском заливе.
Накануне войны С. Хусейн прямо заметил в своем окружении: «Я говорю вам, что Советский Союз запугивает нас неизбежностью войны – события идут по другому сценарию».
В то время как американские бомбардировки набирали силу, в Москве была создана «рабочая кризисная группа», в состав которой вошли министры иностранных дел, обороны, внутренних дел, председатель КГБ, помощник президента по международным делам А.С. Черняев и Е.М. Примаков. С целью прекращения войны было принято решение выступить еще с одной политической инициативой. 9 февраля по поручению Горбачева Е.М. Примаков снова вылетел в Багдад. На его предложение о выводе иракских войск из Кувейта Хусейн ответил предварительным согласием. Ночью 13 февраля в советское посольство Тарик Азис привез письменное заявление, в котором говорилось, что иракское руководство серьезно изучает идеи, изложенные представителем Президента СССР, и даст ответ в ближайшее время.
В последующие дни на переговорах Тарика Азиса с президентом М.С.Горбачевым в Москве готовность Ирака полностью вывести свои войска из Кувейта в 3-недельный срок была подтверждена. Развитие событий показало, что затяжка времени с иракской стороны, неопределенность срока вывода войск оказались фатальными. 22 февраля президент Дж. Буш предъявил ультиматум Ираку с требованием вывести войска с территории Кувейта в недельный срок.
Тем временем в Советском Союзе набирали скорость ставшие необратимыми политические процессы. Е.М. Примаков оказался в эпицентре событий.
Накануне четвертого Съезда народных депутатов мы на даче в Волынском готовили доклад Президента СССР «О положении страны и мерах по преодолению сложившейся кризисной социально-экономической и политической ситуации». Присутствовали А.Н. Яковлев, С.С. Шаталин, В.А. Медведев, А.С. Черняев, Г.Х. Шахназаров, Е.Г. Ясин и другие. Думаю, что большинство из них поддерживали идею о первоначальности экономического договора. Мое предложение на этот счет сначала было воспринято М.С. Горбачевым не скажу что с большим энтузиазмом, но отвергнуто с ходу не было. На следующий день, однако, он сказал:
– Не пойдет.
– Почему? – спросил я. – Ведь это проходной вариант, причем все республики согласны с тем, что при подписании экономического договора они возьмут на себя определенные обязательства, без которых не сможет функционировать единое экономическое пространство.
– Если мы подпишем экономический договор, – ответил Горбачев, – то многие остановятся на нем и не захотят подписать Союзный, который уже готов, и все заявили о своем согласии присоединиться к нему.
– Да, но ведь и экономический договор подразумевает создание наднациональных структур. Нужно начать с экономики, а затем наращивать политические структуры Союза.
М.С. Горбачев отверг эту идею. Думаю, что он искренне верил в реальность Союзного договора и возможность его подписания. Так или иначе, но развести по времени экономический договор, приемлемый для всех, и политический не удалось.
Стало еще сложнее оттого, что вместо создания общесоюзной рыночной инфраструктуры ставку сделали на так называемый «региональный хозрасчет». В республики передавалась государственная собственность. В некоторых из них решалось, отчислять ли средства в союзный бюджет. Провозглашался приоритет республиканских законов над союзными. В общем, дело шло к распаду не только Союза, но и единого экономического пространства.
После XXVIII съезда я всецело сделал упор на работе в Президентском совете. Отношения с Михаилом Сергеевичем считал хорошими и мог ставить перед ним проблемы довольно острые, решение которых, на мой взгляд, было необходимо. Но постановка этих вопросов вызывала определенную напряженность. Сознаюсь, главное, что меня волновало, даже возмущало, – это недостаточная решительность в укреплении власти Закона.
После роспуска Президентского совета в 1991 году Е.М. Примаков стал членом Совета Безопасности СССР, в составе которого занимался главным образом внешнеэкономической деятельностью. 1990-й и первая половина 1991 года знаменовали собой резкое обострение внутрисоюзных отношений, усилились процессы, которые привели в конце концов к развалу Советского Союза. Настроения в пользу суверенитета стали быстро развиваться и в России. Начало приобретать организационные формы движение в пользу создания компартии Российской Федерации. На заседании Политбюро значительная часть его членов, кандидатов и секретарей ЦК, в том числе и Е.М. Примаков, выступили за то, чтобы ЦК КПСС официально поддержал эту идею.
В это время возник другой российский центр – во главе с Б.Н. Ельциным. Ельцин и его окружение поставили своей целью добиваться абсолютного суверенитета Российской Федерации.
В январе 1991 года Е.М. Примаков принял решение подать в отставку, но М.С. Горбачев решительно отказал. Его желание оставить Евгения Примакова в «активной команде» подтвердилось в начале марта во время выборов членов Совета Безопасности, когда он настоял на переголосовании его кандидатуры, и она была принята.
На XXVIII съезде партии Е.М. Примаков, как и некоторые другие члены Политбюро, отказался баллотироваться в ЦК.
Я упорно пытался навести порядок в первую очередь в сфере внешнеэкономической деятельности, за которую нес в Совете Безопасности ответственность. Не приходилось рассчитывать на то, что нам радикально помогут извне обезболить или, во всяком случае, сократить трудности переходного периода. И все-таки…
|
|
06.04.2013, 15:16
Похожие темы
