Судьба ополченца

[В. Иванова]

Ополченские судьбы. Минометчик Игорь Мирошниченко: "Пути назад нет. Простить невозможно"

Напротив сидит обычный парень. Модная стрижка, вьющаяся русая бородка. Лишь глаза выдают "человека с прошлым", видевшего вырезанные "правосеками" блокпосты, бои под Славянском, сбитый вертолет генерала Кульчицкого, сбор разведданных, предательство товарища, плен, приговор суда в 15 лет строгого режима, обмен, и новые бои. Двадцатитрехлетний боец ополчения Игорь Мирошниченко. Позывной - "Хакер".

СТУДЕНТ

Игорь родился в курортном городке Красный Лиман в Донецкой области, куда родители переехали из Ростовской области за несколько лет до развала Союза. Обычная семья, обычное детство, обычная школа. Вокруг - сказочные места так называемой "Донецкой Швейцарии", санатории и дома отдыха возле Голубых озер.

По окончании школы Игорь поступил в Славянский авиационный колледж (ныне Славянский колледж Национального авиационного университета – примечание ЛуганскИнформЦентра) на двойную специальность авиационного механика и автомеханика по обслуживанию всей автомобильной техники, работающей в аэропортах страны. Даже немножко успел поработать по специальности. Но денег катастрофически не хватало – пошел искать более хлебное место.

Начал с должности продавца-консультанта в одной из торговых сетей, реализующей мобильные телефоны и прочие "гаджеты". Толковый паренек, хорошо разбиравшийся в технике и в компьютерах, менее чем за год стремительно продвинулся до управляющего торговой точки. Перешел на работу в другую сеть магазинов электроники. Собирался учиться дальше, да тут случился Майдан.

Пока в Киеве скакали – Донбасс работал. Игорь говорит, что события в столице его тогда не интересовали. Своих проблем хватало: болела мама, нужны были деньги, поэтому на работе приходилось ежедневно доказывать, чего ты стоишь.

"В политику вообще не лез, лишь бы политика меня не касалась и давала спокойно работать", - вспоминает Игорь.

Но жизнь распорядилась по-своему. Вокруг Славянка появились первые блок-посты.

ОПОЛЧЕНЕЦ

В Пасхальную ночь 20 апреля 2014 года вооруженные боевики "Правого сектора" в районе "Масложир" безжалостно перебили самооборону блокпоста, расположенного в направлении Череповки. Из всего оружия у стоявших там как живой заслон людей были лишь иконы. Однако это нападавших не остановило. Три трупа, раненные…. Показательная расправа, совершенная в великий христианский праздник всколыхнула город.

Игорь, знавший и любивший Славянск, ставший для него вторым родным городом, ушел в народное ополчение. Попал в группу Антона с позывным "Зверь". Поначалу с оружием дела обстояли очень плохо – один автомат на троих да патроны на счет. Потом стало полегче. Получил первое оружие: пистолет Макарова, автомат АКСУ.

Очень быстро стычки переросли в полноценные бои. Подразделение, в котором воевал Мирошниченко, несколько раз серьезно отличилось. Вместе с боевыми товарищами Игорь участвовал и в захвате легендарной самоходки "Нона", доставившей потом столько хлопот киевским карателям и на Карачуне, и на других рубежах обороны. Это бойцы именно его отряда сбили вертолет генерала Кульчицкого, что бы потом не писали украинские СМИ о коварном российском операторе ПЗРК, поставившем жирную точку в карьере бравого военного. Было всё – и обстрелы блокпостов, и нападение диверсионных групп, артиллерийские и авиационные бомбоштурмовые удары (БШУ).

"Вокруг такие же пацаны. Всем по 18-20 лет. Ни дня, как и я, не служившие в армии. Все учили по ходу. Правда, не все после учебы выжили", - грустно улыбается Игорь.

"Наш блокпост держал проход между Красным Лиманом и Краматорском. Такое мощное укрепление, отлитое из бетона. Даже их артиллерия и САУшки не могли нас оттуда выбить. Тогда они подняли откуда-то из-под Харькова, или Чугуева пару Су-25 и в четыре захода нанесли массированный БШУ по блокпосту. Разнесли его в хлам. Двоих ранило, но никто не погиб. После этого часть нашего отряда ушла в Горловку, а часть в Славянск. Выводом людей тогда занимался Моторола, очень грамотно вывел. Я оказался в группе возле завода "Стирол", - рассказывает он.

"Только стало налаживаться, и тут позвонил мой дядя: "Матери срочно нужна операция на сердце. Бегом домой!".

Пришлось Игорю вернуться. В оккупированный киевскими силовиками Красный Лиман.

НЕВИДИМКА

До родного города добрался нормально. Времени не было разбираться – нужно было срочно искать деньги на операцию. А где их искать, кроме как заработать?

"Поначалу работал как проклятый: днем на стройке, вечерами подрабатывал грузчиком. Потом нашел частного предпринимателя – там стало и денег побольше, и работа уже не так выматывала. Но все равно чувствовал себя, как в тылу врага", - говорит Игорь.

Мирошниченко нашел соратников. Собирали информацию по передвижению, дислокации противника. Нашли канал связи. Будучи "ай-тишником" Игорь быстро освоил системы и способы скрытной передачи данных. Так передавали координаты.

Интересным решением оказалось "ноу-хау" съема информации. Для видеофиксации использовали обычный автомобильный видеорегистратор, который вместе с батареями и носителем информации монтировали в обыкновенный скворечник. Птичий домик вешали в нужном месте во время монтажа линий связи.

Жизнь начала налаживаться, Матери провели успешную операцию, Игорь начал думать о возвращении в строй.

ПЛЕННЫЙ

Парень, с которым Игорь проработал два года в одной из торговых сетей, пришел в ближайшую комендатуру и просто написал заявление. В своем добровольном доносе он "слил" все, что знал, и многое добавил от себя. Написал, дескать, Игорь командовал САУ "Гвоздика".

"Мне даже очную ставку с ним делали, – рассказывает "Хакер". – Но к тому времени я уже был настолько забит и дезориентирован, что даже не посмотрел ему в глаза".

Взяли Мирошниченко "ВСУшники" – 95 Житомирская отдельная аэромобильная бригада ВДВ. По жестокой иронии судьбы их база располагалась в общежитии Славянского колледжа, где когда-то учился Мирошниченко.

Там же в общаге, на пятом этаже, действовал отлаженный, бесперебойно работающий пыточный конвейер. Все транспортировки сопровождались неминуемым полиэтиленовым пакетом на голове. Пакет обыкновенный, мусорный, но всегда намочен в солярке. Этот запах заставлял задыхаться, путал сознание, загоняя пленников в сумеречную прострацию. Перед допросами, всегда сопровождавшихся издевательствами и пытками, раздевали догола. Психологически это было даже тяжелее избиений.

"Приняли жестко. Первый день в плену я до земли не долетал – вшестером футболили ногами, пока я окончательно не вырубился, - говорит Игорь. – Вначале не понял, куда попал, но потом, чуть отойдя от постоянных побоев, уже по нашивкам, по флагам разобрался".

Все, кто бил и издевался, были в новенькой натовской форме, явно не с передовой. Все в масках, которые никогда не снимали.

Пыточная, рассказывает Игорь, представляла собой обычную комнату с решеткой или шведской стенкой, к которой пристегивали истязаемых. В ход шли обычные палки, шланги и стальные прутья. Лупили не разбирая и выборочно. Особо мучительной пыткой оказалось битье по пяткам. После двух недель пыточного конвейера Игорь месяц не мог стоять иначе, чем на мысках. Парню сломали руку. Перебили два ребра. Рукоятью пистолета пробили голову. Раскрошили коренные зубы.

"Мне, конечно же, повезло, - говорит Игорь. – Одного мужика молотили так, что его сломанные ребра проткнули внутренние органы. Он умер в страшных мучениях у нас на глазах. Одного просто расстреляли. Просто так. Второго пристрелили походя. Говорили, что при попытке бегству, но куда там бежать? Видно у человека просто нервный срыв случился, он дернулся, а его грохнули из пистолета, как собаку".

"Раз как-то привязали кого-то нагишом к машине и таскали кругами по двору. Остальных заставляли смотреть. И говорят нам: "Не скажете – завтра вас так катать будем". Так и таскали несчастного до смерти. Кто пытался опустить глаза или отвернуться – страшно били", - вспоминает "Хакер".

Пленных не кормили. И не поили. Люди собирали снег и воду с подоконников.

Мирошниченко повезло и тут. Один боец, видимо, знавший Игоря по мирной жизни, как-то дал тому поесть. Одна консервная баночка кильки. Единственная еда за две недели.

Обычно человек, который пытался держаться, выдерживал 3-4 дня, потом подписывал все, что давали следователи и их подручные. Игорь держался почти две недели.

"Как выжил – до сих пор не понимаю", – удивляется он.

Потом часть пленников вместе с Мирошниченко отвезли на Карачун, где оказались катакомбы и подвалы. Там уже кормили. Раз в три дня. И даже поили. Да и били в разы меньше, только когда пьяные тюремщики приходили "оттянуться". Пьянствовали они часто.

ОБВИНЯЕМЫЙ

Через две недели пребывания в катакомбах Карачуна, Игоря внезапно подняли ночью, надели чужую шапку, непременный пакет с соляркой и вывезли в Днепропетровское СБУ. Там уже не били. Более того, увидев в каком состоянии прибыл подозреваемый, оперативники тщательно сфотографировали все побои, чтобы зафиксировать свою непричастность. Дали бинт и перекись водорода. Рука и ребра срослись сами. Через две недели смог становиться на пятки.

За месяц сформировали дело. Были и следователь и адвокат. Инкриминировали "террористическую" 258 статью УК, а также 263-ю "оружейную": дома у Игоря при обыске "нашелся" гранатомет РПГ-26.

Окончательно погубила "Хакера" групповая фотография ополченцев на фоне сбитого вертолета генерала Кульчицкого. Идентифицировали его улыбающееся лицо на фотографии однозначно, отпираться было бесполезно. 15 лет без права амнистии.

После приговора перевели в СИЗО. Посадили к ворам. Уголовники же принципиально придерживались аполитичной линии, жили по своим понятиям и с миром "политических" не пересекались.

"Среди воров, особенно проходящих по тяжелым статьям с длительными сроками, были люди, рвавшиеся в ополчение, – рассказывает Игорь. – Есть прямо говорившие: "Да я пойду и совершу подвиг. Лучше рискнуть, чем тут "пятнашку" корячиться!". Но были и другие, поддерживающие Украину.

ОСВОБОЖДЕННЫЙ

Еще до приговора один из следователей предложил свои услуги: за 50 тысяч гривен поменять статью на более легкую (от 3-х до 7 лет) или внести в списки на обмен. Денег таких не было. Мать безрезультатно писала жалобы и ходатайства. Оставалось ждать этапа.

26 декабря 2014 колонна из девяти автобусов с пленными прибыла к точке обмена. 225 ополченцев и гражданских лиц обменяли в тот раз на 151 украинского силовика. В ходе обмена никаких документов никому не вернули. Мирошниченко собственноручно написал заявление на обмен. Всем ополченцам сказали: "Вы по прежнему в розыске. Вас будут искать, находить и сажать на конкретные сроки ".

При этом настоящих ополченцев в партии было не более трети. Большинство же обычные граждане, так называемые "бытовые сепаратисты", схваченные по наводке знакомых или за неудачное слово или сообщения в соцсети. И подкинутая при обыске граната. После трех-четырех дней пыток любой подпишет все, что скажут. Свидетельства и отпечатки пальцев никому не нужны - все, что нужно, выбьют в виде признательных показаний.

"Они ведь лупят смертным боем всех – нас, гражданских, женщин, стариков – без разницы. Признаваемость 100%. Забитых до смерти никто не считает, - рассказывает Игорь.

В Авдеевке освобожденных предъявили прессе и представителям ОБСЕ. Оттуда отправили в Донецк, поселили в общежитии. Всех проверили, выявили шестерых агентов украинских спецслужб.

Освобожденным помогали чем могли. С ними работали психологи, ведь физически восстановиться оказалось легче, чем психологически. Многие вернувшиеся из плена не выдерживали – нервные срывы, истерики. Люди не спали по ночам, многие были морально сломлены. Огромную помощь оказывали волонтеры Валя и Галя. Оформляли документы, помогали со статусом беженца тем, кто хотел уехать в Россию.

Игорь решил: "не забудем, не простим". И пошел в Донецкий военкомат искать место в строю. К его удивлению места не нашлось – Новый год, Рождество, "полный комплект". Кто-то подсказал, что в Луганске таких проблем не будет. 6 января Игорь прибыл в Луганск и определился в Первый казачий полк имени атамана Платова (в настоящее время 11 батальон территориальной обороны – примечание ЛуганскИнформЦентра).

ПУТИ НАЗАД НЕТ

Дальше были бои под Дебальцево, первая атака на Санжаровку, неприступные оборонительные сооружения киевских силовиков. Перед самой ротацией два снаряда украинского "Града" попали в дом, где располагался его взвод. Выжили, хотя Игоря и его товарища Игоря Каратаева с позывным "Катай" завалило разбитой крышей. Мирошниченко две недели не мог разогнуть спину и выполнять какие-либо работы, Каратаев ушиб шейный отдел позвоночника и почти месяц ходил в нашейном корсете. Лечились уже дома – все подразделение по ротации отправили назад, под Станицу Луганскую.

Всю весну и половину практически каждодневно были обстрелы и "бодание" с разведдиверсионными группами киевских силовиков.

Неделю назад глупо погиб боевой товарищ Игоря – Виктор Николаев. Вместе с ним был тяжело ранен Каратаев.

В тот день "двойка" - снайпер и оператора ПТРК (противотанковый ракетный комплекс – примечание ЛуганскИнформЦентра) - искала место для очередной позиции. На подходе услышали характерный щелчок и приняли его за рикошет пули – через реку тут частенько работают украинские снайперы. Присели, начали осматриваться. Взрыв. Оказалось, что сорвали растяжку самодельной мины. Пятидесятилетний русский доброволец из Йошкар-Олы, археолог, так и не дописавший свою диссертацию, необычайно светлый человек Виктор Владимирович Николаев умер от полученных ран по дороге в больницу.

Каратаев получил множественные осколочные ранения по всему телу, взрывом ему разорвало рот, перебило фаланги пальцев на правой руке. Три осколка в глазу. Два достали врачи Луганской Республиканской клинической больницы. Один застрял в стекловидном теле, разрушен хрусталик. Парня ждет несколько операций, ног врачи обещают, что зрение сохранят.

"Что поделаешь, это война. Тут всякое бывает…. Однако, пути назад нет. Простить невозможно. У нас один путь. Мы дойдём до победы!" – говорит Мирошниченко.

[В. Иванова]

Судьба ополченца. …А на цепочке - чека от гранаты (ФОТО)



На её шее тонкая серебряная цепочка с небольшим православным крестиком. Вокруг распятия еще одно украшение – колечко из серого металла. Она говорит "обручальное". Да вот только не серебряное оно. Это кольцо с чекой от гранаты.

Однако, девчонка не врёт, они действительно с этими кольцами венчались в церкви. Ведь, вначале, словно у библейского Иова, война напрочь разрушила всю её жизнь и семью. Разбила вдребезги привычный мир. Отобрала мужа. Потом разнесла в клочья отца с братом. Причем буквально. Теперь Женька склеивает свою жизнь по кусочкам. И первым подарком Судьбы стало обретение любимого человека. Почему и знак их обета так суров – с вырванной чекой не шутят…

Большая семья

Родилась Женька восемнадцать лет назад в трудящемся, зажиточном селе на тысячу дворов в самом центре благословенного Станично-Луганского района. Семья дружная и большая. Мать, Отец и дети. Детей - десять!

Кроме старшей, тридцатилетней дочери, все погодки возрастом от 10 лет. У первой дочери давно уже своя и тоже многодетная семья: всего шестеро – четверо своих и двое приемных. Женька у матери вторая по старшинству.

Говорит, жили дружно, не тяжело. Все обязанности в семье поделены, все работают наравне.

Мать - Людмила Юрьевна - бухгалтер, всю жизнь работала в сельсовете. В 2009 году её наградили званием "Мать Героиня". Помимо домашнего очага считает своим долгом дать детям приличное образование. И это не только выполненные вместе с родителями домашние задания на "отлично", но и музыкальная школа, куда приходилось возить детей за пятнадцать верст, и последующая учеба, к которой готовят каждого.

Отец - Анатолий Леонтьевич - в свои 55 лет прошел долгий путь от танцора ансамбля песни и пляски Киевского военного округа, в составе которого он объездил пол мира и весь Советский Союз, до ликвидатора аварии на Чернобыльской АЭС, о чём он так не любил вспоминать. Последние годы занимался сезонной работой на стройках, зимой числился в котельной, плюс вел домашнее хозяйство – нормальная, размеренная жизнь военного пенсионера. При этом главным стимулом для него все же были дети.

Только потом они поняли, что отец поменял свою карьеру на семью. Детвора его безумно любила, и он к каждому пытался найти свой подход. Действительно, был талантлив – прекрасно пел, играл на гитаре, но, главное, служил, что называется – пастырем в семье. Таким оказался его духовный выбор – многие годы считался не последним человеком в местной общине евангелистских христиан баптистов. Однако для остальных выбор оставался свободным. Мать - православная. Женя также считает себя православной, притом, что церковной жизнью не живет, хотя исповедуется и причащается.

Сама Женька, как и её брат-погодок, Лёша, пошла в школу с пяти лет. После школы окончила колледж технологии и дизайна. Сейчас поступает в педагогический университет на делопроизводство.

Первые блокпосты

Семья из религиозных соображений всегда была абсолютно аполитичной. Когда в стране начался "майдан" и гражданское противостояние – молились и ни во что не вмешивались. Отец говорил: "Мы ни за правых, ни за левых". Он и ранее принципиально не ходил на выборы, тут же - и подавно - "в политику не вмешивался". Однако политика сама вмешалась: вначале бунт и государственный переворот в Киеве, потом гражданская война в Донбассе.

Женьке крепко запомнился один момент из этих первых дней. Когда киевские силовики дошли до самого Луганска, на блокпостах под Станицей встал "Айдар". В тот день Анатолий Леонтьевич забрал в Станице детей из музыкальной школы и повез домой. Их битком набитую "Славуту" остановили и проверили. Каратель в камуфляже, потехи ради, гаркнул в открытое окно: "Слава Украине!" - и замер в ожидании. В машине молчали. Тот повторил. В ответ упрямое молчание пяти пар растопыренных детских глаз. Айдаровец взбеленился:

- Чи не знаете, шо надо отвечать?! Говорить надо: "Героем слава!" Понятно?!

И вновь упорная тишина. Отец сидел прямо и смотрел вперед. Женька вспоминает, что тогда отчетливо увидела его побелевшие костяшки на сжатом руле.

Вояка начинал сатанеть – сунул в салон машины автомат и как-то неожиданно тонко, срывая голос, провизжал: "Слава Украине!!!". И тут случилось нечто: хорошо поставленный хор детских голосов слажено ответил: "Слава Богу!". У айдаровца случился культурный шок. Он завис, потом неловко стушевавшись, промямлил в ответ: "А… Ну, тада, спасибо…". И потом, чуть просветлев взглядом, неожиданно добавил: "Езжайте с Богом". На этом блокпосту к ним больше не приставали.

Позывной "Ангара"

Перед войной у Женьки был роман. Общались с парнем почти три года, правда, в основном по телефону. Весной 2014-го она окончила колледж. Планы на будущее больше напоминали игру в "русскую рулетку". В этих условиях Женя и ее парень вдруг впопыхах расписались, хотя родители были категорически против. Следом, с началом боевых действий и первых обстрелов она уехала жить к свекрови в Курск. Устроилась на работу в ателье, но всё как-то не задалось и к сентябрю, с окончанием активных обстрелов, девушка вернулась домой.

Возвращение вышло шокирующим – тут она впервые напрямую соприкоснулась с войной. Дорога из Счастья до Станицы заняла более трех часов – езда черепашьим шагом с постоянными остановками, и изматывающие, унизительные "шмоны" на каждом украинском блокпосту. Да ещё на большаке, прям позади их автобуса начался бой. За малым к ним "не прилетело". Приехала же – словно высадилась в пустыне. Людей нет, маршрутки не ходят, попуток тоже не видно – без машин вообще, пустая дорога. Притом, что добралась до Станицы под вечер, часов в шесть. Вокруг гнетущий антураж – пустые дома, много разрушений и зияющих провалов выбитых окон, безлюдные улицы. Мысли соответствующие:

"Ну, все – попала. Стою одна, связи нет. В Станице, знаю, орудует нацгвардия" , - вспоминает Женька.

Спас сосед, каким-то чудом оказавшийся в нужном месте, в нужное время. Не без приключений добрались до родного села – по дороге их тормознули на очередном блокпосту и не хотели пропускать. И лишь увидев дату рождения (дело было на следующий день после именин), айдаровец смилостивился, через губу поздравил с "прошедшим" и все же пропустил.

С молодым мужем жизнь у Жени не сложилась. По ее словам, супруг оказался, инертным наблюдателем, считал, что надо находиться, как можно дальше от происходящего. Мол, "дурных нема подставляться - разберутся без нас". Её воротило от этой позиции: "Почему за меня должен решать кто-то? Это моя жизнь. Это мой город. Это моя страна"… Сама же тянулась к друзьям-ополченцам – вчерашним ребятам из Камброда (Каменнобродский район Луганска), рядом с которыми она жила у своей тетки и бабушки в годы учебы в колледже.

Да и в целом неглупая девчонка прекрасно видела и понимала, что сделали с её городом. Как он пострадал от варварских, неоправданных обстрелов. Знала, как выживали люди. Не раз сама сталкивалась с киевскими силовиками. Слетающие с её языка термины: "укропы", "каратели", "хунта", "фашисты" и "полицаи" - не ругательства, а осмысленные выводы сложившегося мировоззрения.

Тем временем отец продолжал поддерживать семью. Работал, возил в блокадный Луганск молокопродукты. И на блокпостах "айдаровцев", и на позициях ополченцев всегда оставлял молоко и брынзу. Не в виде дани или задабривания "человека с ружьем". Он просто жил по Писанию. Для него действительно не было "ни эллина, ни иудея", а лишь только люди, разделенные и озлобленные войной. Зная об этом, его уважали бойцы по обе стороны фронта. Один раз такое отношение спасло и Женьку. Ведь она, даже начав сотрудничать с ополченцами, все равно еженедельно моталась к своим – в семью. Во время одного из досмотров у неё как-то обнаружили георгиевскую ленточку. Было всё – угрозы, оскорбления, маты, но дело не дошло даже до побоев: "Та це ж дочка Леонтійовича". Отпустили.

Вскоре Женя начала уже всерьез помогать бойцам батальона "Заря". В ответ дома начались ежедневные скандалы. Девчонка упрямая – заступила в "Заре" на службу у КПП. У мужа начались форменные истерики. И она ушла…. Так Женька стала "Ангарой".

Казак удалой

В "Заре" она помогала ребятам, занималась делопроизводством, имела выход в интернет. Там, в социальных сетях познакомилась с Виктором – российским добровольцем, который бросил неспешный бизнес в Питере и с июля 2014 сражался под Луганском. Получивший уважительный у казаков позывной "Дон", он все эти месяцы, что называется "не вылазил из самого пекла". К осени Виктор уже дорос до командира взвода казачьей сотни стоявшей под Станицей.

В перерывах между дежурствами на переходе через мост, удержанием рубежей и постоянным "боданием" с противником, "Дон" создавал ударное противотанковое подразделение: доставал, выменивал, выпрашивал ПТУРы и гранатометы, находил и переманивал специалистов из других подразделений, обучал и обкатывал людей. Знакомая с азами штабной работы Женька как раз пришлась ко двору. Умения работать с картами, компьютерные навыки и основы делопроизводства выгодно отличали её от большинства казаков-ополченцев, а тем более бывших станичников, коих здесь служило немало.

Бои под Дебальцево застали "Ангару" в расположении сотни – девчонку от души завалили штабной писаниной. "Дон" не покидал передовую. Общались по телефону. С каждым разом общение становилось продолжительней. Их все больше и больше тянуло друг к другу.

К весне дороги домой не стало. К тому времени по селу поползли слухи, нашлись доброхоты и Женьку "сдали". Сейчас она спокойно констатирует: "Ну, и в войну же были полицаи, как без этого?". Но тогда мать по телефону настрого приказала: "Домой не приезжай. Пошли за тебя разговоры. Схватят".

В конце мая, им дали кратковременный отпуск. Поощрили. Она с "Доном" решила смотаться на неделю в Крым – хоть одним глазком заглянуть в счастливое будущее. Отец эту идею не оценил. Женька до сих пор не может без слез вспоминать свой последний с ним разговор. Так и съездили. Знать бы…

Дым над тропой

31 мая, в день Святой Троицы Анатолий Леонтьевич, взяв 17-летнего Алексея и 14-летнего Данила, поехал на торжественное богослужение в Луганск. Хотя украинские силовики и обещали всех пропускать на Троицу, переход гражданским лицам в день большого церковного праздника оказался наглухо закрыт. Безрезультатно простояв больше часа, мужчины направились к своему знакомому в Кондрашовку и там провели домашнее богослужение. Уже оттуда решили все равно пройти в Луганск: родня, церковь, как же так – Троица ведь?!

Из Кондрашовки вела укромная тропинка, о которой, впрочем, знали все. Люди по ней ходили, хотя военные все время грозились её перекрыть. Но отец решил пойти – посмотреть, есть ли путь в город.

Около полудня Лёша позвонил домой, сказал, что, дескать, всё нормально, богослужение закончилось, они уже собираются домой. Потом долго никто не звонил. Материнское сердце что-то почувствовало – она набрала, мол, "вы где?". И вновь ответил Лёша:

- Мам, мы уже идем, хотим посмотреть тропинку – можно ли будет пройти? Сегодня, говорят, здесь ходили, значит, и мы сможем.

Так они и пошли: впереди любознательный Даник, за ним отец, замыкал Алексей. Поговорив по телефону с матерью, он приотстал, как говорится, "по малой нужде" буквально на десять шагов. Это-то его и спасло. Грянул взрыв. Не растяжка. Рванул фугас или тяжелая мина, на которую наступил Данил. Мальчика, буквально, порвало взрывной волной в клочья. Отца тоже сильно покромсало осколками, но он еще недолго был жив и даже находился в сознании. Улыбался, пытался успокоить старшего сына и говорил: "Я – к Богу!". Сам Лёша не пострадал. Он кинулся на автостанцию звать на помощь. Люди пришли. Тела забрали и отвезли в морг.

Когда забирали, по дороге из Станицы в родное село на одном из блокпостов нарвались на отморозков из нацгвардии. Вначале вояки прицепились к гробам.

- Что в гробах?! Перевозите или пустые?

- Нет, не пустые. На похороны едем. Вот справки и свидетельства о смерти…

- Плевать! Открывайте…

Заставили открыть. Потом начали проверять документы и сличать их с изуродованными останками. Все это сопровождалось смехом, издёвками и глумливыми комментариями.

- Что?! На ту сторону захотелось, к сепарам! А вот нечего шастать! Получили, что хотели.

Особо "воякив" повеселило, что младший не дожил месяца до своего 15-летия. Короче, оттянулись "хлопці" на славу. Всей процессии – убитой горем матери, бабушке, теткам и прочей родне доходчиво рассказали: что нацгвардия думает про "горелую вату", "колорадов" и "порционные куски сепаратистов".

Дети очень тяжело перенесли трагедию. Дима – брат близнец погибшего Данилы две недели не мог есть, нормально спать, не заходил в комнату, где они жили с Даником. Не менее тяжело перенес утрату и Лёша. Про Мать и говорить нечего…

Месть - не женское дело

После гибели родных Женька забыла о былом миролюбие и отцовском нейтралитете. Если раньше война не касалась её лично, то теперь она знала - назад дороги нет. И понимала, кто должен ответить за отца и брата. Практически сразу разведка казаков выяснила, что мину поставили днем, когда в направлении Луганска уже прошли первые люди. Поставили специально, с единственной целью устрашения – отвадить упрямых станичников "шастать" в осажденный город. В город, где у большинства были родные, работа. Город, без которого Станице, накрепко завязанной на Луганск всеми жизненными и экономическими связями, попросту не выжить. После глумления нацгвардии над останками Данила и отца, после всей крови, ужаса и страха войны она хотела мести. И главное - у неё оказались не только причины, но и возможности конкретно взыскать по этому счету.

Однако тут вмешался "Дон". Он четко сказал: война дело не женское, а вендетта тем паче - традиционно дело мужчин. Слово с делом у доросшего до начштаба батальона ополченца не разошлось ни разу.

Вскоре наблюдатели вычислили дом на окраине, куда повадились наведываться увешанные оружием бородачи в дорогом натовском камуфляже. Идентифицировать боевиков из батальона им. Джохара Дудаева особого труда не составляло. В один из дней, когда в дом приехала особо представительная делегация, следом за ней в окно прилетел реактивный снаряд ПТРК "Фогот". Что может натворить противотанковая кумулятивная ракета в закрытом помещении - военные понимали хорошо. Для того и "посылку" туда отправили...

Перед операцией Женька от руки написала на небольшой бумажной ленте пару слов в пожелание оккупантам, добавив на записке: "За папочку!", и, по-девичьи аккуратно, приклеила его широким скотчем к пусковой трубе ракетного комплекса. А после операции, просмотрев видеоотчет, спокойно отметила:

- За Даника тоже будет. По-любому…

Сама "Ангара", кстати, боевого оружия в руки не берет. При штабе оно ей ни к чему, а на позициях обходится "Макаровым" - по штатному расписанию положен. Однако рядом с этой девчонкой достаточно людей, которым по силам решить её проблемы. Эта еще одна семья, на это раз фронтовая.

14 июля Евгения и Виктор сыграли свадьбу. Расписываться не стали: "Кому нужны эти формальности?". Ответ держали лишь перед Богом - венчались в Николаевской церкви. Перед событием невесте сшили корсет из камуфляжной ткани, и нашли настоящую фату. У "Дона" вообще из всей одежды один потертый маскхалат. Так они и пришли в храм.

А на цепочке - чека от гранаты.




"Мы нашли друг друга на войне, полюбили, венчались. Потому и решили такой знак себе взять, - говорит Женька. - Но это не знак смерти. Мы будем жить. Останемся здесь – это наша земля, родная. Никому не отдадим и убегать никуда с нее не станем. Витя хочет завести пасеку. Я буду учиться, обязательно поступлю и закончу институт. Буду работать. А детей у нас будет столько, сколько Бог даст. Хоть десять!".

[В. Иванова]

Ополченские судьбы. Разведчик Погорелов: "Мне совесть не позволит, если я останусь, а пацаны там за меня воюют"


Стройная девчонка-тростиночка, неброский макияж, скромная одежда, минимум украшений, тонкие черты лица, большие внимательные глаза. Вика неловко держит прозрачный файлик, в котором сложены документы и фотографии. Всё, что осталось от её отца-ополченца: свидетельство о рождении, паспорт, аттестат, военный билет, свидетельство о смерти и последняя фотография. Потухший взгляд переставших улыбаться глаз, сеть окопных морщин и натянутая улыбка на губах. Явно неудачное фото так и не пригодилось – служебное удостоверение сделать не успели.

Краткий рассказ дочери под стать этой стопочке бумаг. За свои сорок пять Александр Иванович Погорелов не успел накопить материала на обстоятельную хронику своей жизни: дом, работа, дети, внуки и снова много тяжёлой работы. А потом он ушёл защищать свою Родину.

ПРАВИЛЬНЫЙ ИВАНЫЧ

Вика рассказывает об отце скупо. Попытка что-то уточнить почти всегда наталкивается на одноообразное: "Да он же всё время работал…. Некогда было за себя рассказывать".

Родился Погорелов в 1970 году в простой донбасской семье. После школы поступил 100-е ПТУ и по окончании сразу пошёл работать. Оттуда прямиком в армию.

Служил водителем-заправщиком на Байконуре. Там чудом выжил в страшной аварии. Как и многом другом вспоминал об этом всегда скупо.

"Был страшный пожар – рванул склад ракетного топлива. Много людей погибло… солдат, офицеров, гражданских специалистов. Мы всех, кого могли, стаскивали в ров убежища. И живых, и обожженных, и трупы, - говорил и тут же закуривал.

После демобилизации в 89-м в его военном билете появилась отметка о задействовании в военное время – государство приравняло его службу к участию в боевых действиях. Армия оставила в душе уважение и Иваныч впоследствии не раз говорил: "Оба мои сына будут служить. И никак иначе. Без армии парню мужиком не стать".

После демобилизации работал в разных местах, но так, чтобы обязательно иметь возможность "шабашить" – руки-то золотые. Семья вспоминает, что выходных у него практически не было - все время кто-то обращался за помощью, а он никогда никому не отказывал.

Очень быстро женился. Жена – Марина, санитарка. Сразу пошли дети: старшая – Виктория, за ней следом брат Виктор. Последним родился Ванечка, сейчас ему всего пять. После рождения младшего супруга стала заниматься исключительно семей и домом. Жили они небогато, но дружно.

За двором своего дома на улице Социалистической, что в районе 3-го километра, Иваныч сам расчистил заброшенный пустырь, изготовил биты и фигуры, научил всю улицу играть городки. Ни на кого не рассчитывал, по кабинетам не ходил, никого не упрашивал – взял и сделал. Потом там и взрослые и дети с азартом "рубились" в городки, бывало, что и до ночи.

ПОЗЫВНОЙ "КУЛИБИН"

"Когда всё это началось, отец нам с братом строго-настрого запретил ходить на любые митинги, - рассказывает Вика. - Он очень за нас переживал. Вообще боялся за семью. Но и я не могла сиднем сидеть – многие мои друзья и знакомые уже помогали ополченцам в палаточном городке под зданием СБУ. Мы же видели, куда всё катится… И я пошла помогать. Он же только сказал: "Смотри, Вика, там люди разные. Есть хорошие, а есть такие, что плюнуть да забыть. Будь осторожна".

В мае Иваныч остался без работы, разовых подработок с каждым днем становилось все меньше. Вскоре кончились с таким трудом заработанные и отложенные на "черный день" деньги, семья осталась без продуктов.

Погорелов записался в ополчение. С первого же дня нашлась работа и появился позывной - "Кулибин".

Где и как воевал, он никогда особо не рассказывал.

К осени стало потише, активные боестолкновения практически закончились, люди стали потихоньку возвращаться. Появилась какая-то работа, и он решил вернуться. Уволился из комендатуры в ноябре, нашел заказы, стал работать, а все свободное время проводил в семье с детьми и внуком.

РАЗВЕДЧИК ПОГОРЕЛОВ

С возобновлением боев Иваныч сразу засобирался на передовую.

"Там пацаны необстрелянные в бой идут. А я служил, воевал, все уже здесь видел… Что же мне - отсиживаться у них за спиною?! Это неправильно, я считаю",- объяснял домашним.

Однажды по местному каналу "Луганск-24" шёл репортаж об ополчении, где показывали воюющих женщин. Погорелов встал, ткнул пальцем в экран телевизора и сказал – громко и для всех: "Видели? А я ж мужик. Я ж не могу сидеть дома, когда служат молодые девчонки и ребята". Вопросов тогда больше не задавали.

Боец Александр Погорелов 12 января 2015 года был зачислен во 2-ю разведроту отдельного разведбата Корпуса Народной милиции ЛНР.

Сорокапятилетний отец семейства возрастом уже не подходил для такой службы, но для него это не стало преградой. Крепкий, сильный мужик, к тому же натурально совравший, что служил в Афгане и в подтверждении этого показавший особую отметку в военном билете.

Начались бои за Дебальцево. Иваныч практически не приезжал домой. В редкие отпускные был немногословен и, как заметили родные, подавлен. На настойчивые расспросы как-то скупо ответил: "Вика, мы бывали в таком аду, что ты себе не представляешь".

В тот приезд собрал всю ненужную детскую одежду. На вопрос "зачем?" ответил, что под Дебальцево есть места в поселках, где "дети буквально голые, а уж близко зима".

"У нас там дети…. хлеба просили…. Я просто смотреть на это спокойно не могу. Мы с пацанами пытались поддержать их – сухпайками, хлебом, всем, чем могли. Разорвешь, дашь одному краюху, а он не ест – бежит к матери, сестрам, другой ребятне, к ним прибившейся, и делиться там со всеми пытается. Мы им все своё поотдали. А как иначе?! У наших мужиков слёзы на глазах. Как на это смотреть можно?!" – рассказал родне.

Погорелова больше всего волновало, что от войны страдают дети. Очень переживал за внука, за младшего сына. Болела душа и за старшего.

"Мне, старому, тяжело воевать. Не могу смотреть, как, считай, Витькины одногодки под пули подставляются. Душа болит за пацанов. Вот я-то, к примеру, пожил, а им ведь жить и жить. У меня-то семья, дети, внук… А они мальчишки 18-19 лет, мне их жалко", - как-то поделился с Викой Иваныч.

"Однажды под обстрелом вытянул из-под завала парнишку с роты. Того привалило во время обстрела. Пацанёнку, как Витьке нашему, ну восемнадцать-девятнадцать, не больше, а он туда же – воевать пошел…. Ну, как мог, дотащил его до окопа. Еле-еле его откачали, привели в чувство. Отправили в больницу в Луганск, - рассказывал он.

Потом Виктория вместе с отцом навещала этого парня в больнице.

СЫН ЗА ОТЦА

В январе Иваныч несколько раз побывал дома. После Дебальцевских боев он заметно сдал: изменился в лице, потускнел его некогда живой взгляд. Дочь пыталась добиться: что с ним случилось, что его ломит изнутри, что же он такое увидел?

"Вика! Я видел многое в жизни, но там против нас - нелюди. Там пекло. Ад. Не поймешь, кто куда стреляет. Под мёртвыми телами могут находиться живые. Живые и мертвые, в одном окопе. В одной воронке…", - сокрушался он.

Семья была против его возвращения на фронт, пытались отговорить.

"Мне совесть не позволит, и сна не будет, если я останусь, а пацаны там за меня воюют", - отвечал Иваныч.

Виктория считает, что у него, скорее всего, было предчувствие скорой гибели.

"25 января он с нами как будто прощался. Хотел увидеть всех, и меня, и внука. Взгляд не тот, потухший, да и глаза все время отводил. Словно боялся заплакать при мне. Он уже знал, на что идёт", - рассказывает дочь.

"Большую часть времени в тот раз провёл с внуком. А потом Ромка у меня спрашивал: "а чего это дедушка с нами прощается?" Я спрашиваю сына: "А что он тебе говорил-то?" Дедушка, говорит, просил прощения и просил меня не помнить плохого", - вспоминает она.

На свадьбу дочери, которой удалось в те страшные дни найти человека, которые ради нее и ее ребенка не уехал из находившегося под обстрелами города, Иваныч приехать не смог из-за обстановки на фронте.

В начале февраля пришла трагическая весть.

"Вечером воскресенья, 1-го февраля, рядом ударил снаряд. Осколком Иванычу отрубило голову и кисть руки. Видимо, перед взрывом инстинктивно прикрылся. Погиб на месте. Сразу наповал. Не мучился", - рассказывает Вика со слов сослуживца Погорелова.

Из-за тяжелых боёв тело привезли только 10 февраля. 14-го Александра Ивановича похоронили в закрытом гробу рядом с его отцом в поселке имени Тельмана. На похоронах сослуживцы рассказывали, что Погорелов успел многим людям спасти жизнь.

Разведрота серьезно помогла с похоронами, поддерживала семью продуктами. Это помогало выжить, но не перенести утрату. Жена Иваныча на неделю впала в беспамятство. Все тяготы легли на Викторию. Дети очень тяжело перенесли трагедию. Сыну Ванечке начали сниться кошмары: "Мой папа воевал, шел на большой и опасный танк, а потом прилетела большая-пребольшая мина и отрезала папе голову вместе с рукой". Так детское воображение отреагировало на неосторожный рассказ подвыпившего на поминках родственника. Для внука родные придумали сказочку, но тоже не очень помогло – четырехлетний Рома перестал говорить.

Через несколько дней после похорон Иваныча его девятнадцатилетний сын Виктор Погорелов записался добровольцем во 2-ю разведроту отдельного разведывательного батальона Корпуса Народной милиции ЛНР.