ПУТЬ ПУТИНА

[владимер]

…Сегодня опять был контакт… Инопланетяне сказали, что наш Мир развивается по Библейскому сценарию. И по нему, власть над главным смотрящим перешла в руки Темных сил (Возможно это Сорес), и он всерьез поверил что его миссия - в уничтожении нашего Мира… Обладая силой власти над президентами, он заставил их делать все как он укажет…
Инопланетяне пообещали не допустить этого, но сделать они это могут за долю секунды до трагедии…
Вот, к примеру, наш президент… У него в руках безграничная власть над страной… Но у него есть дети, ради которых он пойдет на любые поступки ради их спасения… И его легко подчинить своей воле…
Инопланетяне, возможно, переключат Программу, сценарий изменится… С нас вдруг спадет пелена, с наших мозгов… И тд…
Это делается для того, что бы мы увидели несостоятельность Системы моноправления, и перешли на другую…

[Олег Павловский]

.



ИЗ РОССИИ – В РОССИЮ


М О Я - З Е М Л Я


Николаю Рубцову
__________________________________________________ ___________



« И было холодно, и был полночный час,
мои друзья курили молча папиросы,
как свой корабль не покидавшие матросы,
какой бы бурей не запугивали нас.

И был сентябрь, таких немного на земле –
слетались тихо мотыльки на пламя свечки,
нам было весело в осенний синий вечер,
и пели струны опьяненные вдвойне.

И от вина кружились только тополя
в той глубине двора, в прощальном тихом вальсе,
и говорили мне как будто, – Оставайся,
еще не высохли осенние поля.





Еще по осени синеют небеса,
стоит вода как на часах и сини реки –
не торопись, пока закаты не померкли,
пока рассветы не окрасили леса.

А я иду навстречу Родине моей
стезей проселочной в преддверье зимней стужи,
еще морозом не подернутые лужи
все в отраженьях серебристых тополей.»

Исх:
https://www.youtube.com/watch?v=vSSuYf0BU64



1.


Моя земля звенела ульями в саду
сияла лужами, пчелой июльской пела,
глазами девочки как небом голубела –
она коня из рук поила в поводу.

Пропахло детство терпким табаком,
капустой квашеной, квасным печеным хлебом,
томленой глиной и топленым молоком
из погреба, и прошлогодним снегом,
как ледником речным набитым льдом.

По февралям стояли холода,
тогда еще душа не онемела,
еще доске всегда хватало мела
и воробьев хватало проводам.

Я уходил в грядущее как в сон,
в предчувствие и мир иных видений,
и вдоль дороги выстроились тени –
как всадники, пропахшие овсом…

А впереди маячила война
с железным привкусом – войну не выбирают,
она придет и женщины стирают
с рубах солдатских соль, и понимают –
что порохом просолена она.

Прожить бы век не зная о войне,
война и обо мне не много знает,
когда бы на войне не умирали…
– Эй! отзовись пацан, который с краю,
куда ушел, да и по чьей вине?

И нет вины больней, чем холостой
патрон, чем быть в тепле привычной неги,
жить как во сне, не думать о ночлеге
в степи, не звякать флягою пустой.

Опять от гари корчится земля
и встала в рост усталая пехота,
и пахнет гарью пыльная броня…

«И вот я встал и тихо вышел за ворота,
Туда, где простирались желтые поля»…

И нет беды, но есть одна судьба
шестой, как ни подумай части света –
седьмой, как ни досадно для поэта,
как ни смешно для вечного раба.


2.



. . . . . . . .

… еще не все закончены дела,
еще долина корчится от боли,
еще поет в наушниках юла
про сладость слез
и вкус сердечных колик,
еще не все написаны любви –
на отрывном
как календарный в прошлом –
чернилами на голубой крови
простых принцесс и каверзных горошин,
еще не все запомнились слова,
и губы не искусаны до крови,
не сверстана последняя глава
и памяти стальная тетива
звенит осой,
и ты не прекословь ей!
еще не отстучали поезда
и не оглох от гула полустанок
колес, гудков…
и теплится звезда
как кровь
на дне граненого стакана,
еще не все обуты в сапоги
в скрипучие – скрипучие протезы,
– была рука и нет уже руки,
была душа, а на душе – порезы,
был год лихим,
расстрелянным,
нахальным –
большим как кит,
упрямым как нарвал…

и звезды как рубины полыхали,
и мавзолей никто не закрывал.

. . . . . . . .


3.


Прощальный вздох московских вечеров,
московским утром красит нежным цветом
рассвет, и на душе оставит метки,
на стенах и асфальтах тех дворов
на Сретенке, и горбится мостом
Кузнецким, пахнет ветром, голубятней
топорщится чердак, и старый дом
как старый вальс все кружится опять, но…


…Опять кипит как в чайнике жара,
и злость кипит как старый радиатор,
которую ни в лоб,
ни на ура
проклятым
азиатским
демократам,
которую соплей не перебьешь,
(а в дурака, глядишь, – не обыграют!)
– колючую и стойкую как рожь
на Родине,
где нас не забывают…

Где нет степи багровой как гранит,
где нет стерни, что скошена обстрелом,
где все уже до смерти надоело,
до жизни, до обиды, до крови…


4.


Мой старый двор, однако, не грустил,
сновали тетки с сумками и пары
бродили по вечерним тротуарам
и целовались, господи прости…

Когда мы возвращаемся с того,
как говорится, света и без шума –
от шляпы воскресенского ПО,
до серого казенного костюма,
и чемодана с парой коньяка…
трофейный «вальтер», чистые кальсоны,
и тянется тяжелая рука
к заезженному диску телефона…

– Привет, я здесь…
– А я и не ждала…
Немного тишины, протяжный зуммер,
как проводы. И вертится юла –
«ты снова здесь» и, кажется, не умер…

Зачем безвестным пасынкам войны
чужой… давно ли радостным казался
привычный мир? Давно. И нет жены,
да, нет... а вот коньяк еще остался.

Стол у окна, гитара на стене.
И на окне засохли папиросы.
Все как всегда. Есть истина в вине,
и хватит риторических вопросов.


5.


Мой друг, сосед, утершись рукавом,
о стол – граненым, по душе – как вскользь, и
то плакал, то смеялся, как старпом,
когда служил на бывшем «Комсомольце»,
когда спасла забортная вода,
когда слеза братишек повязала
одним ожегом, спиртом… и причала,
казалось, не увидеть никогда.

Казалось, повторяется беда –
пожар души, пожар последней встречи –
нам было весело в осенний синий вечер,
и горек был коньяк как никогда.

Стоять, как до последнего глотка,
до той последней в жизни папиросы,
когда корабль оставили матросы,
а капитана уносили на руках…





О чем грустишь, измученный «каплей»,
о той звезде, как кровь на дне стакана,
о той мечте, что оказалась раной
на сердце бедной Родины моей?

Пускай гитара плачет как вдова
в кругу друзей и желтых фотографий.
Когда и кем начертан этот график
и бесполезны жесты и слова?

Когда и кем проложен навсегда
единый путь, неровная дорога
для тех, кто не добрался до порога
кого не ждет оконная слюда?

Не для него лежит заветный ключ
под ковриком, и дрогнет занавеска,
когда придет холодная повестка –
последний вздох не долог, не горюч.

Последний взгляд и между ним – война,
межою пролегли вина и горе –
была жена и больше не жена,
и лампочка погасла в коридоре.


6.


Узнаешь мир – полюбишь и войну,
война честнее и намного проще,
всем поровну и хлеб, и «сатану» –
по кружкам разливаемый наощупь
сучок… ни водки, ни воды, – слова
матерые, соленые, пустые...
Нас не забыла красная Москва
и полюбила красная пустыня.

И нет такой земли, такой страны
народами и песнями богатой –
все как один российские сыны...
России неизвестные солдаты.



_________________________
© Олег Павловский, 2017





.
.

[Олег Павловский]

Сообщение от владимер

…Сегодня опять был контакт… Инопланетяне сказали, что наш Мир развивается по Библейскому сценарию. И по нему, власть над главным смотрящим перешла в руки Темных сил (Возможно это Сорес), и он всерьез поверил что его миссия - в уничтожении нашего Мира… Обладая силой власти над президентами, он заставил их делать все как он укажет…
Инопланетяне пообещали не допустить этого, но сделать они это могут за долю секунды до трагедии…
Вот, к примеру, наш президент… У него в руках безграничная власть над страной… Но у него есть дети, ради которых он пойдет на любые поступки ради их спасения… И его легко подчинить своей воле…
Инопланетяне, возможно, переключат Программу, сценарий изменится… С нас вдруг спадет пелена, с наших мозгов… И тд…
Это делается для того, что бы мы увидели несостоятельность Системы моноправления, и перешли на другую…

Вот из-за таких флудистов и ресурс
не работает нормально...

.

[владимер]

Сообщение от Олег Павловский

Вот из-за таких флудистов и ресурс
не работает нормально...

.[/B]

Опять я виноват? А себя не видно?...

[Олег Павловский]

.



ИЗ РОССИИ – В РОССИЮ


ПРОЛОГ
_________________________



ПРОЛОГ

Он замолчал.
И вот завыли трубы,
и кони зашарахались в пыли.
– Сидай на конь! Сидай на конь, голубы, –
запели эскадронные вдали…
________________
Борис Корнилов.



Какими были вы в сороковых –
такими станем мы в шестидесятых…
…еще военный ветер не утих –
метет на ленинградских мостовых
поземкой присно детского Арбата…
еще слезинок теплятся следы
и бороздят морщины чьи–то щеки,
и девочки, не ведая беды,
на выпускной накручивают челки,
еще лежит чудесная страна
на ложе исторических и славных –
таких, что и девчонкам не до сна,
и кораблям так хочется поплавать,
и кони пьют с ладоней в поводу
колодезную светлую водицу…

– Ну, кто из нас предчувствовал беду,
что этакой холерой разразится?

Чума! чума на вас и на дома,
что прячутся в ощеренных утробах –
ведь НАС не задушить и не сломать
ментами и тоской дорожных пробок…

– Сидай на конь, усталая братва!
припомни,
как тогда,
в восьмидесятых
горел восток
и острая трава
жгла до колен
и не жалела пяток –
в трусах,
с противогазом,
налегке,
стуча о зуб прокисшим горлом фляги,
когда «фантом» нацелился в пике…
– Сидай на конь,
сидай на конь, бродяги! –
Опять кипит как в чайнике жара
и злость кипит как старый радиатор,
которую ни в лоб,
ни на ура
поганым
азиатским
демократам,
которую соплей не перебьешь,
(а в дурака, глядишь, – не обыграют!)
– колючую и стойкую как рожь
на Родине,
где нас не забывают…

Еще не все написаны стихи
ни «паркером»,
ни скрежетом зубовным,
еще у жен не высохли платки
от слез и от тоски холодных комнат,
еще не все уложены в конверт:

«…Прости, не пил, но был немного занят,
и ну ее, заразу… а в Москве
под пальмою… ты помнишь? – в ресторане
мы славно скоротаем… не грусти,
от этой штуки, знаешь, мало толку…
мы с лейтенантом скоро прилетим –
тогда и познакомитесь…»

…осколки
который день,
который битый час
зудят как мухи у оконной рамы
навозные…
…блюет в противогаз
отважный воин славного Ислама –
а не хрен пить казенное вино!
когда бы не статья из шариата
вы б просто окочурились давно
и все, республиканские солдаты…





Гудят, опять проклятые гудят
который день, дались им эти танцы!
в субботу… что раввины говорят,
вам, как его… кошерные засранцы?

Ну, дожидайте, вы, похоже, влипли –
поет радар, кончается круиз…
– До скорого…
…мы со старлеем выпьем
за наш, за интер… национализм!


1.


Все начиналось будто бы вчера –
гремит костями старая телега,
парное – в погреб… тянет со двора
ночным дождем и запахами хлеба –
знать, привезли…
с развернутым рублем
немалого по нынешним размера
понятиям, отправимся вдвоем
с товарищем…
…открыла баба Вера
окошко с вывеской?… вот три ступеньки, ну –
еще немного,
вырасту немножко
и дотянусь, и даже загляну
в заветное зеленое окошко…





Разделим поровну, хоть пальцам горячо, –
горячий, хлебный, пахнущий довесок
с товарищем… я маленький еще,
а он – известный уличный повеса!
Он любит всех, не обижает кур
и петуха приструнит, и для страху
залает на чужих, – а ну–ка, чур! –
как ни крути, а все–таки собака!
Как ни крути, а мы таки друзья,
нам поровну, но я расту – не шутка! –
еще чуть–чуть и не пролезу я
в его или мою? А, в общем, – в будку!

. . . . . . .

Еще не все отстроились дома
и бабы голосить не перестали,
от хлеба не ломились закрома
и не поблекли желтые медали,
и дед совсем почти еще не дед –
когда–то с шашкою (и мне такую надо!)
на лошади… и вроде бы портрет
у зеркала, но маловат… а рядом…
– Сидай на конь! – ликуют и поют
наверное начищенные трубы…

(Читатель ждет «про пламенные губы?»
Эх, долго ждать, здесь губы не дают…)

«…ты проводи меня домой полем небороненным...
Дроля мой, ах, дроля мой на сердце уроненный!»

А дед с войны приехал с чемоданом –
(большой такой, я в нем однажды спал), –
сосед сказал, когда напился пьяным,
что дедушка хреново воевал!
Альбомчики, салфеточки, картинки –
ты предъяви существенный трофей!
Вон, Ромка, что напротив… вместе с Зинкой
отныне отдыхають на софе!
Пусть на одной ноге, да с мотоциклом!
А Колька, что с двенадцатого, тож
мух не ловил и по б**дям не шныркал –
привез с войны один… трофейный «додж»…





Кричали петухи, в дворовой пыли
валялся поросенок, индюки
хозяйские по саду важно плыли,
по грядкам, где водились червяки.
В саду у тети Мани грелись ульи
на солнце…
пчелы, пчелы… страшно, весть!
Но не кусались, если их от дури
не обижать, и в душу к ним не лезть.

Цвели сады. Мы жили в старом Курске.
Недавно бомбы падали в саду,
а нынче все по нашему, по–русски –
и холодец, и яблоки во льду –
моченые, сушеные, живые –
наливом белым знать не на беду
цвели сады.
И пахло дрожжевым и
тяжелым кислым тестом на поду.
Топились печи, вились пряным дымом
верхушки крыш, скрипели сапоги –
война ушла…
но не осталось сына
у матери, и мужа у снохи,
война ушла…
но не ушла разлука –
соседский сын гоняет голубей –
ушла война,
ушел и брат,
и внука
не скоро нянчить матери твоей…

Эх, матушки, эх, вдовушки… отбили
поклоны все, и все колокола
отпели,
отзвонили,
отлюбили…
и локоны окрасила зола!
И кудри, что для любушки отрадой,
покрылись серебристой сединой,
и сапоги,
и костыли,
и взгляды…

. . . . . . . .

– Давай, закурим, что ли, по одной?
Давай припомним, затянувшись крепко,
хлебнув из фляги горечи, чтоб всласть…

Как нас любила хмурая соседка!
что мужика с войны не дождалась…





– Мы дети той войны!
мы внуки первой
отчаянной,
гражданской,
мировой…

– Сидай на конь, сидай казак…
наверно,
мы самые счастливые с тобой!
Мы правнуки такого поколенья,
что в пору поклониться до земли
отчизне, небесам…
и отступленью
лирическому, что ни говори…

. . . . . . . .

Так мы росли. Ты вспоминаешь хитрости
мальчишек этих самых лучших лет?
В носок штанину, чтобы было видно всем,
что у тебя есть свой велосипед…
Девчонкам, – чо? Не фантики, так бантики,
передник белый… в общем, – дребедень…
а нам с тобой, героям и романтикам, –
фуражку, гимнастерку и ремень –
чернильницы, учебники, тетрадки,
галоши (чтоб им пусто!) пирожки
на перемене… ножики, рогатки
и первые на свете сапоги…
настойчивым, назойливым, нахальным –
все было так, как я нарисовал…

А звезды как рубины полыхали,
и мавзолей никто не закрывал…


2.





Как я люблю вас, с синими глазами,
с курчавыми как бороды сказаньями –
не вдруг, а усмехнешься невзначай –
люблю нижегородский мягкий говор,
и северный …что по морю
как повар, –
ему про ром, а он тебе – про чай…

Люблю первач и с перчиком горилку,
шашлык и кахетинского бутылку
откупорить с духанщиком вдвоем,
и девушек с горячими до зависти –
как жаркое армянское хазани ли?
Нет! – блеск грозы, и хладный окоем…





Моя земля, дремучая как нега
монаха, – да и где я только не был?
Полесье.
Новгородчина.
Кавказ…
Дарил коней улыбкой и уздою
отпущенной, и небо золотое
нам улыбалось псковское не раз…

Все после, а пока живи как дышишь,
на жестяные забирайся крыши –
на Бауманской столько голубей!
Шумит Москва под небом голубиным
В Замоскворечье, в Химках, на Неглинной
где шелест серебристых тополей!

А Ленинград встречал тебя дождянной,
той незабывной радужной весной
и корюшкой, и северной моряной,
и хлебом пеклеванным на Сенной,
свинцовым небом, шпилем золоченым,
корабликом, взлетевшим к облакам –
здесь царь морской – ему не до девчонок,
но табачок любил наверняка…
шагал широко,
думал необъятно,
топорщил ус, топориком звеня,
и мазали со страху салом пятки
и дворовой,
и царская родня…
Отстраивалась матушка–Россия
и дядьки бородатые косились
на пушки, поскидав колокола,
и билась бронза в бронзовую землю,
на шканцах боцмана курили зелье,
дымились трубы, теплилась зола…

Сердце девицы не пой как в неволе горлица,
Дроля мой, ах дроля мой, что ж тебе неволится?
– Ты прости меня молва и девица красная,
снова в поле татарва стременами лязгает!

Я и плачу, и боюсь, вдруг да не воротишься?
Что же ты, как серый гусь из ладоней просишься…
– Не сбегу из-под венца, сколь бы ты не охала,
коли рекрута–бойца шведы не угрохают!

Мой город, он не бил баклуш, он дерзко
гремел за Нарвскими и строил корабли,
и полыхал как галстук пионерский
на майские… в ноябрьские дни…





Трех революций пережив обломки,
войну – страшнее не было нигде, –
мой город жил и прятались подонки
от них… от взглядов света и людей.

Мой город цвел тюльпанами на Троицкой,
взрывал сиренью марсовы поля…
мой город пел: «Как выйду за околицу –
кругом шумят родные тополя…»

Волшебный город щерился штыками,
опутанный мотком холщовых лент
в семнадцатом – лихими моряками,
или в другой ответственный момент –
все в ополченье! далее ни шагу…
пусть крысы на бадаевском снегу
текут рекой, и снег кипит как брага
от сахара горящего в пургу,
от пламени и всполохов термита,
от визга бомб и рева батарей –
мы не уйдем, мы не оставим Питера,
ни Марса, ни Исаакия полей…

. . . . . . . .

Мне скоро десять, я самостоятельный .
Что думали петровские ваятели,
закладывая камень у Невы?
Откуда знать могли,
какою будет Балтика –
в матросской робе, в выпушках и бантиках,
далёко от стареющей Москвы…

Мы у Ростральных, ветер вертит пламенем
как флагом и стучит о провода –
искрят они над дугами трамвайными –
над Биржевым, над Пушкинской с ростральными –
там невская качается вода…
там ива наклонилась как на паперти
пред небом и торжественной Невой
на Заячьем, где волны мятой скатертью,
и утюгом буксир, и лес сплавной…

Трамвай речной, трамвай как вымпел алый,
трамвай звенящий или как нарвал,
причалив к деревянному вокзалу,
стряхнет оцепенение каналов
и Малой Невки блеск и карнавал…

На Петроградской, верно, суета –
Большой, Зеленина… весна меняет маски
наверное, и это неспроста,
но я не жил тогда на Петроградской!

Мы в Озерках, мы дачники совсем.
Десятое, расплавленное лето.
Как вертолеты маленьких систем
гудят стрекозы, вертится планета –
все для того, чтоб не было войны
и голуби урчать не перестали,
чтоб как обычно засыпали мы,
а просыпались с именем – Гагарин!





Чем дальше в лес – тем дров невпроворот,
остались, где-то там, за поворотом
и первый, но взаправдашний полет
над озером, над берегом, над лодкой…
– тот ялик свежей краскою блестел,
со всех бортов расталкивая воду, –
не сразу начинался передел
простой в обогащенную породу…

остались за спиной как за кормой
светящиеся искорками лилий…
Под старость лет нам хочется домой
в мир грез и этих самых ватерлиний…

. . . . . . . .

Как Паганель, проснувшись, тер глаза,
себя не узнавая на Дункане, –
все как должно: и моря бирюза,
и компас, не найти в каком кармане…
Как занесло тебя, почти во сне,
в какой истории, в котором песнопенье
за Красным, за лесами, даже не…
а дальше, по дороге, за Кипенью
проснуться?
Уготовила судьба,
как тот чудак на выдумки богата, –
озера,
лес,
посевы,
лес,
стога…
посевы, поле, русские солдаты…

О том пойдет особый разговор,
но разом столько дел не переделав,
скажу – был судьбоносным этот двор,
подъезд, погоны, дети офицеров…
А, в общем, дело обстояла так:
до завтрака, проснувшись спозаранку,
ты в первый раз как в дом забрался в танк,
и не в последний… маленькая ранка,
коль не затянется, становится большой –
любовь – не брызги слез и крепдешина, –
полюбишь девушку легко и хорошо,
и мир, и эти гордые машины…

. . . . . . . .






А танк стоял на травяном холме,
как на бетонном покоренном доте –
на пьедестале, замерший в полете
из прошлого, из песен о войне…

Он был пробит и спереди, и в бок,
как колос одинокий, но не скошен
той смертью, что ни в сердце – так в висок
тому, кто раньше всех ворвался в Ропшу!
Бежали немцы, надвигался шквал
огня и стали, стонов, матерщины,
а – первый…
не споткнулся, не упал,
как рядом в землю падали мужчины,
он в землю врос…
Здесь аист не парит,
и птицы мирной стаей не летают –
он ранен, он со всех сторон убит,
такие – экипаж не покидает…

. . . . . . . .

Солдатская, казацкая, рыбацкая игра
– срывай колпак и фартук, хитрый повар!
Мамаши спят, нас манят со двора
казарма, плац и конские подковы.

Здесь аисты на крышах, здесь уют
мальчишеский, здесь мельница на сваях,
здесь Родина – большая как салют,
а маленьких на свете не бывает,
как не бывает маленькой любви,
и крошечной не кажется отвага,
лови судьбу, за конский хвост лови,
– Сидай на конь, казак, – сидай, бродяга!

Как прадед, что родился на Дону,
а дед мальцом купался в тихом Доне –
служил еще в германскую войну
поручиком в сибирском эскадроне, –
как все, кто не припасами богат,
о ком, кичась, не голосили трубы,
кто ростом мал, а все–таки солдат,
– Сидай на конь, сидай на конь, голубы…

. . . . . . . .

Свобода, братец, это кабала…
не верю я в красивую свободу
без друга, без родимого угла,
без долга, наконец, и без народа.

Пусть мой народ проснуться не спешит –
такого не бывает в одночасье, –
а вдруг? проснулся… в мире ни души,
ни памяти, кругом – одни запчасти…
вещички, обязательства, счета –
ни дома, ни кола и ни креста.

Мы хоронили боевых коней,
своих друзей мы тоже хоронили,
и слезы пряча, пряча как детей…
но Вам – не хоронить автомобили!
Тому, кто сам себя не раздарил
не повторить с такою горькой силой:
«…Я женщину без памяти любил,
она меня еще не позабыла»…

Где мы стоим, там, что ни день – молва,
где нет тебя – лишь «чудные мгновенья».
Как в патронташ укладывай слова
лирического…
хоть и отступленья.

. . . . . . . .

О том пойдет особый разговор:
озера,
лес,
посевы,
лес,
фонарный
смоленый столб и наш мощеный двор,
второй этаж,
окно: сарай, казарма…
А у казармы плац и стук сапог:
удар и – раз! удар и – два! и левой…
и вздрогнет, и раскатится восторг
солдатского
казацкого распева…

«…Пусть враги запомнят это: не грозим, а говорим –
мы прошли, прошли с тобой полсвета, если надо – повторим!..»

Солдат – всегда, солдат – везде, и точка!
Мне было шесть, когда спросила мать,
– Кем будешь?
– Моряком. А лучше – лётчиком…
(солдатом получается опять).

Как выйти в люди, если не богатый ты,
как стать красивым, ежели урод?

А мы мечтали просто стать солдатами
и моряками, и наоборот…

. . . . . . . .

Я не забыл, – он был Карибским кризисом, –
у матерей тревожные глаза, –
день как приказ, как из газеты вырезан,
и неба голубая бирюза,
и самолеты низко по над крышами,
и красные ракеты под крылом…
и всех наверх, свистать…
уже не дышим мы,
а только воздух ловим жадным ртом,
все, как один – нахмурены мужчины,
все, как один – готовы пацаны,
чтоб над Гуантанамо небо синим…
всегда… но лучше б не было, войны…

. . . . . . . .

Аэродрома клеверное поле, –
ни лошади, ни попросту скота…
он на посту, как старый бронепоезд –
уснувшая, застывшая мечта,
но до поры…
а клевер – по колено,
и земляника – яркая как кровь,
а ветер жжет,
как кровь бежит по венам,
и ты, казак, ему не прекословь –
ему виднее: быть горячим, если…
ему вольнее, да и ты горазд
рубить слова,
как жерди на насесте,
коль доведется отдавать приказ –
коль выпадет, – и ты, мальчишка, станешь,
как деды, что привстав на стременах…
и про тебя,
волнуясь и листая
страницы писем…
в прошлых временах
та девушка…
и как слеза мужская
та женщина…
и ветер за окном,
какие ветры занесут не знаешь…
когда взойдешь, когда вернешься в дом?

«Ты строй мне дом, но с окнами на Запад…»,
– чтоб песней разнесло во все концы,
как он любил,
как верил в счастье,
плакал…
И все же расстреляли, подлецы!
Поэтов убивать – не понарошку,
Расстреливать – и это неспроста,
скребется по душе когтями кошка
и потому на сердце пустота.





Боец Корнилов! Засветло расстрелян…
Васильев сотник! Вечная печаль.
Скупая жжет…
и чтобы вам поверили –
бумага,
дата,
подпись и печать…
От раннего, от репрессионизма
в дурной, картонный реабилитанс!
Ты, плачешь?
– Нет, здесь не придумать «изма»,
Я ко всему еще – не шарлатан…

– Сидай на конь! – уже пропели трубы,
– Вставай, казак, – взмолились ковыли…
Пока стихи не позабыли губы
и песни неубитые твои.



3.


Стихи, стихи – безумная стихия,
влекущая людинов и царей –
не торопись досужливый вития
ломать стило, чернилами не лей!
Стихи чисты, как первое причастье,
Стихи сильны, они внушают страх
у палачей…
Стихи стояли насмерть
и запекались кровью на устах.

Стихи не спят, стихи глотают слезы,
они молчат, но сдерживая крик,
стихи стоят рядами будто лозы
и ягоды курчавятся на них!
и яхонты сверкают черным медом,
и янтарем пылает небосвод…

Я не сказал: да здравствует свобода! –
ее у нас и так невпроворот…

. . . . . . . .

Быстрянка, Стрелка, Нижнее, дворец… –
благословенна ропшинская мыза.
Здесь сад, и пруд, и царственный венец,
и прихоть высочайшего каприза,
не пожалев и царскую казну
тряхнуть, а почему бы в самом деле…
– конюшни строить? – то Еропкину,
а колоннаду, стало быть, – Растрелли.
То царская охота, то пикник…
Как волны пошевеливая строфы,
о чем задумался, пиит, ужели сник?
а ведь рукой подать до Петергофа…

Россия строилась не только в вышину
и шпилями пронзала сон балтийский –
ей не впервой гореть, не вдруг тонуть
иль расцветать узором византийским,
ей не впервой и во поле стоять,
и, утопая в звоне колокольном,
всем миром, всей округой… и на ять!
как девушке пригожей и покорной,
как матери, сынов своих храня,
и по плечам раскладывая бармы –
Отрадное, Никольское… стерня
ли… залежи ли, зелени под паром.
Мы русские, а русская земля
тем краше, тем рассветы голубее…

…однако, поворачивай коня –
не по низу, так полем перепельим,
не помыслом так посвистом горазд
пока ресниц не отоснилась влага,
Пегас, звенит поводьями Пегас…
– Сидай на конь, поэт, сидай бродяга.

. . . . . . . .





Как в поле отгоняют лошадей
под вечер – запыленных, серых, пегих
когда проселок черен от теней
и отдыхают сонные телеги?
На выгоне, где желтая трава,
гудит земля натружено и нервно
– Сидай на конь, веселая братва! –
и местные, и дети офицеров.
Пылит дорога, ей невмоготу,
глотают пыль подковы и кюветы
который гон, которую версту,
который день двенадцатого лета?
Стреножь коня, покуда в поводу,
пока роса не выпала… и пехом,
через плечо тяжелую узду –
до дома, до порога, под застреху…

Здесь кров и стол, осиновы дрова –
по–летнему (довольно и осины),
и дядька рюмку выпьет под слова
за матушку…
и запах керосинный,
и примусы гудят, кипит вода
(ручьи, ручьи – хоть из любого черпай),
а жизнь течет, течет по проводам,
по рекам, по дорогам и поверх них…

. . . . . . . .





Мой старый Курск заждался, заскучал.
Менялись дни как кадры кинохроник.
Уж деда нет… и нет того врача,
кто эту рану пластырем закроет.
Да и кому прикажешь доверять
пока еще мальчишеские беды? –
тех бед не перечесть, но есть друзья, –
друзья, а у друзей велосипеды…
Мир разделить на после и пока,
на детские и юношества годы…
Кур пересох до дна, до ручейка,
а тоже был когда-то судоходным!
Все сбудется: и как к семерке туз:
вокзал, и паровоз, и тульский пряник.
Была река, баркасы, лодки, Курск,
и был народ, по нашему, – «куряне»…
Последний год, последние деньки,
на пустыре за домом цвел репейник,
как волны колыхались лопухи
серебряные, но не голубей их…

. . . . . . . .

За годом год, однако, не спешат –
медлительно пленительное время!
Все начиналось с чистого листа
в который раз упомним ли, поверим?
Здесь будет все, здесь все – пережитое,
и девочка, которая ждала,
доселе средь когда–то новостроек…
на Выборгской, на пятом, в зеркалах,
ты потерялась… – так теряют письма,
сжигают память и невмоготу
ни вспомнить, ни подумать – время высекло
и подвело последнюю черту.
Здесь будет все, здесь все пережитое
как бой часов, и времени колес
не удержать любителю риторик
про острова, или про невский плес,
не рассказать как режут руки шкоты
и полыхают створные огни,
про тельники балтийских санкюлотов,
про клеши, и матросские ремни,
как парус настороженно и нервно,
а бриз пьянит как терпкое вино…
и шпиль пронзает пасмурное небо
и мачтами исколото оно,
напрягся парус, пенится волна,
а ванты загудели тетивами
и на волнах качается страна
меж небом и водой, и островами.

. . . . . . . .


4.


Четвертая... выходит так, – глава?
И память – вот она, что ножик перочинный,
как острие… не гнется, не сломать
дай бог…
что называется, с почином.

«Лицом к лицу лица не увидать?»
Да, полноте, лицо к лицу и рядом –
мы, юные, и радуется мать,
и светел горизонт за Ленинградом.

И смерти нет, не брезжится закат
пока друзья всех песен не забыли,
нет смерти и никто не виноват –
иных уж нет, а те… давно в могиле.

Но не о грустном стих, наоборот
стихи живут, а люди – умирают,
уходят за последний поворот
судьбы, как ленинградские трамваи,

как люди разбирают корабли,
как в вечность удаляются солдаты –
всему свое, но нет такой земли
легендами и песнями богатой, –

у сей земли особенная стать
и, сколько бы скопцы не голосили,
не смерить, не придумать, не объять
той, что зовут красавицей–Россией.

. . . . . . . .

Поэма жжет, поэма не торопит,
но обжигает, будто тетива
ладонь,
как жжет горячий Южный тропик,
и холодит как синяя трава.

Ты снова здесь, надолго ли? – Навечно.
Вот догорит последняя звезда.
– Сидай на конь, – ты слышишь, человече?
– уж за́светло, и звякает узда…

Здесь голос твой затерян в пряных травах,
здесь закипает темная вода
и весла, что по–прежнему упрямы
– их руки не забудут никогда,

здесь воду режут белые «сороки»,
танцуют как скаженные «стрижи» –
здесь Балтика и молодость, и сроки
отпущены… двугрядь не расскажи.

. . . . . . . .

Люблю малороссийский говор тот, что
поет, тоскует, просится сказать…
Эх, брат, его не изучали дочки
в гимназиях.
Упрямая лоза
не так пронзает землю, как росток
пронзает, рвется, тянется к наградам,
чтобы взорваться вычурным листом
и гроздьями, и соком винограда.

На Севере замедленны слова.
К нам прилетают северные утки.
А все же Русь в мостах и островах
не затерялась – северное утро
прохладнее, дождливее, – не раз,
очнувшись вдалеке от новостроек,
ты вспомнишь, как встречал тебя Кавказ
вином, хурмой и пчел звенящим роем,
шелковицей, аулами, арыками…
а лошади – у них другая стать –
здесь кони тонконоги, и привыкли быть
пусть под седлом, а плуги не таскать…

Поэтом быть не трудно – тяжело,
ты в этом сможешь убедиться сразу,
когда гудит тяжелое седло,
клинки, стволы и прочая зараза…
а пацанам, – что бокс или борьба,
или гонять хоть на коньках, хоть в лодке…
хоть жизнь, что начинается в словах,
а оглянись? подросшие молодки…

Девчонок мы не то, что бы… а так –
нам «нежности» как будто не пристали,
а если просто, если в двух словах,
то никогда о них не забывали…

Яхт–клуб, Крестовский, солнце как палач –
на то и лето, небо – как горнило
и ветер стих… хоть вывернись, хоть плачь,
но ветер стих, но… и не, Господи помилуй!
Ведь нам не привыкать хоть на руках,
хоть вплавь, – а то! – неважная кручина!
Девчонок, слава богу, не сыскать, –
а как еще? Ведь здесь – они… мужчины!

Мы молоды, стесняемся слегка,
мы влюблены в залив, в соленый ветер
(не так и солон он), но это ведь пока –
все впереди, все будет, человече…
Володька у Норвегии, а тут
броню примерил ты, как гимнастерку,
а Женька водолазом… и версту
уж не одну промерил… время стерло

ту юность, ту единственную суть,
что нас, хоть медленно, с колен приподнимала –
кому свой садик, а кому и Трапезунд
иль, как его молва не называла?

Все – молодость, и не остановиться,
все голубень, звенящая как сталь –
поэма пьет из рук твоих как птица,
из рук твоих, и прошлого не жаль…
Когда б вернуть его, пережитое,
но – это как проточная вода –
прозрачная как небо голубое
и светлая, как давняя мечта…

Пусть голос мой и прост, и не придуман –
я говорю, по–русски говорю
любителям заслонок и презумпций,
подвластным и поганому царю,
и кто там есть еще… любителям напиться
с козлиной лужи, с грандов, трендов… мразь…

Пока еще степная кобылица
любимого с войны не дождалась...
Россия – степь, речные перекаты –
кто о березах, я – о тополях…
Ложились в землю русские солдаты
лицом, с разбегу и не помолясь –
мне возразят – неверно! Помолившись!
Давай, давай, нерусское ничто!
А может, впрямь, чтоб вас «озолотивши»?
Пожалуй, не получится… а то?

Поэма ждет, поэма не торопит,
но говорит: – Смотри, не позабудь
и руки те, и тот тревожный шепот,
что провожал собравшегося в путь.

Где те глаза, где память и отрада?
Растаяли и молодость прошла…
Нет, не прошла, пусть далеко, а будто – рядом
мальчишеская звонкая пора!
Все только начинается и поверх
страниц тех писем, и не прекословь
ни жизни той, ни памяти, и брови
не позабудь взлетевшие, и вровень с тем
слова: надежда, вера и любовь.
Здесь – кода, здесь меняется картина,
здесь часть четвертая торопит, знать, жива
еще не предпоследним поединком
четвертая веселая глава.
Мы уходили в ночь, читай – под вечер,
нас уносили в вечность поезда,
слова и обещания, и встречи,
и адреса… – упомнишь ли когда?

. . . . . . . .


5.


Какой Россия вспомнится? когда,
каким гудком, которым эшелоном? –
огни, вагоны, стрелки, провода
и вновь – колеса, станции, вагоны…
Ты ей не скажешь: – Стой, не торопись!
уже земля по осени белеса…
Но на ноги с колен вставала жизнь,
и юность становилась на колеса.
Все впереди – и жесткое сукно,
и сапоги, и голый лоб забритый,
а грохот сотни пар солдатских ног –
не дробь дождя по ржавому корыту!
Все заново как с чистого листа –
солдатский хлеб – ржаной, душистый, черный…

. . . . . .

Нас в женщинах пленяла красота,
а Родина – горда и непокорна,
а Родина – пленяла с малых лет
великой, нерастраченною силой…
и женщиной,
что нам глядела вслед,
и песнями,
что ветром разносило.

. . . . . . . .

На Украине страдная пора,
пылят дороги, пенится отарой
горячий луг, и парит по утрам
над речкой приснопамятной Самарой.
Здесь пахнет тиной, рыбьей чешуёй,
сухой травой и камышом зеленым,
моторным маслом, порохом, игрой –
повзводно, ротно и побатальонно…
Здесь не война, а все же не шути –
дрожит понтон и принимает тяжесть
стальную, многотонную… – мотив
и рокота, и скрежета, и лязга…
и музыка – не грохот и не шум, –
дрожит земля от пения моторов,
тот хор, которому сравненья не решусь
найти, но и не позабыть который.

. . . . . .

Днепропетровск,
Кировоград,
Раздельная.
Сквозняк теплушек, терпкий запах сена ли,
угля на остановках узловых?
и со времен столыпинских мерцание
тех фонарей – не скоро перестанем мы
внимать свечей чарующему пламени
за стеклами, и отражаться в них…


6.

. . . . . .

…еще не все закончены дела,
еще долина корчится от боли,
еще поет в наушниках юла
про сладость слез
и вкус сердечных колик,
еще не все написаны любви –
на отрывном
как календарный в прошлом –
чернилами на голубой крови
простых принцесс и каверзных горошин,
еще не все закончились слова
и губы не искусаны до крови,
не сверстана последняя глава
и памяти стальная тетива
звенит осой,
и ты не прекословь ей –
еще не отстучали поезда
и не оглох от гула полустанок
колес, гудков…
и теплится звезда
как кровь
на дне граненого стакана,
еще не все обуты в сапоги
в скрипучие – скрипучие протезы,
– была рука и нет уже руки,
была душа, а на душе – порезы,
был год лихим,
расстрелянным,
нахальным –
большим как кит,
упрямым как нарвал…

но звезды как рубины полыхали
и мавзолей никто не закрывал.

. . . . . . . .


7.

Да, Брежнев стар. Устал, заматерел
от финских бань и челяди ужимок –
он не генсек, а коллекционер
советских звезд и импортных машинок.
«Столичную» не пьет – панкреатит!
Душа болит и требует застолья.
И не до баб, и портит аппетит
плешивый секретарь из Ставрополья…

Не устоял четырежды герой
политбюро и Лондонского клуба –
Сперва инфаркт, потом инсульт, второй…
И русский богатырь «врезает дуба»!

Андропов болен – почки барахлят,
Подагра донимает то и дело.
Но «боинг» сбит, дворец Амина взят.
И водка, наконец, подешевела!
Мужик вздохнул, а выдохнуть – ни-ни!
Все перепуталось в сознании народа –
кремлевских звезд дразнящие огни,
и Би-би-си, и радио Свобода…
Сказал Господь: «Аз есмь и Я воздам»…
Не бил набат, попы не причитали,
техасский скотник и «железная мадам»
на траурную мессу прилетали.

А труженик «андроповскую» пьет
и пивом «полирует» помаленьку,
откупорит, понюхает, нальет…
жизнь продолжается не так, чтобы «черненько»!
Черненко сед как дедушка Мороз,
хворал старик, дышал аэрозолью.
В политбюро главенствовал склероз
и пиджаки изъеденные молью.

Еще паром отвязывал Харон,
еще в стакане сохла незабудка…
Кончалась «пятилетка похорон»
пришествием пятнистого ублюдка.
Он как комбайном управлял страной,
(комбайном управлял еще со школы),
как тракторист буравил перегной
болезный друг немецкого Николы!
Как повернуть историю назад,
коль машинист дурнее паровоза?
Но бурно ликовал электорат,
внимая председателю колхоза.
Он рухнул как берлинская стена
В разгар сезона на исходе лета.
Обгадилась любимая страна
и платными вдруг стали туалеты.

. . . . . . . .





И президенты падают с моста –
когда в мешке, когда без такового!
Мы начинаем с белого листа,
как жизнь Христа свидетель Иеговы.

Он лето проводил не в Сан-Тропэ –
его влекли московские проказы –
хлебнул винца, залез на БМП,
размахивая листиком Указа.
Но развязались ленточки кальсон
кондового уральского пошива
и закачался пьяный фармазон,
как Белый Дом и многорукий Шива.
Кругом орала пьяная братва
и пушки не стреляли почему-то –
он без закуски произнес слова
под старый хмель и торжество минуты.
Ну, ладно! Произнес да и забыл,
но московиты – флаг соорудили,
и спьяну прослезившийся дебил
представился спасителем России.
Он бросил свой партийный аусвайс
небрежно, как червонец в ресторане
(подговорили спекулянт-Чубайс
с полковником, подстреленным в Афгане).

Россию, как и прежде не понять
умом, и не придумано аршина…
На сцене выкобенивалась… б…ядь!
в девичестве блаженная Кристина.
Уже шахтеры касками стучат,
уже лежит на рельсах Всенародный –
ему в бреду мерещится Собчак
и унитаз, и Статуя Свободы…

Собчак не век Россией торговал –
он начал, как и все – с чужой квартиры.
Но годы шли, да и маразм крепчал,
и стали «музыкальными» сортиры…
Куда ни плюнешь – кооператив!
Торгуют воблой, совестью, трусами…
Собчак надулся как презерватив
и прет во власть под всеми парусами.

А Всенародный, выспавшись едва,
хватил стакан привычно спозаранку –
наскучила кремлевская жратва
и захотелось пострелять из танка!
Но повода не подали «исшо»
России неизвестные солдаты –
ни жидоненавистник Макашов,
ни евроупакованный Булатов.
Булатовхас кричит пилотам «фас!» –
но, где же вы, прославленные МиГи?
Будь проклят Всенародного анфас
и посттоталитарные интриги!
Октябрь с демократическим лицом,
но снайперы стреляли до рассвета.
Культурный слой, накачанный винцом,
внимал концу Верховного Совета.
Но оказалось – это не конец
и снова в воздух чепчики летели,
подкрадывался медленный п…здец,
а в Думе дурни думкой богатели.

. . . . . . . .

Ирак, Цхинвал, Абхазия, Чечня…
И триумфально шествует по миру
тупая антирусская брехня,
как вонь из коммунального сортира.
Слюной на сцене брызжет одессит,
да не простой – кошерного отстоя!
Подтяжки жмут, но лысина блестит,
как Одиссей он покоряет Трою.
Он Ахиллес – ему не до пяты
(душа давно паркуется в ботинках),
как патриарх он раздает понты
с одесского привоза, то есть рынка.

Но рыночники рыночникам рознь –
уже в кремле отпраздновали тризну,
уже Чубайс припас последний гвоздь
для крышки гроба папы-коммунизма!
Он Родине готовит двойников,
по росту подбирает, по осанке –
в утиль отправлен верный Коржаков
и не играет в теннис после пьянки.
А Всенародный лег в дезабилье
в «кремлевку», как в последнюю обитель –
гигант ума, поклонник Монтескье,
пандемократ и дирижер-любитель.
Встревожена кремлевская братва
и старожилы Лондонского клуба –
не дотянув до выборов едва
свердловский самосвал «врезает дуба»!

Намучаешься с этим двойником!
Когда бы не приказ из Голливуда:
«остричь клешню, прикинуть вещмешком»…
какой ни есть, а все-таки Иуда!

Еще во сне мерещится Цхинвал,
еще Чечня показывает письку…
(в Чечне – Абрамыч бабки отмывал,
за что и прозван БАБом всероссийским!).
Еще не очень ясно – кто кого?
Кто спрятан за кремлевскою портьерой?
Не МММ, а волны ГКО
на берег вынесли «карманного» премьера.
В девичестве еврей Израитель
сменил лицо, но не попортил шкуру.
КПСС влекла как колыбель
сионо-комсомольскую натуру.
Наш парвеню (когда бы не «дефолт»)
расшаркивался важно и красиво,
но вскоре на него «забили болт» –
вот так всегда – стряхнули и за борт!
Но такова судьба презерватива…

Еще Россией правят двойники,
еще Багдад примеривал оковы…
Электорату пудрили мозги
то курс рубля, то «петли Примакова».
Читатель ждет счастливого конца,
Россия ждет, как витязь на распутье.
Сам в кимоно, с улыбкой мертвеца
на сцену вышел подполковник Путин!
Он ИО президента и БУ
резидентур ГБ или Моссада,
как 007 держался на плаву
и гребне постсоветского распада.
Он не спешил, он просто выбирал:
подплав, татами, могул, самолеты…
«Мир» утопил, ДРЛО взрывал
воробышек высокого полета.
А кое-где взрываются дома
и небоскребы падают как чурки…
Мелькает Бени Ладена чалма
и АКМ, и шаровары турка.
Еще с ума пилоты не сошли,
еще Тбилиси танки не мочалят.
Цхинвали взят. В Сухуми корабли.
Лиха беда! Да здравствует начало!
Настанет день пленительных минут
доселе укрываемых веками.
Настанет день, и слезы расцветут
любовью,
красотой
и облаками!






______________________________

© Олег Павловский, 2013


.

[Олег Павловский]

.



ИЗ РОССИИ – В РОССИЮ


ЧЕТВЕРТАЯ ТЕТРАДЬ
________________________________________________



ЧЕТВЕРТАЯ ТЕТРАДЬ



…все помню! Умирал однажды,
ногой запутавшись в сети
в глубоком озере – неважным
пловцом я выглядел, пути
из глубины, казалось, нет и
в отчаянье, сквозь пелену
воды я видел море света
и, проклиная глубину,
а не свою неосторожность –
я лишь запутывался в сеть,
где умирала рыба – тоже
запутавшаяся… Бог весть
какая сила нас держала
когтями цепкими, когда
она, спокойная, дышала…
мне – воздух, для нее – вода!
я шел за рыбой, за добычей,
забыв о разуме, один…
а кто-то скромно и прилично
за рыбой ходит в магазин,
и кто-то наверху играет
на мандолине, в домино…
и рыбу ест, и запивает
долинным розовым вином!
а мне – как все порозовело –
в сознании, и все вокруг…
но, вот я спас! я вырвал тело!
а в глубине остался друг…
там мой товарищ по несчастью
в дремучем шелковом лесу –
я тут рассказываю басни,
а вот его я не спасу!
я буду похваляться силой,
я стану царственным, спесивым
и буду с девочкой дружить…
пока меня превозносило,
моей подруге молчаливой
немного оставалось жить.

Я славно плавал в этом мире,
где дважды два – всегда четыре,
где двадцать три – там сорок шесть…
купался в океане brandy –
одет как затрапезный dandy,
слегка замарывая честь…
Моя скорлупка роковая!
я рак-отшельник, ты – живая,
я мал, но цепок, ты – огромна,
но ты не купол шапито…

. . . . . . .

…мы занимали оборону
в стенах районного ЛИТО…
Да, мы не только лыком шиты
какой-то сказочки простой,
где бедный дед искал защиты
у бедной рыбки золотой!
и мы не только знаем точно
и что почем, и почему –
за баррикадами заочных,
а то – и просто п о т о м у …

Я уходил и ветер мерил
мои движения, сличал
мои шаги, чужие двери
и каблуков моих печать,
я уходил, а ветер щелкал,
горбатым флюгером скрипел…

…такая маленькая щелка,
что не просунуться руке!
такие узкие ступени,
такой немыслимый паркет
в той мастерской, где медлит гений
от бытия на волоске…
О, мастер, медиум, откройте!
он отворил, он весь в слезах
сказал: – Я копия, я тройка
в плаще бубнового туза!
мы все, мы все, мы все из глины –
мы механически чисты,
лишь переливы пелерины
скрывают ужас хромоты.
Мы все – от двойки до десятки
и за десятку отдадим
неуязвимость наших пяток,
невозмутимость наших мин…

Я уходил, а ветер бегал
по переулкам, по пятам,
по кегельбанам – бил по кеглям
и папиросный дым впитал…
к моим друзьям! – от винной бочки
не оторвемся до поры…

Четыре дня стояли ночи,
как постоялые дворы.

. . . . . . .

…и было все как в старой книге
зачитанной по переплет –
квартир дворцовые интриги
и коммунальный быт, и взлет
фантазии, которой мало
будить меня среди зимы,
меня, моих друзей… навалом –
нет! я не прав – их тьмы, и тьмы…
входили, запахи с порога
не предвещали ничего
окрест дымящегося грога
и полыхания его.





Когда в одну сбегутся тропки,
как дверь в райком заколотив, –
желудков гаснущие топки
и туловищ локомотив,
когда пойдет стучать на стыках
душа в начале виража,
когда взмолиться: не привык я! –
сосед с другого этажа,
когда, когда, когда морозы
загонят дворника в тулуп
(я было не сказал – тверезый),
он разговаривал на Морзе,
стуча зубами: тук-тук-тук…

. . . . . . .

…и все опять из лета в лето,
из поворота в поворот –
душа безумного поэта
как рыба, бьющаяся в лед,
блестящий лед высокомерья,
холодный лед небытия –
все так и не было! – поверь я,
что ничего не потерял.
Но в лето канули как в Лету
друзья – я им не изменял,
клянусь!... Харон во время это
благопристойно, незаметно
паром заветный починял…

а мы плевали на паромы,
на тряпки, золото, хоромы –
задумал каверзный ответ,
а получается сонет!
Увы! поэзия не проза,
не будем спорить, за нее
я б отдал тысячу повозок
груженых шелковым бельем,
я б отдал тысячу наложниц
плюс государственный гараж
(слонов, верблюдов), кучу ножниц,
зеркал и прочий макияж,
я подарил бы ей беседку
из кости, жемчуга, слюды
и как любимую наседку
берег и холил от беды…
от самых дальних полустанок,
до самых лаковых паркетов –
перевелись у нас султаны,
не переводятся поэты…

Все было так, как я придумал,
как бденье лампы среди дня –
на кухне форменный придурок,
кругом несчастная родня,
везде, везде, везде плакаты –
там в кепке, чаще без нее…

когда, когда, когда, когда ты
поймешь, что не было е е ?
что выстрел на какой-то речке
всего лишь пьяная пальба,
что все заблудшие овечки –
суть городская голытьба –
напрасно топчаться в передних,
напрасно пачкают полы,
напрасен тот, кто привередлив,
тот, обожающий углы –
тот, презирающий дороги,
(своя тропа, своя судьба), –
о н а – поэзия убогих…

…но и восставшего раба!




. . . . . . .

Ты мнил себя о вечном граде
распластанном как материк,
на смерть стоящего в блокаде,
на жизнь нацеленного в миг,
когда, казалось, рвутся шкоты –
не поводок поводыря,
а снасти спаянные потом
промышленного бытия,
когда натруженные тали
все вдруг спустили тормоза,
когда восторженными стали
доселе милые глаза,
и более не щель, не щелка
под вседержавным топором
твоя убогая светелка
у самой кухни, на втором…

. . . . . . .

Как говорил усталый клоун
уволенный по простоте,
арена – это не подкова,
и счастье не на высоте –
она, арена, ночью снится
и будоражат, и зовут
огней манящие зарницы,
дразнящей музыки бравур,
и как бы новая карета
вся – блеск! – въезжает на ковер…
неудалившийся директор,
неудавившийся гример,
неустановленная квота –
стакан дешевого вина…
как будто есть еще работа,
как будто кончилась война.

. . . . . . .
. . . . . . .


…ты уходила? – ради бога…
Ты воротилась – нет цены!
Ты страсть моя, моя дорога
над белым заревом войны.
Где ход коня – там горечь пата,
на перекрестии – табун,
но –
__ поле с высоты п о к а т о …
я лишь нащупывал тропу –
так выбирают сети… впрочем,
где пашут там и боронят…

…ослепший заживо рабочий
и тот счастливее меня,
оглохший музыкант наверно
во сне считает серебро –
он жив, он бродит по тавернам
и бредит запахом метро,
он переводит Одиссею
на звук единственной струны:
когда б жила моя Расея,
когда бы не было войны…

Куда уходишь? где скитался,
какие выдумал тома
сомнений выжившего старца
и не сошедшего с ума?
Ни долго ждать, ни долго плакать
ты не умеешь… но, скажи,
когда рождественская слякоть
расплавит лунные межи,
и гневный окрик электрички
сотрет с причала рыбаков –
хоть тонок лед, а по привычке
не ездящих без сундуков –
как только окунется город
в клик перекрестков, всхлип шагов
и тротуар, и въезд, и двор тот –
прибежище поставщиков
бог ведает чего…
и все же
в какой затерянной судьбе
жила поэзия?
д о р о ж е
которой не было тебе!

за перекрестьем окон, краем
звонков, событий, тишины…

. . . . . . .

…еще ведет меня живая
над белым заревом войны.





___________________________
© Олег Павловский, 1997



.

[Олег Павловский]

.




Тихой сапой...


Знаете, мне всё это дико нравится.
В России уже давно проходит тихая национализация (я писал
об этом многократно). И в банковской сфере долю государства
довели до 72% (это официально озвученная цифра), и в целом
по экономике данный процент ещё до начала СВО был выше 70%,
а уж после, когда родное государство красиво и откровенно
раздевало уходящий западный капитал – и подавно выросло.
Кроме того, только за предыдущий (2023-й) год государство вернуло в госсобственность свыше десятка крупных (от 300 миллионов долларов и выше) заводов. За нарушение законодательства, за нарушение приватизационных
соглашений, за нарушения в процессе приватизации
и так далее...

И вот вчера опять сообщили, что АО «Волжский Оргсинтез» целиком и полностью входит в состав «Росхима».
Заметьте, государство не интересует мелочь – всякие кафе, парикмахерские или СТО остаются частными. Государству интересны только крупные предприятия в стратегических
отраслях. Что меня, как социалиста, много лет продвигавшего «социал-либеральный синтез» (или, как это сейчас называют «государственно- частное партнёрство»), не может не радовать.

А знаете, что мне в этом отдельно особо нравится? Что всё
это делается «без шума и пыли». Без громких лозунгов и транспарантов, без криков «Даёшь!» и прочей показухи.

Тихой сапой.

Более того, представители государства ездят на всякие форумы и там с покерфейсом говорят «Нужна приватизация, конечно, как только так сразу, только шнурки погладим»...

А потом национализируют ещё пару заводиков.
Просто так получилось. Обстоятельства. Понимать надо. Войти в положение. Очень хотят приватизировать, но никак. А так конечно, когда-нибудь. После дождичка в четверг, когда рак на горе свистнет, а богач верхом на верблюде протиснется через игольное ушко в рай. Вроде ничего не забыл.

Но я всё, конечно, вру. Только не плачьте.
P.S. Истерики всяких дерипасок доставляют отдельно...

______________________________________________

Александр Роджерс


.

[А.Лексей]

Согласно давнему уже действующему закону о национализации (а не о деприватизации), национализация частной собственности производится по полной "рыночной цене". То есть государство за наш счёт бросает спасательный круг тонущим собственникам, потерявшим из-за санкций рынок.

О деприватизации речи не идёт. Идёт речь о декоммунизации России.

[шер]

Сообщение от владимер

…Сегодня опять был контакт… Инопланетяне сказали, что наш Мир развивается по Библейскому сценарию. И по нему, власть над главным смотрящим перешла в руки Темных сил (Возможно это Сорес), и он всерьез поверил что его миссия - в уничтожении нашего Мира… Обладая силой власти над президентами, он заставил их делать все как он укажет…
Инопланетяне пообещали не допустить этого, но сделать они это могут за долю секунды до трагедии…
Вот, к примеру, наш президент… У него в руках безграничная власть над страной… Но у него есть дети, ради которых он пойдет на любые поступки ради их спасения… И его легко подчинить своей воле…
Инопланетяне, возможно, переключат Программу, сценарий изменится… С нас вдруг спадет пелена, с наших мозгов… И тд…
Это делается для того, что бы мы увидели несостоятельность Системы моноправления, и перешли на другую…

Простите, владимер, это Вы - всерьёз, или прикол такой не шибко лепый ?

Это делается для того, что бы мы увидели несостоятельность Системы моноправления, и перешли на другую…

Это как : Пиндостане, Бандерлянде, Сомали, Евж... - Нет ?

[Олег Павловский]

.





Каждый второй диплом о высшем образовании – фальшивка
____________________________________________


В России разгорается очередной «дипломный» скандал. Волна громких разоблачений чиновников, трудившихся по фальшивым документам о высшем образовании, докатилась до Северной столицы. Во время плановой проверки всплыл липовый диплом главы города Ломоносова (муниципального образования в составе Санкт-Петербурга) Юрия Зеленина. Не стремятся честно грызть гранит науки и простые смертные. «Заманчивой» перспективе
пять лет пыхтеть над учебниками многие россияне предпочитают
покупку заветной «корочки». Благо недостатка в продавцах
«высшего образования» наша страна не испытывает. Для тех, кто
не страдает тягой к знаниям, но мечтает об успешной карьере,
работает отлаженный криминальный бизнес. Как можно без труда
стать дипломированным специалистом, выяснял наш корреспондент.

Фальшивые свидетельства о высшем образовании – сегодня
очень ходовой товар. По данным президента Всероссийского фонда образования и эксперта Центра независимых судебных экспертиз Сергея Комкова, половина всех дипломов, якобы выдаваемых вузами страны, – подделка. Именно поэтому отечественные «корочки» отказываются признавать и в Европе, и в Америке,
и в Австралии, и даже в Туркменистане. В Министерстве внутренних
дел России называют, правда, более скромные цифры.

Несмотря на регулярные милицейские рейды, российский рынок липовых дипломов растёт из года в год. По словам Сергея Комкова, главная причина всё возрастающего спроса на фальшивки – резкое увеличение чиновничьего аппарата. «За последние 15 лет количество чиновников всех уровней в России выросло более чем
в три раза, – рассказывает он. – Одним из обязательных условий приёма на любую административную должность является наличие высшего образования. Если в Москве подлинность дипломов госслужащих хоть как-то проверяют, то в регионах этим никто
не занимается. Более того, многие знают, что берут на работу
человека, который на самом деле нигде не учился. По нашим
оценкам, порядка 40% чиновничьих «корочек» – фальшивые».

Другая причина популярности подделок – необоснованный культ
высшего образования, сформировавшийся в России в последние
годы. Большинство работодателей в числе основных требований
к соискателям, даже если речь идёт о секретарше, называют
наличие «вышки» (видимо, полагая, что только девушка с
университетским дипломом может квалифицированно подавать
кофе и выпроваживать нежелательных визитёров).
«Дело в том, что система среднетехнических образовательных
учреждений либо уничтожена, либо дискредитирована, – говорит
наш собеседник. – Никто не хочет идти учиться в техникум или ПТУ.
Выпускники таких заведений практически нигде не котируются, они
нигде не нужны. Поэтому ребята, которые не могут поступить в вуз
и платить взятки преподавателям, просто вынуждены покупать дипломы».

По наблюдениям экспертов, большинство обладателей поддельных «корочек» «посвятили себя» юриспруденции, экономике или менеджменту. «Генеральный прокурор Юрий Чайка не раз сетовал на то, что в стране развелось слишком много юристов, – продолжает Сергей Константинович. – Но решать эту проблему начали не с того конца – решили сокращать набор на юридические факультеты. На самом деле, как только разберутся с фальшивками, «поголовье» юристов резко сократится».

А вот следующее место по популярности занимают, как ни странно, дипломы медицинских вузов. Такой товар пользуется большим спросом у всевозможных магов, знахарей и народных целителей. Но некоторые «эскулапы» умудряются устроиться и в медучреждения. Адвокат Пётр Домбровицкий любит рассказывать такую историю. Пару лет назад в одном заштатном российском городке ему пришлось защищать в суде молодого врача, хирурга местной больницы. Тот прекрасно справлялся со своей работой, делал сложные операции, давал грамотные рекомендации.
Но однажды нагрянула прокурорская проверка, и
тут неожиданно выяснилось, что медицинское светило
ни разу не присел на студенческую скамью. А некий
житель Волгограда с купленной «корочкой» несколько
лет спокойно проработал врачом-неврологом.
Вычислили его только после того, как один из пациентов
обратился в прокуратуру – после массажа по методике
лжедоктора у него увеличилась межпозвонковая грыжа.

Продавцы заветных «корочек» предлагают своим клиентам несколько видов фальшивок. Самый экономичный вариант – диплом, напечатанный на фальшивом бланке, изготовленном
с помощью цветного ксерокса. Однако кустарным подделкам,
которые были востребованы в прошлые годы, современные
карьеристы предпочитают свидетельства о высшем образовании,
выполненные на подлинных бланках государственного образца.
Внешне такой документ ничем не отличается от настоящего.
«Оригинальные бланки попадают к изготовителям фальшивок
двумя путями: непосредственно с печатной фабрики Гознака
(в этом случае изготавливается несколько партий с одинаковыми
номерами) или через учебные заведения, — говорит наш эксперт.
Количество бланков, которые выдаются государственным вузам,
обычно превышает число имеющихся у них выпускников. Чёткого
контроля за этим не существует. А если руководство вуза сумело
найти общий язык с руководством местного управления
Рособрнадзора, через которое идёт распределение бланков,
то может рассчитывать на получение значительных излишков.
И очень скоро эти «излишки» оказываются на чёрном рынке».

Но самые котирующиеся сегодня – так называемые дипломы «с проводкой». Такую «корочку» задним числом вносят в реестр учебного заведения, а её покупателя проводят по всем архивным документам (понятно, что здесь не обойтись без связей в руководстве вуза). Правда, «выпускнику» придётся расстаться с кругленькой суммой, ведь подобная операция требует немалых материальных и временных затрат.

Правда, есть ещё один путь к «знаниям». «В России действует
целая сеть фактически фальшивых вузов, имеющих при этом
государственную лицензию и аккредитацию, – рассказывает
г-н Комков. – То есть учебного заведения как такового нет
(вы там не встретите ни студентов, ни преподавателей, не
ведётся учебный процесс), но по документам он существует
и соответственно получает официальные бланки. В таком
виртуальном вузе можно легко и быстро получить «высшее
образование».
При этом вы можете быть уверены, что проведены по всем
документам и значитесь во всех списках. В основном это
малоизвестные коммерческие вузы. Например, в Москве есть
некий всемирный университет, который «готовит» специалистов
во многих областях, включая авиа- и ракетостроение. Ежегодно
он выдаёт больше тысячи дипломов».

По данным опроса фонда «Общественное мнение», 76% россиян уверены, что купить диплом сегодня не проблема, и лишь 5% полагают, что сделать это сложно. При этом почти четверть
респондентов признались, что они лично знают владельцев
липовых «корочек». И, как выяснилось, стать «дипломированным
специалистом» сейчас действительно не составляет особого труда.

За «высшим образованием» мы отправились в московское метро. Таблички с лаконичной надписью «Дипломы» здесь можно увидеть чуть ли не на всех центральных станциях. Молодой человек по имени Артур, который уже шесть лет торгует «знаниями» на «Курской», пообещал изготовить нужный нам товар (по легенде, выдержанной в духе времени, корреспондент «Нашей Версии» жаждал стать выпускником юрфака Санкт-Петербургского университета) в течение суток. Цена вопроса – 650 евро. На «Комсомольской» цены оказались куда гуманнее: тамошние «документалисты» согласились взяться за ту же работу всего
за 10 тыс. рублей.

Впрочем, опускаться под землю вовсе не обязательно. Успешно «окончить» любой вуз России и ближнего зарубежья можно, в буквальном смысле не поднимаясь со стула. В Рунете более 30 тыс. сайтов, которые предлагают свидетельства о высшем образовании на любой вкус и достаток. А в качестве бонуса к покупке прилагается пара-тройка философских замечаний типа: «Каждый сам творец своей собственной жизни, своей судьбы, и покупка диплома или аттестата является одним из подтверждений этого». Здесь же легко можно оформить заказ: нужно лишь вписать в размещённую на веб-страничке форму свои личные данные, а также название выбранного вуза, год выпуска и специальность. Оговариваются даже оценки, которые будут проставлены во вкладыше, и цвет «корочки».

Мы позвонили в одну из таких контор и услышали в трубке
хорошо поставленный мужской голос. «Какая специальность
вас интересует? – вежливо осведомился наш собеседник. – Юриспруденция? Это будет стоить 27 500 рублей. Доставка через два-три дня курьером. Оплата при получении». Не рискованно ли это? На другом конце провода уверенно заявляют: «Наши дипломы напечатаны на официальных бланках. Мы уже более 10 лет на рынке. Благодаря нам тысячи людей получили интересную, престижную, высокооплачиваемую работу. Заказывайте, не сомневайтесь!». «Если вы устраиваетесь не в милицию или
авиацию – проблем не будет!» – заверили нас уже по другому
номеру. Действительно, в органах МВД и во всех структурах,
связанных с оборонной и военной промышленностью, документы
будущих сотрудников должны подвергаться обязательной проверке
на подлинность.

С особым тщанием проверяют также лётчиков и работников других видов транспорта. Все остальные работодатели относятся к данной проблеме гораздо более лояльно.
«Работодатели, как правило, не утруждают себя проверкой дипломов, – поделился с нами начальник пресс-службы Управления по борьбе с экономическими преступлениями ГУВД г. Москвы Филипп Золотницкий. – Этим занимаются лишь крупные компании. Поэтому-то фальшивки так популярны».

Между тем проверить подлинность документа о высшем образовании не так уж и сложно: достаточно направить запрос в учебное заведение. Через некоторое время, сверившись со своей базой данных, работники вуза подтвердят или опровергнут факт обучения указанного человека. «Мы регулярно рассматриваем такие запросы, – сообщили нам в ректорате Московского государственного университета имени Ломоносова. – Причём если раньше они поступали в основном от иностранных фирм, то сейчас подобной информацией больше интересуются российские компании». Кстати, поскольку сведения об образовании относятся
к категории персональных данных, наниматель вправе организовывать проверку только с письменного разрешения владельца документа. Правда, если тот не даст своего согласия, руководство компании может обратиться в правоохранительные органы. Тогда милиционеры сами запросят его данные в учебном заведении, а заодно проведут экспертизу «корочки».

С этой точки зрения «проведённый» диплом считается самым надёжным. Однако, как утверждают специалисты, при необходимости правоохранители смогут докопаться до истины. Они получат доступ к архивам, поднимут учебные документы группы, в которой якобы учился «выпускник». В них скорее всего будут значиться его фамилия, полученные им оценки – но не в общих ведомостях, а на прилагающихся к ним направлениях («хвостовках», как называют их студенты). Из этого следует, что в течение всего периода обучения человек сдавал зачёты и экзамены не вместе со всеми, а отдельно. Кроме того, можно опросить его преподавателей и бывших «сокурсников».

С точки зрения закона приобретение фальшивого диплома криминалом не является. А вот предъявление липовой «корочки» при трудоустройстве подпадает под действие ч. 3 327-й статьи УК РФ (использование заведомо подложного документа). «Но уголовное дело заводят лишь в самом крайнем случае, если непрофессионализм человека принёс компании ощутимые убытки», – рассказал «Нашей Версии» гендиректор группы кадровых агентств «Техновек» Андриан Гришин. – Обычно всё заканчивается тихим увольнением».

Предусмотренное наказание, надо сказать, не слишком сурово – штраф до 80 тыс. рублей, арест на три-шесть месяцев, обязательные работы на срок от 180 до 240 часов или исправительные работы на срок до двух лет (для сравнения: в Гонконге владельцу фальшивки светит 14 лет тюрьмы).

К тому же, в случае если человек добросовестно заблуждался, думая, что его диплом настоящий, он отделается лёгким испугом. Например, подозреваемый может утверждать, что учился заочно, высылал в вуз контрольные работы и рефераты, получал новые задания, а того, что вместо профессоров с ним переписывались мошенники, он не знал. Как ни нелепо звучит такое объяснение,
оно вполне может «прокатить».

Так что всерьёз боятся разоблачения разве что политики,
которым оно может стоить карьеры. Примеров тому предостаточно.
Так, в 2003 году после обнаружения поддельной «корочки» своего
места в Совете Федерации лишился сенатор от Ленинградской
области Дамир Шадаев. Правда, перед судом он так и не предстал:
прокуратура закрыла дело «за отсутствием состава преступления».
А вот мэру Архангельска Александру Донскому повезло меньше.
В конце 2006 года градоначальник объявил о намерении
баллотироваться в президенты, и тут же выяснилось, что его диплом
о высшем образовании фальшивый.
За использование подделки и незаконное предпринимательство он
получил год тюрьмы условно, заплатил штраф в 75 тыс. рублей и
потерял мэрское кресло.
В прошлом году похожая судьба постигла кандидата в мэры Дальнегорска Александра Теребилова, купившего диплом Владивостокского госуниверситета экономики и сервиса: чиновник лишился 50 тыс. рублей и шансов участвовать в предвыборной гонке. А в ноябре 2007 года грандиозный «дипломный» скандал разгорелся в Федеральном агентстве по культуре и кинематографии. Выяснилось, что заместитель главы агентства Михаила Швыдкого Феликс Киселёв устроился в «культурное» ведомство по фальшивой «корочке».

«С начала 2008 года в Москве были задержаны три преступные группы, специализировавшиеся на изготовлении фальшивых дипломов, в состав которых входили более 100 человек», – сообщили нам в столичном УБЭПе. Кустарное «дипломное» производство было развёрнуто в съёмных квартирах на окраине Первопрестольной. Ежедневно с помощью трудившихся здесь «научных работников», в арсенале которых были сотни печатей
и образцов подписей, вузы «оканчивали» несколько десятков человек. Впрочем, «высшее образование» продают не только мошенники, но и вполне уважаемые люди. Не так давно тот же УБЭП задержал декана одного из московских институтов, предлагавшего своим студентам не корпеть над учебниками, а просто купить у него диплом. Как ни странно, господин, который имел доступ к подлинным «корочкам», приторговывал фальшивыми.

Однако ощутимых плодов борьба с фальшиводипломщиками
не приносит. «Вылавливать продавцов фальшивых дипломов бесполезно: их место сразу же занимают другие, – признал начальник Центра обеспечения кадровой работы МВД России полковник милиции Александр Юдин. – Мы решили сделать так, чтобы этот бизнес стал бессмысленным». Для того чтобы поставить крест на торговле «корочками», ведомство Рашида Нургалиева создаёт единую базу подлинных документов о высшем образовании. С её помощью любой работодатель сможет легко выяснить, кто из его подчинённых или претендентов на вакантные должности «университетов не кончал». На сегодняшний день МВД располагает полной информацией о дипломах, выданных российскими вузами за последние три года, а в скором времени возьмёт на карандаш всех специалистов, получивших высшее образование начиная с аж 1948 года. Кроме того, в базе будут собраны сведения о похищенных из вузов бланках.

«Тем, кого поймают, не поздоровится: вычтут в пользу государства все деньги, которые платили на протяжении их службы, а могут и реальный срок дать, – предупреждает полковник Юдин. – Таким товарищам лучше сразу написать явку с повинной или вообще уволиться». Что касается самих фальшиводипломщиков, то им создатели базы дают не больше года на «сворачивание производства».
Впрочем, эксперты полагают, что возлагать на милицейское ноу-хау слишком большие надежды не стоит. «Идея в принципе неплохая, но это палка о двух концах, – считает Сергей Комков. – Какие бы степени защиты эта программа ни имела, рано или поздно наши хакеры её взломают. Это значит, что мошенники получат возможность пополнять милицейскую базу, а на российском рынке образования появится новая услуга – легализация липовых дипломов. Причём после внесения в архив доказать криминальное происхождение «корочек» будет уже практически невозможно».




https://cont.ws/@id422099947/2727480




.