Герои нашего времени. Памяти погибших в 1993 году.

[В. Иванова]

АНАФЕМА Иван Иванов

Хроника государственного переворота
6.30 4 октября — 5 октября 1993 года

РАССТРЕЛ ПАРЛАМЕНТА

«Допросив тысячу военнослужащих, мы получили следующие доказательства: никаких мирных переговоров в промежуток времени между событиями 3-го и 4-го октября не велось — был отдан приказ штурмовать немедленно... В паузе между случившимся 3-го и тем, что произошло 4-го октября, никто не предупреждал людей, оставшихся в «Белом доме», о начале обстрела и штурма, то есть доказательства ведения каких-либо переговоров нет.

Следовательно, события 4-го октября надо квалифицировать как преступление, совершенное на почве мести, способом, опасным для жизни многих, из низменных побуждений».

Генеральный прокурор РФ Алексей Казанник («Деловой мир», №95(928) 1994 г.)



В 6.43 раздались первые выстрелы. Оказалось, снайперы ГУО РФ и МВД стороннего государства решили подогреть штурмовой энтузиазм трех батальонов 119-го парашютно-десантного полка и подстрелили двух его офицеров. На подходе к «Белому дому», прямо на марше, в 100 метрах от перекрестка Нового Арбата и Новинского бульвара (Садового кольца), под вывеской «Арбату 500 лет!» колонна ЗИЛ-131 с десантниками была обстреляна с домов, уже занятых наемными войсками и МВД.

Стреляли с крыш домов по левую сторону Нового Арбата, в том числе и с крыш домов жилого городка посольства США. Что характерно, когда полк спешился и стал пробираться по узкой асфальтовой дорожке к мэрии, ельцинские снайперы выбрали себе только две жертвы — и обе из руководства полка — замкомполка и замкомандира саперной роты.

Документировано несколькими свидетельскими показаниями, что к командирам попавших под обстрел подразделений десантников и таманцев несколько раз подходили сотрудники «наружки» ФСК (тогда МБ РФ) и МВД, которые сообщили, что огонь ведут свои — правительственные снайперы-трассовики бывшей «девятки» и неизвестные снайперы с крыши посольства США и его жилого городка (о наличии среди стрелков ГУО РФ заезжих снайперов-иностранцев сотрудники «семерки», очевидно, не знали), они посоветовали десантникам и таманцам быть поосторожней, так как, по их словам, снайперы ГУО РФ имеют богатый опыт еще со времен войны в Афганистане, им все равно, кого убивать.

Сотрудники «наружки» подробно рассказали, откуда именно ведут огонь правительственные снайперы (показали дома, соответствующие слуховые и квартирные окна); особо выделили обнаглевших снайперов с крыши посольства США и советовали не подставлять им спину, поскольку, по их словам, те никому из «наших» не подчиняются.

Следом к баррикадам у «Белого дома» подошли БТРы и открыли пулеметный и автоматный огонь на поражение. С этого момента и до 5.30 5-го октября огонь из БТРов и БМП практически не прекращался. Был лишь один перерыв на 2 — 2,5 часа, когда «Альфа» и «Вымпел» выводили депутатов. Об интенсивности огня свидетельствует хотя бы такой факт. Еще 3-го октября дивизия МВД имени Дзержинского была поднята по боевой тревоге. С вечера, объявив подготовку к атаке и штурму парламента, в расположении дивизии зачитали приказ: сформировать экипажи БТРов во главе с сержантами-инструкторами для атаки «Белого дома», учебному полку немедленно начать снаряжение магазинов и пулеметных лент.

Всю ночь 3-го октября и весь день 4-го октября учебный полк дивизии Дзержинского был занят тем, что непрерывно снаряжал автоматные рожки и пулеметные ленты. Постоянно подвозили все новые и новые «цинки» с патронами. Начиная с рассвета 4-го октября, снаряженные ленты и магазины только и успевали отправлять в район «Белого дома». И это продолжалось до 5-го октября включительно.

Часть БТРов дивизии Дзержинского была передана «бейтаровцам» СВА. Жирный куш, недоданный изувеченным в Афгане и сэкономленный на погибших там ребятах, впервые был брошен с правительственного стола и достался Котеневу. Утром 4-го октября прозвучал приказ эмвэдэшных генералов никого в плен не брать. Наибольшую активность проявляли генерал-майоры милиции Огородников и Панкратов. Гражданские экипажи БТРов («Бейтар») и задали безжалостный тон всем участникам акции, первыми же очередями расстреляв около 40 безоружных баррикадников. Только из одной дивизии Дзержинского ВВ МВД в расстреле парламента участвовали 23 БТРа.

Расстрел постов баррикадников со стороны Краснопресненской набережной

«Виктор Степанович! ...Мы там видели детей, женщин. Там где-то пятьсот или шестьсот трупов. Остановите эту бойню!»

Руслан Аушев. 4 октября. 15.00. Кремль. Призыв к Черномырдину на совещании правительства и субъектов Федерации.



Показания капитана ВДВ Смирнова, одного из защитников парламента, о начале атаки (выпускник рязанского училища, был командиром группы спецназ):

«Ночью с 3-го на 4-ое октября спал на ковровой дорожке на втором этаже в 24-м подъезде вместе с охраной штаба Ачалова у окна, выходящего на Москва-реку. Оружием не обеспечен. Проснувшись, увидел выдвижение боевой техники наемных частей на исходные позиции. Со стороны гостиницы «Украина» на противоположном берегу реки на набережную Тараса Шевченко у Калининского моста вышли БТРы и БРДМ. Заняли исходные.

На нашей стороне реки БТРы числом около 12 (14 БТРов из батальона Таманской дивизии вышли во внутреннее кольцо оцепления со стороны Краснопресненской набережной. На БТРе-145 шел комдив 2 мед Валерий Евневич. — Авт.) объехали со стороны Калининского моста по набережной «Белый дом» и расположились на набережной, правее парадной лестницы. Командиры боевых машин и наводчики-операторы торчали из люков и не думали укрываться.

Подумалось, что сейчас начнется канитель с переговорами об условиях сдачи, предъявят ультиматум, но услышал беспорядочную стрельбу. Один из БТРов открыл огонь по окнам соседнего с Домом Советов здания, выходящего на Краснопресненскую набережную по переулку Глубокий, имитируя начало боя. Одновременно был открыт огонь из КПВТ по людям, сооружениям вентиляционных шахт на газонах «Белого дома». Сразу начался прострел лестничных пролетов снайперами. Их огонь по кабинетам депутатов и штабным комнатам велся на упреждение в обрез примерно по уровню подоконников.

Расстрел начался внезапно, подло и без предварительных условий. Свербила одна мысль: «Где взять оружие!»

Поменял точку наблюдения. Началась высадка солдат с брони со стороны посольства США и стадиона. С военной точки зрения

{Фото ИТАР-ТАСС. Москва. Краснопресненская набережная, дом 2. 4 октября 1993 года. 7-я мотострелковая рота Таманской дивизии и стрелок-журналист из «Известий» Николай Бурбыга в действие: «На какое-то время я стал пулеметчиком БТР-170 7-й мотострелковой роты».}

мне это представлялось полным абсурдом — выбрасывать людей «на мясо» в условиях неподавленных огневых точек, если бы таковые имелись, — бессмысленное и безответственное решение. Пьяные солдаты неуклюже переваливались, стреляя из автоматов и неумело прячась за естественными укрытиями. Плотность огня по зданию Дома Советов нарастала. На крыше посольства заметил вооруженного человека.

В этих условиях услышал команду Руцкого по селектору: «Огонь не открывать!» Ачалов продублировал: «Огонь ни в коем случае не открывать!» Макашов оговаривал условия открытия огня лишь при крайней необходимости: «..лишь в случае реального проникновения противника в здание!» В противном случае — огонь не открывать!

Руководство обороной второго этажа осуществлял Макашов. Несмотря на нехватку оружия и патронов, защитники «Белого дома» были спокойны. Мы надеялись на выручку идущих нам на помощь частей.

Уверенность укрепилась с появлением вертолетов, которые перед этим вызывал Руцкой (в это время капитан ВДВ присоединился к нашей группе на 5-м этаже — Авт.). Каково же было разочарование, когда «наши» вертолеты начали корректировать огонь по «Белому дому», сопровождая это тупым зубоскальством в эфире. Возмущению Руцкого не было предела. Хасбулатов, напротив, был молчалив и замкнут.

По этажам вновь прозвучала команда огонь не открывать. Руцкой попытался войти в связь и вступить в переговоры о перемирии с «Дунаем» (позывной командующего от МВД в эфире). Противоположной стороной обращения Руцкого были проигнорированы. Вдобавок на этой же частоте кто-то с чувством явной безнаказанности злорадно посулил: «Сейчас мы вас всех прикончим, суки!» (Конец цитаты.)

Факт: Штурм и расстрел парламента 4-го октября 1993 года начался внезапно, без какого-либо объявления или предварительного предупреждения.

Никаких предложений сдаться или вывести из здания женщин и детей атакующие не делали.

Перед началом атаки никаких ультиматумов о капитуляции парламенту не выдвигалось.

Первыми очередями из БТР было-убито около 40 безоружных человек.

По данным Руцкого, в «Белом доме» на момент начала атаки находилось до 10 тысяч человек, в том числе женщины и дети.

Неоднократные требования Руцкого прекратить огонь по «Белому дому)) и дать возможность вывести из здания Дома Советов женщин и детей на штурмующих действия не возымели — огонь не прекращался в течение 10 часов! За это время руководителями акции не было сделано ни одного предложения расстреливаемым в Доме Советов людям сдаться, им не давали возможности вывести из-под огня женщин и детей, что приходилось делать под обстрелом, с потерями.

По радиостанции мы сразу услышали чьи-то призывы о помощи: «На баррикадах десятки убитых и раненых! Срочно нужны носилки и спасатели! Всем, кто может, помочь вынести раненых! Их необходимо срочно эвакуировать в здание!»

Не укладывалось в голове, что начавшаяся чудовищная бойня на языке кремлевских стратегов в плане операции обозначается не иначе, как: «Милиция и внутренние войска МВД оттесняют людей от здания».

Быстро пришло осознание, что как такового штурма не будет. Будет массовый и безнаказанный расстрел из бронетехники по американской схеме. Хотя в первые минуты расстрела парламента еще было трудно себе представить, что людей целый день будут заживо сжигать и стирать с лица земли кумулятивными снарядами и снарядами объемного взрыва из 125-мм танковых орудий Т-80ДУ, испепелять из огнеметов «Шмель», аналогичными по своему действию зарядами, рвать в клочья из 73-мм орудий БМД-1, из 30-мм скорострельных автоматических пушек БМП-2 и БМД-2, 12,7-мм пулеметов ДШК танков Т-80ДУ, сдвоенных танковых пулеметов БТРов — 14,5-мм крупнокалиберных пулеметов КПВТ и 7.62-мм гтуттемдтон

Калашникова танковых (ПКТ), 7,62-мм ротных и 5,45-мм ручных пулеметов Калашникова (РПКМ и РПКС-74)...

Вспомнил, что надо разбудить Дмитрия. Он сразу посмотрел на часы — было 6.45 (другой будильник показывал «6.35»). Ему приказали найти и носить за хромающим Ачаловым бронежилет. Бронежилета у Ачалова не было, и я отдал свой. Начало атаки разбудило далеко не всех. В разных комнатах здания парламента, в его холлах, на лестницах и в подъездах еще спали сотни и тысячи человек.
В одном лишь бункере спортзала по многочисленным свидетельствам очевидцев остались в западне более 700 спящих.

Среди проспавших начало атаки был и депутат Николай Павлов, который на исходе ночи устроился почивать в огромном кабинете Бабурина на составленных напротив окна стульях.
В разгар обстрела его не сразу смогли убедить покинуть удобное, но смертельно опасное ложе. Проснувшись, сибиряк гневно отмахнулся от советов и остался сидеть в кресле напротив окна, вслух читая под пулеметные серенады стихи. Кто-то продемонстрировал ему работу снайперов: стоило рукой один раз слегка колыхнуть белую штору, как все окно (и участок стены напротив него в «начальствующих» апартаментах на 6-м этаже) разнесли разнокалиберными пулями и снарядами.
Атакующие патронов не жалели и стреляли на любое шевеление (по данным видеохроники только на 1,5 кв. метрах стены у карты Хасбулатова я насчитал 43 пробоины от боеприпасов 3-х разных калибров).

Тысячи же наших людей, среди которых было немало опытных боевых офицеров и прошедших Афганистан солдат, вынуждены были встречать штурмующих с голыми руками. Можно лишь представить себе, как они в ярости проклинали безалаберное и непредусмотрительное парламентское начальство и собственное бессилие. В таком положении оказался и мой многоопытный приятель.

Руцкой так и не узнал, что в далеком апреле 1986 года у Джавара этот человек со своими парнями и БТРом пробивался к сбитому (на 360-м боевом вылете) Су-25 и матом кричал будущему исполняющему обязанности президента: «Мужик, бросай пистолет! Свои!» (несмотря на ранения, Руцкой сумел отползти от подступавших душманов на 700 метров), был в дни государственного переворота в наших рядах и неоднократно попадался ему на глаза.

Когда 4-го октября на второй этаж «Белого дома», ошалело строча из автомата, влетел первый десантник, безоружный Виктор из какой-то ниши сумел подловить его и, схватив руками за ремень, вытолкнул гвардейца в окно (2-й этаж, невысоко, автоматчик остался цел). Со вторым тоже повезло — Виктор умудрился не схлопотать пулю, а стрелок последовал на улицу — вслед за своим товарищем на исходную позицию. Лишь выскочивший вскоре из коридора с АКСУ короткой очередью смог охладить воинственный пыл гвардейцев.

Патронов практически не было, их жалели, и полуденный бой в здании (десантники проникли в «Белый дом» через подвал со стороны мэрии около 12.00) на различных маршевых пролетах и в подъездах выглядел примерно так: со второго или третьего этажа выставлялся ствол АКСУ, потом незадачливым штурмовикам кричали: «Подними голову!», гвардейцы ошалело смотрели в зрачок автомата, после чего им кричали (использовались, как правило, нелитературные обороты): «Убирайся, пока цел!» Этим здравым советам практически все нарофоминцы послушно следовали. Время от времени со стороны защитников парламента в сторону нападавших раздавались короткие редкие очереди.

...Из окна я обратил внимание на такую нелепицу: один из баррикадников под огнем БТРов со стороны набережной выскочил (может быть, с бутылкой бензина) им навстречу. На парня, очень похожего на Крестоносца, были накинуты один на другой два бронежилета, очевидно, он думал, что это спасется от пули из КПВТ.

Юноше повезло — он один из немногих, кому повезло добежать обратно до дверей «Белого дома» со стороны набережной. Большинство баррикадников на постах со стороны набережной скосили БТРы и котеневцы, убивавшие безоружных и заспанных людей.

...Стало ясно, что вскоре можно будет прямо из окна нашей приемной дотянуться рукой до дула КПВТ одного из атакующих БТРов. Через какое-то время раздался приказ перейти с Ачаловым к Хасбулатову.

Мы поднялись с Ачаловым на пятый этаж в приемную Хасбулатова. Против обыкновения остановились в угловом коридорчике, отделенном от приемной проходной комнатой охраны. Комната эта была небольшая, всего метров 16-18, окон в ней не было. За ней виднелся светлый зал огромной и уже ставшей мне хорошо знакомой приемной.

В самом центре этой комнатки за распахнутой настежь дверью перед журнальным столиком сидел в застегнутом белом плаще Хасбулатов и молча курил тонкую черную сигарету. Там же был Руцкой в светлом тканевом бронежилете и в камуфляже, с переносным радиотелефоном сотовой связи «Ericsson» через плечо и телефонной трубкой в руке.

Мы остановились в паре метров от них в коридоре. Иван и я расположились на стульях. Метрах в 7 дальше по коридору занял позицию кряжистый охранник Руцкого. Он расположился за наваленными поперек коридора сейфами.

Непосредственный его начальник Володя Тараненко позднее попытался навязать Дмитрию сомнительную честь — по приказу Руцкого вынести на улицу белый флаг, но ему неделикатно отказали. С тем флагом вышел похожий на корреспондента ИТАР-ТАСС Терехова человек и был убит снайпером.

Охрана Руцкого смотрела на нас, как на сумасшедших, когда на глазах высокопоставленных руководителей пришлось с грохотом разбить великолепный стул. Выломанную из спинки стула длинную палку Дмитрий вручил Ачалову в качестве трости-костыля. Это подало дурной пример остальным, и вскоре вокруг нашего «г-образного» коридора выломали все закрытые двери — в открытых комнатах оборудовали огневые позиции.

Минут через 25-30 Руцкому и Ачалову начали поступать донесения. Доложили, что первыми же очередями атакующих БТРов убито около 40 безоружных только со стороны трех подъездов, есть раненые. Разметали огнем и походную часовенку на улице вместе с молящимися женщинами. Руцкой подтвердил свой приказ, отданный еще в первые минуты атаки, когда он велел занести раненых в здание, открыть «Белый дом» и впустить в него с улицы всех попавших под обстрел БТРов.

Он категорически запретил открывать огонь за пределами «Белого дома» и по целям вне здания. Как и 3-го октября, действовал приказ огонь не открывать. Оружие разрешено было применять только внутри здания, да и то лишь в случае проникновения в него штурмующих частей. Этот приказ повторяли по внутренней сети радиооповещения «Белого дома» и радиостанциям.

Александр Владимирович с заметным опозданием распорядился выдать все оставшееся табельное оружие Департамента охраны ВС РФ, запас которого измерялся несколькими десятками стволов.

Руцкой, стоя в дверях комнаты, ругался: «Где это еб...ное Эм-Бэ!» Потом по радиотелефону кому-то из руководства частей МБ он кричал: «У Вас же есть оружие! Ударьте им в спину или убедите немедленно прекратить огонь. Объясните, что здесь есть женщины и дети.

В здании около 10 тысяч человек. У меня уже 40 убитых. Танки сейчас начнут стрелять залпами. Они убийцы. Остановите их!» Это врезалось в память довольно отчетливо, с дословной точностью. Руцкой то появлялся, то исчезал в проеме двери, постоянно с кем-нибудь связывался по радиотелефону, говорил примерно одно и то же. Требовал, чтобы собеседники звонили в западные посольства, в правительства.

[В. Иванова]

По-другому он требовал немедленного прекращения огня лишь от Черномырдина, когда сквозь зубы и явно через силу бросал всего несколько слов в эфир: «Черномырдин, немедленно прекрати огонь! Черномырдин, немедленно прекрати огонь!»

Руцкой был в состоянии гнева и возмущения от происходящего, от своего бессилия. Узнав про черноволосых молодцов в кожаных куртках на бронетранспортерах и с помповыми ружьями в руках, Руцкой матерился по-черному: «...Е...е жиды! Это все Боксер со своими головорезами ...Е...я свердловская мафия!» Словно знал, что произойдет буквально через несколько часов — как на крови павших у расстреливаемого «Белого дома» (напротив мэрии) хасиды на радостях будут танцевать ритуальную пляску Суккота (документировано видеоматериалами российского телевидения).

Раньше состояние обреченной решимости мне приходилось наблюдать лишь у генерал-полковника Ачалова, еще две недели назад осознавшего всю безысходность нашего положения.
Обязанный защищать закон и Конституцию вместе с армией, из-за предательства генералитета он вынужден был в одиночку с нашими, по сути, безоружными добровольцами противостоять попытке государственного переворота. Нам, сделавшим добровольный выбор одиночек, в эти часы было легче.

Все дни и недели осады у меня вызывало чувство сильного возмущения то, что преступники, задумавшие государственный переворот, правильно оценили наших людей и не оставили им никакого выбора. Оппозиционеров хладнокровно запланировали физически уничтожить. По сценарию переворота люди в «Белом доме» были поставлены перед выбором, который с самого начала требовал неприемлемую цену и заранее был предопределен. Выбора не было!

На 62 автомата защитников парламента было брошено 185 единиц армейской бронетехники (80 БТРов, 10 танков, 60 БМД, 20 БМП, 15 БРДМ) и 61 единица бронетехники МВД (по официальным данным о привлечении сил и средств ВВ 4 октября: 26 БТРов, 25 БМП-2 и 10 спецмашин). На один автомат — три единицы бронетехники, один крупнокалиберный пулемет и две пушки.
На каждого ребенка, на каждую женщину и каждого безоружного мужчину послали в «бой» по взводу или отделению пьяных автоматчиков-убийц с приказом «пленных не брать». Сегодня уже точно установлено, что в «операции» 4-го октября правительственными войсками было задействовано более 102 снайперских винтовок (52 СВД — из Балашихи и 50 с армейского склада в Алабино), в том числе и группой прибывших из отдаленного государства снайперов-спецназовцев.
Численность правительственных войск и наемников исчислялась многими десятками тысяч и приближалась к круглой цифре; даже официальные источники признавали, что 4-го октября в отдельные моменты операции по расстрелу парламента непосредственно вокруг здания Дома Советов было задействовано до 20 тысяч военнослужащих.

...Через некоторое время Руцкой вышел в предбанник и, резко ткнув в нас с Иваном пальцем, потребовал немедленно оповестить 1-й и 14-й подъезды о том, что сейчас на пандус «Белого дома» будут садиться 3 вертолета. Вертолеты наши, и ни в коем случае по ним огонь не открывать. Ждали, кажется, «Ми-24». Руцкой почему-то обращался не к своим охранникам, а непосредственно к нам.

Вышедший буквально следом Ачалов подтвердил его слова, приказав мне обойти огневые точки «Белого дома» в зоне пандуса и передать на указанные посты распоряжение Руцкого.
По радиостанции передать данный приказ было невозможно не столько из-за того, что питание радиостанций почти у всех уже было на исходе, сколько из-за соображений секретности и открытости эфира. Поэтому, взяв в сопровождающие офицеров Андрея и Вильно, я отправился в обход «Белого дома».

Сначала мы поспешили оповестить посты в месте наиболее вероятной посадки вертолетов на пандус «Белого дома» со стороны набережной. Спустились к парадному входу на пост Макашова.

В необозримый по ширине холл парадного входа «Белого дома» одновременно через стеклянную стену со стороны набережной могла бы въехать рота танков или БМП. Все ясно понимали, что при отсутствии у нас гранатометов и противотанковых средств невозможно ничем помешать десанту на бронетехнике приблизиться вплотную к «Белому дому» и прорваться на первый этаж этого холла.
Позиции были определены, исходя из того, что бой придется вести исключительно внутри здания с теми, кто в него войдет через стеклянные стены.

Здесь я и увидел последний раз Крестоносца, Славу-комбата, Сашу-Морпеха, двух «барсов», одного нашего омоновца с ручным пулеметом и генерала Макашова.

Они расположились, как и было задумано по плану обороны, на втором и третьем этажах парадного холла. Контролировали первый этаж холла, ожидая встретить штурмующих сверху перекрестным огнем уже в самом здании. Под первым этажом этого холла был еще один этаж, в который штурмующие также могли войти снизу.
Это можно было сделать хотя бы из-под того же пандуса, подъехав со стороны набережной на БМП к расположенному под ним подъезду 1А. В случае же начала перестрелки в этом холле ребята становились легко уязвимыми для снайперов из гостиницы «Украина».

Альберт Михайлович сидел на внутреннем балконе второго этажа в простенке у окна, выходящего на набережную. На коленях он бережно держал автомат. На его голове был неизменный берет. Рядом с ним позицию занял начальник его охраны, Саша-морпех.

Когда я шагнул в холл, ребята в несколько голосов выкрикнули: «Осторожно, снайперы!» Первым делом предупредив об опасности и наказав особо не высовываться, они рассказали нам о вышедших на небывалую охоту снайперах из гостиницы «Украина».
Они уже успели познакомиться с их работой и теперь рассредоточились за колоннами и другими укрытиями. На мое сообщение о вертолетах Макашов кивнул головой и подтвердил, что принял эту информацию к сведению.

Судя по интенсивности обстрела из БТРов и БМП, ни о какой посадке вертолетов со стороны набережной у парадного входа «Белого дома» уже не могло быть и речи.

В это время произошла неожиданная встреча. Один из бойцов этого поста узнал Вильно и Андрея. Это был их товарищ по прибалтийскому отряду. Друзья только и успели, что обменяться приветствиями да сумбурными вопросами. Мы спешили передать приказ Руцкого и Ачалова на другой пост в 14-м подъезде.
Объяснив, что у нас еще не выполнено задание, Вильно и Андрей вынуждены были попрощаться со своим товарищем.

Пока же они обнимались, я не удержался от комментария по поводу этих злосчастных вертолетов. Не без мрачной иронии сказал стоявшему рядом Крестоносцу, что в сказки давно не верю. Тот без радости согласился с моими словами.

Так и отпечаталась у меня в памяти одна из невозможных картин той нашей жизни:

Москва. Парламент. Атака БТРов. Передовая позиция на мраморной парадной лестнице. Как рядовой боец, первым встречающий десант, сухопарый генерал-полковник с автоматом в руках.

Позднее Макашов сам лег за ручной пулемет.

Из наших генералов излишне прямолинейный Макашов в сложных внутрипарламентских ситуациях был наиболее последовательным и никогда не вилял. Он был бы уместен в порядочном обществе, но не в нашем. Как принято сегодня говорить, необходимо было проявлять гибкость: подкупать войска деньгами и должностями.
Технология взятия власти, видимо, исключает нравственный императив.

Всего пару дней назад многим из нас запомнился возмущенный отказ генерал-полковника что-либо пообещать за поддержку парламента каким-то действующим комдивам, пекущимся о своей выгоде. Макашов не шел на компромисс с такими людьми, не объединялся с ними даже тогда, когда этого требовала обстановка.

Мы и предположить не могли, что первыми в «Белый дом» полезут бойцы 119-го парашютно-десантного полка из Наро-Фоминска, десантники, которых мы так тщетно ждали и на которых только и надеялись.

Полк-предатель по некоторым данным даже пытался пробиться к нам с боем и условием своего перехода на сторону парламента выдвинул приход к ним лично Ачалова, засылая в Дом Советов сообщения: «Если Ачалов сам придет, наш полк пойдет за ним!»

Тем не менее это произошло, и смогли же потом как-то оправдать себя его офицеры. Объяснили же они собственное предательство какими-то карьерными или бытовыми соображениями. Эти офицеры-десантники точно знали, что их полк шел на защиту парламента.

Правда, и среди них нашелся человек, совесть которого не выдержала. На глазах медбригады Ю. Холькина командир 5-й роты 2-го батальона 119-го полка капитан Сергей Олегович Смирнов решился «погасить» из гранатомета БТР МВД, атаковавший их батальон.
Он был расстрелян прямо через бетонный забор из крупнокалиберного пулемета КПВТ другого БТРа МВД. Его тело прошили навылет две пули калибра 14,5 мм.

Военнослужащим 119-го полка также, наверное, будет небезынтересно узнать, как ельцинские части оцепления «Белого дома» по ошибке задержали и, видимо, расстреляли их товарища — однополчанина. Расстреляли из-за неточного доклада и нежелания одного из начальников штурма утруждать себя выяснением истины. Тот радиоперехват подробно записан сотрудниками охраны Руцкого, а в открытом эфире свидетелями этого эпизода могли быть иностранные журналисты.

Вышестоящему офицеру доложили, что в расположении правительственных частей задержан снайпер 119-го полка. На вопрос, свой он или нет и что с ним дальше делать, последовал, краткий приказ. Сами переговоры трех офицеров заняли всего пару минут:

— ...Обнаружен снайпер 119- го полка. Говорит, что они на нашей стороне.
— Так!.. Что там? 119-й на нашей стороне или нет?
— 19-й — на нашей, 119-й — не знаю!
— Уничтожить!

Последнее слово приказа было произнесено жестко, с беспощадной деловитостью. Мать взятого в плен и расстрелянного, судя по всему, охранкой президента рядового 119-го пдп Панова Владислава Викторовича теперь сможет точно представить себе последние минуты своего сына. Как перед смертью он, скорее всего пытался доказать, что произошла чудовищная ошибка, и он действует в составе своей части на стороне Ельцина. Он был единственный, кто лежал в гробу без ретуши и без следов мук на лице — стреляли с близкого расстояния. Тела остальных четверых были либо изуродованы из КПВТ и искажены гримасами боли от смертельных ранений (как у капитана Смирнова), либо обезображены пулями снайперов ГУО РФ и заезжих охотников, стрелявших преимущественно в голову или в шею со спины (как у старшего лейтенанта Красникова).

Снайперы ГУО РФ застрелили заместителя командира саперной роты старшего лейтенанта Константина Кирилловича Красникова (пуля в голову) еще на подходе к «Белому дому» около мэрии. Разведчика-снайпера разведроты 119 пдп ефрейтора Сергея Хихина, вырвавшегося вперед в составе группы из 3-х бойцов, снайпер ГУО РФ из 3-го слева верхнего окна дома 11/2 на Дружинниковской (перекресток с переулком Капранова) «снял» в районе сквера, как и убитого при аналогичных обстоятельствах рядового взвода связи 2-го батальона Романа Сергеевича Коровушкина.

Чудом уцелевшим под огнем снайперов можно считать солдата 3 батальона 119 пдп Шнитко — снайпер пробил ему каску и шапку, но пуля из СВД лишь чиркнула по голове; после чего ему все же «всадили» со стороны сквера (к вопросу о хозяевах детского парка — панкратовцах и котеневцах) автоматную очередь в ногу.
Снайперы достали и лейтенанта 119-го полка Земскова — в ногу. Огонь на поражение велся армейцам исключительно в спину по приказу руководства МВД со ссылкой на мифический переход полка на сторону парламента.

Через считанные часы после нашего разговора на мое место, пошатываясь, поднялся капитан злополучного 119-го полка воздушно-десантной дивизии Андрей Емельянов, героически пытавшийся отстреливать пожилых теток из обслуги Дома Советов сразу из двух пистолетов (документировано видеоматериалами.)

Уже после расстрела парламента стало известно, что когда 119-й полк пришел на нашу защиту, его командира купили, а офицерам полка пообещали квартиры и щедрые премиальные. Нормальные люди просто отказались бы...

Впрочем, у меня, почему-то, нет на них обиды, скорее горечь за них же самих. Неужели не снятся гвардейцам расстрелянные?

Во время «боя» уже внутри «Белого дома» изрядно «принявший на грудь» Андрей Емельянов с несколькими своими подчиненными попал в коридоре Дома Совета «в мешок». Офицера и его солдат пожалели — вместо автоматных очередей в упор им подарили жизнь.
Ошалевший от неожиданного подарка судьбы капитан мгновенно обнаглел и тут же выступил в качестве организатора частных переговоров с генералом Макашовым, незатейливо предлагая всем защитникам парламента... сдаться ему лично. Капитан, видимо, уже мысленно провертел в своем кителе дырку для золотой звезды Героя России, представляя сколько доверчивых «языков» ему сейчас доведется взять.
Макашов отказался вести с ним какой-либо разговор, заметив: «Да он просто пьян!» Поразительно, что с юным «героем» всерьез носился такой солидный человек, как Иона Андронов, несмотря на то, что гвардеец прямо заявил, что берет «языков» без санкции и без согласования даже со своим непосредственным командиром.

Емельянов потом публично признавал, что встречавшиеся с ним офицеры Макашова вызвали у него чувство большого уважения. Он говорил, в частности, что Саша-морпех произвел на него во время этих бессмысленных переговоров впечатление «достойного противника с твердыми убеждениями и, несомненно, глубоко порядочного человека».

Впрочем, десантникам, судя по нашим данным, было не до моральных угрызений. Скорее всего, их больше беспокоила дележка добычи. Узнав, что внутренние войска грабанули много видеоаппаратуры и попрятали это все в БТРы, пришедшие к шапочному разбору туляки и рязанцы (введены в район Дома Советов на смену 119-му пдп в 23.30) по совету нарофоминцев решили ее ночью экспроприировать.
В полках очень сильно переживали, когда перед самой бандитской разборкой удачливых мародеров из внутренних войск скоропостижно отправили к месту постоянной дислокации. Так десантники остались без видеомагнитофонов.

...Тогда же в начале штурма 4-го октября мы стремились побыстрее выполнить полученный приказ и поспешили распрощаться с товарищами. Оставшиеся с Макашовым ребята готовились для отражения штурмовых отрядов. По их напряженным лицам читалось томительное ожидание боя. Каждый из них улыбнулся нам и не преминул пожелать удачи или сказать какие-нибудь другие ободряющие слова напутствия.

Первым мне пожелал удачи Слава-комбат, Саша-морпех стоял дальше всех от меня и смог лишь дружески кивнуть на прощание.

О том, что происходило утром на баррикадах вокруг «Белого дома», я могу судить по увиденному мной из окон здания (если не считать нашей скоротечной «пробежки» по трупам товарищей вокруг Дома Советов). Значительно полнее моих отрывочных наблюдений о первых атаках могут поведать их жертвы, уцелевшие на улице.
Для полноты картины приведу подробные описания расстрелов баррикад и наружных постов, учитывая, что многому в этих рассказах мы являемся непосредственными свидетелями.

[В. Иванова]

Расстрел западных баррикад (атака БТРов «Бейтара» и МВД в направлении 8-го подъезда по Рочдельской улице)

Существуют видеоматериалы, на которых видно, как к «Белому дому» подходят БТРы с «бейтаровцами» СВА Котенева. Сан Саныч и его тогдашний заместитель Паша одеты в камуфляж. Паша спрыгивает с брони БТРа с пулеметом Калашникова в руках. Позднее он часто бахвалился, что 4-го октября 1993 года собственноручно убил 17 «красно-коричневых» (есть свидетели). Котенев перебегает по кустам к углу дома в окружении 5-6 человек с оружием в руках. Водитель микроавтобуса-мерседеса СВА Сергей подбежал к солдатам и отобрал у одного из них автомат...

Показания баррикадника Евгения О. (приводится по «КП» от 9 октября 1993 года):

«Командир нашего отряда предложил желающим пойти поспать в раздевалку 8-го подъезда. Другие спали, я заснуть не мог. В 6.36 вышел из подъезда к нашим позициям. Люди стоят в оцеплении, сидят у костров. Наше вооружение — обрезки труб, стальные прутья (прижимавшие ковровые дорожки) и бутылки с бензином. Где-то около 6.50 со стороны набережной послышались выстрелы, и к баррикаде по Рочдельской улице (справа, если смотреть в сторону реки) выскочили три БТРа, стрелявшие редкими очередями вверх в сторону «Белого дома». Остановились. С них соскочили сидевшие сверху на броне какие-то люди в черных кожаных куртках и более светлых брюках с ружьями (не автоматами, а именно ружьями) в руках. Они побежали к заборам возле сквера и автопредприятия, перелезли через них и забежали за домики и другие препятствия («бейтаровцы» СВА помимо всего прочего были вооружены еще и помповыми крупнокалиберными ружьями иностранного производства. — Авт.).

Народ, сидевший у костров, не мог понять, чьи это БТРы. Некоторые приподнялись и замахали им руками: «Эй, вы наши или не наши?» Молчание. Затем пулемет центрального БТРа опустился и из него раздалась длинная очередь на высоте примерно 2 метров от земли параллельно фасаду здания ВС. Я понял, что это стреляют в спину защитникам баррикады на противоположном конце площади. Очереди продолжались.

Все тут же попадали на землю. Стали разбирать бутылки с бензином. Командир отряда кричит: «Наверное, надо отходить назад к подъездам». Другие отвечают: «Давай в сторону, под защиту парапета». Я отполз в сторону за парапет пандуса, который поднимается сбоку у здания ВС. Посмотрел: рядом лежат мои товарищи по средней линии баррикады.

Сзади послышался грохот и с тыла на нашу баррикаду выскочил легкий танк (это была БМП. — Авт.). В него полетели бутылки с бензином. Большинство из них разбились, не загоревшись. На задней части танка горело небольшое бензиновое пламя, не причинившее ему никакого вреда.

Затем БТР, который был снаружи, дал длинную очередь по защитникам баррикады. Я сидел на корточках за парапетом высотой около 0,5 метра. Очередь прошла над самой головой, сбив ветки небольшой сосны. В стену здания ВС она ударила примерно на такой же высоте и немного ниже.

Кругом стреляли: по зданию и из верхних этажей здания по БТРам. Иногда очереди из БТРов били и в нашу сторону.

Я лежал на животе. Когда оглянулся, увидел убитых. Один лежал головой в сторону баррикады, часть черепа у него была снесена, и виднелись мозги. Другой лежал на спине. Третий мой хороший знакомый Дмитрий Фадеев также лежал на спине, из его рта выступила пена. Его мотоциклетный шлем старого образца валялся в стороне. Недалеко лежал еще один товарищ по отряду. Он держался рукой за лицо (ранение в области левого глаза), ранило его и в правую ногу.

В стоявший невдалеке небольшой самосвал вскочил кто-то из казаков и подал его задней стенкой в наш угол. «Давайте раненых», — закричал он. Но поднимать раненых в кузов было тяжело. Самосвал уехал, а раненых мы потащили в 8-й подъезд. Там же и укрылись большинство из защитников баррикады.

Я и еще один из стоявших на баррикадах остались снаружи, считая, что здание ВС не даст нам защиты, это будет ловушка, где всех переколотят.

После этого я был просто зрителем боя. Сплошной грохот, очень интенсивный, продолжался до 10.00. Затем очереди стали реже. Били из пулеметов, пушек, автоматов. Слышались одиночные то ли пистолетные, то ли ружейные выстрелы, большей частью со стороны прилегающего сквера (огонь по безоружным людям из детского парка вели «Бейтар» и ВВ МВД генерала Романова — Авт.). Танки и БТРы били от меня на расстоянии около 10-15 метров. Окна были пробиты, сверху полилась вода — очевидно, из пробитой системы отопления. Лежавшие невдалеке трупы покрылись осыпавшейся от выстрелов облицовкой здания.

В 12.00 послышались призывы к защитникам «Белого дома» выйти с поднятыми руками, им обещали сохранить жизнь. В мегафон кто-то из милиции призывал: «Наши! Наши! Прекратите огонь. На БТРах — прекратите огонь. С 12.00 до 12.30 огня не будет, выходите сдаваться». Его не слушали (а может, и не слышали). И стрельба продолжалась.

Затем я помогал выносить раненых с площади перед зданием ВС. Это было трудно, ведь стрельба не прекращалась. Но ни защитники здания, ни танкисты (?!) не стреляли в собиравших раненых. Раненые были и у танкистов. На площади было много убитых из тех, кто пришел на баррикады или жил в палатках у здания ВС. Среди них были и молодые женщины. Одна лежала с лицом, ставшим сплошной кровавой маской». (Конец цитаты.)

[Guard]

Спасибо, Валентина, интересные статьи. Никогда прежде не читал такого. Светлая память павшим Героям!

[В. Иванова]

Расстрел восточных баррикад (атака БТРов в направлении 20-го подъезда).

Показания одного из командиров казачьего батальона — Волкова (рукопись его показаний может быть передана добросовестным следственным органам):

«Утром я находился в бункере (спал). Незадолго до 7 часов утра объявили тревогу. Я выбежал из бункера. Из жилого дома № 5, что находился напротив торца Дома Советов по переулку Глубокий, в направлении 8-го подъезда (точнее — по спортзалу) и по нам стрелял автоматчик...

Я проследовал от бункера мимо 20-го подъезда на переднюю часть Горбатого моста. Примерно в 7.00 — 7.05 к баррикаде подъехала БМП (БМП-2). Ствол ее пушки был опущен, дораздвинув плиты БМП остановилась (люди со стороны стадиона утверждают, что был открыт люк механика-водителя и в нем торчала его голова).

БМП постояла около 3-5 минут рядом с нашими людьми, не подавая никаких признаков того, что через мгновение боевая машина пойдет утюжить баррикады. В это время еще две БМП (скорее всего, это были БТРы Таманской дивизии — Авт.) выползли к гостинице «Мир» со стороны Садового кольца по Большому Девятинскому переулку. Недалеко от них выскочили солдаты.

Примерно в 7.10-7.15 БМП резко пошла на баррикады и пробила проход. Ее экипаж через бойницы сразу открыл огонь на поражение с обоих бортов. За ней через баррикады прорвались 5 или 6 БТР, также ведя интенсивный огонь на поражение из всех видов оружия.

С позиции «2» у Горбатого моста парень из Загорска в последние 3 БТРа успел кинуть бутылки с бензином: одна перелетела через БТР, вторая попала на броню машины со стороны здания Верховного Совета (этот БТР, уезжая с площади, горел), третья упала перед БТРом. Еще одна бутылка была кем-то брошена в последний БТР из лесочка перед зданием Верховного Совета, но не попала в него.

Я соскочил с моста и расположился в яме у Горбатого моста перед баррикадой и приготовился бросать бутылки. На позиции «2» (у середины моста со стороны Дома Советов) люди тоже были готовы бросать бутылки с бензином — больше никакого оружия у нас не было. Мы ожидали повторного захода.

В это время две БМП выползли поближе к гостинице «Мир», но к баррикаде не поехали и остановились вне досягаемости броска бутылок с бензином. Люди укрылись в яме перед мостом.

Когда я обратил внимание на 2 БМП у гостиницы «Мир», цепь автоматчиков уже перебежками продвигалась от посольства США к стадиону и баррикаде (позиция «3» — от стены американского посольства на пересечении Конюшковской улицы и Большого Девятинского переулка — Авт.). Я скомандовал, чтобы люди укрылись в 20-м подъезде «Белого дома».

В этот момент часть людей огнем была отсечена у памятника, по площади велся плотный автоматный обстрел.

Я двигался по пути «4» через позицию «2» у моста, где ко мне и присоединился парень из Загорска. Под огнем мы залегли...

В какую-то минутную паузу мы вдвоем выскочили на площадь, но прицельный огонь по площади заставил нас залечь за столбом, так как интенсивная стрельба по нам велась практически в упор — с территории стадиона и со стороны памятника.

В первую же паузу мы вскочили и побежали к 20-му подъезду. В этот момент меня ранило в правую ногу. Сперва я подумал, что пуля только чиркнула по ноге и содрала кожу. Под очередями мы спрятались за стоявшей около 20-го подъезда (ближе к 19-му. — Авт.) легковой машиной. Моя брючина была в крови. За машиной лежал еще один баррикадник. Я удивился, что дырок от пули в штанине нет (просто в горячах не разглядел — это я уже обнаружил дома, так как даже в пункте медицинской помощи, где мне сделали потом перевязку, я не разглядел сквозного ранения).

В коротких паузах во время обстрела я обратился к своим двум товарищам:
— Ныряем в 20-й подъезд!
Парень из Загорска ответил:
— Беги в санбат, а я чуть позже.

Я вбежал в подъезд.

Когда мы еще лежали за машиной, я видел около 40-50 человек (мое теперешнее представление), лежащих на площади и по ее краям. Потом я встретил одного (Сергея), который был среди этих лежащих. Он говорил, что там было много убитых и раненых.»
(Конец цитаты.)

[В. Иванова]

Внутри «Белого дома»

...В это время мы продолжали обход «Белого дома» с приказом Руцкого о вертолетах. По дороге на залитых светом и полностью прозрачных лестничных маршах мы встретили 5 или 6 «барсов» на позиции в лестничном холле пятого этажа. Их командир В. Жак также неожиданно признал в моих спутниках своих старых сослуживцев. Встретившись через несколько лет разлуки, они даже не успели толком поздороваться.

Поразило, что, стоя на самом виду за стеклянной стеной, они загораживались каким-то легкомысленным стульчиком, 4-го октября за людьми в комнатах «Белого дома», пытавшимися передвигаться по лестницам через огромные окна снайперы-наемники открыли настоящую охоту. Все лестницы «Белого дома» простреливались. О том, как это происходило, лучше всего свидетельствует один эпизод. Когда Руцкой посылал офицеров с приказом: «Огонь не открывать!», их отстреливали одного за другим. Побежал первый — упал на пол, простреленный снайпером. Побежал второй — и тоже был убит.

Как старший и наиболее опытный в этом секторе обороны, командир группы «барсов» сказал, что он проконтролирует выполнение приказа о вертолетах. Держа наперевес десантный автомат, озабоченно спросил нас: «Будете возвращаться этой дорогой?» Мы ответили: «Этой!».

Тогда он попросил: «Когда будете подниматься обратно, обязательно крикните и не забудьте предупредить нас. Штурм ведь, так что предупредите обязательно, а то откроем по вам огонь!»

В 17 часов 4-го октября он вышел вместе со всеми депутатами под гарантии «Альфы» на парадное крыльцо «Белого дома». В сумерках он смог успешно вывести в город по Краснопресненской набережной группу женщин и мужчин. Из тех, кто уходил по набережной, только его немногочисленной группе и удалось миновать ожидавшие их для расправы засады в окрестных домах.

Когда позднее «барсы» отошли поближе к нашему «начальствующему» закутку, один из них вспомнил про забытые на позиции кроссовки. Заявил, что штурмующим «Белый дом» их не оставит, и вынес кроссовки из-под огня. «Барсы» были серьезны, понимая что приходит конец. Они уже отчетливо осознали, что пленных брать никто не будет, по вискам у них струился пот. Наученные в Вендорах, они рассчитывали только на себя и свои автоматы.

[В. Иванова]

Бой в парадном холле

После нашего ухода основной бой велся в районе парадной лестницы, где на помощь группе Макашова подошла группа «барсов», прорвавшихся к нам в «Белый дом» 3-го октября.

Приведу полное описание их действий со слов непосредственного участника (с разрешения составителей использованы материалы свидетельств).

Майор Гусев:

...Расставляю ребят на посты — часть на парадной лестнице, часть на балкон, перекрывая перекрестным огнем зал холла. Трифон и Димыч занимают аварийный выход — узкую лестницу, наш последний путь отхода наверх. Еще двое уходят перекрывать коридор со стороны 20 подъезда. А мы с Чигой, поскольку имеем стволы 7,62, спускаемся вниз, в холл, встречать бронетехнику. Не исключено, что противник попытается прорваться на первый этаж под прикрытием БТРов, используя их в качестве тарана, и вот тут-то мы их и встретим. Это не настолько наивно, как кажется. По опыту знаем, что, стреляя в упор в борт, между колесами БТРа, есть шанс пробить броню, заклинить башню, разбить оптику. Жаль, что нет противотанковых гранатометов, всех этих «Мух», «Ос», РПГ. Со мной увязывается какой-то мужик:

— Разреши командир?
— Ты же без оружия.
— На, смотри! — Показывает бутылку «молотовского коктейля» с приклеенной к ней запальной спичкой. — Сунутся — пожжем!
— Ладно, давай, — Не хочется объяснять ему, что в случае атаки нам, пожалуй, с первого этажа не выбраться. Напоследок еще раз торопливо втолковываю ребятам: держаться подальше от окон, пока целы стекла (от взрыва стеклянные осколки режут хлеще стальных), огонь вести только наверняка, одиночными выстрелами, из глубины помещений...

Скатываюсь на первый этаж, в холл. Чига уже устроился с другой стороны лестницы за колонной. Следую его примеру и, подтащив за широкую, отделанную мрамором бетонную колонну кресло, пристраиваюсь поудобнее. Начинается самое неприятное: ожидание неизбежной атаки. На душе тягостно — ведь не в душманов, не в румын сейчас придется стрелять, а в своих же, пусть одурманенных, но русских людей, которых политические амбиции нескольких сволочей кинули под пули. Автоматно-пулеметная трескотня начинает нарастать, уже отчетливо слышны выстрелы 30-мм пушек БМП.

Перебежкой достигаю окна и, сдвинув жалюзи, осторожно выглядываю на улицу. В такие минуты жалеешь, что глаза у тебя устроены не как у краба, вместе с глазами и полбашки приходиться высовывать.

Время тянется как хорошая резина — медленно и упруго. Сверху по лестнице, ко мне скатывается Калуга.
— Михалыч, я с тобой... Как ты есть мой боевой командир и учитель, я теперь от тебя ни на шаг.

Калуга безнадежен — уже успел где-то перехватить. Но ругаться с ним бессмысленно, он такой, какой есть. Как-то спьяну даже среди бела дня откликнулся на предложение полицаев с правого берега Днестра «дать банку» — переплыл реку, навел среди ОПОНовцев шороху: «Я, — говорит, — ефрейтор ВДВ, для вас все равно, что полковник полиции!» Те славно его наугощали и под руки спустили обратно к реке, ногами он уже не шел. Как доплыл до середины реки, где мы его подобрали, и сам не помнит. Однако, перед тем, как окончательно вырубиться, успел довольно толково обрисовать расположение полицейского поста и схему их обороны. — Ладно, сиди не рыпайся!

Калуга пристраивается рядом, прикуривает. Слева от нас, у входа в коридор к почтовому отделению толпятся какие-то милиционеры без оружия. Опасливо поглядывают на окна, по одному уныривают в боковой проход. После них остается несколько шинелей на вешалке и пара бронежилетов на стойке раздевалки. Беру один из них — легкий, поддеваю под куртку. От пули, конечно, не защитит, однако я больше боюсь осколков и стекла.

По внутренней трансляции разносится громкий призыв: «Депутатам съезда и сотрудникам аппарата собраться в зале заседаний Совета национальностей!» Сзади, за лестницей, начинают перебегать какие-то штатские, женщины, мелькает несколько корреспондентов. И тут — ш-ших! — со стороны, где сидит Чига, от огромного стекла фонтанчиком брызжет стеклянная пыль. — Пригнись, снайпер! — кричит Чига.

Какой, к черту, снайпер! Явно короткая очередь. Пригибаясь, перебегаю к нему, подбираюсь к простреленному окну. На секунду привстаю, сквозь двойное остекление совмещаю пробоины — так и есть, это ударила от моста БРДМка короткой очередью. Четыре пули высоко прошлись по потолку, ушли в заднюю стену.

Бездарно стреляет. Сильно хочется пить. Калуга, подхватив электрочайник без шнура, уходит за водой. Напиться не успеваем. Танки!

Они выползают один за другим — покачивая толстенными бревнами пушек. Кажется, «72-ки» или «80-ки»... 125 мм. Серьезный аргумент. Выстраиваются: 5 на набережной, еще 4 или 5 на мосту. — Гляди, народ!

Точно. Мост заполняется так же, как вчера, огромной толпой. Нам на выручку? Видно, как маленькие фигурки облепляют танки. Неужели Москва поднялась?

Неизвестно, ничего неизвестно. Толпа на мосту застывает и в нашу сторону не идет, в ней нет вчерашнего напора. А стрельба ни на минуту не стихает.

Прямо перед нами, на площадке перед подъездом — группа человек десять. Пригибаясь, прикрываясь на открытых местах милицейскими щитами от танковых пушек, перебегают за балюстраду. Стреляют куда-то вправо, в сторону здания у 8-го подъезда. Оттуда острыми искрами приходят ответные трассирующие пули.

{Фото ИТАР-ТАСС. Москва. 4 октября 1993 года. Танки Кантемировской дивизии на Кутузовском проспекте}

Тьфу, «рембы» чертовы! Без толку только патроны жгут! — орет Чига.

Я полностью с ним солидарен — устроили «Зарницу» из боя. Наконец, то ли расстреляв патроны, то ли поняв глупость своего положения, все невредимые, слава Богу, убираются куда-то в дом.

Первым начал стрелять с моста левый танк, из крупнокалиберного зенитного пулемета «Утес», очередь ушла куда-то в верхние этажи (бортовые номера танков, стрелявших с Калининского моста, включая 5-й, находившийся на мосту в резерве, установлены: 148, 187, 348. 350 и 376. — Авт.).

«Товарищи, на подходе к нам вертолеты с помощью! Держитесь! По вертолетам не стрелять!» — ревет голос трансляции сквозь уже непрерывный автоматный лай.

Вертолеты! Это дело! Вертушки с десантом, да еще если с «НУРСами», «ПТУРСами», пушками — да они все эти танки, всю эту расстреливающую нас ельциноидную кодлу просто в пух разнесут.

Настроение подскакивает на порядок. Если «вертушки» — значит, с нами армия! Краем глаза улавливаю вспышку и серое облако дыма, рванувшееся из ствола левого танка на набережной, и, не отдавая отчета, машинально впечатываюсь спиной в мрамор колонны.

Ба-дах!!! Выстрел и разрыв сливаются в один сплошной гул. Рвет барабанные перепонки, ударом встряхивает вместе со зданием все тело. Летят стекла. Бурое облако сгоревшей взрывчатки и бетонной пыли окутывает все вокруг. Ого! Начали, мать их... Надо бы засечь время, да нет часов.
— Как вы там, все живы?
В ответ сверху испуганно-удивленно-радостно:
— Порядок!

Вроде серьезно никого не зацепило. Но, видимо, это только начало — дело еще будет. То ли кумулятивный, то ли снаряд объемного взрыва рванул как раз на стыке окон второго этажа и кумулятивная струя вспорола только фигурные опоры балюстрады балкона. Теперь такие же снаряды будут срабатывать уже внутри здания, то есть среди нас.

Снова вспышка танкового выстрела. Мы шарахаемся за колонны, но снаряд взрывается где-то значительно выше, в районе 7-8-го этажей.

И тут мы слышим сквозь стрельбу: на мосту толпа начинает скандировать: «Позор! Позор!» (Замечу, что именно тогда возникла угроза отвода батальона Таманской дивизии и других войск МО от Дома Советов под предлогом, что бронетехника не обеспечена горючим и достаточным количеством боеприпасов. Ситуацию «спас» генерал-полковник Чуранов Владимир Тимофеевич, который срочно подвез и лично проконтролировал заправку танков сводной роты и бронетехники дизельным топливом. — Авт.).

Людей оттесняют вниз на набережную, они затапливают весь берег, окружая стоящую там бронетехнику. Это страшная какая-то провокация. Не дай Бог кто-то из наших даст очередь по танкам — положит рикошетом массу людей.

С очищенного моста начинают методично бить танки, неторопливо вгоняя снаряды в тело дома. Сверху непрерывным потоком летят стекла. Ясно, что атаки в нашем направлении сейчас не будет, и мы с Чигой поднимаемся на второй этаж. С трудом перебираемся через заваленную стульями лестницу. Балкон пуст — ребята оттянулись за колонны, лежат за парапетами парадной лестницы. За крайней колонной в кресле с невозмутимым видом сидит Макашов. Укрытие у него так себе: если рванет танковый снаряд, осколками достанет всех, но Альберт Михайлович категорически отказывается уйти в более безопасное место.

Стрельба на минуту стихает. Пригибаясь, пробираюсь к окну. На полу, припорошенном бетонной крошкой, обломки стены, потерянные кем-то резиновая палка и курительная трубка. Подбираю палку, трубку в карман — может, хозяин объявится.

{Фото ИТАР-ТАСС. Москва. 4 октября 1993 года. Танки Кантемировской дивизии ведут огонь по «Белому дому» с набережной Тараса Шевченко.}

Выглядываю в окно. Танки на мосту молчат, их обтекает толпа народа, идущая в нашу сторону. Наши? Но над ними только власовские триколоры — «Дерьмократы», мать их за ногу... потому и пропустили их. Нам только этого не хватало — не стрелять же в этих дураков!

Вновь взрыв пальбы у мэрии. В кармане заместителя Макашова пищит «уоки-токи» — наши отходят: оборонять СЭВ больше нет возможности. Что же там происходит?.

Опять подбираюсь к окну, стараясь не думать о снайперах и танковых пушках. Но танки молчат — там, на мосту что-то происходит. Танки разворачиваются к нам задом, стволами в глубину Кутузовского проспекта. Неужели нам подмога?

— Не стрелять! Вертолеты! «Вертушки» идут! — дублируя приказ, по подъезду разносятся радостные крики: — Наши идут!

Пара «Ми-24» с подвешенными блоками «НУРСов». Ну, сейчас они врежут! Вертолеты закладывают над домом вираж и... мимо уходят куда-то в сторону Киевского вокзала. Что они — ослепли, что ли?!! Следом, ревя, проходит вторая пара и тоже улетает вдаль. Все. Танки опять упирают в нас свои бронированные лбы. Все. Помощи не будет...

{Фото ИТАР-ТАСС. Москва. 4 октября 1993 года. «Белый дом» горит в результате прямых попаданий танковых снарядов.}

Но мы держимся, сцепив зубы, перевязывая раненых, ни на что больше не надеясь.

Обхожу своих. Трифон с Димычем сидят на пожарной лестнице, щупают стволами уходящий вниз пролет. Раздобыли где-то еще по паре магазинов — и довольны. Впрочем, у меня самого оттягивает карман пара пригоршней патронов, и еще один магазин под ремнем брюк. Окно пожарного входа глядит во внутренний дворик, а там, как ни странно, мирно пыхтит дизелек, стоит зеленая будка армейской радиостанции. Из нее выходит солдатик, не обращая внимания на сплошной стеклопад вокруг, закуривает, постояв минутку возле колеса, и деловито лезет назад в свою будочку.

Раньше не приходилось видеть действие пуль на такие толстые стеклах. В Вендорах по горсовету, в схожих обстоятельствах при штурме здания румынами, тоже били танки и пулеметы, однако там стекла вылетали сразу, через полчаса их не было уже ни в одном окне. Другое дело здесь: от первых пробоин даже крупнокалиберными пулями стекло сперва покрывается сыпью молочных трещинок, откольными пробоинами, но стоит. Стоит прочно, пока коррозия трещин не разъест его до какого-то предела, — и затем разом ухает во двор, взрываясь на земле фонтаном белой пыли и льдистым градом крупных осколков.

[В. Иванова]

продолжение...

Взрыв оглушительной стрельбы в коридоре. Срывая с плеча автомат, выскакиваю в его черную пасть. Щупаю стволом пустоту, обдирая плечо о стену, бегу туда, где захлебывается непрерывным лаем наш пулемет, строчат автоматы и, перекрывая их, порой так же густо несется матерщина.

— Чего тут?
— Пытались прорваться. Атаковали прямо по коридору, со стороны 20-го подъезда.
— Кто, ОМОН?
— Не поймешь в темноте...

Прижимаясь к стене, подбираюсь к изгибу коридора, где лежит наш заслон. Дьявол! Ни баррикады, ни укрытия, катанут по коридору одну «лимонку» — порубят осколками всех. Однако вместо гранаты из темноты крик:
— Эй там, не стреляйте! Мы и не стреляем — патроны приходиться беречь.
Отвечаем:
— Чего надо?
— Слышь, дайте раненых забрать. Раненых!
— Хрен с вами, забирайте.
— А вы стрелять не будете?
— Дурак! Мы же русские офицеры, слово даем! Забирай! Только вот что, чтоб без дураков! По двое, без оружия! Если какую подлянку задумаете, всех положим!

В коридоре на миг напряженная тишина. Слышно, как шипит сквозь зубы наш пулеметчик (пуля, щелкнув в магазин его РПК рикошетом прошила руку). Но от пулемета он не отходит — вдруг какая неожиданность.

— Ну что, будете своих забирать?
— Да!
— Первые двое, пошли!

В коридоре торопливые шаги, возня, сжатые стоны. Кого-то уволакивают... Второго, третьего... Четвертый почти не стонет.

Ну какие же сволочи кинули этих ребят — русских на русские пули. Наш пулеметчик шипит:
— Я по ногам старался... Ну, сволочи, срок придет — всем воздается по делам их.
— Ну, всех вытащили? — в ответ автоматная очередь искрами хлещет по бетону торцевой стены. Коротко и понятно... Но повторно атаковать не рискуют — обожглись. Пулеметчик просит замену: значит, не так уж легко зацепило. Похоже у парня задета кость. Выхожу из коридора и первое, что вижу, — прямо напротив его черного зева, в кресле за колонной устроился Макашов. Сидит без бронежилета, спокойный и даже какой-то сонный.
— Товарищ генерал, уйдите отсюда, пожалуйста, здесь опасно! Удивленно вскидывает на меня глаза.
— Альберт Михайлович, ведь, не дай Бог, прорвутся, первая очередь — ваша.
В ответ совершенно невозмутимо:
—А вы их не пропускайте... Ну что с ним делать?!

{Фото ИТАР-ТАСС. Москва. 4 октября 1993 года. Калининский мост.}

На улице какое-то затишье. От колонны к колонне пробираюсь к окну. БТРы на нашей стороне реки — в ста пятидесяти метрах от подъезда окружены плотной массой людей. Танки больше не стреляют, хотя стрельба у 8-го и 20-го подъездов не стихает. По ступенькам поднимаются какие-то штатские, пригибаются, опасливо косятся на окна. Куда дураков несет?

— Начались переговоры...

{Фото ИТАР-ТАСС. Москва. 4 октября 1993 года. С Калининского моста танки ведут огонь по обитателям Дома Советов.}

{Фото ИТАР-ТАСС. Москва. 4 октября 1993 года. На уцелевших после разрывов боевых снарядов перекрытиях внутри «Белого дома» журналисты обнаружили кровь.}

{Фото ИТАР-ТАСС. Москва. 4 октября 1993 года. Все, что осталось от внутренних помещений «Белого дома» и их обитателей после разрывов танковых «болванок».}

Какие переговоры? С кем и кто ведет? Ничего не ясно. Толпа на ступенях все увеличивается. Хоть не стреляют, и то хорошо. Откуда-то приносят мегафон. Устанавливаем его в разбитом окне. Мегафон сипит, свистит, приноровиться к нему довольно сложно. По очереди берем микрофон; если нельзя стрелять, надо говорить, и перекрывая грохот стрельбы на флангах:
— Москвичи! Слушайте слова защитников Верховного Совета! 70 лет назад «Аврора» холостым выстрелом возвестила о приходе к власти диктатуры пролетариата! Сейчас на ваших глазах танки Ельцина боевыми снарядами возвещают приход к власти такой диктатуры, по сравнению с которой померкнет все, что было...


Микрофон переходит из рук в руки. Мы торопимся успеть высказать все, что накипело в наших душах:
— Солдаты! Вы, предавшие Конституцию, вы, ставшие иудами своего народа, своего Отечества, помните: тридцать сребреников, которые швырнут вам американские холуи за вашу палаческую работу, прожгут вам руки! Опомнитесь, не будьте убийцами! Правда на нашей стороне!

А за нашими спинами все прибывает и прибывает народ — это отходят безоружные из боковых проходов и крыльев здания, отжимаемые штурмующими войсками. Цокольный этаж в их руках. Первый — нейтральная полоса... Безоружные, женщины, дети... Откуда-то очень много детей. Почему они здесь?! Страшно подумать: если ворвутся автоматчики, покосят всех. Если возобновится танковый обстрел, здесь будет месиво...

И тут же тревожную новость приносит один из бородачей:
— Михалыч, они нам в тыл вышли!

Черт, какой здесь тыл может быть? Торопливо идем в черноту коридора. Вслушаюсь. Точно, за опечатанной дверью в какой-то кабинет, выходящей прямо в спину нашему заслону в коридоре, торопливый шорох, сдержанный шепот. Что делать? Как они вообще туда проникли? Не иначе как по карнизу. Мгновение на раздумье — и вот оно решение, возможно, единственное в данной ситуации. Громко, чтобы слышали те, за дверью, командую:
— Если начнут стрелять или вышибать двери, взрывай!
— Как? — в темноте моих знаков не видно, и в голосе казака растерянность: у нас же нет ни мин, ни взрывчатки, ни даже гранат!
— Сразу! — безапелляционно приказываю я, ловя в темноте его руку.
До него доходит, и он подыгрывает:
— А как же мы?
— Все равно нам терять нечего. Рви сразу!
— Есть! — громко выкрикивает он.

Мы настороженно вслушиваемся, но с той стороны двери уже не слышно ни звука — тишина могильная. Кажется, сработало! (Действительно, до конца штурма те сидели тихо, как мышки — ни одного выстрела, ни одного удара в дверь. Потом даже переговаривались с нашими, но никакого движения!)

Выхожу обратно в холл. Там оживление — справа от лестницы появилось новое действующее лицо: парламентер от парашютистов. Капитан — весь как на пружинах, тяжеленный бронежилет, чумовой блеск в глазах, не стоит, гарцует, вызывающе, по-хозяйски покрикивает:
— Кто здесь старший, а ну ко мне!

Парни упирают ему в бронежилет автоматы:
— Клади оружие!

На парапет балкона ложатся ПМ и здоровенный газовый револьвер «Айсберг». Капитан, не сбавляя пыла, покрикивает грозным голосом, а от самого прет, как от пивной бочки. Макашов даже не стал с ним разговаривать — только взглянул и отошел, чтоб не терять время зря. Капитана в оборот берут наши автоматчики, Крестоносец, Саша-морпех... Капитан потихоньку сбавляет тон, разговор почти человеческий:
— Ну не сдаетесь, так давайте хоть женщин выведу.

И тут же в ответ, с балкона 3-го этажа на пределе напряжения, почти истерический женский выкрик:
— Нет! Никуда не пойдем!
Капитан ретируется...

Бой боем, но пока затишье, не мешало бы и перекусить. Последний раз мы ели ночью. Поднимаюсь по темным лестницам на 6-й этаж. В коридорах носилки с ранеными, несколько неподвижных фигур укрытых тряпьем с головой, — убитые. По дороге расспрашивают о том, что происходит внизу. Отвечаю торопливо, односложно, хотя понимаю, что здесь, на этих черных, расстрелянных танковыми снарядами этажах, люди жаждут информации... И только здесь узнаю, что здание уже давно горит.

На 6-м этаже — змеи раскатанных пожарных шлангов, отчетливый запах гари. Пожар никто не тушит: в системах нет воды, огнетушителей не хватило и на 10 минут, — таких очагов возгорания, выражаясь казенным языком, проектанты никак не предусматривали... В столовой могильная тишина и пустота распахнутых холодильников. И здесь я впервые пожалел, что не имею каски, — сквозь стеклянную крышу столовой каждые тридцать секунд обвально грохочут стекла. Побыстрее ретируюсь: неохота получать на маковку полпуда стекла. Придется подтянуть пояса... (окончание свидетельства майора).

...Многие коридоры и лестницы были перекрыты, и мы изрядно поплутали, прежде чем смогли пройти на балкон 14-го подъезда. Закрытые во многих коридорах стеклянные двери мы вначале не решались трогать и искали проход. Кружа по лестницам, наткнулись на охрану одного из входов в «Белый дом» из подвала. Там дежурили трое мужчин среднего возраста. Дверь в самом низу лестничных маршей на дне своеобразного колодца была надежно забаррикадирована. Безоружные постовые были озабочены лишь одним: эмвэдэшники, подкравшись снизу, могут взорвать эти заграждения и ворваться в здание.

При взгляде на них сверху первая мысль: они стали прямо под бросок гранаты, и в случае прорыва сверху обречены. Чтобы их уничтожить, достаточно выскочить на эту лестницу любому эмвэдэшнику. Попросили ребят продублировать наше сообщение на всех ближайших постах, расположения которых мы даже не знали.

Многие встречавшиеся по дороге сотрудники «Белого дома» и просто случайные безоружные люди были настроены подняться повыше в кабинеты, надеясь переждать там на рабочих местах окончание штурма. Массовым было представление: когда солдаты увидят сидящих как бы за работой мирных граждан, то не станут их убивать. Тщетные эти надежды погубили потом немало людей, чью участь в огне пожара и под пулями «чистильщиков» просто страшно себе представить. По дороге встречалось и немало людей, которые из-за плотной прицельной стрельбы по нижним этажам просто из соображений безопасности пытались перебраться повыше в «стакан».

Более решительные и настроенные сопротивляться баррикадники тоже должны были постепенно с боем отходить на верхние этажи «стакана». Это было предусмотрено еще первым планом обороны: начиная с 7-го этажа «стакана», из-за меньшего количества лестниц гораздо легче организовать оборону там.

Закончив обход «Белого дома», мы вернулись на 5-й этаж к Ачалову и Руцкому. Первым нас встречал Руцкой. Я кратко доложил ему, что приказ выполнен и посты нами оповещены. Видно было, что он пока еще продолжает серьезно относиться к этим вертолетам. Повторил доклад и появившемуся в дверях Ачалову.

[В. Иванова]

Продолжение...

Здесь же мы впервые увидели, как скрупулезно работает служба радиоперехватов Руцкого. Одна радиостанция у них была настроена только на перехват сообщений на частотах атакующих. Сотрудник Руцкого, сидя на корточках, подробно записывал все перехваченные сообщения противной стороны. В эфире для обмана собственных армейцев и обоснования танковой стрельбы штаб атакующих в тот день даже устроил недостойную радиоигру. Они сами себе сообщили, что на крышу «Белого дома» в поддержку парламента высадился воздушный десант с вертолетов (судя по внешнему виду эмвэдэшные вертолеты не были переоборудованы для высадки десанта). Это была чистой воды ложь. Открытым текстом в эфире звучали приказы командиров штурма: «Всех уничтожить!.. Пленных не брать!.. Всех на поражение!.. Уничтожать всех, живыми никого не брать!..»

Бесполезны были многочисленные обращения из «Белого дома», в том числе и священнослужителей, например:
— ...К вам обращается Русской Православной Церкви иеромонах Никон. Прошу вас прекратить огонь! В здании полно женщин и детей. Есть уже десятки погибших. Снайперы бьют по окнам, не жалея никого... (по стенограмме).

В комнате, выходящей во внутренний двор «Белого дома», расположился пограничник из охраны Руцкого. Туда он попал, выломав дверь. В этой комнате раньше размещалось что-то типа буфета для обслуживания руководства. Офицер совершенно не рисовался, был спокоен и даже весел. По-крестьянски обстоятельно расположился на своей последней огневой позиции. Раскладывая вокруг многочисленные автоматные магазины, приговаривал: «Я этим сукам покажу, как погранцы умирают. Мы их всех здесь положим!» Позднее в этой же комнате депутат Борис Исаков, сняв очки, с глубокомысленным видом примерял противогаз. Кто-то не удержался и иронично заметил за его спиной: «Да, Исаков явно не переживет газовую атаку!»

В этот день наш закуток стал невольным свидетелем последних приготовлений уже простившихся с жизнью офицеров, искренних откровений высокопоставленных лиц государства — Руцкого, Хасбулатова, Баранникова.

Так, когда Хасбулатов обратился с вопросом к Руцкому переходить или нет в безопасный бункер, Руцкой отказался перейти в укрытие: «Зачем? Здесь останемся!».

Охрана Руцкого щедро делилась с нами боеприпасами. Андрей и Вильно с их помощью вооружились до зубов. Стоя в уголке, они деловито набивали автоматные магазины и все свои карманы патронами для заключительного боя — сдаваться никто не собирался!

По оценкам ребят, наиболее подьемно действовал на людей подошедший позднее в закуток Уражцев, наломавший в свое время вместе с демократами изрядное количество антиармейских «дров», за что к которому большинство из нас особых симпатий не испытывало. Заряжая своей решимостью, он передергивал затвор пистолета со словами: «X.. мы им сдадимся!» Баранников здесь же называл главным исполнителем преступлений Лужкова, утверждая, что все организовывала его мафия. Называл его исключительно: «этот бандит!» Говорил: «Бандита Лужкова надо расстрелять!» Было очевидно, что в бытность свою министром безопасности России он много чего интересного узнал про окружение Ельцина. Позднее, после обхода постов подразделений Русского Национального Единства, к нам поднялся Баркашов. Пытаясь спасти своего вестового, он приказывал ему уйти. Стиснув зубы, парнишка, видимо, впервые в жизни отказывался выполнить приказ:
— Немедленно уходи отсюда!
— Не уйду!
— Приказываю, ... уходи отсюда на х... !..
— Не уйду!..

...Мне удалось опять удобно устроиться на стуле. Ачалов поручил мне присматривать за своим автоматом, с которым ему неловко было находиться в комнате начальства. Во время штурма из парламентского руководства наиболее естественно, и спокойно держался наш шеф — генерал-полковник Владислав Ачалов. Если Руцкой нервно суетился, то Хасбулатов, наоборот, выглядел слегка заторможенным. Генерал-полковника несколько часов настойчиво уговаривали уйти с собой какие-то военные.

Генерал решительно отказывался: «Останусь до конца с депутатами! А если у вас есть совесть, придите нам на помощь!»

Вообще никаких слез или причитаний я ни у кого, даже у женщин, не видел и не слышал. Обреченные люди находили в себе силы еще и шутить. Типичной была одна сценка у наших соседей на 6-м этаже, пересказанная мне ее очевидцами из аппарата РОСа (Российского общенародного союза).

В апартаментах Сергея Бабурина под танковый обстрел попали 6-7 человек, все залегли на полу. После очередного танкового выстрела здание Дома Советов ощутимо сотрясается от разрыва снаряда. Все разговоры между лежащими на полу на минуту затихают. Павлов галантно просит оказавшуюся рядом (под соседним проемом) журналистку Ирину Танееву о какой-то мелкой услуге и обращается к Бабурину:
— Сергей Николаевич, куда бежать и что нам делать, если сейчас снаряд попадет в ваш кабинет?
— Подождать, пока пыль осядет, и тогда действовать по обстановке.
— Сергей Николаевич, а пыль от чего? От нас или..?
Журналистка вдогонку:
— А если пыль и будет тем, что от нас останется?
— Ну, тогда, по крайней мере, не будет вопросов, куда бежать.

Подобным образом со специфическими шуточками встречали танковые залпы и многие другие люди.

В какой-то момент атаки было слышно, как Руцкой громко комментировал от окна приемной одно загадочное происшествие.

Звучало примерно следующее: «Смотри, вон на набережной 4 БТРа!.. Видишь, они бьют по этим с тыла!.. Им отвечают, б... Смотри, уходят, уходят!.. Ушли в переулки!»

Как мы теперь выяснили, по БТРам таманцев и десантникам 119-го пдп стреляли БТРы МВД генерала Анатолия Романова, снайперы Коржакова и «бейтаровцы», получившие официальный приказ выбивать армейских офицеров и ложное сообщение о переходе на сторону парламента «ачаловского» 119-го полка (Владислав Ачалов, действительно, когда-то служил в 119-м полку, только не в парашютном, а в танковом. — Авт.). Командиры штурма сознательно пытались разозлить армейцев.

Из справки ГУКВВ МВД РФ за 4 октября 1993 года:

«В 7.30 сводная рота, разворачиваясь на Краснопресненской набережной, подвергалась обстрелу в течении 40-60 минут из гранатометов и крупнокалиберных пулеметов, в результате чего 2 БТРа (бортовые номера 444 и 450) были подбиты, 3 человека убиты и 6 ранены.»

Таким образом десантники 119-го пдп в долгу не остались и за своих пятерых убитых сожгли два БТР-80 ВВ МВД РФ и положили троих эмвэдэшников (заместителя командира полка ОМСДОН п.п-к. А. Савченко, возможно — заместителя комбата С. Грицюка.), хотя сомнительную эту славу «МК» и приписал группе «А» и «Вымпел» (офицеры «Вымпела» лишь отстрелили из гранатомета одно колесо у этого «взбесившегося» БТРа, который неосмотрительно отъехал от них к месту сосредоточения 119-го пдп. — Авт.)

Вскоре с задания пришел Григорий и сказал, что мне ведено спуститься в комнату разведчиков на 2-м этаже. Насиженный стул покидать не хотелось, но после краткой перепалки пришлось спуститься вниз.

В комнате меня ждал другой ачаловский завсегдатай подземелий. Он сообщил, что у них приказ Ачалова спешно сформировать группу. Нужно с важным гражданским гостем прорваться к подземному коллектору и через подземные коммуникации выйти с ним в город. Идти предстоит с грузом. При формировании группы в ее состав разрешено брать любых ребят из штаба. В заключение он сказал, что в числе других они забирают и меня.

Точку в нашем разговоре через несколько минут поставили Андрей и Вильно. Они влетели в комнату вместе с Григорием и рявкнули на меня, что приказы не обсуждаются, что я задаю много вопросов и долго копаюсь. Андрей сказал, что Ачалов нас благословил на прорыв и пожелал удачи. На прощание Владислав Алексеевич крепко обнял Григория и сам проводил ребят до лестницы 5-го этажа. На мой вопрос о Дмитрии последовал ответ, что его на месте не было, а наше время и так уже все давно вышло, и любое промедление обрекает группу на неудачу.

[В. Иванова]

Прорыв к подземному коллектору

Под командой Григория мы спешно двинулись по коридору к 24-му подъезду. Перед нами была набережная и съезд по пандусу к мэрии и Калининскому мосту. Выбежав отсюда на улицу, мы оказались бы перед БТРами и БМП, как на ладони. Они дружно гвоздили по дому, а одна бронемашина ревела буквально в двух шагах от нас то ли прямо под пандусом, то ли в нескольких метрах за ближайшим углом «Белого дома». Постовой милиционер сказал, что мы с ума сошли, если хотим под таким огнем выскочить на улицу. Показал рукой на три трупа баррикадников, лежащих прямо перед нами на пандусе. Ребята те стояли на посту на улице со стороны набережной и не успели добежать до нашего подъезда, как были в спину расстреляны из крупнокалиберных пулеметов БТРов Котенева.

Мы повернули обратно. Григорий сказал, что к нашей цели ближе всего можно было попасть из 24-го подъезда. Теперь же придется проделать под огнем гораздо более длинный путь.

Перешли в 20-й подъезд. На полу залегло около сотни безоружных баррикадников, казаков и раненых, на всех было всего два автомата.

Вскоре стало ясно, что нам предстояло обогнуть «Белый дом» со стороны этого подъезда в зоне прямого обстрела многочисленных БТРов. Из здания было видно, как они ведут огонь на поражение из своих КПВТ калибра 14,5 мм, часть из которых устроилась практически напротив подъезда и вела обстрел здания. Григорий скрупулезно доложил командиру группы о схеме ведения огня и расположении огневых точек. Никаких снайперов, естественно, видно не было, и в спешке о них я просто не вспомнил. Благодаря такой своевременной забывчивости не было и страха перед этой незримой опасностью. Это добавило решительности в последующих действиях.

Показания раненого Волкова об обстановке в районе 20-го подъезда:

«...После того, как в здании Верховного Совета мне оказали медицинскую помощь, я вернулся к дверям 20-го подъезда и расположился в вестибюле. В этот момент с улицы вбежала молодая женщина и стала просить помочь донести раненого. Пока один из казаков хватал белую тряпку, чтобы выйти с ней из здания, женщина уже выскочила на улицу и ее тут же срезала очередь (огонь был очень интенсивный). Парень из подразделения РНЕ крикнул: «Она, кажется, еще живая!» Женщина лежала плашмя на животе в 2-3 метрах от подъезда, ее левая нога конвульсивно дергалась.

В этот момент из-за легковой машины выскочил парень, но не успел он сделать и двух шагов, как был скошен автоматной очередью. Их было двое. Второй решил перекатом подкатиться к дверям подъезда. Уже у самых дверей, когда он попытался их открыть, его ранило в живот или в спину. Он корчился примерно в 1 метре от двери. Помочь ему под таким огнем было невозможно — обстрел значительно усилился, по людям велся шквальный огонь на поражение». (Конец цитаты.)

...По команде командира группы мы с Андреем первыми выскочили из 20-го подъезда и, пригнувшись, перебежками, что было сил, ринулись вдоль «Белого дома» в сторону мэрии. По левую руку были видны трупы убитых баррикадников. Расстреляли и всех молившихся — они лежали прямо на месте молебна. Мимо головы противно и уже знакомо щелкали пули. По звуку выделялись длинные очереди крупнокалиберных пулеметов БТРов и короткие автоматные. Сзади один раз ухнуло из БМП — то ли сподобились на одиночный выстрел из 30-мм пушки, обещанные на Совете Безопасности БМП-2 ГУВД Москвы Владимира Иосифовича Панкратова, то ли долбануло 73-мм орудие БМП-1 Таманской дивизии. Мы с Андреем одновременно упали на углу «Белого дома» за короткий бордюр эстакады, которая вела от гостиницы «Мир» вдоль торца здания парламента к его 24-му подъезду.

Прямо перед нами виднелся Горбатый мост. На остатках баррикад убитые, развороченные очередями люди. Это были безоружные горожане, пытавшиеся укрыться от огня под мостом и в его окрестностях. Еще в начале атаки 5 БТРов проутюжили колесами и огнем 10 пулеметов (штатное вооружение любого БТР — 2 пулемета: один крупнокалиберный КПВТ калибра 14,5 мм и второй — 7,62-мм пулемет Калашникова танковый — ПКТ) кровавую дорожку между западной и восточной баррикадами, атаковав вплотную с 8-м и 20-м подъездами. Один из этих БТРов подошел к мосту и в упор расстрелял из крупнокалиберного пулемета всех спрятавшихся там людей. Возможно, что именно он вместе с другими бронетранспортерами бил нам в спину со стороны 8-го подъезда. На всем нашем пути убитых было много, все без оружия.

Андрей стал считать БТРы, потом лишь присвистнул и выругался. Только со стороны американского посольства (с Девятинского переулка ближе к Конюшковской улице) метров со 100 от нас стреляли 3 БТРа, еще одна группа из 3 БТРов вела огонь на расстоянии менее 60-100 метров со склона Дружинниковской улицы — района расстрелянной Казачьей заставы. Один БТР стрелял из-за памятника. За каждым БТРом — по 10-20 человек, стрелявших из автоматов короткими очередями. Автоматчики, уже досыта вкусившие крови, явно обалдели от нашей наглости и перенесли на нас огонь с некоторым опозданием. После дерзкой перебежки особенно пристальное внимание нам уделили пулеметчики КПВТ 3 БТРов с Девятинского переулка. Пули цокали по нашему бордюрчику и асфальтовой дорожке. На глазах, как в замедленном кино, из одного лежавшего навзничь человека пули вырвали клочья, его тело лишь немного дернулось. Они били на поражение по всем без исключения — по убитым, раненым и по еще живым.

На углу «Белого дома» под этими очередями пытался вжаться в асфальт испуганный юноша-баррикадник, чуть дальше от него (по торцу «Белого дома») залегли прямо на асфальте еще два человека. Андрей успел крикнуть парню, чтобы тот поскорее заползал под бордюр и взял в руки какую-нибудь белую тряпку. Оружия у них, естественно, не было. В свете всего последующего думаю, что никакая белая тряпка ребят, конечно же, не спасла, и этих оставшихся лежать на самом виду совершенно беззащитных людей вскоре убили озверевшие стрелки.

То, что наш рывок переключил внимание этой роты пьяных автоматчиков (4-я, 5-я, 6-я роты 2-го батальона, саперная или разведрота 119 пдп. — Ред.) на угол здания, куда они поспешили перенести огонь, слегка облегчило, а может быть, наоборот, затруднило задачу нашим товарищам. Через какие-то секунды рядом с нами один за другим на тротуар попадали заметно запыхавшиеся все остальные офицеры нашей группы. Никого из них не задело.

По следующей команде мы с Андреем чуть ли не ползком обогнули край бордюра, мгновенно рывком перебежали через дорожку и кульбитом, держась с двух сторон за ручки тяжелой сумки, перекинулись через второй бордюр. Он выходил прямо на мэрию, окаймляя заросли кустов и достаточно густых деревьев. За шиворот и на плечи сыпались отстреливаемые веточки, труха и отбитые пулями ошметки стволов. Деревья и кустарник тряслись словно во время сильного ветра; заросли издавали непрерывный шелест, хотя никакого ветра не было и в помине.

Один за другим в эти заросли свалились и все наши товарищи. Лично для меня это испытание было все равно, что игра в русскую рулетку, и я не переставал удивляться спокойствию наших обстрелянных проводников. Конечного пункта нашего забега я точно не знал и каждый раз вынужден был ориентироваться на достижение конкретной цели. Ее указывал старший группы непосредственно перед очередной командой на перебежку.

По зарослям мы уже более спокойно продвинулись на 50-60 метров вдоль торца «Белого дома» в сторону набережной, чуть-чуть не доходя до 24-го подъезда. Оттуда на глубине примерно двадцати метров от нас в сторону мэрии, в прогалинке, на виду у еще одной группы стреляющих от мэрии БТРов и десантников 1-го и 3-го батальонов 119-го полка на крышке квадратной вентиляционной решетки полулежал разведчик-спелеолог.

Опять по команде перебежками подлетели к этой решетке. Это был вход в вентиляционную шахту. Постовой кратко доложил командиру группы обстановку и сообщил о последних подземных ходоках. Затем мы стремительно один за другим запрыгнули в шахту и спустились вниз по лестнице.

Дальше начинались знаменитые «заминированные» ходы подземного коллектора, ведущего отсюда в сторону Плющихи и далее в сторону Новодевичьего монастыря.