Меметика. Что это?

[МИБ]

[Говоря об объективном мышлении, я употребил термин "меметика". Этот, еще не достаточно ясно определенный термин, позволяет надеяться, что с его помощью удастся создать теорию мышления на столь же объективной основе, как и современная генетика. Здесь, по меньшей мере, имеется глубокая аналогия: эволюция мышления также, как и биологическая, характеризуется наследственностью и изменчивостью. Носителями, передающими наследственные признаки, в биологическом организме являются гены, в социальном - мемы. И, подобно генам, меметическая информация способна находиться в активном (доминантном) состоянии или в пассивном (рецессивном). Соответственно, реплицируется в данном обществе преимущественно та или иная последовательность мемов и транскрибируется та или иная последовательность общественных практик. Мемы также способны "метилироваться" и "деметилироваться", т.е. переходить из активного состояния в пассивное под влиянием внешней и внутренней среды, как и гены (см. последние работы по эпигенетике).

Я не буду здесь излагать подробно аналогию генетики и меметики с кибернетикой. Во-первых, потому, что это изложение требует знакомства с современной генетикой и с современной теорией биологической эволюции, что для нас не есть первостепенная задача. Во-вторых, много продуктивнее дать представление о физических основах эволюции и революции вообще и в применению к обществу - в особенности. Это - понятия о глубоко неравновесной термодинамике, диссипативных объектах, сопряженных процессах, аттракторах и бифуркациях, об эффекте "бабочки" и прочих, столь же экзотических, но совершенно необходимых для современного марксиста вещах. Ограничусь лишь общим понятием о меметике и публикацией одной из статей Ю.С.Хохлачева. - МИБ.]

1. Эгоистичный ген, эгоистичный мем

"Мем" - аналог биологического гена в мире человеческой культуры. Термин был предложен английским/американским биологом (этологом) Ричардом Докинзом в книге "Эгоистичный ген", которая вышла еще в 1976 году. Книга была посвящена эволюционной теории. Докинз попытался заново сформулировать ее принципы, поставив в центре понятие репликатора. Репликатор - механизм, который способен самовоспроизводиться и модифицироваться, приспосабливаясь к изменениям окружающей среды. В биологической эволюции такими репликаторами являются гены, которые с помощью молекул ДНК и РНК воспроизводятся, тиражируются и благодаря мутациям и естественному отбору модифицируются. Конечно, книга Докинза не сделала революции в классической эволюционной теории, но она привнесла новую точку зрения, которая спустя 20 лет получила активное развитие.

Во-первых, Докинз писал, что гены ведут себя так, будто они заинтересованы лишь в собственном распространении, тиражировании, репликации - отсюда и название книги "Эгоистичный ген". Он утверждал, что история эволюции - это не история борьбы биологических видов за выживание, а хронология борьбы и репликации отдельных генов, для которых конкретные биологические виды - всего лишь временные носители, контейнеры, которыми окружили себя гены в целях самосохранения. С точки зрения Докинза, не биологические виды, а гены, неодушевленные куски биологической информации - истинные герои и движущая сила эволюции. Даже человек как вид выступает всего лишь наиболее удобным носителем, контейнером и распространителем генов, лучшим на сегодняшний день средством их репликации.

Но это была бы просто любопытная точка зрения, если бы не вторая идея Докинза: эволюционные механизмы начинают действовать всюду, где находятся репликаторы. И Докинз указал на "второй репликатор", который появился на Земле вместе с человеком. История людей - это история копирования, модификации и тиражирования культурных паттернов - привычек, слов, идей, поступков, решений, методов ремесла и т.д. Все эти повторяющиеся культурные шаблоны Докинз и обозначил как вторые репликаторы. Он дал им название "мемы".
Слово мем - в английском произношении "мим" - усеченный перевод греческого слова, означающего "имитатор". У нас мимами называют клоунов, которые своими движениями подражают людям, имитируют их - наше слово "мим" того же происхождения.
Докинз предложил идею мема как второго репликатора и источника "второй эволюции" в последней главе своей книги, в качестве гипотезы. 20 лет его идея оставалась лишь причудливой выдумкой философа.

2. Начало меметики

В 90-х годах 20-го века мемы Докинса оказались востребованными. Развитие сетевых и коммуникационных технологий сделало тиражирование и распространение информации хорошо наблюдаемым процессом. Стало появляться множество книг, посвященных анализу процесса распространения идей в обществе. Вновь возник интерес к аналогичным теориям, забытым до времени, например, к теории диффузии инноваций Эверетта Роджерса. Естественно, что мем Докинса оказался тут удобным термином, поскольку давал наукообразную эволюционную базу этим исследованиям. Тогда же заговорили и о "меметике". По аналогии с тем, как генетика изучает генетические механизмы развития жизни, меметика обозначила свою область интересов как исследование меметических механизмов развития человеческой культуры.

В ряду книг по меметике, опубликованных в последующих годы, заметное место занимает книга британского психолога Сюзан Блэкмор "Меметическая машина". Меметической машиной Блэкмор назвала человека - по аналогии с генетическими машинами, которыми являются все живые существа. Генетические машины нужны для репликации генам, а люди как меметические машины нужны для репликации мемам, которые настолько же "эгоистичны", как и гены, потому что являются аналогичными репликаторами.

Изложенную в этой книге систему взглядов называют "радикальной меметикой", поскольку Блэкмор утверждает: мемы - это не просто удобная аналогия, а реальный механизм, который по своей значимости уже превысил значимость генов и биологической эволюции. Из-за того, что человеческая цивилизация остановила действие биологического естественного отбора, биологическая эволюция на человека более не действует. Мемы и их "эгоизм" стали важнее генов как для человеческой цивилизации, так и для Земли в целом, именно меметическая, а не генетическая эволюция сегодня задает векторы развития человечество и мира. Более того, утверждает Блэкмор, эгоизм мемов и их стремление к репликации привело к появлению на Земле особого биологического вида, обладающего самам развитым мозгом, который нужен им как механизм репликации, то есть, человека.

Блэкмор считает, что меметика позволяет объяснить то, что не могла объяснить обычная генетическая эволюционная теория. В качестве примера она приводит распространенную в некоторых культурах практику отказа от сексуальных связей - такой обет, например, берут на себя монахи. С точки зрения обычной эволюционной теории это нонсенс, поскольку закрывает такому человеку - как правило, достаточно успешному члену своего общества - возможность продолжения рода и репликации своих генов. Тем не менее, обет о безбрачии и аналогичные формы воздержания - распространенная во многих культурах практика, от которой нельзя отмахнуться как от тупиковой ветки развития человека. Меметика, говорит Блэкмор, все расставляет на свои места. Да, принявший обет безбрачия священник больше не служит первому репликатору, генам. Зато он все силы направляет на службу второму репликатору. Он полностью посвящает себя тиражированию и распространению мемов, связанных с религией. Это, говорит, Блэкмор, доказывает, что вторые репликаторы мощнее и еще более эгоистичны, чем первые. К слову, современные меметики вообще увлеченно рассуждают о религии как об агрессивном меметическом вирусе (сам Докинз написал об этом уже не одну книгу), видимо, по каким-то "конъюнктурным" соображениям.

Далее, говорит Блэкмор, мемы объединяются в комплексы, "мемплексы", такие как религия, отдельные ремесла, виды искусств, науки, социальные представления. Даже сознание человека, является, по мнению Блэкмор, всего лишь сложным комплексом мемов, мемплексом. Эта радикальная точка зрения дает представление о том, какие амбиции у меметики как дисциплины - ни много, ни мало, сыграть роль новой эволюционной теории, способной объяснить развитие человеческой цивилизации и само сознание человека - как это пытается сделать другой известный меметик Дэниел Деннет в книге "Объяснение сознания".

Сегодня меметика - весьма популярная на Западе тема (благодаря, например, книге знаменитого эссеиста Сэта Година "Разоблачение идеавируса"), интерес к ней нарастает и у нас. Ее привлекают для описания механизмов "вирусного маркетинга", особенностей распространения информации в электронных социальных сетях и т.д. Однако, не все так гладко с меметикой. У нее есть очень слабое место, в которое не устают бить критики. И приходится признать - несмотря на привлекательность меметики как идеи, пока она остается лишь красивой аналогией.

[МИБ]

[Здесь мы должны уловить, что человек, как биологическое существо, есть комбинация генов, а как разумное существо - комбинация мемов. Мемы не рождаются с биологией. Мем есть социальный вирус, встраивающийся в уже готовый биологический организм. Так же, как ген есть органический вирус, встроенный в химическую систему. Поэтому, когда, например, форумчанин Свой_Взгляд хвастается самостоятельностью и независимостью мышления, нужно определить, какой меметический вирус в нем производит подобное воззрение на самого себя. Очевидно, вирус из класса Liberastia, вид и подвид следует определить дополнительно.

Важно понять, что мы - носители мемов. И важно определиться, где мы их подхватили, в какой социальной среде. Отсюда - и наша социальная позиция. - МИБ.]

Ю.С. Хохлачев

Жизнь – это разновидность формирования виртуальной реальности. [1]
Д.Дойч

Семантическая информация – это такая информация, которая изменяет отображение среды в виртуальной реальности данного генератора виртуальной реальности с помощью сигналов другого подобного генератора, находящегося в общей для них информационной среде. [2]

Семантическая информация на досознательном уровне

В животном мире семантическая информация передаётся разными способами – от биохимических сигналов, передаваемых простейшими с помощью химических соединений, до самых разнообразных сигналов (звуковых, жестовых и т.п.), используемых животными для коммуникации. Также широко распространены комбинированные способы коммуникации, использующие перечисленные сигналы.

Семантическая информация передаётся с помощью конвенционального знания – предварительной осведомлённости о средствах общения. У животных такая предварительная осведомлённость обусловлена генетически. Образцы поведения, которые приводятся в действие при получении соответствующих сигналов, также имеют генетическую природу.

У высших животных некоторая часть конвенционального знания передаётся в процессе обучения потомства. Соответственно формируются и закрепляются полученные таким способом образцы поведения.

Совокупность конвенциональных знаков (сигналов), используемых данным видом животных, и условия их использования называют языком данного вида. В качестве примеров можно привести язык танцев у пчёл или язык жестов у муравьёв. В среднем животные используют примерно 60 различных сигналов.

Процесс обмена семантической информацией между животными, а также в кибернетических системах происходит при помощи информационных сообщений, названных промемами. Промем содержит некоторую группу данных и инструктон, но не подразумевает культурную трансмиссию, обязательность мышления и разумность.

Та часть сведений информационного сообщения, которая формирует контекст или – шире – инструктирует каким образом обрабатывать и использовать некоторую группу сходных по какому-то признаку данных, обозначена термином инструктон.

Инструктоны промемов могут передаваться отдельно от данных (например, индуцирование состояния тревоги). Промемы иногда могут быть редуцированными и не иметь инструктон. Это возможно, когда промемы используются только для передачи конкретного типа данных, а инструкции по их интерпретации уже известны системе в силу ее конструктивных технических (если рассматривается обмен информацией в кибернетических системах) или, например, врожденных особенностей. [3]

Можно представить семантическую информацию на уровне промемов как семантическуюинформацию первичного уровня.

Семантическая информация в человеческих сообществах

В самом общем случае обмен семантической информации в человеческих сообществах происходит с помощью информационных образований, которые предлагается назвать эстафемами.

Эстафема – это совокупность социальных эстафет, мемов и промемов. Рассмотрим это образование подробнее.

1. Понятие «социальная эстафета» введено известным философом и социологом М.А.Розовым.

«Концепция социальных эстафет – это попытка построить общую теорию воспроизводства и развития социальной деятельности человека, включая как материальные, так и духовные ее компоненты. Ее место среди социальных дисциплин напоминает генетику в системе биологического знания. При этом в качестве единиц «социальной наследственности» выступают социальные эстафеты, т.е. воспроизводство деятельности по непосредственным, т.е. не вербализованным образцам». [4]

2. Однако в других своих работах М.Розов признаёт, что социальные эстафеты как способ передачи семантической информации – это, возможно, только одна из форм информационного обмена в сообществах.

Другая форма такого обмена рассматривается в концепции мемов. [5], [1], [2] Мемы позволяют кроме информации о деятельности (вербализованные эстафеты) передавать семантическую информацию, которую затруднительно отнести к информации о деятельности.

Это, например, произведения искусства, а также фатовое общение, т.е. общение, смысл которого близок к нулевому.

Мем – это семантический репликатор, одна из основных функций которого – передача семантической информации между генераторами виртуальной реальности. Другой важной функцией мемов является репликация самой информационной среды, в которой происходит обмен информацией между генераторами виртуальной реальности. [2]

Мемы – это обучающие информационные сообщения конечной протяженности, создаваемые одними разумными субъектами для передачи другим разумным субъектам.

Инструктоны являются необходимыми компонентами мемов. При этом инструктоны способствуют интерпретации передаваемых данных, выраженных теми или иными знаковыми средствами (с помощью слов, букв, фигур, цифр и т. д.). Однако инструктоны сами могут быть зашифрованы как данные, например, записаны словами. [3]

3. Передача семантической информации в составе эстафем в формах эстафет и мемов не исключает передачи при этом некой дополнительной информации в форме промемов.

«Язык» промемов – это язык подсознатель*ного, до- и внесознательного. Известно, как много в общении передаётся с помощью интонации, жестов и мимики. Причём всё это – в основном на подсознательном уровне.

То же можно сказать о воздействии «невербальных» видов искусства: музыки, танцев, живописи.

Обмен семантической информацией на уровне промемов происходит не только между животными, но и между отдельными клетками многоклеточных организмов. Подобный обмен имеет место также между клетками отдельного организма и его нервным центром (мозгом). У людей этот обмен не ограничивается уровнем промемов. Некоторая часть поступающей в мозг информации (включая также информацию, поступающую из окружающей среды) преобразуется из ощущений в восприятия и представления, что соответствует преобразованию семантической информации из промемов в мемы.

Кроме того, у людей возможен и обратный процесс: мемы могут преобразовываться в промемы и, соответственно, воздействовать на различные органы и подсистемы организма. Результаты такого воздействия бывают самыми разнообразными: от эйфории – до летального исхода.

Однако механизм взаимодействия клеток самого мозга – нейронов, участвующих в таких преобразованиях (в результате чего и проявляется сознание), не сводится к обмену промемами, а представляет собой гораздо более сложный комплекс информационных процессов.

Науками о мозге накоплен большой объём данных о механизмах такого рода преобразований. Верификацией теоретических моделей было бы создание искусственного интеллекта, но эта задача, похоже, ещё далека от практического разрешения. Тем не менее, уже сейчас понятно, что столь сложную задачу невозможно решить исключительно формально-логическими методами.

Остаётся добавить, что и эстафеты, и мемы, и промемы могут входить в состав эстафем в виде комплексов. Такого рода семантическую информацию можно представить как семантическую информацию второго уровня.

Свойства семантической информации

Общеизвестно, что смысл любого слова естественного языка определяется контекстом. Это закономерное следствие того, что большинство слов применяются по отношению не к отдельной вещи, а к группе, или классу вещей. Если бы от языка потребовалось соблюдение принципа «одно слово – одна вещь», то пользоваться таким языком было бы невозможно.

Однако до последнего времени в научных кругах бытовала иллюзия, что по мере формализации научного знания в принципе возможно создать научный язык, понятия которого имели бы однозначно определённый смысл для широкого круга научных дисциплин.

То, что таким надеждам не суждено сбыться, убедительно показано в работах М.Розова. Розов пришел к выводы о том, что «…непосредственная жизнь и рефлексия взаимно дополнительны в квантово-механическом смысле слова».

«Ситуация в целом очень напоминает явление дополнительности в квантовой механике. В ходе обоснования этого тезиса мы будем отталкиваться от двух замечаний Н. Бора, которые представляются нам крайне принципиальными. В поисках аналогий для квантово-механического принципа дополнительности Бор писал в 1929 г.: «Строго говоря, глубокий анализ любого понятия и его непосредственное применение взаимно исключают друг друга».

Проходит почти два десятка лет, и в 1948 г. Бор повторяет ту же мысль: «Практическое применение всякого слова находится в дополнительном отношении с попытками его строгого определения». Что имеется в виду? Сам Бор явно скупится на разъяснения, но нам представляется, что интуиция его не обманывает и приведенные высказывания заслуживают детального анализа.

Обратите внимание, Бор фактически утверждает, что в ходе практического использования слова, мы не можем его точно определить, а дав точное определение, теряем возможность практического использования. Ну разве это не парадокс?!

В свете изложенного мысль Бора можно интерпретировать следующим образом. Практическое использование слова или понятия предполагает реализацию существующих образцов словоупотребления, содержание которых, как уже отмечалось, существенно зависит от контекста, т.е. от конкретной ситуации, в которой мы находимся.

Объем и содержание понятия в этих условиях есть нечто достаточно неопределенное. Попытка их точного определения связана с подключением универсального контекста языка, что аналогично подключению нового прибора и порождает новое содержание, которое раньше просто отсутствовало и, разумеется, никак не соответствует исходному эстафетному механизму. При этом мы по условию задачи должны построить некоторое универсальное правило, элиминируя бесконечное множество возможных ситуативных вариаций, что, как правило, приводит к идеализации и к невозможности прямого практического использования». [6]

И этот вывод касается не только естественного языка, но и языка научного:

«Интересно рассмотреть сказанное применительно к референции знания. Практическое использование знания оказывается в этом случае в дополнительном отношении к попыткам точного определения сферы его применимости.

Рассмотрим наиболее очевидный пример. В качестве референта теории выступает обычно так называемый идеальный объект типа материальной точки или абсолютно твердого тела. Но это и означает фактически, что точно сформулированная теория нигде не применима, ибо материальных точек и абсолютно твердых тел просто нет в действительности.

Теория, разумеется, постоянно практически используется, но сфера этого использования не может быть точно определена, так как зависит от большого числа привходящих обстоятельств, от того, что для нас существенно, а что нет в той или иной ситуации.

Иными словами, точная формулировка теории уводит нас от реальной практики, а реальная практика не может быть точно описана. Мы приходим к достаточно нетривиальному тезису о дополнительности теории и практики или практики и знания вообще». [6]

Уточним ещё раз, что речь идёт о квантово-механическом принципе дополнительности, применимом в случаях, когда определение одного из взаимосвязанных параметров полностью исключает возможность определения другого.

Другими словами, в том, что касается семантической информации, циркулирующей в человеческих сообществах, Розов обнаружил некий принципиальный запрет, аналогичный теореме Гёделя о неполноте достаточно богатых формализованных теорий и теореме Тарского о неформализуемости понятия истины для таких теорий.

Очевидно, что само появление языка в человеческих сообществах и, как следствие, мышления могло произойти только в результате высокой степени обобщения языковых форм. Соответственно в процессе коммуникации происходит обратный процесс: конкретизация смысла языковых форм при конкретизации контекста.

Из изложенного можно сделать вывод, что циркуляция в сообществах семантической информации происходит в форме эстафем – совокупности социальных эстафет и мемплексов. При этом развитие метагенома от появления речи до наших дней можно представить как изменение содержания эстафем от почти «чистых» эстафет – до комплексов эстафет и мемов.

Однако информационная техника медленно, но неуклонно продвигается к полной имитации реальности в духе Д.Дойча. Возможность фиксировать и передавать по каналам связи те образцы деятельности, которые раньше можно было передать исключительно при непосредственном контакте, позволяет предположить, что в пределе все разновидности знания могут быть доступны для освоения в форме мемплексов.

В своих работах М.Розов много внимания уделил проблеме понимания (смысла).

«Что же такое понимание, или понимающий подход, в гуманитарных науках? Если он противостоит объяснению, то нельзя ли найти нечто общее между ним и феноменологическим описанием? Нам представляется, что ответ должен быть утвердительным.

Рассмотрим максимально простой пример. Допустим, что человек, стоя у дороги, поднял руку. Попробуем реализовать применительно к этому жесту понимающий подход. Это означает, что мы должны относиться к поднятию руки не просто как к некоторому физическому акту, а как к акту семиотическому, несущему определенную информацию.

Следует при этом подчеркнуть, что нас интересует не психологический процесс понимания и не наши ментальные состояния, а вербальная фиксация значения наблюдаемого жеста. Именно вербальная фиксация, т.к. речь идет не просто о понимании, а о понимающем подходе в науке, о понимающем подходе при описании знака.

Короче, мы должны не просто понимать, но и описать наше понимание, точнее, его содержание. Будем предполагать, что все окружающие являются участниками некоторых эстафет, в рамках которых с помощью поднятия руки принято останавливать такси. В этом случае, вероятно, в ответ на вопрос о значении указанного жеста, мы получим примерно такой ответ: руку поднимают, если хотят остановить такси. Но что нам при этом описали?

Вопрос может вызвать недоумение: мы же уже отмечали, что речь идет о содержании соответствующего понимания. Так-то так, но разве не бросается в глаза, что зафиксировав это содержание, нам фактически описали феноменологию некоторой деятельности? При этом, конечно же, речь идет не о деятельности того человека, который так и продолжает стоять на краю тротуара. Его жест пока никак с такси не связан и поэтому сам по себе не дает никаких оснований для его понимания.

Описали нам фактически вовсе не то, что мы в данный момент видим, а нечто другое. В свете концепции эстафет логично допустить, что описание относится не к настоящему, а к прошлому, к тем образцам, в соответствии с которыми, как предполагается, действует данный человек.

Понимание, следовательно, если речь идет о вербализованном понимании, – это описание содержания тех образцов, в соответствии с которыми предположительно осуществляются понимаемые действия». [7]

Один из основных выводов Розова: «…содержание наших знаний мы получаем не из чувственных восприятий, а из деятельности, из практического оперирования с объектами».

Однако «для того, чтобы описать эксперимент, надо его видеть, надо отличать одни предметы или операции от других, надо уметь пользоваться языком, в котором уже зафиксирован определенный практический опыт». [4]

Другими словами, необходимым условием понимания чего-либо является сопоставление семантической информации, содержащейся в метагеноме (доступной и усвоенной его части) с личным опытом, полученным в результате практического оперирования с объектами.

Освоение информационного богатства метагенома в совокупности с накоплением личного практического опыта позволяет неограниченно расширять область понимания, используя подобия и аналогии: «… один и тот же образец несет порой совсем различное содержание в различных эстафетных контекстах. Поэтому, уже накопив исходный эстафетный багаж, человек начинает по-своему интерпретировать другие образцы поведения или деятельности, а кроме того уже освоенные ценностные ориентации порождают избирательность в отношении к дальнейшему освоению социального опыта». [8]

Формализация

Теория, как известно, – высшая форма организации научного знания, дающая целостное представление о закономерностях и существенных связях определенной области описываемой действительности. Она представляет собой дедуктивно простроенную систему организации знания, вводящую правила логического вывода более конкретного знания из наиболее общих для данной теории оснований-посылок.

Различают гипотетико-дедуктивные теории, нацеленные на процедуры объяснения, феноменологические – нацеленные на описание, индуктивно-дедуктивные – занимающие срединное положение между первыми и вторыми, и полностью формализованные теории логики и математики.

Существенную роль в анализе, уточнении и экспликации научных понятий играет формализация. Интуитивные понятия, хотя и кажутся более ясными с точки зрения обыденного сознания, но в силу их неопределенности и неоднозначности мало пригодны для науки. В научном познании нередко не только нельзя разрешить, но даже сформулировать и поставить проблемы до тех пор, пока не будут разъяснены и уточнены относящиеся к ним понятия.

Известно также, что любая формализованная теория беднее соответствующей ей содержательной теории. Любой результат измерения беднее отраженного в нем реального объекта, любая математическая модель явления беднее его самого и т. д. Используя те или иные элементы формализации, исследователь, выигрывая в точности, достигает этого за счет сознательного отвлечения от многих сторон рассматриваемого содержания.

Однако невозможность реализации программы формализма в полном объеме не отменяет огромной ценности самой формализации научного знания. Достаточно сказать, что именно формализация знания во многом обеспечила то поистине феноменальное развитие науки, которое происходило в последние 2–3 столетия.

Согласно Розову, «идеализированные объекты науки – это сложные эстафетные структуры, включающие в себя как непосредственные образцы практического использования теории, так и образцы конструирования новых объектов, к которым теория всегда применима». [8]

Идеализированные объекты, полученные в результате формализации, (объекты типа материальной точки или абсолютно твердого тела) позволяют в полной мере использовать принципиально новые механизмы развития материальной и познавательной деятельности, один из которых Розов назвал «конструктором»:

«… деятельность мы не только реализуем по непосредственным образцам или словесным описаниям, мы ее постоянно проектируем, создавая тем самым новые ее виды. Знание представляет собой не только описание уже реализованной деятельности, но и проекты деятельности, которые еще надо реализовать, если это практически возможно.

Иными словами, представление о воспроизведении деятельности по уже существующим образцам в рамках социальных эстафет – это принципиальное, но очень упрощенное представление. Исторически на базе эстафет и накопления знаний формируются принципиально новые механизмы развития материальной и познавательной деятельности. И прежде всего это такое образование, как конструктор, т.е. такая социальная программа, частично вербализованная, а частично нет, которая позволяет нам проектировать деятельность по созданию новых объектов с заранее заданными свойствами». [9]

«… можно сказать, что мы сталкиваемся с инженерной по своей сути, конструкторской деятельностью во всех областях познания. Мы создаем и реализуем проекты производственной и экспериментальной деятельности, конструируем числа и множество других математических объектов, конструируем системы координат, необходимых для фиксации тех или иных явлений. Наконец, любая теория и даже факты, на которых она базируется, – это продукты конструирования. Я думаю, можно усилить этот тезис и представить все познание как конструирование». [10]

Существование «конструктора» позволяет не только развиваться формализованным теориям исключительно на основе собственной аксиоматики (по типу, например, математики), но и использовать «конструктор», имеющийся в данной теории в других областях знаний.

Вот как, к примеру, представляет С.Лем математический «конструктор»:

«Давайте представим себе портного-безумца, который шьет всевозможные одежды. Он ничего не знает ни о людях, ни о птицах, ни о растениях. Его не интересует мир, он не изучает его. Он шьет одежды. Не знает, для кого. Не думает об этом. Некоторые одежды имеют форму шара без всяких отверстий, в другие портной вшивает трубы, которые называет «рукавами» или «штанинами». Число их произвольно.

Одежды состоят из разного количества частей. Портной заботится лишь об одном: он хочет быть последовательным. Одежды, которые он шьет, симметричны или асимметричны, они большого или малого размера, деформируемы или раз и навсегда фиксированы. Когда портной берется за шитье новой одежды, он принимает определенные предпосылки. Они не всегда одинаковы, но он поступает точно в соответствии с принятыми предпосылками и хочет, чтобы из них не возникало противоречие. Если он пришьет штанины, то потом уж их не отрезает, не распарывает того, что уже сшито, ведь это должны быть все же костюмы, а не кучи сшитых вслепую тряпок.

Готовую одежду портной относит на огромный склад. Если бы мы могли туда войти, то убедились бы, что одни костюмы подходят осьминогу, другие – деревьям или бабочкам, некоторые – людям. Мы нашли бы там одежды для кентавра и единорога, а также для созданий, которых пока никто не придумал. Огромное большинство одежд не нашло бы никакого применения. Любой признает, что сизифов труд этого портного – чистое безумие.

Точно так же, как этот портной, действует математика. Она создает структуры, но неизвестно чьи. Математик строит модели, совершенные сами по себе (то есть совершенные по своей точности), но он не знает, мо*дели чего он создает. Это его не интересует. Он делает то, что делает, так как такая деятельность оказалась возможной. Конечно, математик употребляет, особенно при установлении первоначальных положений, слова, которые нам известны из обыденного языка. Он говорит, например, о шарах, или о прямых линиях, или о точках. Но под этими терминами он не подразумевает знакомых нам понятий. Оболочка его шара не имеет толщины, а точка – размеров. Построенное им пространство не является нашим пространством, так как оно может иметь произвольное число измерений.

Математик знает не только бесконечности и трансфинитности, но также и отрицательные вероятности. Если нечто должно произойти наверное, его вероятность равна единице. Если же явление совсем не может произойти, она равна нулю. Оказывается, что может случиться нечто меньшее, чем просто ненаступление события.

Математики прекрасно знают, что не знают, что делают. Весьма компетентное лицо, а именно Бертран Рассел, сказал: «Математика может быть определена как доктрина, в которой мы никогда не знаем, ни о чем говорим, ни того, верно ли то, что мы говорим». [10]

То же можно сказать и о философии. Философия так же, как и математика, создаёт структуры, но неизвестно чьи. Но, если математика с помощью логики шьёт свои одежды из математических объектов, то философия (также с помощью логики) – из объектов семантических.

Идеализированные объекты «конструкторов» и теории, использующие такие объекты, – это особая разновидность семантической информации, связанная исключительно с формализованными системами. Такого рода семантическую информацию можно представить как семантическую информацию третьего уровня.

Однако эволюция форм семантической информации на этом не остановилась. Следующий шаг в развитии данной области сделал в своё время создатель диалектической логики Г.В.Ф. Гегель.

Диалектика

Заслуги Гегеля в развитии философии общеизвестны. В одной из своих основополагающих работ «Феноменология духа» Гегель пришел к выводу о том, что философия является самосознанием общего культурного развития человеческого родового разума, в котором она сама в то же время видит самосознание абсолютного духа, развивающегося в виде мира. Однако по-настоящему революционным стал выход второй основополагающей работы Гегеля «Наука логики». В этой работе Гегель заложил основы логики нового типа – диалектической логики.

Диалектическая логика становится наукой о чистом мышлении в элементе самого чистого мышления. Будучи наукой о сущности духа, а, следовательно, и вещей, она соединила в себе характер логики с чертами онтологии, став содержательным, а не только формально-логическим знанием, как это было до Гегеля.

Сам философ назовет ее «царством теней действительности», акцентируя тем самым момент порождения схем всякой реальной жизни в процессе движения абстрактного чистого мышления, а эволюцию этого превращения понятий он представит как изображение всеобщего мирового процесса, формы которого должны вначале пройти через сферу чистого мышления.

Исходя из универсальной схемы творческой деятельности мирового духа, получившей у Гегеля название абсолютной идеи, его логика предстала как идея в себе, как самосознание этой идеи, которая в своем всеобщем содержании раскрывается в виде определенной системы категорий, начиная от самых общих и бедных определений – бытие, небытие, наличное бытие, качество, количество, мера и т.д. и кончая более конкретными, более определенными понятиями – действительность, химизм, организм и т.д.

Вся эта сложная система понятий последовательно развертывается посредством диалектического движения вперед, соединяя жесткой, необходимой связью все три части логики – учение о бытии, учение о сущности и учение о понятии, которые вместе являют собой «возвышение субстанции до субъекта». [12]

Абсолютная идея — основополагающее понятие гегелевской философии, выражающее безусловную полноту всего сущего и в то же время само являющееся этим единственно подлинно сущим. Абсолютная идея — это еще и предмет всей системы гегелевской философии.

Будучи и субстанцией и субъектом одновременно, она осуществляет себя в процессе собственного имманентного развития. Самораскрытие ее содержания проходит в виде ряда ступеней постепенного движения от абстрактно-всеобщего к конкретному, частному. Данное движение вперед заключает в себе три основных стороны деятельности: полагающую, противополагающую и соединяющую, т.е. обнаружение и разрешение противоречий, благодаря чему и осуществляется переход к более высоким ступеням развития.

На первом этапе абсолютная идея предстает в виде логической абсолютной идеи, как «идеи-в-себе», лишенной самосознания, развивающейся исключительно в стихии чистой мысли. В таком виде она является предметом логики.

Вторая ступень самораскрытия абсолютной идеи — это природа, или идея в ее «инобытии», «самоотпустившая» себя в чужое, положенное, правда, ею же самой, чтобы затем «извести из себя это иное» и снова «втянуть его в себя», став субъективностью, духом.

Познав себя в форме природы и найдя себя в ней в форме человеческого сознания, абсолютная идея вновь приходит к себе, чтобы стать тем, что она есть. Таким образом она превращается в абсолютный дух, «идею-в-себе-и-для-себя» – завершающее звено, реализующее саморазвитие абсолютной идеи, выступающей на этом этапе предметом гегелевской философии духа. [13]

Однако диалектическая логика в изложении Гегеля оказалась столь сложной, что вызвала затруднения в понимании даже у таких известных философов, как Маркс и Ленин. [14]

И в результате:

««Феноменология духа» оставалась и до сих пор остается в сущности непонятой философами, которые никогда уже не смогли подняться до той высоты диалектического мышления, какая была достигнута Гегелем.

В споре между «умеренными» гегельянцами в качестве центральной проблемы философии Гегеля выдвигалась проблема взаимоотношения «субстанции» и «субъекта». Для гегельянцев становилась все более очевидной непоследовательность Гегеля, допущенная при попытке «примирить» «субстанцию» с «субъектом» в «Феноменологии духа».

Как видим, они вообще не поняли ни Гегеля, ни, даже, Спинозы. Уже Спиноза, рассматривая субстанцию, отмечает не только ее пассивный характер (атрибут протяженности, телесности), но ее активный характер (атрибут мышления, самодвижения). Если субстанцию лишить характера субъективности, самодвижения, то необходимо признать наличие источника движения вне субстанции, существование субъекта вне материи. Необходим дуализм. И все встает на круги своя. Возвращаемся к дуализму Декарта-Канта.

Конкретно: философия после Гегеля, похоже, даже не догадывалась и не догадывается о том, что она – не наука, а диалектика, не дуалистическое мышление, механически творящее целое из частей, а монистическое мышление, творящее части из целого согласно законам организменного развития.

Философия после Гегеля не понимала и не понимает, что мышление, как форма материи, как продукт субстанции несет в себе все ее фундаментальные свойства и закономерности. Что, исследуя мышление «субъекта», мы исследуем «субстанцию»». [14]

Обоснование такой точки зрения – в работах [15], [16].

В общем, всё говорит о том, что диалектическую логику следует отнести к семантической информации следующего – четвёртого уровня.

Эволюцию форм семантической информации можно также представить как переход от чувственной ступени познания к логическому мышлению (переход от восприятий и представлений к отражению в форме понятий).

Ощущение – в рамках теории отражения – простейший аналитико-синтетический акт сенсорного познания. Ощущение возникает в результате воздействия на органы чувств вещей или явлений объективного мира и состоит в отражении отдельных свойств этих вещей и явлений.

Восприятие – целостное отражение объективной реальности в результате непосредственного воздействия объектов реального мира на органы чувств человека. Включает обнаружение объекта как целого, различение отдельных признаков в объекте, выделение в нем информативного содержания, адекватного цели действия, формирование чувственного образа. Восприятие связано с мышлением, памятью, вниманием и включено в процессы практической деятельности и общения.

Представление:

1) форма индивидуального чувственного познания, имеющая своим результатом целостный образ объекта, возникающий вне непосредственного воздействия последнего на органы чувств;

2) форма фиксации коллективного опыта в содержании культуры: в максимально обобщенном виде представление выступает формой конституирования мировоззрения как системы наиболее общих представлений о мире, человеке и месте человека в мире, выступая в качестве глубинных семантико-аксиологических оснований той или иной культурной традиции (универсалии или категории культуры). С точки зрения своего гносеологического статуса, универсалии культуры могут быть оценены именно как представления максимальной степени общности, задающие основы не только миропонимания и мироистолкования, но и мироощущения, мировосприятия, миропереживания.

Понятие – форма мышления, отражающая существенные свойства, связи, отношения предметов и явлений. Основная логическая функция понятия – выделение общего, которое достигается посредством отвлечения от всех особенностей отдельных предметов данного класса.

Эволюция мышления от чувственной ступени познания к логическому мышлению наглядно показана в работе М.Белоногова «Объективное мышление и его эволюция» [15]:

«Итак, имеем три эволюционно следующих друг за другом технологий мышления: мышление в восприятиях, мышление в представлениях, мышление в понятиях. Каждая технология мышления в своем развитии проходит через две формы – конечную и бесконечную. Поэтому, на сегодня мы наблюдаем пять форм мышления:


– мышление в конечных восприятиях (первичная форма);

– мышление в бесконечных восприятиях (ассоциативное);

– мышление в конечных представлениях (комбинаторное);

– мышление в бесконечных представлениях (религиозно-художественное);

– мышление в конечных понятиях (формально-логическое мышление, научное мышление).

Сегодня мышление стоит перед двумя принципиально разными задачами:

1. Перевести конечные представления в конечные понятия.

2. Перевести представления, не поддающиеся научному синтезу, и конечные понятия в форму бесконечного понятия.

Основательное осмысление проблем первого пункта началось с работ Хрисиппа и Аристотеля, продолжалось Бэконом, Лейбницем, Фреге, в новейшее время оно связано с логистическим атомизмом (Витгенштейн и его школа). Там же была обнаружена и недостаточность этого осмысления в части пункта 2. Как мы знаем, модернизация логистического атомизма в лингвистический анализ не спасла неопозитивизм от крушения перед проблемой синтеза диалектического бесконечного мышления.

Начало результативным решениям проблем второго пункта положено в работах Платона, далее через неоплатоников и Спинозу, Канта, Фихте, Шеллинга к последнему, кто совершил рывок в этом направлении – к Гегелю. На этом мышление пока остановилось. Нечеловеческая мощь мышления Гегеля до сих пор не поддается осмыслению простыми смертными.»

Речь идёт о мышлении в бесконечных понятиях.

Однако понять, что за бесконечность имеется в виду в перечисленных формах мышления можно только после освоения основ диалектической логики.

В работе Белоногова даются самые общие представления об этих основах. Кроме того, даётся развёрнутая характеристика каждой из упомянутых форм мышления.

Такая классификация форм мышления позволяет ввести более тонкую градацию уровней семантической информации, циркулирующей в сообществах.

Так уровень эстафем может быть представлен в виде 4 подуровней, соответствующих мышлению в конечных и бесконечных восприятиях, а также конечных и бесконечных представлениях.

Краткую характеристику уровней семантической информации можно представить в виде таблицы:

Прогрессивная эволюция

Информация – одно из центральных понятий современной философии и науки, широко вошедшее в научный обиход с 50-х гг. XX в. Данное понятие все чаще рассматривается в качестве третьего компонента бытия – наряду с веществом и энергией.

В философии сосуществуют два различных подхода, две противостоящие друг другу концепции информации – атрибутивная и функциональная. Атрибутивная концепция трактует информацию как свойство всех материальных объектов, т.е. как атрибут материи. Функциональная концепция, напротив, связывает информацию лишь с функционированием самоорганизующихся систем.

Каждая из этих концепций отражает определенный аспект информации и поэтому их можно рассматривать в единстве, при котором атрибутивная концепция делает акцент на независимости информации как атрибута материального объекта от процессов ее использования, отражая тем самым статический аспект информации. Функционирование же кибернетической системы, с которым связывает информацию функциональная концепция, отражает по своей сути динамический аспект информации, определяющий информацию через динамику информационных процессов. [17]

Очевидное повышение структурной сложности семантической информации в процессе биологической и социальной эволюции позволяет рассматривать это повышение как неотъемлемую составляющую прогрессивной эволюции живого, а представление информации в качестве третьего компонента бытия – как коэволюцию вещества и семантической информации.

И здесь сами собой напрашиваются аналогии с гегелевскими представлениями, аналогии как с уровнями семантической информации, так и в оценке общих результатов саморазвития: «возвышение субстанции до субъекта».

Абсолютный дух – в философской системе Гегеля конечное звено развития духа, проходящего через этапы восхождения к абсолютному знанию. В своем развитии дух постигает абсолютную идею через созерцание и чувства в искусстве, затем через эмоциональное переживание – в религии и, наконец, адекватно формирует идею как мыслящее себя понятие в философии. Актуализированный абсолютный дух, таким образом, становится сознательным, свободным и бесконечным самотворчеством, способным к саморазвитию. [17]

В наше время уже ни у кого не вызывает сомнения, что семантическая информация высокого уровня всё более становится основой как научно-технического, так и социального развития. Освоение обществом четвёртого уровня семантической информации – это, вполне возможно, реальный путь к решению тех проблем Цивилизации, которые в нынешних условиях представляются неразрешимыми.

Ну, а аналогом полностью «актуализированного абсолютного духа» можно считать гипотетический Метагеном – как структуры, приобретающей в процессе развития свойства, которыми обладает человеческий мозг: сознание, и в дальней перспективе – разум… Подробнее об этой гипотезе – в работе [2].

Скорее всего для такого качественного перехода (если он вообще возможен) понадобится создание и освоение очередного – пятого уровня семантической информации…

Прогрессивная эволюция – это коэволюция живого и семантической информации.

Искусственный интеллект и проблема понимания

Иллюзии, связанные с застарелым риторическим вопросом «Может ли машина мыслить?», имеют в своей основе неразрешённую философскую проблему, известную как проблема «смысла и значения».

Одно из известных решений этой проблемы – это т.н. треугольник Фреге (он же треугольник Огдена – Ричардса, он же семантический треугольник), предложенный в своё время известным логиком и математиком Готлобом Фреге.

Казалось, что достаточно найти способ формализовать все связи упомянутого треугольника, ввести в машину, как понимание проявится в машине само собой.

М.Розов в своих работах убедительно показал несостоятельность самого подхода к решению проблемы смысла с помощью треугольника Фреге и других подобных построений. На основе теории деятельности и теории социальных эстафет он предложил собственное решение данной проблемы. [18]

Из решения, предложенного Розовым, однозначно следует, что понимание как описание содержания образцов деятельности в принципе не может быть до конца формализовано. И дело не столько в упомянутом принципе дополнительности или теоремах Гёделя и Тарского.

Из анализа Розова следует, что другого способа обеспечить понимание, чем тот, который эволюционно возник в человеческих сообществах, по-видимому не существует. Повторимся: необходимым условием понимания чего-либо является сопоставление семантической информации, содержащейся в метагеноме (доступной и усвоенной его части) с личным опытом, полученным в результате практического оперирования с объектами.

Так что попытки смоделировать мышление и, соответственно, понимание исключительно на формализованной основе заведомо обречены. Придётся приделывать машине органы чувств, эффекторы, а также каким-то образом обеспечить машине возможность деятельности.

Ну, а далее, – воспитывать полученного андроида с помощью общепринятого способа: инсталляцией человеческого метагенома.

Похоже, что единственно возможный способ существования социума и, соответственно, разума в его нынешнем состоянии – это способ, включающий использование семантической информации упомянутых трёх уровней. Ну, и в перспективе – освоение четвёртого…

Даже самые продвинутые машины пока используют только первый.

Мышление, разум, понимание – это свойства общества, проявляющееся в индивидах благодаря как соответствующим свойствам мозга индивидов, так и наличию информационной среды, поддерживающей эти свойства общества.

ПРИМЕЧАНИЕ: по результатам обсуждений текст постоянно обновляется и дополняется.

Актуальная версия поддерживается на:

http://lit.lib.ru/h/hohlachew_j_s/text_0030.shtml

Литература

1. Дойч Д., Структура реальности, РХД – Москва-Ижевск, 2001


2. Хохлачев Ю.С., Метамеметика

http://lit.lib.ru/h/hohlachew_j_s/text_0040.shtml


3. Левченко В.Ф., Эволюция биосферы до и после появления человека

http://www.evol.nw.ru/labs/lab38/lev...book2/book.htm


4. Розов М.А., Тезисы к перестройке теории познания

http://rozova.net/materials/Tezisi_k...ya_RozovMA.pdf


5. Докинз Р., Эгоистичный ген


6. Розов М.А., Социальная память и пространственно-временное бытие человека

http://rozova.net/materials/RozovMA_..._cheloveka.pdf


7. Розов М.А., О соотношении естественнонаучного и гуманитарного познания

http://rozova.net/materials/Problema...ma_RozovMA.pdf


8. Розов М.А., Теория познания как эмпирическая наука

http://rozova.net/materials/Teoria_p...ka_RozovMA.pdf


9. Розов М.А., Проблема истины в свете теории социальных эстафет

http://rozova.net/materials/Problema...SE_RozovMA.pdf


10. Розов М.А., Механизмы развития знания

http://emag.iis.ru/arc/infosoc/emag....2578760045ee60


11. Лем Ст., Сумма технологии


12. Новейший философский словарь /Сост. А.А. Грицанов, 1998 г.


13. В. Кемеров. Философская энциклопедия. – «Панпринт», 1998 г.


14. Белоногов М.И., «Феноменология духа» и современная философия

http://kommunika.ru/?p=556


15. Белоногов М.И., Объективное мышление и его эволюция

http://kommunika.ru/?p=180


16. Белоногов М.И., Философские эссе

http://kommunika.ru/?p=176


17. Философский энциклопедический словарь /Ред.-сост.Е.Ф.Губский и др., 2003 г.

18. Розов М.А., Социум как «волна»

http://rozova.net/materials/Socium_k...na_RozovMA.pdf