Иосиф Виссарионович СТАЛИН

[Светлана]

Мудрость и воля советского вождя. Сталин в первые дни Великой Отечественной

2012-08-11 12:42

По страницам газеты «Правда», Анатолий Сергиенко

• View the full image

Начало Великой Отечественной войны и роль И.В. Сталина в это время вызывают особенно много фальсификаций в сочинениях ненавистников Советской страны. Вот почему так ценны работы честных историков, посвящённые данной теме. Именно поэтому «Правда», начиная с № 64, публикует в пятничных номерах фрагменты новой книги военного историка Анатолия Сергиенко «Пусть сильнее дует ветер истории! Первые двенадцать дней из военной жизни И.В. Сталина», вышедшей в Белгороде крайне малым тиражом. Сегодня — очередные страницы.
В числе тех, кто поддерживает версию о болезни И.В. Сталина, и автор книги «Июнь 1941-го. 10 дней из жизни И.В. Сталина» А.Л. Костин. При этом он не только поддерживает В.М. Жухрая, но пытается эту версию доказать тем, что якобы в дни отсутствия Иосифа Виссарионовича в Кремле приём в его рабочем кабинете проводил заместитель Председателя СНК и нарком иностранных дел В.М. Молотов. В своей книге он обозначил несколько таких дней и даже один полудень.

День первый

Вот анализ А.Л. Костина записей журнала за 23 июня: «Как утреннее, так и вечернее заседание Ставки Главного Командования в кремлёвском кабинете Сталина проводил В.М. Молотов, который первым входил в кабинет Сталина и последним в числе других членов Ставки выходил из кабинета. Структура записей в журнале регистрации посетителей в точности соответствует ранее рассмотренным случаям, когда Сталин в кабинете отсутствовал. Таким образом, 23 июня 1941 года Сталин отсутствовал в Кремле, оставаясь на ближней даче в связи с тяжёлой болезнью».
Неубедительно. Главным аргументом того, что приём ночью и вечером 23 июня вёл В.М. Молотов, стал факт его входа в кабинет и выхода из него — он первым вошёл и последним вышел. Но если этот факт взять за основу доказательства, то и 21 июня приём в кабинете И.В. Сталина тоже вёл заместитель Председателя СНК: в списке посетителей значится, что Вячеслав Михайлович первым вошёл (в 18.27) и последним вышел (в 23.00).
А.Л. Костин записи в ЖРП за 21 июня не анализирует. Но зато он подробно проанализировал первый день войны, доказав, что 22 июня, будучи тяжело больным, И.В. Сталин весь день работал в своём кремлёвском кабинете. А я, вопреки этому мнению автора, докажу, что И.В. Сталина в этот день в Кремле не было и приём посетителей вёл В.М. Молотов. Для этого прошу читателя вернуться на несколько страниц книги назад и внимательнейшим образом вместе со мной проанализировать сведения, отражённые в журнале за 22 июня.
В списке посетителей В.М. Молотов — первый. Против его фамилии стоит время входа и выхода. Вышел он в 12 часов 05 минут для выступления по радио. Вместе с ним в это же время вышел и К.Е. Ворошилов. И вот тут — внимание, читатель! — появляется «убийственное доказательство», что в этот день приём посетителей вёл В.М. Молотов. После его ухода для выступления по радио в кабинете никого не осталось. В пустующий кабинет Вячеслав Михайлович вернулся в 12.25, а через пять ми-нут вошли К.Е. Ворошилов и А.И. Микоян. Потом приходили и уходили другие посетители. Завершился приём в 16.45. Последними вышли К.Е. Ворошилов, Л.П. Берия и В.М. Молотов. Ну что, уважаемый А.Л. Костин, куда делось ваше стопроцентное доказательство, что 22 июня И.В. Сталин работал в своём кремлёвском кабинете? Не было его там в этот день, как не было и накануне, 21 июня! Он болел!
Зададим А.Л. Костину вопрос: зачем в кабинет И.В. Сталина в этот день был вызван начальник личной охраны вождя генерал Н.С. Власик? И вызван буквально на 5 минут. Кому он там мог понадобиться и кто его, кроме И.В. Сталина, мог оторвать от службы, если самого хозяина в кабинете не было? Получается так: И.В. Сталин лежит в постели на даче больной, а В.М. Молотов по какой-то надобности вызывает начальника его личной охраны в кабинет. Для чего? Чтобы тот усилил охрану дачи? Или чтобы узнать, не поднялась ли у Иосифа Виссарионовича температура? Или спросить, кому на следующий день принимать посетителей: ему самому или И.В. Сталин сам выйдет на работу?
И, наконец, главный контрфакт. Если повнимательнее проанализировать вечерний приём 23 июня, то можно обнаружить, что первым посетителем кремлёвского кабинета И.В. Сталина был начальник ВВС Красной Армии генерал П.Ф. Жигарев. Вошёл он туда в 18 часов 25 минут, а вот В.М. Молотов появился у И.В. Сталина через 20 минут после Павла Фёдоровича. Это что же, начальник ВВС ожидал В.М. Молотова прямо в кабинете вождя. Или он сам решил «порулить» и начал приём?
Полемизируя с А.Л. Костиным по тем дням, в которые, как он считает, приём осуществлял В.М. Молотов, я приводил доводы, так сказать, логического и арифметического свойства. Логика в таком деле, конечно, дело хорошее, а вот неопровержимый факт — ещё лучше. И так хотелось его найти, чтобы он был конкретным и сразу же уложил А.Л. Костина на лопатки. Вполне понятно, что найти его можно было только в воспоминаниях кого-либо из тех, кто в эти дни имел с И.В. Сталиным контакт в его кремлёвском кабинете или по телефону. И такой факт мне удалось найти. И даже не один.
Я уже приводил свидетельство первого секретаря ЦК КП(б) Белоруссии П.К. Пономаренко о сути его разговора с И.В. Сталиным буквально в первый день войны. А вот ещё свидетельство того же Пантелеймона Кондратьевича, относящееся ко второму военному дню, который, в соответствии с версией А.Л. Костина, вождь провёл в постели на даче.
«23 июня 1941 г., бюро ЦК КП(б)Б, проанализировав во-енное положение, пришло к выводу о необходимости развернуть эвакуацию. В середине дня я позвонил Сталину и после краткой информации сообщил ему о нашем решении. Он удивился и спросил: «Вы думаете, это надо делать? Не рано ли?»
Я ответил: «Обстановка сложилась так, что в половине западных областей республики (в Брестской, Белостокской, Пинской, Барановичской) широкая эвакуация уже невозможна. Боюсь, что опоздание с этим из Минска и восточных областей станет непоправимым».
Подумав, Сталин сказал: «Хорошо, приступайте к эвакуации. Кроме населения и особенно детей, родители которых ушли на фронт, вывозите наиболее важную часть государственных и партийных архивов и государственные ценности, какие считаете необходимым в первую очередь. Делайте это так, чтобы не создать паники и сохранить порядок. Вы должны понимать, что эвакуация — это тоже элемент войны».
Приём 24 июня А.Л. Костин оставляет за Иосифом Виссарионовичем.

День второй

А мы пойдём дальше и по-смотрим, как А.Л. Костин комментирует день 25 июня: «Однако случилось то, что должно было случиться. Ослабленный организм Сталина не выдержал сильнейшей нагрузки, связанной с его поездкой в Кремль 24 июня, и болезнь обострилась. В связи с этим 25 июня он не смог подняться с постели и приём посетителей в его кабинете снова провёл В.М. Молотов».
К сказанному А.Л. Костиным есть опровергающий факт, который не вызывает и тени сомнения. Вот как измышление о болезни И.В. Сталина и его отсутствие в кремлёвском кабинете опровергает бывший нарком связи СССР, заместитель наркома обороны СССР и одновременно начальник Главного управления связи Красной Армии маршал войск связи И.Т. Пересыпкин. Начавшаяся война с полпути вернула его из командировки. На рассвете 23 июня он уже приехал в Москву и через несколько дней был вызван в Кремль. Дату посещёния кабинета И.В. Сталина в воспоминаниях он не указывает, но её зафиксировал журнал регистрации посетителей — 25 июня. Иван Терентьевич так рассказывает о сути встречи с вождём:
«Во время доклада Сталин спросил меня, как обстоят дела в наркомате. Я пытался подробно доложить, но он перебил меня и вновь спросил: «А что требуется?» — и, подвинув ко мне большую стопку бумаги, сказал: «Пишите». Прочитав мою записку, И.В. Сталин написал на ней: «Согласен».
Как видим, приведённый в воспоминаниях И.Т. Пересыпкина факт начисто опровергает выдумку А.Л. Костина о том, что 25 июня болезнь И.В. Сталина до такой степени обострилась, что он не смог подняться с постели и в связи с этим приём в его кремлёвском кабинете проводил В.М. Молотов. Приём вел И.В. Сталин!
А теперь давайте проанализируем факт, о котором Г.А. Куманёву поведал П.К. Пономаренко: «24 июня в соответствии с решением бюро ЦК КП(б) Белоруссии началась эвакуация из Минска женщин и детей. После получения от нас шифровки об этом Сталин позвонил и сказал, что наше предложение об общей эвакуации санкционируется. Вечером того же дня он вновь позвонил и сказал: «К вашим мероприятиям по эвакуации добавьте «и лошадей». Я ответил: «Мы, конечно, имели в виду, товарищ Сталин, и эвакуацию лошадей. В шифровке мы не указали об этом, потому что считали это само собой разумеющимся».
Мы вправе считать, что И.В. Сталин дважды звонил в Минск именно 25 июня.
26 и 27 июня А.Л. Костин вновь оставляет за И.В. Сталиным.

День третий

Вечерний приём 28 июня, по мнению А.Л. Костина, вновь проводил В.М. Молотов: «Итак, И.В. Сталин 28 июня 1941 года в своём кремлёвском кабинете не появился, что, по воспоминаниям Я. Чадаева, вызвало тревогу у его соратников — уж не заболел ли вождь вновь? А поскольку Сталин не появился в Кремле и в следующие два дня, то это вызвало переполох у тех, кто не был осведомлён о том, что Сталин 29 и 30 июня вовсе не уединился на своей даче, а активно работал...» Посмотрим, так ли это.
Итак, по А.Л. Костину, приём посетителей в кремлёвском кабинете вождя вечером 28 июня проводил В.М. Молотов. В списке посетителей он значится первым и приступил к работе в 19.36. Вместе с последними посетителями покинул кабинет в 00.50. За пять часов пятнадцать минут он принял 20 человек. Среди них были и три лётчика-испытателя — А.И. Кабанов, П.М. Стефановский и С.П. Супрун. На решение вопроса с ними ушло 10 минут. Так всё выглядит в соответствии с записями в ЖРП и в соответствии с версией А.Л. Костина, доказывающего, что их принимал В.М. Молотов.
Так, да не так! С Вячеславом Михайловичем лётчики-испытатели не встречались, он их вопросы не решал. Встречался с ними И.В. Сталин. Супрун погиб 4 июля 1941 года. Вполне естественно, о встрече с И.В. Сталиным он личных свидетельств не оставил. Но о его встрече с Иосифом Виссарионовичем написали другие, в частности авиационный конструктор А.С. Яковлев. Вот это место из его книги «Цель жизни»:
«Он рассказал мне о своём разговоре со Сталиным, у которого просил разрешения сформировать истребительный полк из лётчиков-испытателей и во главе этого полка отправиться на фронт. Сталин не только одобрил намерение Супруна, но и предложил переговорить с другими опытными лётчиками, чтобы создать несколько таких полков...
Дня через два Супруна, а также известнейших военных испытателей Стефановского и Кабанова принял Сталин, а уже 30 июня они во главе полков вылетели на фронт».
Внимательный читатель, познакомившись с моими доводами, может подумать: так-то оно так, но ведь это свидетельство не самого С.П. Супруна, а А.С. Яковлева, который всё это подаёт со слов Степана Павловича. Доля правды в этом, конечно, есть. Но и эту долю я постараюсь свести на нет. Для этого призываю в помощники человека, который 28 июня был в кабинете И.В. Сталина и рассказал об этом в своих воспоминаниях. Речь идёт о лётчике-испытателе П.М. Стефановском. Вот это место из его книги «Триста неизвестных»:
«Внешне институт живёт по давно заведённому распорядку. Все ведут себя деловито, спокойно. Но в сердцах наших кипят страсти. Нас, испытателей, считают лучшими лётчиками, а вот туда, где мы сейчас больше всего нужны, не пускают. Гордиев узел какой-то...
Узел этот разрубил Степан Супрун, депутат Верховного Совета СССР, Герой Советского Союза. Когда началась война, он отдыхал в Сочи. Услыхав по радио о нападении на нашу страну гитлеровской Германии, он немедленно направился в Москву, прямо к И.В. Сталину, с просьбой разрешить ему сформировать из лётчиков-испытателей авиационно-истребительный полк.
— Это очень хорошо, — произнёс И.В. Сталин, — что испытатели готовы помочь нам и на фронте. Но одного полка мало.
— Можно поручить моему другу подполковнику Стефановскому, — ответил Супрун, — организовать ещё один полк истребителей.
— Всё равно мало, — сказал И.В. Сталин. — Войне нужны десятки, сотни полков. Постарайтесь организовать в НИИ возможно больше добровольцев. Срок формирования частей — трое суток. По приезде в институт немедленно доложите, сколько полков можно организовать у вас на новых самолётах и кто будет ими командовать. Все необходимые распоряжения будут отданы. Вам на период формирования предоставляются большие полномочия. До свидания. Желаю вам удачи, товарищ Супрун».
Я прерву цитирование для того, чтобы немножко порассуждать. После приведённых слов автор сделал сноску: «Содержание этого разговора привожу почти дословно по рассказу С.П. Супруна». Я же воспроизвожу её не для того, чтобы в этом месте читатель вновь воскликнул: «Ну вот, снова с чьих-то слов!» — а для того, чтобы подчеркнуть, что эта встреча лётчика с И.В. Сталиным произошла на третий день войны. Конкретный двадцатиминутный разговор. И никакой прострации, и никаких признаков болезни. И ясное понимание масштабов начавшейся войны — нам нужны десятки, сотни полков.
Вернёмся к цитированию книги П.М. Стефановского:
«Через три дня Супруна, Кабанова и меня вызвали в Кремль к И.В. Сталину.
— Как формирование полков, закончено? — сразу спросил И.В. Сталин.
Первым доложил подполковник С.П. Супрун: к вылету на фронт готова половина его полка, готовность остальных через сутки. Мы с полковником А.И. Кабановым доложили то же самое.
— Хорошо, — в раздумье сказал И.В. Сталин. — Куда вылетать и в какое время, получите приказ сегодня. Оставьте своих заместителей для завершения формирования. Сами с готовыми экипажами по получении приказа вылетайте в пункты назначения».
После этих слов П.М. Стефановского я заглянул в ЖРП, чтобы проанализировать, кто из авиационных начальников присутствовал при этом разговоре. Свои распоряжения И.В. Сталин отдавал в присутствии начальника ВВС Красной Армии генерала П.Ф. Жигарева. О чём это говорит? О том, что И.В. Сталин уже командовал, причём предметно, чётко и требовательно. Прошу обратить внимание: во время разговора 24 июня с С.П. Супруном для формирования полков он отвёл трое суток. 28 июня назначенные командиры были вызваны в Кремль для доклада о выполнении приказания. И никакой прострации, и никакой болезни. Но главное здесь вот в чём: 28 июня 1941 года приём в кремлёвском кабинете осуществлял не В.М. Молотов, а И.В. Сталин. Перед только что приведёнными неопровержимыми фактами относительно 25 и 28 июня блекнет убедительность и относительно того, что, как утверждает А.Л. Костин, 23-го, полдня 24-го и весь день 25 июня приём в кремлёвском кабинете И.В. Сталина осуществлял В.М. Молотов. Версия о болезни И.В. Сталина и о его по этой причине нерабочем состоянии рассыпалась как карточный домик.
Всей своей книгой А.Л. Костин пытается доказать, что миф о прострации И.В. Сталина в первые дни войны порождён болезненным состоянием вождя, которое он тщательно скрывал. Более того, А.Л. Костин, доказывая, что в дни, когда хозяин кабинета отсутствовал по болезни и приём вёл В.М. Молотов, утверждает, что Вячеслав Михайлович знал о болезни Иосифа Виссарионовича. Вот его рассуждения:
«Под большим секретом Сталин поведал Молотову о своей тяжёлой болезни и физической неспособности выступить с обращением к народу. Да Молотов и сам видел, в каком состоянии находился вождь. Оба они понимали, что будет, если о болезни Сталина узнает весь мир, и какой шум поднимет геббельсовская пропаганда вокруг факта болезни вождя...
В.М. Молотов свято соблюдал взятое на себя обязательство — ни при каких обстоятельствах не выдавать тайну, в которую посвятил его Сталин».
Хочу обратить внимание читателя на следующую фразу А.Л. Костина: «Да Молотов и сам видел, в каком состоянии находился вождь». Этой фразой автор сам себя выхлестал: если видел Вячеслав Михайлович, то почему болезненного состояния И.В. Сталина не заметили Л.М. Каганович, Г.К. Жуков, Н.Г. Кузнецов, П.М. Стефановский? Ведь, как мы убедились, в своих воспоминаниях они этого факта не отразили. И ещё. Если И.В. Сталин стремился так тщательно сохранять тайну о своей болезни, то зачем он рассказал о ней А.М. Коллонтай?
Стоит ли автору, в целом положительно относящемуся к деятельности И.В. Сталина вообще и в годы Великой Отечественной войны в частности, оглуплять его до такой степени?!
Зачем скрывать свою болезнь перед ближайшим государственным и партийным окружением и тем более по этой причине не появляться в Кремле, понимая, что ни В.М. Молотов, ни С.К. Тимошенко, ни Г.К. Жуков, ни кто-либо другой не могут принять какого-либо решения без согласования с ним? Это на И.В. Сталина не похоже. А уединиться из-за болезни на даче и не отвечать на звонки — это на него похоже? А что должен был ответить на немой вопрос коллег В.М. Молотов, начиная приём в те дни, когда, как доказывает А.Л. Костин вслед за В.М. Жухраем, И.В. Сталин по болезни не появлялся в своём кабинете? Трудно предположить, что никто не спросил у Вячеслава Михайловича, почему он ведёт приём, даёт указания и где, в конце концов, находится сам Иосиф Виссарионович. А непоявление И.В. Сталина в Кремле по причине болезни, когда о ней не знают даже ближайшие сподвижники, не могло стать более веским основанием для всякого рода слухов? Что, он об этом не думал? Право, не стоит оглуплять И.В. Сталина.
Не стоит преувеличивать и степень тех слухов, которые якобы могли поползти по стране в связи с невыступлением И.В. Сталина по радио 22 июня. Вряд ли кто-либо из взрослого населения Советского Союза не слышал и не читал в те дни выступления В.М. Молотова по радио. А в нём имя И.В. Сталина упоминается дважды — в начале и в конце.

И самый последний вопрос

А.Л. Костину. Если И.В. Сталин болел и вместо него посетителей принимал В.М. Молотов, то почему он это делал не в своём кабинете? Ведь он, кабинет, находился не на другом конце Москвы, не за пределами Кремля, не даже в другом здании, а этажом выше.
Теперь, после того как мы познакомились со всеми доводами автора книги «Июнь 1941-го. 10 дней из жизни И.В. Сталина», критически рассмотрели его «доказательства» по каждому дню приёма посетителей В.М. Молотовым, я попытаюсь поставить под сомнение всю его версию в целом.
1. Какими бы ни были провалы в памяти Вячеслава Михайловича Молотова, но такое событие, как руководство страной в самой что ни на есть экстремальной обстановке, не могло ему не запомниться. Ведь И.В. Сталин никогда не был безответственным человеком. Если он в самом деле болел и поручил эту работу В.М. Молотову, то Вячеслав Михайлович, конечно, это запомнил бы и обязательно рассказал бы об этом в беседах Ф. Чуеву. Однако этого нет. А если И.В. Сталин такого поручения В.М. Молотову не давал, то мог ли он самостоятельно принимать посетителей в течение трёх дней? Здесь надо вновь повторить фразу Вячеслава Михайловича, сказанную Ф. Чуеву: «Все эти дни и ночи он, как всегда, работал, некогда ему было теряться или дар речи терять». Обратите внимание — «все эти дни и ночи».
2. Если И.В. Сталин поручал В.М. Молотову вести приём посетителей в своём кабинете, то он должен был объяснить своему заместителю по СНК, почему он это делает. То есть он должен был поставить В.М. Молотова в известность, что он болен и исполнять свои обязанности не в состоянии. И опять же, факт болезни И.В. Сталина В.М. Молотов забыть не мог и в беседах с Ф. Чуевым об этом сказал бы непременно. Ведь о причинах невыступления И.В. Сталина 22 июня Ф. Чуев его спрашивал.
3. Если В.М. Молотов несколько дней работал за И.В. Сталина и это, по мнению А.Л. Костина, утверждают записи в журнале регистрации посетителей, то почему заместитель Председателя Совнаркома не работал за И.В. Сталина 29 и 30 июня? Заболел? Или нечего было делать? А записей в журнале нет потому, что И.В. Сталин не работал в эти дни в своём кремлёвском кабинете, но некоторое время он провёл в Наркомате обороны, а потом уехал на дачу для подготовки своего выступления по радио.
4. Из тех, кто в эти первые дни войны присутствовал в кремлёвском кабинете И.В. Сталина, факта его болезни в своих воспоминаниях никто не отразил. Хотя ведь не заметить болезненного состояния человека с температурой за сорок градусов невозможно! Точно так же никто не отразил и факт того, что приём вёл В.М. Молотов. Значит, не было такого факта.
Завершая свою книгу, А.Л. Костин весьма уверенно резюмировал результаты своего труда: «Мы, как смогли, постарались ответить на эти вопросы, после чего надеемся, что миф о «прострации» Сталина в первые дни войны окончательно канет в Лету».
Я буду более скромным. После моего исследования миф о болезни И.В. Сталина и в связи с этим о его недееспособности в Лету, может, и не канет, но поколеблен будет серьёзно.
Основываясь на всех своих замечаниях и рассуждениях относительно болезни И.В. Сталина в первые дни войны, позволю себе сделать общий вывод. Слухи о его болезни слишком преувеличены. И.В. Сталин мог в эти дни болеть, но не до такой степени, чтобы не появляться в Кремле. Версия о болезни И.В. Сталина льёт воду на мельницу тех, кто придумал прострацию и кто её раскручивает по сей день. Ежедневный приём людей, отражённый в журнале регистрации посетителей, свидетельства тех, кто в эти дни общался с вождём, — бесспорное доказательство того, что Секретарь ЦК ВКП(б), Председатель Совета Народных Комиссаров СССР Иосиф Виссарионович Сталин в первые дни Великой Отечественной войны от решения государственных дел по причине болезни не устранялся. Все эти дни он — РАБОТАЛ!

[кикимора]

ПИСЬМО ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ

Захар ПРИЛЕПИН поработал почтальоном

Захар Прилепин

15.08.2012

Поделиться
30 июля на сайте "Свободная пресса" был размещён текст "Письмо товарищу Сталину", который вызвал широкий резонанс. Автор этого текста, известный писатель Захар Прилепин, помимо одобрительных откликов, получил и множество отповедей, в том числе откровенно оскорбительных. 9 августа писатель выступил с новой статьёй "Стесняться своих отцов", в которой отвечает критикам и продолжает рассматривать важнейшие вопросы национального бытия.
В патриотической среде нередко высказывались мнения, что Прилепин сильно ангажирован либералами. Публикации в "Свободной прессе" показывают, что он по-прежнему независим и далёк от либерализма, особенно в его специфическом российском варианте.
Мы предлагаем оба текста Захара Прилепина вниманию наших читателей.

Социализм был выстроен.
Поселим в нём людей.
Борис Слуцкий
Мы поселились в твоём социализме.
Мы поделили страну созданную тобой.
Мы заработали миллионы на заводах, построенных твоими рабами и твоими учёными. Мы обанкротили возведённые тобой предприятия, и увели полученные деньги за кордон, где построили себе дворцы. Тысячи настоящих дворцов. У тебя никогда не было такой дачи, оспяной урод.
Мы продали заложенные тобой ледоходы и атомоходы, и купили себе яхты. Это, кстати, вовсе не метафора, это факт нашей биографии.
Поэтому твоё имя зудит и чешется у нас внутри, нам хочется, чтоб тебя никогда не было.
Ты сохранил жизнь нашему роду. Если бы не ты, наших дедов и прадедов передушили бы в газовых камерах, аккуратно расставленных от Бреста до Владивостока, и наш вопрос был бы окончательно решён. Ты положил в семь слоёв русских людей, чтоб спасти жизнь нашему семени.
Когда мы говорим о себе, что мы тоже воевали, мы отдаём себе отчёт, что воевали мы только в России, с Россией, на хребте русских людей. Во Франции, в Польше, в Венгрии, в Чехословакии, в Румынии, и далее везде у нас воевать не получилось так хорошо, нас там собирали и жгли. Получилось только в России, где мы обрели спасение под твоим гадким крылом.
Мы не желаем быть благодарными тебе за свою жизнь и жизнь своего рода, усатая сука.
Но втайне мы знаем: если б не было тебя — не было бы нас.
Это обычный закон человеческого бытия: никто не желает быть кому-то долго благодарным. Это утомляет! Любого человека раздражает и мучит, если он кому-то обязан. Мы хотим быть всем обязанными только себе — своим талантам, своему мужеству, своему интеллекту, своей силе.
Тем более мы не любим тех, кому должны большую сумму денег, которую не в состоянии вернуть. Или не хотим вернуть.
Поэтому мы желаем обставить дело так, что мы как бы и не брали у тебя взаймы, а заработали сами, или нам кто-то принёс в подарок сто кг крупных купюр, или они валялись никому не нужные — да! прекрасно! валялись никому не нужными! и мы их просто подобрали — так что, отстань, отстань, не стой перед глазами, сгинь, гадина.
Чтоб избавиться от тебя, мы придумываем всё новые и новые истории в жанре альтернативной истории, в жанре мухлежа и шулерства, в жанре тупого вранья, в жанре восхитительной и подлой демагогии.
Мы говорим — и тут редкий случай, когда мы говорим почти правду, — что ты не жалел и периодически истреблял русский народ. Мы традиционно увеличиваем количество жертв в десятки и даже сотни раз, но это детали. Главное, мы умалчиваем о том, что самим нам нисколько не дорог ни этот народ, ни его интеллигенция. В сегодняшнем семимильном, непрестанном исчезновении населения страны и народной аристократии, мы неустанно и самозабвенно виним — какой очаровательный парадокс! — тебя! Это ведь не мы убили русскую деревню, русскую науку и низвели русскую интеллигенцию на уровень босяков и бастардов — это, не смейся, всё ты. Ты! Умерший 60 лет назад! А мы вообще ни при чём. Когда мы сюда пришли — всё уже сломалось и сгибло. Свои миллиарды мы заработали сами, своим трудом, на пустом месте! Клянёмся нашей мамой.
В крайнем случае, в отмирании русского этноса мы видим объективный процесс. Это ведь при тебе людей убивали, а при нас они умирают сами. Ты даже не успевал их так много убивать, как быстро они умирают сегодня по собственной воле. Объективность, не так ли?
Ещё мы уверенно говорим, что Победа состоялась вопреки тебе.
Правда, немного странно, но с тех пор в России почему-то ничего не получается вопреки. Например, она никак не становится разумной и сильной державой ни вопреки, ни даже благодаря нам и нашей созидательной деятельности. Опять парадокс, чёрт возьми.
Мы говорим, что ты сам хотел развязать войну, хотя так и не нашли ни одного документа, доказывающего это.
Мы говорим, что ты убил всех красных офицеров, и порой даже возводим убиенных тобой военспецов на пьедестал, а тех, кого ты не убил, мы ненавидим и затаптываем. Ты убил Тухачевского и Блюхера, но оставил Ворошилова и Будённого. Поэтому последние два — бездари и ублюдки. Если б случилось наоборот, и в живых оставили Тухачевского и Блюхера, то бездарями и ублюдками оказались бы они.
Как бы то ни было, мы твёрдо знаем, что ты обезглавил армию и науку. То, что при тебе мы вопреки тебе имели армию и науку, а при нас не разглядеть ни того, ни другого, не отменяет нашей уверенности.
Мы говорим, что накануне ужасной войны ты не захотел договориться с "западными демократиями", при том, что одни "западные демократии", как мы втайне знаем, сами прекрасно договаривались с Гитлером, а другие западные, а также отдельные восточные демократии исповедовали фашизм, и строили фашистские государства. Мало того, одновременно финансовые круги неземным светом осиянных Соединённых Штатов Америки вкладывали в Гитлера и его поганое будущее огромные средства.
Мы простили всё и всем, мы не простили только тебя.
Тебя ненавидели и "западные демократии", и "западные автократии", и эти самые финансовые круги, и ненавидят до сих пор, потому что помнят с кем имели когда-то дело.
Они имели дело с чем-то по всем показателям противоположным нам. Ты — иная точка отсчёта. Ты другой полюс. Ты носитель программы, которую никогда не вместит наше местечковое сознание.
Ты стоял во главе страны, победившей в самой страшной войне за всю историю человечества.
Ненависть к тебе соразмерна только твоим делам.
Ненавидят тех, кто делает. К тем, кто ничего не делает, нет никаких претензий. Что делали главы Франции или Норвегии, или, скажем, Польши, когда началась та война, напомнить?
Они не отдавали приказ "Ни шагу назад!". Они не вводили заградотряды, чтобы "спасти свою власть" (именно так мы, альтруисты и бессеребренники, любим говорить о тебе). Они не бросали полки и дивизии под пули и снаряды, не заливали кровью поля во имя малой высотки. Они не заставляли работать подростков на военных заводах, они не вводили зверские санкции за опоздание на работу. Нет! Миллионы их граждан всего лишь, спокойно и ответственно, трудились на гитлеровскую Германию. Какие к ним могут быть претензии? Претензии всего мира обращены к тебе.
При тебе были заложены основы покорения космоса — если б ты прожил чуть дольше, космический полёт случился бы при тебе — и это было бы совсем невыносимо. Представляешь? — царь, усатый цезарь, перекроивший весь мир и выпустивший человека, как птенца, за пределы планеты — из своей вечно дымящей трубки!
О, если б ты прожил ещё полвека — никто б не разменял великую космическую одиссею на ай-поды и компьютерные игры.
Да, к тому же, при тебе создали атомную бомбу — что спасло мир от ядерной войны, а русские города от американских ядерных ударов, когда вместо Питера была бы тёплая и фосфорицирующая Хиросима, а вместо Киева — облачное и мирное Нагасаки. И это было бы торжеством демократии, столь дорогой нам.
Ты сделал Россию тем, чем она не была никогда — самой сильной страной на земном шаре. Ни одна империя за всю историю человечества никогда не была сильна так, как Россия при тебе.
Кому всё это может понравиться?
Мы очень стараемся и никак не сумеем растратить и пустить по ветру твое наследство, твоё имя, заменить светлую память о твоих великих свершениях — чёрной памятью о твоих, да, реальных, и, да, чудовищных преступлениях.
Мы всем обязаны тебе. Будь ты проклят.
Российская либеральная общественность

[кикимора]

СТЕСНЯТЬСЯ СВОИХ ОТЦОВ
Реакция на моё письмо многословная, обиженная, часто вздорная.
Дмитрий Быков любопытно и во многом точно пишет о мотивациях написания моего письма, но по существу письма — совсем не точно и не всегда любопытно. Быть уверенным в том, что единственной и главной целью Сталина было построение концлагеря от Бреста до Магадана столь же глупо, как быть уверенным в его доброте и человеколюбии.
Вполне возможно привести список — причём, огромный список! — предприятий, полигонов, заводов, пароходов и ледоходов, реально созданных при Сталине и реально распроданных и распиленных определёнными людьми, чьи имена известны.
Что ж в этом глупого-то, Дмитрий Львович? Я говорю очевидные вещи, разве нет? Или у нас с какого-то часа очевидные вещи стало произносить моветон? И когда пробил сей час?
Сталинская Россия — многоуровневая и сложнейшая система, оправдывать её сложно, но и упрощать незачем.
Вероника Долина приятно поражена предложением своих добрых друзей воздействовать на меня физически: вот бы кто-нибудь дал мне в лицо, радуется поэтесса, чья книжка "Фарфор" стоит сейчас ровно напротив меня — на поэтической полке возле моего стола. И останется там.
Поэтесса утверждает, что я нарушил главную линию раздела меж людьми и зверьми — и прощения после этого быть не может.
Вот ведь как: живёшь в родной стране, имеешь некоторое мнение по касающимся любого русского человека вопросам, а именно эпохи самой страшной мировой войны, — и рискуешь нарушить линию раздела, которую кто-то уже установил. Кто? А почему вы никого не спросили?
Почему мне, как в стихах Есенина сказано, порой кажется, что "в своей стране я словно иностранец"; да и один я так себя чувствую. Может быть, ваша линия раздела проходит поперёк коллективной национальной памяти?
Мне в течение нескольких дней написали благодарные письма и позвонили десятки людей, чьи имена являются цветом современной российской культуры — писатели, режиссёры, актёры, публицисты. "Спасибо за письмо", — сказали. Мне было тепло от их помощи. Я просил их не вмешиваться в этот развесистый скандал, но, положа руку на сердце, признаюсь, что многие из них и не очень хотели бы заявить о своих чувствах во всеуслышание.
Все боятся быть обвинёнными в ксенофобии. А вот в русофобии никто.
Вы понимаете, что вы делаете, самые ретивые оппоненты мои? Вы буквально запугали людей — в своей стране им страшно сказать то, что они думают.
Но всегда нужно помнить, что если заткнуть рот умеющим говорить и слушать — им на смену придут люди, которые не умеют ни того, ни другого.
Дмитрий Ольшанский написав в одной фразе, что я не прав, приводит в качестве доказательства список части расстрелянных в 1938 году. Последние фамилии в списке — Ольшанский и Прилепин — Егор Николаевич, из села Каликино Липецкой области, родственник моего деда.
Мить, я понимаю о чём ты, и мне ужасно даже видеть эти фамилии, где после каждой приписано "расстрелян такого-то числа". Я просто никак не возьму в толк, это ты писал не так давно замечательную статью о Троцком, рассматривая его не без некоторой, прямо скажем, симпатии? Или текст о Троцком написал один Ольшанский, а на моё письмо по поводу Сталина ответил какой-то другой человек? Или мне тоже по поводу Троцкого прислать тебе свой список?
Или, быть может, мы будем любой разговор на историческую тему подменять такими списками — подобрать их, при желании, можно на любую, даже вполне вегетарианскую, эпоху.
И уж тем более странно представить в подобном положении Пушкина, воспевшего Петра, истребившего людей в России больше — это не отрицают даже либеральные историки — чем Сталин.
Мы б в подобной ситуации окружили Александра Сергеевича и спросили: ну, что, папуас, не жалко тебе русских людей? Россию, говоришь, поднял на дыбы? Сейчас мы тебе прочтём поимённо, кого ещё он поднял на дыбе, приготовься не спать три недели и слушать.
Группа студентов еврейского университета также отвечает мне письмом, приводя в качестве доказательства непонятно чего, любимого мной Исаака Левитана, прожившего жизнь, по их верному замечанию, в бедности. Ребята, ваши преподаватели дали вам почитать моё письмо, прежде чем предложили написать ответ на него?
Кинорежиссёр Бардин пишет вообще чёрт знает что, разговаривая не со мной и не по поводу моего письма, а по поводу чего-то своего и глубоко личного.
Ещё один доброхот призывает всех приличных людей объявить мне повсеместный бойкот: не допускать меня в светское общество, гнать с порога, поставить печать на лоб, чтоб все видели, с кем имеют дело. Ну, это старая школа: "ату его, ату!" Этому нас учить не надо.
Некоторые уже прислушались к пожеланию. Посмотрим, что дальше будет.
Андрей Колесников, написавший по делу, всерьёз и хотя бы сделавший попытку оппонировать мне, а не выдумывать за оппонента, впроброс замечает в своём ответе мне, что в русском народе живёт страсть к погрому.
Отчего эти слова так легко слетают с ваших уст, друзья мои? — думаю я.
Представим себе безумца и подлеца, который напишет, что в еврейском народе тайно живёт Френкель, был такой создатель концлагерей в сталинские времена. Какая реакция будет на эти слова? Верно: автора такого допущения смешают с грязью, и поделом.
Но отчего ж можно сказать о русском человеке, походя, на бегу, всё что заблагорассудится — и это ничего: утрутся, проглотят, никуда не денутся.
По крайней мере, я до сих пор не читал открытых писем русского студенчества к журналистам или телеведущим с требованием перестать подозревать их в погромных намерениях. Также не видел и посланий в поддержку непрестанно охаиваемой с недавнего времени православной церкви, высказаться касательно которой имеют право все, живущие в России, в том числе и не православные вовсе — у нас же светское государство.
Виктор Шендерович, среди прочих толкователей, увидев в моём тексте признаки вопиющего антисемитизма, ставит диагноз: я болен сифилисом.
Ну, я не такой знаток половой гигиены, как некоторые. Однако вздорная память мне подсказывает, что подобный диагноз кому только не ставили: от Державина, Пушкина, Гоголя и Чехова до Блока, Есенина, Шолохова и Михаила Булгакова. Все вокруг больные, один Шендерович здоров. Я как-то обмолвился, что живи в наши дни Достоевский — Виктор Анатольевич и его рвал бы за штанину. На что Виктор Анатольевич слегка обиделся и отреагировал иронично: ну, да, мол, пока нет Достоевского — отыгрываюсь на Проханове. Отчего ж только на Проханове? Отыгрывались, к примеру, на Валентине Распутине, классике и великом русском писателе, и ничего, не поперхнулись.
Обнаружить во мне антисемита может только человек не знающий ни круга моего общения, ни музыку, на которой я вырос, ни круга моего чтения, ни моих учителей, ни моих друзей. Собственно, и книг моих тоже не читавший.
Текст обращён вовсе не к тем, за кого грудью встаёт Шендерович.
Текст обращён к тем, кто сразу себя там узнал. Быков не узнал, Ольшанский не узнал — у них, видимо, всё в порядке со здравым смыслом, — и нам есть о чём поговорить, при всей разнице взглядов.
Ещё он обращён к тем, кто упрямо узнавать себя не хочет — сегодня, чаще всего, это мои забывшие родство и совесть соплеменники, русские по крови, лишённые чести и совести нелюди, у которых тоже бывает местечковое сознание.
Ещё он обращён к тем, что последовательно и ретиво выступает в роли адвоката этих нелюдей; и адвокаты всякие бывают.
Алик Кох, даром, что немец, похоже, тоже кого-то узнал и был необычайно возбуждён этим.
Обнажив шпагу и неожиданно охамев (хотя мы не раз сидели за общим столом, пили вино из одной бутылки и были осведомлены о взглядах друг друга) он назначил мне встречу, чтоб сразиться в безжалостном устном поединке, отчего-то уверенный, что я должен всё бросить и примчаться в Москву с ним объясняться.
Алик, или, если угодно, Альфред, вас тут целая очередь выстроилась. К тому же, я отчего-то сомневаюсь, что если б я, к примеру, в бытность твою министром ельцинского правительства, столь же самонадеянно назначил тебе встречу для устной дуэли — ты б всё бросил и ответил мне немедленной взаимностью.
Более того, я искренне нахожу наш спор бессмысленным.
Похоже, мы отныне и вовеки останемся при своём. Никакая логическая цепочка доводов не приводит ни одну из спорящих сторон ни к какому согласию. "Вы говорите, что сталинская Россия была вершиной существования русской цивилизации? Это подлый бред! — Нет, это не бред, а очевидность! — Это бред! Он погубил Россию! — Нет, он её спас!" — и так до бесконечности. Цифр можно насыпать с обеих сторон предостаточно. Благо, что Россию ещё кто-то сохранил для нас, и можно о ней поговорить.
Но я не участвую в этом споре.
Моё отношение к той эпохе и к заявленной теме более сложное, более жёсткое, более болезненное — хотя бы потому, что при Сталине были убиты не только мои родственники, но и любимые мной поэты, чья страшная гибель для меня личная человеческая трагедия: Павел Васильев, Борис Корнилов, Осип Мандельштам.
Письмо написано затем, чтоб дать голос коллективному сознательному и бессознательному народа, к которому я имею честь принадлежать и от имени которого я имею смелость говорить.
Сочинитель Игорь Иртеньев обратился ко мне с письмом, где называет меня "мразью". По его словам, я оскорбил память его дедов, воевавших Вторую мировую.
Мир их праху, пусть они простят меня, если я невольно их обидел.
Но обидеть я хотел лишь тех из их сыновей, кто делает больно мне.
Не первый год я читаю про свой народ, который, как я снова и снова узнаю, является носителем рабской психологии. Ещё читаю про чёрную дыру прошлого бессмысленного века, про неистребимого совка в моих соплеменниках, про пьяную Зою Космодемьянскую, про опущенного на зоне Александра Матросова, про борьбу двух зол (а где было добро в это время? на Луне?), про половину страны, которая сидела, и другую половину, её охранявшую.
Само моё письмо было задумано после очередной скотской вакханалии в прессе, случившейся в последнее 9 мая, и ещё раз повторенной вакханалии 22 июня сего года. К этим вакханалиям многие привыкли, и многие с ними смирились.
Кроме, собственно, миллионов людей, проживающих в России.
Чтобы хоть как-то объяснить колоссальное чувство почтения к Сталину в народной среде, моими оппонентами приводится довод о том, что все сидевшие в лагерях — погибли, и теперь по Сталину скучают дети палачей и стукачей.
Вам, Игорь, больно, а нам, думаете, нет? Вам, Игорь, обидно за родных дедов, а мне до моих, которые не были ни палачами, ни стукачами, ни конвойными — но были раскулаченными крестьянами и честными солдатами, думаете, всё равно?
Но для них что-то значило это ужасное имя. Совсем не то, что для вас.
Кровавый маньяк? Ну, да. Ещё верховный главнокомандующий. Как-то надо это учесть.
Или, может, нам начать стесняться своих отцов, чтоб вас ничем не обидеть?
В своём письме я осмысленно и последовательно старался сделать больно всем тем, кто не первый год делает больно мне и моим близким. Кто оскорбляет мою память и стоит на своём.
Я вижу, что вам больно, и не радуюсь этому, но так было нужно: иначе вы ничего бы не услышали и в этот раз.
Пусть я мразь, но что делать с людьми, которые выбрали Сталина — именем России: мы же знаем, что выбрали — а потом у них привычно своровали и поделили их голоса.
Они тоже мразь? Скажите им об этом.
Вот они, вокруг нас, живут в этой стране, в этой географии, ходят по одним с вами улицам.
Вращаясь в своей, интеллигентной и мудрой среде, вы незаметно для себя, но заметно для нас приватизировали историческую правоту, здравый смысл, всё то, что вы считаете возможным считать вещами общепринятыми, и то, что вы сами назначали недопустимым.
Вольтер, на которого вы так любите ссылаться, с его готовностью умереть за право другого человека высказать своё мнение, забыт и отринут.
Но я-то вас слушал.
Мы-то вас слушали, мы вам внимали.
Где хотя бы приблизительная готовность внимать в ответ?
Мне просто хотелось сказать, что здесь, вокруг вас, живёт ошеломительное количество людей, которые думают иначе, чем вы.
И, видимо, имеют к этому какие-то основания, потому что не может вся правота русского мира принадлежать только вам.
Вам придётся жить с этим народом вместе.
Будьте снисходительнее к чужим болезням, тогда и к вашим будут снисходительнее.
Будьте добрее, если надеетесь, что добры будут и к вам... впрочем, как хотите.

[Светлана]

Страницы истории. Сталин как борец за народовластие

2012-08-16 13:16

Юрий Емельянов, по страницам газеты «Советская Россия»

• View the full image

«Стоит большевикам оторваться от масс и потерять связь с ними, стоит им покрыться бюрократической ржавчиной, чтобы они лишились всякой силы и превратились в пустышку», – предупреждал Сталин

Ныне даже злобные враги Советской власти не отрицают стремительного экономического развития Советской страны в предвоенные годы, о чем шла речь в предыдущей статье. Правда, клеветники стараются очернить трудовой подвиг советских людей, умалчивая про всенародный энтузиазм строителей первых сталинских пятилеток и уверяя, будто советское хозяйство создавалось лишь с помощью грубого насилия.
Однако отрицать наличие существующих и сейчас заводов, фабрик, целых отраслей производства, крупных городов, созданных в годы сталинских пятилеток, невозможно.
Но антисоветчики и слышать не хотят, когда приводятся свидетельства о демократическом характере советской политической системы. Извратив понятие «демократия», которое испокон веков означало «народовластие», апологеты капитализма уверяют, будто буржуазный строй, закрепляющий всевластие эксплуататорского меньшинства, – это и есть вершина демократии. Поскольку же победа капитализма в России покончила с подлинным народовластием и никаких следов былой демократии не осталось, клеветникам легче доказывать, особенно поколению, рожденному после 1991 года, будто СССР был царством произвола и террора.
Особую ненависть у клеветников, управляющих массовым сознанием современной России, вызывают свидетельства о роли Сталина в осуществлении демократических политических преобразований. Они истерично заяв­ляют, что Сталин и демократия – это несовместимые понятия. Возможно по этой причине, приведя бесспорные архивные документы о политических реформах 30-х годов, проводившихся по инициативе И.В. Сталина, историк Юрий Жуков назвал свою книгу «Иной Сталин». Представление о Сталине как борце за демократизацию советского общества противоречит внедренным в массовое сознание представлениям. Ведь в соответствии с ними советский строй, созданный на основе коммунистического учения, – это воплощение тирании.
Между тем борьба Сталина за демократические политические реформы естественно и логично вытекала из его марксистско-ленинских представлений о развитии демократии по мере строительства социализма, а также о соответствии политических институтов общества характеру его экономических отношений. В середине 30-х годов Сталин поставил вопрос о необходимости демократических изменений в конституционном устройстве страны, которые бы отразили совершившиеся грандиозные перемены в экономике и социальной жизни советского общества.

Как создавалась Конституция 1936 года

Нынешние власти и буржуазные средства массовой информации стараются не вспоминать о Сталинской Конституции. Если же о ней упоминают, то изображают ее как «дымовую завесу», призванную скрыть заранее готовившиеся массовые репрессии. Так, в своей книге о Сталине Э. Радзинский написал: «Перед самым Новым годом Сталин устроил для народа праздник: дал ему Конституцию, написанную бедным Бухариным». В этой короткой фразе содержится несколько фактических ошибок. Во-первых, Конституция была принята не «перед самым Новым годом», а 5 декабря 1936 года. Во-вторых, новую Конституцию не «дали» сверху. Ее принятию предшествовали многомесячные всенародные обсуждения проекта конституции. В-третьих, Бухарин не был автором Конституции, а лишь возглавлял одну из подкомиссий по ее подготовке.
Миф о Бухарине как создателе советской Конституции постоянно повторяется ныне на всех телеканалах. «Создателем Конституции» именовал Бухарина ведущий программы «Совершенно секретно» Святослав Кучер. Даже во время одной из популярных передач «Умники и умницы» ее участникам внушали, что Конституция 1936 года была написана Бухариным.
На самом деле Конституция не была плодом усилий одного человека. Разработку отдельных разделов Основного закона СССР осуществляли 12 подкомиссий, а их предложения обобщала редакционная комиссия, состоявшая из двенадцати председателей подкомиссий. В то же время факты свидетельствуют, что инициатива пересмотра конституции 1924 года, а затем и создания новой конституции исходила от И.В. Сталина. На заседании Политбюро 10 мая 1934 года по предложению Сталина было принято решение о внесении изменений в Конституцию страны. Сталин возглавил всю редакционную комиссию, а также подкомиссию по общим вопросам.
В беседе с автором этой статьи бывший председатель Верховного Совета СССР А.И. Лукьянов рассказал, как в 1962 году, выполняя поручение тогдашнего руководства страны, ему довелось несколько месяцев изучать архивные материалы, касавшиеся работы Сталина над проектом Конституции. Подробная записка по этому вопросу на несколько сотен страниц была написана Лукьяновым и представлена им в Президиум ЦК.
Из материалов, с которыми он ознакомился, следовало, что в ходе своей работы члены редакционной комиссии приносили Сталину различные варианты так называемого чернового наброска проекта конституции. После этого Сталин вновь и вновь правил ее статьи.
А.И. Лукьянов подчеркивал: «Иосиф Виссарионович очень хорошо понимал, что суть социалистической демократии – обеспечение реальных прав человека в обществе. И когда возглав­лявший правовую подкомиссию Н. Бухарин предложил предпослать тексту конституции «Декларацию прав и обязанностей граждан СССР», Сталин не согласился с этим и настоял, чтобы права советского гражданина были закреплены непосредственно в статьях конституции. Причем не просто провозглашены, но и самым подробным образом гарантированы. Так впервые в мировой практике в Основном Законе страны появились права на труд, отдых, на бесплатное образование и здравоохранение, на социальное обеспечение в старости и на случай болезни».
Анатолий Иванович Лукьянов далее отмечал: «Поражало, как дотошно работал Сталин над формулировками каждой статьи конституции. Он многократно их перерабатывал, прежде чем вынести окончательный текст на обсуждение. Так 126-ю статью, в которой идет речь о праве граждан на объединение, Сталин писал сам и несколько раз переписывал и уточнял». Всего Сталин лично написал одиннадцать наиболее существенных статей Основного Закона СССР.
По словам Лукьянова, Сталин, стараясь развить демократические основы советского строя, внимательно присматривался к историческому опыту мирового парламентаризма. В архивах сохранилась запись его выступления: «Съездов не будет... Президиум – толкователь законов. Законодатель – сессия (парламент)... Исполком не годится, съездов уже нет. Совет депутатов трудящихся. Две палаты. Верховное законодательное собрание». По согласованию с И.В. Сталиным В.М. Молотов в своем докладе на VII съезде (февраль 1935 г.) говорил о постепенном движении «к своего рода советским парламентам в республиках и к общесоюзному парламенту».
В то же время, подчеркивал Лукьянов, следует иметь в виду, что Сталин не механически копировал образцы парламентской практики, а учитывал накопленный за два десятилетия опыт Советов. Он собственноручно включил в текст Конституции 2-ю и 3-ю статьи, гласящие, что политическую основу СССР составляют Советы депутатов трудящихся, выросшие и окрепшие в результате свержения власти помещиков и капиталистов и завоевания диктатуры пролетариата, и что вся власть в СССР принадлежит трудящимся города и деревни в лице Советов, не знающих разделения властей и имеющих право рассматривать любые вопросы общегосударственного и местного значения.
Другим важным принципом являлось основанное на массовом представительстве (более 2 миллионов депутатов) верховенство Советов над всеми подотчетными государственными органами и право Советов решать непосредственно либо через подчиненные им органы все вопросы государственного, хозяйственного и социально-культурного строительства.
К марту 1936 года работа над текстом была в основном завершена. В апреле был выработан «Черновой набросок» Конституции СССР. Он, в свою очередь, был переработан в «Предварительный проект Конституции СССР», который 15 мая 1936 года был принят конституционной комиссией. Затем проект был одоб­рен июньским (1936 г.) пленумом ЦК ВКП(б), а 11 июня – Президиумом ЦИК СССР, который распорядился опубликовать его.
Проект Конституции СССР был опубликован во всех газетах страны, передан по радио, издан отдельными брошюрами на ста языках народов СССР тиражом свыше 70 миллионов экземпляров. О размахе всенародного обсуждения проекта свидетельствуют следующие данные: он был обсужден на 450 тысячах собраний и 160 тысячах пленумов Советов и их исполкомов, заседаний секций и депутатских групп; в этих собраниях и заседаниях приняли участие свыше 50 миллионов человек (55% взрослого населения страны); в ходе обсуждения было внесено около 2 миллионов поправок, дополнений и предложений к проекту. Последнее обстоятельство свидетельствует, что обсуждение проекта не носило формального характера.
История разработки и принятия сталинской конституции резко отличается от того, как сочинялась и принималась ныне действующая Конституция РФ 1993 года. С ее наспех написанным текстом не были ознакомлены миллионы граждан страны. Существуют большие сомнения, что проект Конституции 1993 года на самом деле получил одобрение большинства избирателей в ходе референдума. А если это так, то Конституция РФ не является законным документом.

Почему была необходима новая Конституция?

Проект Конституции СССР, который всесторонне и дотошно обсуждался в течение нескольких месяцев 1936 года, отражал глубокие изменения, совершившиеся в Советской стране за неполные 20 лет после Октябрьской революции, особенно за последние годы ускоренного экономического развития СССР. Сравнивая состояние Советской страны в 1924 году, когда была принята первая Конституция СССР, с положением страны в конце 1936 года, Сталин в своем докладе о проекте Конституции СССР на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов подробно рассказал о радикальных количественных изменениях во всех сферах экономики и качественной перемене – вытеснении из них частника. Сталин делал вывод: «Таким образом, полная победа социалистической системы во всех сферах народного хозяйства является теперь фактом».
Так же подробно Сталин рассказал и о глубоких качественных переменах в классовой и социальной структуре советского общества. Сталин говорил: «Класс помещиков, как известно, был уже ликвидирован в результате победоносного окончания Гражданской войны... Не стало класса капиталистов в области промышленности. Не стало класса кулаков в области сельского хозяйства. Не стало купцов и спекулянтов в области товарооборота».
По словам Сталина, коренные изменения произошли и в сохранившихся классах и социальных прослойках советского общества. «Взять, например, рабочий класс СССР, – говорил Сталин. – Его часто называют по старой памяти пролетариатом. Но что такое пролетариат?.. Пролетариат – это класс, эксплуатируемый капиталистами... Можно ли... назвать наш рабочий класс СССР пролетариатом? Ясно, что нельзя... Пролетариат СССР превратился в совершенно новый класс, в рабочий класс СССР, уничтоживший капиталистическую систему хозяйства, утвердивший социалистическую собственность на орудия и средства производства и направляющий советское общество по пути коммунизма».
После завершения коллективизации и развертывания механизации сельского хозяйства изменилось и крестьянство страны. Сталин говорил: «Советское крестьянство в своем подавляющем большинстве есть колхозное крестьянство, то есть оно базирует свою работу и свое достояние не на единоличном труде и отсталой технике, а на коллективном труде и современной технике».
Быстрый рост образования и науки сопровождался качественными переменами в интеллигенции страны. Сталин подчеркивал: «Изменился, во-первых, состав интеллигенции. Выходцы из дворянства и буржуазии составляют небольшой процент нашей советской интеллигенции. 80–90% советской интеллигенции – это выходцы из рабочего класса, крестьянства и других слоев трудящихся. Изменился, наконец, и самый характер деятельности интеллигенции».
Эти глубокие перемены в советском обществе требовали политических перемен. Поэтому новая Конституция предусматривала впервые в советской истории проведение прямых, равных, тайных и всеобщих выборов.
С 1918 года выборы в Советской стране были открытыми. Избирателей собирали на участки, где в ходе собраний проводились голосования за кандидатуры членов местных Советов поднятием рук. Таким же способом на заседаниях Советов избирались депутаты каждого вышестоящего Совета.
Выборы были неравными, так как один депутат от сельского избирательного округа представлял в пять раз больше избирателей, чем депутат от городского округа. Неравенство возможностей для выражения мнений усугублялось существовавшей до 1936 года многоступенчатостью выборов.
Помимо этого несколько миллионов людей были лишены права голоса на том основании, что они в прошлом эксплуатировали наемный труд, служили в белых армиях, состояли в антисоветских партиях, были священниками или еще каким-то образом отличались от большинства советских людей.
В своем докладе 25 ноября 1936 года Сталин решительно возражал тем, кто настаивал, чтобы по-прежнему «лишить избирательных прав служителей культа, бывших белогвардейцев и лиц, не занимающихся общеполезным трудом, или же, во всяком случае, ограничить избирательные права лиц этой категории, дав им только право избирать, но не быть избранным». Отвергая эту позицию, Сталин ссылался на те перемены, которые произошли с этими группами людей. Не отказываясь от тезиса об усилении классовой борьбы по мере продвижения к социализму, Сталин в то же время исходил из того, что в обновленном советском обществе влияние враждебных сил на сознание советских людей не может быть существенным.
Он заявлял: «Во-первых, не все бывшие кулаки, белогвардейцы или попы враждебны Советской власти. Во-вторых, если народ кое-где и изберет враждебных людей, то это будет означать, что наша агитационная работа поставлена из рук вон плохо и мы вполне заслужили тот позор, если же наша агитационная работа будет идти по-большевистски, то народ не пропустит враждебных людей в свои верховные органы. Значит, надо работать, а не хныкать, надо работать, а не дожидаться того, что все будет предоставлено в готовом виде в порядке административных распоряжений... Волков бояться – в лес не ходить». Так Сталин провозгласил поворот в политической жизни от запретов к снятию социальных и политических ограничений.
Кроме того, Сталин исходил из того, что избиратели будут выбирать из нескольких кандидатов в депутаты наиболее достойного. В беседе с председателем американского газетного объединения «Скриппс-Говард Ньюспейперс» Роем Говардом 1 марта 1936 года Сталин говорил: «У нас немало учреждений, которые работают плохо. Бывает, что тот или иной местный орган власти не умеет удовлетворить те или иные из многосторонних и все возрастающих потребностей трудящихся города и деревни. Построил ли ты или не построил хорошую школу? Улучшил ли ты жилищные условия? Не бюрократ ли ты? Помог ли ты сделать наш труд более эффективным, нашу жизнь более культурной? Таковы будут критерии, с которыми миллионы избирателей будут подходить к кандидатам, отбрасывая негодных, вычеркивая их из списков, выдвигая лучших и выставляя их кандидатуры. Да, избирательная борьба будет оживленной, она будет протекать вокруг множества острейших вопросов практических, имеющих первостепенное значение для народа. Наша новая избирательная система подтянет все учреждения и организации, заставит их улучшить свою работу. Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти».
Несмотря на сопротивление многих партийных работников, Сталин добился в августе 1937 года за несколько месяцев до выборов в Верховный Совет СССР принятия на заседании Политбюро образца избирательного бюллетеня, который был предназначен для проведения выборов из нескольких кандидатов. (Этот образец приведен в упомянутой выше книге Юрия Жукова.)

Так воплощались в жизнь новые начинания Сталина в политической организации советского общества. (Хотя в дальнейшем Сталину не удалось добиться проведения выборов с несколькими кандидатами, образец избирательного бюллетеня не изменился до конца Советской власти. Поэтому, когда в 1989 году проходили выборы с несколькими кандидатами, форму избирательного бюллетеня, утвержденного Сталиным и другими членами Политбюро в 1937 году, не пришлось менять.)

Борьба Сталина с противниками новой Конституции

Принятие Чрезвычайным VIII Всесоюзным съездом Советов Конституции СССР было встречено с энтузиазмом подавляющим большинством советских людей. 5 декабря, день принятия Сталинской Конституции, был объявлен праздничным. В школах дети декламировали на утренниках стихи казахского акына Джамбула:
«Я славлю Великий Советский Закон.
Закон, по которому радость приходит,
Закон, по которому степь плодородит...
Закон, по которому все мы равны
В созвездии братских республик страны.
Пойте, акыны, пусть песни польются!
Пойте о Сталинской Конституции...»
Однако немало деятелей из руководящих кадров партии сопротивлялось принятию новой Конституции. Игнорируя изменения в советском обществе, они вступали в конфликт с велением истории, противопоставляя ему свои корыстные интересы под предлогом борьбы за сохранение «классовых устоев» советского общества. Хотя 10 мая 1934 года на заседании Политбюро секретарю ЦИК СССР А.С. Енукидзе было поручено подготовить предложения о новом порядке выборов, он упорно тормозил разработку этого постановления. (О противодействии Енукидзе сталинской конституционной реформе подробно рассказано в книге Юрия Жукова «Иной Сталин».) На первых порах Енукидзе старался затянуть вопрос о конституционных переменах. С трудом согласившись на прямые и равные выборы, Енукидзе так и не включил положение о тайных выборах в проект предложения, представленного лишь в начале 1935 года.
Позже стало известно, что Енукидзе, нарком внутренних дел СССР Г.Г. Ягода, а также группа военачальников стали готовить заговор. Их первоначальная цель состояла в дестабилизации обстановки в стране, развязывании репрессий, что сделало бы невозможным осуществление демократических конституционных преобразований. Одновременно велась подготовка государственного переворота. Одной из жертв заговорщиков стал член Политбюро и руководитель Ленинградской партийной организации С.М. Киров. (См. приложение к «СР» Улики от 31 марта 2011, №3. «Выстрел в Смольном».)
Хотя планы заговорщиков были сорваны благодаря отстранению от власти Енукидзе, а затем и Ягоды, сопротивление Конституции СССР и новому порядку выборов не прекратилось. Некоторые партийные деятели старались использовать партийную чистку и кампанию против «замаскировавшегося классового врага», которая развернулась после убийства С.М. Кирова, для нагнетания подозрительности в обществе и расправы со своими возможными конкурентами.
Эти настроения проявились даже после принятия Сталинской Конституции в ходе февральско-мартовского (1937 г.) пленума ЦК ВКП(б). В своих выступлениях члены ЦК С.В. Косиор, Р.И. Эйхе, П.П. Постышев, Б.П. Шеболдаев, И.М. Варейкис, К.Я. Бауман, Я.Б. Гамарник, А.И. Егоров, Г.Н. Каминский, П.П. Любченко, В.И. Межлаук, Б.П. Позерн, Я.Э. Рудзутак, М.Л. Рухимович, М.М. Хатаевич, В.Я. Чубарь, И.Э. Якир и другие требовали проведения широкомасштабных репрессий против тайных троцкистов и их пособников.
Вопиющим образом извращая исторические факты в своем докладе на закрытом заседании ХХ съезда КПСС, Н.С. Хрущёв уверял, будто «доклад Сталина на февральско-мартовском пленуме ЦК в 1937 году «О недостатках партийной работы и методах ликвидации троцкистских и других двурушников» содержал попытку теоретического обоснования политики массового террора под предлогом, что, поскольку мы идем навстречу социализму, классовая борьба должна обостряться». Хрущёв умолчал, что этот тезис был выдвинут Сталиным не в 1937, а в 1928 году. Кроме того, он исказил смысл и содержание выступлений Сталина на пленуме.
Начав 3 марта 1937 года свой доклад на этом пленуме с осуждения «политической беспечности», Сталин, казалось бы, поддержал господствующие настроения среди членов ЦК. Он привел исторические факты о шпионаже и диверсионной деятельности во времена наполеоновских войн, которые были неизвестны многим членам партии. Генсек осудил членов партии и за непонимание эволюции троцкизма за «последние 7–8 лет», указав, что современный троцкизм «есть не политическое течение в рабочем классе, а беспринципная и безыдейная банда вредителей, диверсантов, разведчиков и шпионов, убийц, банда заклятых врагов рабочего класса, действующих по найму у разведывательных органов иностранных государств».
Однако в своем заключительном слове 5 марта Сталин призвал к сдержанности в использовании ярлыка «троцкист» в идейно-политической борьбе. Он обращал внимание на необходимость учитывать изменения во взглядах тех или иных бывших троцкистов. Сталин заявил: «В речах некоторых товарищей скользила мысль... давай теперь направо и налево бить всякого, кто когда-либо шел по одной улице с каким-либо троцкистом или когда-либо в одной общественной столовой где-то по соседству с троцкистом обедал... Это не выйдет, это не годится. Среди бывших троцкистов у нас имеются замечательные люди, вы это знаете, хорошие работники, которые случайно попали к троцкистам, потом порвали с ними и работают, как настоящие большевики, каким завидовать можно. Одним из таких был товарищ Дзержинский. (Голос с места: «Кто?») Товарищ Дзержинский, вы его знали. Поэтому, громя троцкистские гнезда, вы должны оглядываться, видеть кругом, дорогие товарищи, и бить с разбором, не придираясь к людям, не придираясь к отдельным товарищам, которые когда-то, повторяю, случайно по одной улице с троцкистом проходили».
Сталин также напоминал, что уже дискуссия 1927 года показала численную слабость троцкистов. Сталин высказал предположение, что тогда «около 12 тысяч членов партии» в той или иной мере поддерживали троцкизм. «Вот вам вся сила господ троцкистов. Добавьте к этому то обстоятельство, что многие из этого числа разочаровались в троцкизме и отошли от него, и вы получите представление о ничтожности троцкизма».
Кроме того, Сталин обвинил не названных им поименно пар­тийных руководителей в том, что до сих пор у троцкистов сохранились резервы в партии. Напоминая о партийной чистке, проведенной в 1935–1936 годах, он говорил: «То, что мы за это время понаисключали десятки, сотни тысяч людей, то, что мы проявили много бесчеловечности, бюрократического бездушия в отношении судеб отдельных членов партии, то, что за последние два года чистка была и потом обмен партбилетов – 300 тысяч исключили. Так что с 1922 года у нас исключенных насчитывается полтора миллиона. То, что на некоторых заводах, например, если взять Коломенский завод... Сколько там тысяч рабочих? (Голос с места: «Тысяч тридцать».) Членов партии сейчас имеется 1400 человек, а бывших членов и выбывших с этого завода и исключенных – 2 тысячи на одном заводе. Как видите, такое соотношение сил: 1400 членов партии – и 2 тысячи бывших членов на заводе. Вот все эти безобразия, которые вы допустили, – все это вода на мельницу наших врагов... Все это создает обстановку для врагов – и для правых, и для троцкистов, и для зиновьевцев, и для кого угодно. Вот с этой бездушной политикой, товарищи, надо покончить». (Следует заметить, что парторганизация Коломенского завода находилась под руководством МК ВКП(б), возглавляемого Н.С. Хрущёвым, и эта «бездушная политика» проводилась с ведома будущего борца против «культа личности» и репрессий 30-х годов.)
В своих выступлениях на пленуме Сталин остановился на «теневых сторонах хозяйственных успехов», указав на «настроения беспечности и самодовольства... атмосферу парадных торжеств и взаимных приветствий, убивающих чувство меры и притупляющих политическое чутье». Сталин обратил внимание на то, что «успехи» не должны становиться поводом для самодовольства. Он замечал: «Доказано, что все наши хозяйственные планы являются заниженными, ибо не учитывают огромных резервов и возможностей, таящихся в недрах нашего народного хозяйства... Факты говорят, что целый ряд наркоматов, выполнивших и даже перевыполнивших годовые хозяйственные планы, систематически не выполняют планы по некоторым очень важным отраслям народного хозяйства».
В своем заключительном слове Сталин расширил перечень пороков «партийных товарищей», на которые он указал, помимо зазнайства, политической слепоты, беспечности и благодушия. Он заявлял, что при подборе кадров нередко игнорируются принципы преданности партии и пригодности человека для исполнения работы. Вместо этого, говорил Сталин, «люди иногда подбираются не по политическому и деловому принципу, а с точки зрения личного знакомства, личной преданности, приятельских отношений, вообще по признакам обывательского характера, по признакам, которым не место в нашей практике».
Сталин требовал: «Надо восстановить активы партийные и активы беспартийные при наркоматах, при предприятиях – то, что раньше называлось производственным совещанием... И другое средство – восстановление демократического централизма в нашей внутрипартийной жизни. Это тоже проверка, товарищи. Восстановление на основе устава выборности партийных органов. Тайные выборы, право отвода кандидатов без исключения и право критики. Вот вам второе средство проверки снизу». Сталин подчеркивал, что установление тайных выборов в партии отвечает духу новой Конституции СССР. Он говорил: «Организуемые нами выборы в верховные органы власти будут большой проверкой для многих из наших работников».
Сталин подчеркивал: «Ленин учил нас не только учить массы, но и учиться у масс. Он призывал «чутко прислушиваться к голосу масс, к голосу рядовых членов партии, к голосу так называемых маленьких людей, к голосу народа».
Сталин предупреждал: «Стоит большевикам оторваться от масс и потерять связь с ними, стоит им покрыться бюрократической ржавчиной, чтобы они лишились всякой силы и превратились в пустышку». То обстоятельство, что «партийные товарищи» не прислушивались к «голосу масс», наводило Сталина на тревожные размышления. Об этом свидетельствовало его обращение к древнегреческому мифу об Антее. Сталин напомнил, что у этого героя «было все-таки свое слабое место – это опасность быть каким-либо образом оторванным от земли». Поскольку в мифе о подвигах Геракла последний побеждал Антея, сравнение Сталина звучало зловещим пророчеством. Сталин так завершил свой пересказ мифа: «Я думаю, что большевики напоминают нам героя греческой мифологии, Антея. Они так же, как и Антей, сильны тем, что держат связь со своей матерью, с массами, которые породили, вскормили и воспитали их. И пока они держат связь со своей матерью, они имеют все шансы на то, чтобы остаться непобедимыми. В этом ключ непобедимости большевистского руководства».
В своем докладе 3 марта Сталин выдвинул программу всеобщей политической переподготовки на многомесячных курсах всех партийных руководителей снизу доверху – от секретарей первичных организаций до членов Политбюро и секретарей ЦК.
Объясняя, «как надо подготовить и переподготовить в духе ленинизма наши кадры», Сталин объявлял, что «прежде всего надо суметь, товарищи, напрячься и подготовить каждому из нас себе двух замов». Эти замы должны были пройти утверждение вышестоящих инстанций. Предполагалось, что назначение замов необходимо для того, чтобы они исполняли обязанности нынешних руководителей во время их учебы, а затем их также следовало направить на те же учебные курсы. Сталин не скрывал, что видел в этих замах возможную смену нынешним руководителям. Он заявлял о необходимости влить в команд­ные кадры «свежие силы, ждущие своего выдвижения, и расширить таким образом состав руководящих кадров... Людей способных, людей талантливых у нас десятки тысяч. Надо только их знать и вовремя выдвигать, чтобы они не перестаивали на старом месте и не начинали гнить. Ищите да обрящите».
Заявляя о возможности выдвижения новых людей на управленческие должности, противопоставляя мудрость «маленьких людей» зазнавшимся начальникам, Сталин давал понять о своем крайнем неудовлетворении кадровым составом во всех звеньях управления. Фактически Сталин объявлял вакантными все руководящие должности в партии и объявлял широкий конкурс на эти должности, предлагая до трех кандидатов как минимум на каждую вакансию. Все участники этого конкурса дол­жны были пройти обширную программу политической учебы, а победители конкурса должны были отвечать тем требованиям, которые будут им предъявлены как высшим руководством, так и партийными массами.
Можно предположить, что подобный же конкурс предстояло выдержать и руководителям ведомств, силовых и хозяйственных на разных уровнях. Сталин напоминал, что проверка руководителей массами отвечала духу вновь принятой Конституции, и заявлял, что «народ проверяет руководителей страны во время выборов в органы власти Советского Союза путем всеобщего, равного, прямого и тайного голосования».
Совершенно очевидно, что, вопреки стремлению ряда пар­тийных руководителей к развязыванию репрессий, с тем чтобы сорвать проведение выборов по новому порядку и сохранить свои высокие посты, Сталин выдвигал программу широкой демократизации внутри партии в духе только что принятой Конституции, отразившей углубление социалистической революции в стране.
В то же время Сталин считал, что механическая замена одних руководителей другими, даже более образованными, недостаточна. Сталин подчеркивал первостепенную важность идейно-теоретической подготовки партийных руководителей. Признавая трудность освоения марксистско-ленинского учения, Сталин сказал: «Нельзя требовать от каждого члена партии, чтобы он усвоил марксизм». Однако далее он заметил: «Я не знаю, многие ли члены ЦК усвоили марксизм. Многие ли секретари обкомов, крайкомов усвоили марксизм?» (Эти слова остались лишь в невыправленном стенографическом варианте заключительной речи Сталина, но исключены из опубликованного текста в «Правде».) Наверняка его, как и раньше, крайне беспокоило поверхностное знакомство партийных руководителей с марксизмом.
Сталин надеялся, что всеобщее переобучение партийных кадров поможет вооружить их в идейно-теоретическом отношении. Он подчеркивал: «Если бы мы сумели наши партийные кадры снизу доверху подготовить идеологически, закалить их политически таким образом, чтобы они свободно ориентировались во внутренней и международной обстановке, если бы мы сумели сделать их вполне зрелыми ленинцами, марксистами, способными решать без серьезных ошибок вопросы руководства страной, то мы разрешили бы этим девять десятых всех наших задач».
Такая программа всеобщего переобучения правящих кадров страны не имела прецедентов в мировой истории. Программа свидетельствовала, что социалистическое общество могло успешно развиваться лишь на основе постоянного совершенствования. Одним из проявлений этого было постоянное повышение образовательного уровня всех советских людей, особенно партийных руководителей. Эта программа отвечала прин­ципам марксистско-ленинского учения о диалектическом развитии и научной организации социалистического общества.

[Владимир Шмелев]

Сталинистами не рождаются. Сталинистами становятся

2012-08-17 17:28

По материалам "Эхо Москвы". Захар Прилепин, писатель

• View the full image

Сталинистами не рождаются. Сталинистами становятся. Вот Я. Я не поклонник Сталина. Но если дело пойдет так, как оно идет, то я стану сталинистом.

Конечно, я это буду скрывать, не показывать вида, лицемерить. Но где-то в затылочном сознании у меня будет запрятана мысль о том, что вообще-то пора ему появиться. Не надолго, на полгода. На месяц. Чтобы успеть навести порядок в умах и делах. Чтобы призвать к ответу. Кого? Меня, так меня. Соседа, так соседа. За что? За измену. За линию Бейкера - Шеварднадзе, за Крым, за южную Сибирь, за Новороссийские губернии Малороссии. За Россию, которая потеряла моря и не имеет выхода.

Не ужасно ли думать, что русские люди строили государство, создавали свои церкви, вели войны, возводили ДнепроГЭС и Магнитку, запускали космические аппараты для того только, чтобы какой-нибудь пучеглазый демократ обучал своего ребенка в Сорбонне, чтобы мелкий лавочник раскатывал на мерседесе, чтобы чиновник купал свое тело в джакузи. Для того ли сотни лет русские люди терпели нужду и проливали кровь, чтобы жирел чиновник на даче-крепости, чтобы носила жемчуга торговка.

«Сталин» - это жест отчаяния. Последняя надежда найти управу на глупцов. Сталин – душегуб. И Ельцин – душегуб. Но душегубство последнего мелочное. Пошлое. Оно нарушает законы не из великой страсти, а из лавочной хитрости, грязного порока. Пьянства. У Сталина были дела, под которыми струилась кровь русского народа. В наши времена есть только кровь. И нет никаких дел. Есть наркотики и нет мечты.

Сталин – это эстетический жест восстания против мерзости, которая подняла голову в твоей душе. Против того, чтобы ты брал взятки. Хотя для этого есть все основания. Против диктатуры денег, которые стали последней целью.

К Сталину взывают от бессилия и бессмыслицы, от ужаса перед всеобщей продажностью. Каждый из нас должен ответить за то, что последние десять лет мы не строили ракеты, не бурили скважины, не строили заводы, не писали книги. За то, что мы только пили и крали, крали и пили. И ходили на презентации.

Сталин должен прийти, чтобы ужас появился на блудливом лице лавочника. Прийти и уйти. Но ведь он не уйдет. Вот в чем проблема.

ПИСАТЕЛЬ ЛЕВ ВЕРШИНИН по поводу письма ЗП Сталину.
«Её, тусовку, можно понять.

Мало того, что в тексте сказана чистая правда.

Она, эта самая правда высказана в убойно гротескной форме. То есть, тусовке не только вспороли нутро, выставив напоказ всему миру гнилую требуху. Хуже того, вспороли изящно, скажем так, “скальпелем креатива”, — того самого, который она, рукопожатно-непогрешимая, до сих пор считала своим и только своим оружием. И еще хуже, вспороли изнутри, чего она, непогрешимо-рукопожатная, никак не ожидала.Вот почему визг на грани ультразвука.

Обиженный, злобный, запредельно эмоциональный, но при всем том абсолютно бессмысленный. Без хотя бы одного хоть сколько-то вменяемого аргумента. Даже неизбежный гвалт насчет пресловутого “антисемитизма” (как же, блин, тусовке да без безотказной палочки- выручалочки?) разбивается о текст вдребезги.

Потому что, — да, да! — в строках “Ты сохранил жизнь нашему роду. Если бы не ты, наших дедов и прадедов передушили бы в газовых камерах, аккуратно расставленных от Бреста до Владивостока, и наш вопрос был бы окончательно решён. Ты положил в семь слоёв русских людей, чтоб спасти жизнь нашему семени”, г-н Прилепин подразумевает именно евреев, но совершенно по существу. Ибо, хоть раком крутись “профессиональные страдальцы”, от правды не убежишь: именно Он сохранил жизнь нашему (как еврей по маме, я вправе писать это) роду. Если бы не Он, наших (не конкретно моих, мои гибли на фронтах, но не суть) дедов и прадедов передушили бы в газовых камерах, аккуратно расставленных от Бреста до Владивостока, и наш вопрос был бы окончательно решён. Он положил в семь слоёв русских людей, чтоб спасти жизнь нашему семени, — и пусть даже в “семи слоях” легли не только русские, а спасали от гибели не только евреев, но сам факт отрицать может только полностью и, безусловно, неблагодарная тварь.

Именно так считала моя мама, ушедшая на войну в 17 лет, получив из-под Сталинграда похоронки на дедушку Леву, дядю Фиму и дядю Гришу, а мнение моей мамы на эту тему для меня истина в последней инстанции.

“Профессионалы” прекрасно знают это. Отсюда и дополнительная пена на рукопожатных клычках»

[Юрий Удалов]

Вот так... И, когда наши отцы убивали себя, и убили, ради вашей счастливой (они тогда не могли представить себе, что счастливой и сытой - синонимы)тогда другие отцы воспитывали своих чад: держи фигу в кармане и камень за пазухой.

[Mediche]

http://www.youtube.com/watch?NR=1&v=g56LhVJEFZM

[bibigon]

"правозащитников орда
стоит на страже бандитизма,
как не хватает иногда
нам перегибов сталинизма...

Вскачь «Перестройка» понеслась,
Пятнистый Мишка вместо герба;
Один козел пролез во власть,
За три войны нанес ущерба.

Почти забыт социализм,
Зато проблемы есть любые –
Бардак, разврат и терроризм…
Довольны только «голубые».

Их не сажают, не срамят,
Они поют хиты с эстрады.
Им скоро власти разрешат
На Красной площади парады.

Царит насилья карнавал,
И демократы бьют тревогу,
Все то, что Сталин нам собрал,
Разворовать никак не могут.

Не смели даже и мечтать,
Ни в «Пентагоне», ни в Европе,
Союз Советский повидать
В такой глубокой страшной ж...е.

[Владимир Шмелев]

Газета «Правда». Сталин в первые дни Великой Отечественной войны. Мудрость и воля советского вождя

2012-08-19 09:28

По страницам газеты «Правда». Анатолий Сергиенко

• View the full image

Начало Великой Отечественной войны и роль И.В. Сталина в это время вызывают особенно много фальсификаций в сочинениях ненавистников Советской страны. Вот почему так ценны работы честных историков, посвящённые данной теме. Именно поэтому «Правда», начиная с № 64, публикует в пятничных номерах фрагменты новой книги военного историка Анатолия Сергиенко «Пусть сильнее дует ветер истории! Первые двенадцать дней из военной жизни И.В. Сталина», вышедшей в Белгороде крайне малым тиражом. Сегодня — заключительные страницы.

Было ли в массе дел место для прострации и болезни?

Теперь давайте подойдём к проблемам прострации и болезни И.В. Сталина, как говорится, с другой стороны. Попробуем собрать воедино всё, что было сделано в эти двенадцать дней советским руководством для принятия первоочередных мер по организации отпора агрессорам и переводу страны на военные рельсы.

На заседаниях Политбюро, совещаниях с первыми лицами государства, работниками наркоматов и ведомств Советского государства, партийными работниками во время встреч с конструкторами военной техники были разработаны, обсуждены и приняты следующие основополагающие военные директивы, правительственные и партийные постановления и решения.

22 июня. На заседании Политбюро ЦК ВКП(б) совместно с наркомом обороны и начальником Генерального штаба Красной Армии разработана и утверждена Директива № 2 «Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО, ВМФ о внезапном нападении Германии и боевых задачах войск», а также Директива № 3 «Военным советам Северо-Западного, Западного, Юго-Западного и Южного фронтов». Общими усилиями членов Политбюро ЦК ВКП(б) подготовлен текст Заявления Советского правительства для выступления по радио о вероломном нападении фашистской Германии и её союзников на СССР.

Президиум Верховного Совета СССР подготовил и издал Указ о мобилизации военнообязанных 1905—1918 годов рождения на территории всех военных округов, кроме Среднеазиатского, Забайкальского и Дальневосточного.

Одновременно Указом Президиума Верховного Совета СССР вводилось военное положение в Белорусской, Украинской, Карело-Финской, Латвийской, Литовской, Эстонской и Молдавской союзных республиках, а также в Архангельской, Вологодской, Воронежской, Ивановской, Ростовской, Курской, Рязанской, Смоленской, Тульской и Ярославской областях, Краснодарском крае, в Крыму, городах Москве и Ленинграде.

На базе управлений и войск приграничных военных округов были созданы Северный, Северо-Западный, Западный, Юго-Западный и Южный фронты.

Был принят Указ «О военном положении», устанавливающий особый правовой режим по всей стране, а также Указ «Об утверждении положения о военных трибуналах в местностях, объявленных на военном положении, и в районах военных действий».

23 июня. Постановлением СНК СССР и Центрального Комитета ВКП(б) создана Ставка Главного Командования Вооружённых Сил СССР. При Ставке создан институт постоянных советников, в который вошли видные военачальники, партийные работники и члены правительства. Возглавил Ставку народный комиссар обороны маршал С.К. Тимошенко.

ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли постановление, которое определяло задачи партийных и советских органов в условиях военного времени. СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление о вводе в действие мобилизационного плана по боеприпасам.

СНК СССР принял постановление о подчинении в оперативном отношении Гражданского воздушного флота народному комиссару обороны СССР и формировании из личного состава и самолётов ГВФ особых авиационных групп.

Образована Комиссия Бюро СНК СССР по текущим делам.

В действующую армию направлены члены Политбюро К.Е. Ворошилов, А.А. Жданов и Н.С. Хрущёв.

Отдан приказ об ударе трёх танковых и одного кавалерийского корпусов Западного фронта в направлении Гродно.

24 июня. Принято решение создать при Совнаркоме СССР Совет по эвакуации, которому вменялось в обязанность руководить эвакуацией населения, учреждений, военных и народно-хозяйственных грузов, оборудования предприятий и других различных ценностей. Председателем Совета стал Н.М. Шверник.

ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли решение о создании Советского информационного бюро (Совинформбюро) во главе с секретарём ЦК А.С. Щербаковым.

СНК СССР принял постановление о перемещении из фронтовой полосы в тыл предприятий авиационной промышленности.

СНК СССР принял постановление об охране предприятий и учреждений и создании истребительных батальонов.

На заседании Политбюро ЦК ВКП(б) заслушан доклад наркома среднего машиностроения, заместителя Председателя СНК СССР В.А. Малышева о нуждах танкового производства.

Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило принятое постановление СНК о мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе.

На совещании у И.В. Сталина принято решение о формировании из лётчиков-испытателей нескольких авиационных полков.

25 июня. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение об организации на Урале и в Сибири новой базы танкостроения.

Решением СНК СССР введён институт фронтовых и армейских начальников охраны войскового тыла.

Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) создано Советское бюро военно-политической пропаганды.

Сформирована группа резервных армий во главе с С.М. Будённым.

26 июня. Совнарком СССР принял постановление, которым директорам предприятий промышленности, транспорта, сельского хозяйства и торговли предоставлялось право устанавливать для всех или части рабочих и служащих обязательные сверхурочные работы продолжительностью от одного до трёх часов в день. Устанавливалась полуторная, по сравнению с обычной, оплата обязательных сверхурочных работ. Отменены очередные и дополнительные отпуска с заменой их денежной компенсацией.

Установлен порядок назначения и выплаты пособий семьям военнослужащих рядового и младшего начальствующего состава в военное время.

27 июня. ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли постановление «О порядке вывоза и размещения людских контингентов и ценного имущества».

Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «Об отборе коммунистов для усиления партийно-политического влияния в полках».

Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О вывозе из Москвы государственных запасов драгоценных металлов, драгоценных камней, Алмазного фонда СССР и ценностей Оружейной палаты Кремля».

Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «Вопросы НКАП» (наркомата авиационной промышленности).

29 июня. Принята Директива СНК СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей.

Учреждена должность командующего Военно-Воздушными Силами. Командующим ВВС назначен генерал-лейтенант авиации П.Ф. Жигарев.

СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление «О переводе из Москвы наркоматов и главных управлений».

За подписью С.К. Тимошенко, И.В.Сталина и Г.К. Жукова издан приказ Ставки Главного Командования № 00100 о формировании стрелковых и механизированных дивизий из личного состава войск НКВД.

30 июня. Постановлением Президиума Верховного Совета СССР, ЦК ВКП(б) и СНК СССР образован Государственный Комитет Обороны, который сосредоточил в своих руках всю полноту власти. Возглавил ГКО секретарь ЦК ВКП(б), Председатель СНК СССР И.В. Сталин. Одновременно он был утверждён председателем Тран-спортного комитета при ГКО.

1 июля. СНК своим постановлением расширил права народных комиссаров СССР для обеспечения своевременного и быстрого решения оперативных вопросов, связанных с выполнением в условиях военного времени возложенных на наркоматы задач, и в первую очередь — планов производства и строительства.

2 июля. СНК СССР ввёл обязательную всеобщую подготовку населения к противовоздушной и химической обороне.

Принято решение СНК СССР, которым дети рядового и младшего начальствующего состава армии и флота освобождались от платы за обучение в старших классах средней школы, техникумах и вузах.

3 июля. Председатель СНК и ГКО И.В. Сталин выступил по радио с обращением к народу.

Я сконцентрировал основные постановления и решения Политбюро и ЦК ВКП(б), СНК СССР, Президиума Верховного Совета СССР за период с 22 июня по 3 июля 1941 года. Только одно перечисление этих документов и мероприятий показывает, что партия и Советское правительство провели большую организаторскую работу по переводу страны на военные рельсы, превращению её в единый военный лагерь. Давайте зададимся вопросом: можно ли было хоть одно из них принять без согласования с И.В. Сталиным? Вряд ли! Учитывая его тогдашнее положение в партии и государстве, высочайший авторитет у подавляющего большинства советского народа, все эти мероприятия не могли осуществляться без его ведома и участия.

Как же тогда это происходило, если он впал в прострацию, отошёл от решения государственных дел, болел, уединялся на даче как затворник, не отвечал на телефонные звонки, никого не принимал? Всё это — измышления, опорочивающие работу И.В. Сталина.

«К вам обращаюсь я, друзья мои»

Вот мы и подошли, уважаемый читатель, к завершающей фазе нашего исследования деятельности И.В. Сталина в первые дни войны. Логическим завершением этого сверхнапряжённого и динамично развивавшегося периода его деятельности, неимоверной концентрации всех физических и моральных сил стало выступление по радио 3 июля 1941 года. Многие исследователи, в том числе и из стана сталинистов, как-то легковесно, я бы сказал, упрощённо подходят к этому историческому факту. Я имею в виду не содержание самого выступления, нет. Речь о том, что не уделяется должного внимания оценке процесса подготовки И.В. Сталина к этому выступлению. Текст обращения вождя к советскому народу — это не коллективный труд Политбюро, это не подготовленная кем-то «болванка». Это полностью личное творение И.В. Сталина. Вот вопрос по этому поводу Ф.И. Чуева В.М. Молотову и его ответ:

«— А речь третьего июля он готовил или Политбюро?

— Нет, это он. Так не подготовишь. За него не подготовишь. Это без нашей редакции. Некоторые речи он говорил без предварительной редакции».

Для подобного выступления в весьма сложной обстановке и в условиях психологического напряжения нужно многое — и ум, и хладнокровие, и способность охватить весь комплекс событий, и дар предвидения. А главное — нужно время. А с ним в эти дни была неимоверная напряжёнка. Даже те два дня, когда И.В. Сталин в своём кремлёвском кабинете никого не принимал, не стали полными в его распоряжении для подготовки к выступлению.

Вполне можно предположить, что подготовкой своего выступления, его доработкой и шлифовкой И.В. Сталин занимался и между возобновившимися приёмами в Кремле 1 и 2 июля, между руководством боевыми действиями фронтов.

Из сведений журнала регистрации посетителей видно, что 1 июля приём начался в 16.40 и продолжался до 01.30, то есть

8 часов 50 минут. Теперь посмотрим, каким оказался перерыв для отдыха. Начатый приём 1 июля завершился практически уже 2 июля. И вечером этого дня, в 23.10, начался очередной приём. Следовательно, время между приёмами составило 21 час 40 минут, то есть почти сутки. Вполне можно предположить, что это были и отдых, и окончательная доработка текста выступления, хотя будет правильным, если на первое место поставить здесь слово «доработка».

Обратим внимание на состав посетителей. На приёме вечером 1 июля в кабинете И.В. Сталина находились практически все члены Политбюро, руководство НКО и солидная группа авиаторов (нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин, командующий ВВС П.Ф. Жигарев, авиаконструктор, заместитель наркома авиационной промышленности А.С. Яковлев, заместитель начальника Управления ВВС А.И. Гусев, начальник 3-го Главного управления Наркомата авиационной промышленности Д.В. Королёв). Судя по составу посетителей, обсуждались важные военно-политические вопросы.

На приёме 2 июля в кабинете И.В. Сталина находились в период с 23.10 до 03.20 практически все члены Политбюро. Нетрудно догадаться, что обсуждалось предстоящее выступление Председателя Государственного Комитета Обороны по радио. Косвенным подтверждением этого предположения является присутствие на совещании наркома связи СССР, начальника Главного управления связи Красной Армии И.Т. Пересыпкина. Именно он осуществлял техническое обеспечение этого выступления, и вот его воспоминания:

«Сначала предполагалось, что выступление должно состояться в студии, находившейся в здании Центрального телеграфа на улице Горького. Но потом спросили у связистов:

— Можно ли организовать трансляцию речи И.В. Сталина из Кремля?

Мы сказали:

— Можно.

После этого мне поручили обеспечить эту трансляцию по радио и по московской радиотрансляционной сети. В то время мы, конечно, не располагали такими техническими средствами, которые имеются в распоряжении современного радиовещания и телевидения. Связисты всю ночь напряжённо трудились, чтобы осуществить трансляцию. Надо было оборудовать комнату, подвести туда кабели, установить микрофоны и многое другое.

В пять часов утра 3 июля мы с известным советским диктором Юрием Левитаном были уже на месте. В шесть часов пришёл туда И.В. Сталин. Он был одет в свой обычный серый костюм военного покроя. Поздоровавшись с нами, он спросил:

— Ну как, готово?

— Да, всё готово, — ответили мы.

Сталин сел за небольшой столик, на котором были установлены микрофоны. Рядом с ним стояли бутылка боржоми и стаканы.

Ю. Левитан объявил по радио о предстоящем выступлении И.В. Сталина. Наступил самый ответственный момент. Заметно волнуясь, Сталин начал свою речь. С огромным напряжением мы с Левитаном, как и все советские люди, слушали его речь.

Следует отметить, что к тому моменту немецко-фашистским войскам удалось продвинуться далеко в глубь нашей страны. Время было тревожное, трудно было предположить, что ждёт нас впереди, поэтому часть радиовещательных станций была уже демонтирована и готовилась к отправке на восток. Однако поставленную задачу связисты выполнили: речь Сталина слышала вся страна».

Из воспоминаний Ивана Терентьевича Пересыпкина мы узнали о том, что И.В. Сталин выступал не с Центрального телеграфа, а из специально оборудованной комнаты на территории Кремля, что пришёл он туда в шесть часов, во время выступления волновался.

Выступление Председателя СНК СССР, Председателя ГКО И.В. Сталина рано утром 3 июля по радио, ставшее программой борьбы советского народа против фашистской Германии и ее союзников в начавшейся Великой Отечественной войне, — это своеобразный итог его двенадцатидневной организаторской и аналитической работы.

Приведу и свидетельство человека, который представлял И.В. Сталина радиослушателям страны в то историческое утро 3 июля и которого Иосиф Виссарионович впервые тогда увидел. Речь идёт о Ю. Левитане. Вот что узнаём через писателя Ф. Чуева:

«Диктор Всесоюзного радио Юрий Левитан рассказывал, как перед выступлением Сталина по радио 3 июля 1941 года его инструктировали Берия и Власик: «На все вопросы товарища Сталина отвечать «да» или «нет», ни о чём не спрашивать».

Ощупали одежду, даже носки посмотрели.

Сталин, увидев Левитана, сказал: «Так вот вы какой? Таким я вас и представлял». И спросил: «Как вы думаете, как мне читать?» «Как вы всегда читаете, товарищ Сталин, так и читайте», — нашёлся Левитан. «А где мне паузы делать?» — «Как вы их всегда делаете, товарищ Сталин, там и делайте». Тут Сталин не выдержал и рассмеялся».

Публично выступал И.В. Сталин редко. Но если уж говорил, то говорил! Силу сталинского слова удачно подметил Я.Е. Чадаев: «Выступление Сталина было всегда событием. Его выступления всегда ждали. А когда он говорил, все слушали его очень внимательно, с захватывающим интересом, чуть ли не благоговейно. Его речи не были насыщены набором красивых оборотов и фраз. Это были речи, которые зажигали слушателей, зажигали их сознательно и разумно действовать так и идти туда, и решать задачи так, как начертала партия. Он всегда оставался сдержанным в словах, но эти слова были простыми, ясными, понятными. Они содержали такую большую логику, глубину, огромную внутреннюю правду, что их трудно было не понять, не подчиниться, не выполнить их. Сталин непроизвольно привязывал к себе, убеждал и потрясал содержанием своих речей».

Если вчитаться и вдуматься в произнесённые слова И.В. Сталина повнимательнее, то возникает вопрос: мог ли он произнести их 22 июня 1941 года? Мог ли он в тот день поставить перед народом, партией и армией такие задачи? Это стало возможным только после того, как в определённой степени прояснилась обстановка.

Если вчитаться и вдуматься в произнесённые слова И.В. Сталина повнимательнее, то возникает вопрос: мог ли человек, будучи всего несколько дней назад в прострации и шоке, растерянности и недееспособности, призывать людей к тому, чтобы «в наших рядах не было места нытикам и трусам, паникёрам и дезертирам, чтобы наши люди не знали страха в борьбе»?

Новые лица на приёме в кремлёвском кабинете вождя

Мы не знаем, куда пошёл или поехал И.В. Сталин после выступления по радио — или в свою кремлёвскую квартиру, или на дачу. Мы не знаем, кто из сподвижников где и как слушал выступление и как его оценил. Но мы точно знаем, что уже в 21 час 3 июля вождь начал в своём кремлёвском кабинете новый приём посетителей. Он продолжался 4 часа 55 минут. Мы также знаем, кто в очередной раз собрался в его кабинете. Эти сведения даёт нам журнал регистрации посетителей.

Кроме уже привычных фамилий членов Политбюро и руководства НКО появились новые. Впервые за период войны порог кабинета И.В. Сталина переступили начальник Управления оперативных войск НКВД СССР П.А. Артемьев, заместитель наркома внутренних дел СССР И.И. Масленников, начальник штаба ВВС И.Н. Рухле, заместитель наркома внутренних дел СССР И.А. Серов.

Среди тех, кто впервые с начала войны появился в кабинете И.В. Сталина, был и командир 212-го отдельного авиаполка Дальней бомбардировочной авиации (ДБА) А.Е. Голованов. Он был принят И.В. Сталиным в период с 24.00 до 00.40 и вошёл к нему вместе с Г.К. Жуковым и Н.Г. Кузнецовым. Из всех, кто зафиксирован в журнале за тот день, кабинет И.В. Сталина к этому времени покинули четыре человека — А.И. Микоян, И.И. Масленников, А.С. Щербаков и П.А. Артемьев. Разговор состоялся в присутствии руководства ВВС — командующего П.Ф. Жигарева, члена Военного совета Н.А. Булганина и начальника штаба И.Н. Рухле. В своих мемуарах А.Е. Голованов оставил нам зарисовку этого приёма:

«3 июля, на двенадцатый день войны, я неожиданно получил распоряжение немедленно прибыть в Москву.

Центральный аэродром, на котором сел наш самолёт, был замаскирован под поле, где женщины убирают урожай...

Через некоторое время я оказался в Кремле, в уже знакомом кабинете. Народу было много, но я мало кого знал. Вид у всех был подавленный. Многие из присутствующих были небриты, их лица, воспалённые глаза говорили о том, что они уже давно не высыпаются. Оглядевшись, кроме уже знакомых мне лиц, узнал, по портретам, Н.А. Вознесенского. С удивлением увидел, что В.М. Молотов одет в полувоенную форму защитного цвета, которая ему совсем не шла.

Среди присутствующих резко выделялся Сталин: тот же спокойный вид, та же трубка, те же неторопливые движения, которые запомнились ещё с первых моих посещений Кремля до войны, та же одежда.

— Ну, как у вас дела? — спросил Сталин, здороваясь.

Я кратко доложил обстановку и что за это время сделал полк.

— Вот что, — сказал Сталин, — мы плохо ориентированы о положении дел на фронте. Не знаем даже точно, где наши войска и их штабы, не знаем, где враг. У вас наиболее опытный лётный состав. Нам нужны правдивые данные. Займитесь разведкой. Это будет ваша главная задача. Всё, что узнаете, немедленно передайте нам. Что вам для этого нужно?

— Прикрытие, товарищ Сталин, — ответил я.

— Что мы можем дать? — спросил Сталин Булганина.

— Немного истребителей, — ответил Булганин.

Сталин пошёл по дорожке, о чем-то думая. Вернувшись и подойдя ко мне, он сказал:

— На многое не рассчитывайте. Чем можем — поможем. Рассчитывайте больше на свои силы и возможности. Видите, что делается!»

Свидетельство А.Е. Голованова — последний штрих из воспоминаний тех, кто в первые 12 дней начавшейся Великой Отечественной войны общался с И.В. Сталиным в его кремлёвском кабинете.

[Gena]

Как же мрази всех мастей боятся И.В. Сталина. Прошло более полувека после его смерти, а они всё ещё надрываются в лае.