Поэзия сопротивления

[Antosh]

Считаю одним из важнейших и незаслуженно забываемых ныне способов познания - поэтическо-художественный. Считаю его Способом мышления будующего.
Считаю, что в современном рукотворном хаосе в сознании, поэзия(песня) является почти единственным маяком, не подвластным манипуляторам с ТВ. Можно исказить любые факты, смысл, внушить нужные стереотипы, но создать высокохудожественное поэтическое(песенное) произведение, да еще за деньги- невозможно. (Можно даже заменить несколько строк из текста гимна(песни)- и он(она) неизбежно умирает). Да и вообще, высокохудожественное- значит возвышающее человека, а такой тип для манипуляторов опасен. Поэтому им легче "сыграть на понижение" и опустить сознание до уровня "сверкнула финка- прощай Маринка". Врагам нашего народа легче просто "переформатировать" сознание следующего поколения, "отключив" его от песенно-поэтической культуры прошлого и настоящего. Им необходимо вытравить поэтический способ мышления, как форму воспроизводства ценностных блоков сознания нашего народа. Как один из компонентов обретения духовного суверинитета.
Вот тут-то, наряду с "молекулярным" межличностным воздействием (в семьях, коллективах)важны такие проекты, как - "Поэзия сопротивления".

[Сергей Советский]

А я внесу свою лепту и посоветую всем читать произведения замечательной Русской поэтессы Марины Струковой.
http://web.vrn.ru/sss/new_page_39.htm
http://www.russkoedelo.org/poetry/strukova.php
http://www.zavtra.ru/cgi/veil/data/denlit/089/61.html
http://www.zavtra.ru/cgi/veil/data/z...07/689/71.html

Краткая рецензия на стихи Марины: http://www.voskres.ru/kolonka/strukova.htm

[pogar]

А кто нибудь помнит сказку В. Маяковского "О Пете толстом ребёнке и Симе, который тонкий"? К сожалению не смог скачать полностью. Если кто нибудь знает, то пусть даст ссылку.

СКАЗКА
О ПЕТЕ,
ТОЛСТОМ РЕБЕНКЕ,
И О СИМЕ, КОТОРЫЙ ТОНКИЙ

Жили были
Сима с Петей.
Сима с Петей
были дети.
Пете 5,
А Симе 7 —
и 12 вместе всем.

1

Петин папа
был преважным:
в доме жил пятиэтажном
и, как важный господин,
в целом доме
жил один.
Очень толстый,
очень лысый,
злее самой злющей крысы.
В лавке сластью торговал,
даром сласти не давал.
Сам себе под вечер в дом
сто пакетов нес с трудом,
а за папой,
друг за другом,
сто корзин несет прислуга.
Ест он,
с Петею деля, мармелад и кренделя.
Съест
и ручкой маме машет:
— Положи еще, мамаша! —
Петя
взял
варенье в вазе,
прямо в вазу мордой лазит.
Грязен он, по-моему, как ведро с помоями.
Ест он целый день,
и глядь -
Пете некогда гулять.
С час поковыряв в носу,
спит в двенадцатом часу.
Дрянь и Петя
и родители:
общий вид их отвратителен.
Ясно
даже и ежу —
этот Петя
был буржуй.

2

Сима
тоже
жил с отцом,
залихватским кузнецом. Папа — сильный,
на заводе
с молотками дружбу водит.
Он в любую из минут
подымает пальцем пуд.
Папа явится под вечер,
поздоровавшись для встречи, скажет маме:
- Ну-ка,
щи
нам с товарищем тащи!
— Кашу съев
да щи с краюшкой,
пьют чаи цветастой кружкой.
У рабочих денег нету.
Симе
в редкость есть конфету.
Но зато
она и слаще,
чем для Пети
целый ящик.
Чай попив,
во весь опор
Сима с папой
мчат во двор.
Симин папа
всех умнее,
всё на свете он умеет,
Колесо нашел
и рад,
сделал Симе самокат.
Сима тоже деловит:
у него серьезный вид.
Хоть ручонки и тонки, трудится вперегонки.
Из мешка,
на радость всем,
Сима сам смастачил шлем.
Красную надев звезду,
Сима всех сумел бы вздуть!
Да не хочет —
не дерется!
Друг ребячьего народца.
Сима чистый,
чище мыла.
Мылся сам,
и мама мыла.

[chumakova]

Вот нашла продолжение:
Вид у Симы крепыша,
пышет, радостью дыша.
Ровно в восемь
Сима спит.
Спит, как надо -
не сопит.
Птицы с песней пролетали,
пели:
"Сима - пролетарий!"

3

Петя,
выйдя на балкончик,
жадно лопал сладкий пончик:
словно дождик по трубе,
льет варенье по губе.
Четверней лохматых ног
шел мохнатенький щенок.
Сел.
Глаза на Петю вскинул:
- Дай мне, Петя, половину!
При моем щенячьем росте
не угрызть мне толстой кости.
Я сильнее прочих блюд
эти пончики люблю.
Да никак не купишь их:
заработков никаких.-
Но у Пети
грозный вид.
Отвернуться норовит.
Не упросишь этой злюни.
Щен сидит,
глотает слюни.
Невтерпеж,
поднялся -
скок,
впился в пончиковый бок.
Петя,
посинев от злости,
отшвырнул щенка за хвостик.
Нос
и четверо колен
об земь в кровь расквасил щен.
Омочив слезами садик,
сел щенок на битый задик.
Изо всех щенячьих сил
нищий щен заголосил:
- Ну, и жизнь -
не пей, не жуй!
Обижает нас буржуй.
Выйди, зверь и птичка!
Накажи обидчика! -
Вдруг,
откуда ни возьмись,
сто ворон слетают вниз.
Весь оскаленный, шакал
из-за леса пришагал.
За шакалом
волочится
разужасная волчица.
А за ней,
на три версты
распустив свои хвосты,
два огромных крокодила.
Как их мама уродила?!
Ощетинивши затылки,
выставляя зубы-вилки
и подняв хвостища-плети,
подступают звери к Пете.
- Ах, жадаба!
Ах ты, злюка!
Уязви тебя гадюка!
Ах ты, злюка!
Ах, жадаба!
Чтоб тебя сожрала жаба!
Мы
тебя
сию минутку,
как поджаренную утку,
так съедим
или ин_а_че.
Угнетатель ты зверячий! -
И шакал,
как только мог,
хвать пузана
за пупок!
Тут
на Петю
понемногу
крокодил нацелил ногу
и брыкнул,
как футболист.
- Уходи!
Катись!
Вались! -
Плохо Пете.
Пете больно.
Петя мчит,
как мяч футбольный.
Долетел,
от шишек страшный,
аж
до Сухаревой башни.
Для принятья строгих мер -
к Пете милиционер.
Говорит он грозно Пете:
- Ты ж не на велосипеде!
Что ты скачешь, дрянный мальчик?
Ты ведь мальчик,
а не мячик.
Беспорядки!
Сущий яд -
дети этих буржуят!
Образина милая,
как твоя фамилия? -
Петя стал белей, чем гусь:
- Петр Буржуйчиков зовусь.
- Где живешь,
мальчишка гадкий?
- На Собачьевой
площадке. -
Собеседник Петю взял,
вчетверо перевязал,
затянул покрепче узел,
поплевал ему на пузо.
Грозно
вынул
страшный страж
свой чернильный карандаш,
вывел адрес без помарки.
Две
на зад
наклеил марки,
а на нос
- не зря ж торчать! -
сургучовую печать.
Сунул Петю
за щеку
почтовому ящику.
Щелка узкая в железе,
Петя толст -
пищит, да лезет.
- Уважаемый папаша,
получайте
чадо ваше!

4

Сказка сказкой,
а щенок
ковылял четверкой ног.
Ковылял щенок,
а мимо
проходил известный Сима,
получивший
от отца
что-то вроде леденца.
Щений голод видит Сима,
и ему
невыносимо.
Крикнул,
выпятивши грудь:
- Кто посмел щенка отдуть?
Объявляю
к общей гласности:
все щенята
в безопасности!
Я защитник слабого
и четверолапого. -
Взял конфету из-за щек.
- Н_а_, товарищ!
ешь, щенок! -
Проглотил щенок
и стал
кланяться концом хвоста.
Сел на ляжечки
и вот
Симе лапу подает.
- Спасибо
от всей щенячьей души!
Люби бедняков,
богатых круши!
Узнается из конфет,
добрый мальчик
или нет.
Животные домашние -
тебе
друзья всегдашние. -
Замолчал щенок,
и тут
появляется верблюд.
Зад широкий,
морда _у_же,
весь из шерсти из верблюжьей.
- Я
рабочий честный скот,
вот штаны,
и куртка вот!
Чтобы их тебе принесть,
сам
на брюхе
выстриг шерсть.
А потом пришел рабочий,
взял с собою
шерсти клочья.
Чтобы шерсть была тонка,
день работал у станка.-
За верблюдиной баранчик
преподносит барабанчик
собственного пузыря.
- Барабаньте, чуть заря! -
А ближайший красный мак,
цветший, как советский флаг,
не подавши даже голоса,
сам
на Симу прикололся.
У зверей
восторг на морде:
- Это
Симе
красный орден! -
Смех всеобщий пять минут.
В это время,
тут как тут,
шла четверка
из ребят,
развеселых октябрят.
Ходят час,
не могут стать.
- Где нам пятого достать?
Как бы нам помножиться? -
Обернули рожицы.
Тут фигура Симина.
- Вот кто нужен именно! -
Храбрый,
добрый,
сильный,
смелый
Видно - красный,
а не белый.
И без всяких разногласий
обратился к Симе Вася:
- Заживем пятеркой братской,
звездочкою октябрятской? -
Вася,
Вера,
Оля,
Ваня
с Симой ходят, барабаня.
Щеник,
радостью пылая,
впереди несется, лая.
Перед ними
автобусы
рассыпаются, как бусы.
Вся милиция
как есть
отдает отряду честь.

5

Сказка сказкою,
а Петя
едет, как письмо, в пакете.
Ехал долго он и еле
был доставлен в две недели.
Почтальон промеж бумажками
сунул в сумку вверх тормашками.
Проработав три часа,
начал путать адреса.
Сдал, разиня из разинь,
не домой, а в магазин.
Петя,
скисши от поста,
распечатался и встал.
Петя
плоский, как рубли.
Он уже не шар,
а блин.
Воскресенье -
в лавке пусто.
Петя
вмиг приходит в чувство
и, взглянув на продовольствие,
расплывается от удовольствия.
Рот раскрыл,
слюна на нем.
- Ну, - сказал, -
с чего начнем? -
Запустил в конфеты горсти
и отправил в рот для скорости.
Ел он, ел
и еле-еле
все прикончил карамели.
Петя, переевши сласть,
начал в пасть закуски класть
и сожрал по сей причине
все колбасы и ветчины.
Худобы в помине нет,
весь налился,
как ранет.
Все консервы Петя ловкий
скушал вместе с упаковкой.
Все глотает, не жуя:
аппетит у буржуя!
Без усилий
и без боли
съел четыре пуда соли.
Так наелся,
что не мог
устоять на паре ног.
Петя думает:
"Ну, что же!
Дальше
буду
кушать лежа".
Нет еды,
но он не сыт,
слопал гири и весы.
Видано ли это в мире,
чтоб ребенок
лопал гири?!
Петя -
жадности образчик;
гири хрустнули,
как хрящик.
Пузу отдыха не дав,
вгрызся он в железный шкаф.
Шкаф сжевал
и новый ищет...
Вздулся вербною свинищей.
С аппетитом сладу нет.
Взял
губой
велосипед -
съел колеса,
ест педали...
Тут их только и видали!
Но не сладил Петя бедный
с шиною велосипедной.
С грустью
объявляю вам:
Петя
лопнул пополам.
Дом
в минуту
с места срыв,
загремел ужасный взрыв.
Люди прыгают, дрожа.
"Это, - думают, - пожар!"
От вел_и_ка до мал_а_
все звонят в колокола.
Вся в сигналах каланча,
все насосы волочат.
Подымая тучи пыли,
носятся автомобили.
Кони десяти мастей.
Сбор пожарных всех частей.
Впереди
на видном месте
вскачь несется
сам брандмейстер.

6

Сказка сказкою,
а Сима
ходит городом
и мимо.
Вместе с Симою в ряд
весь отряд октябрят.
Все живут в отряде дружно,
каждый делает что нужно, -
как товарищ,
если туго,
каждый
выручит друг друга.
Радуется публика -
детская республика.
Воскресенье.
Сима рад,
за город ведет отряд.
В небе флаг полощется,
дети вышли в рощицу.
Дети сели на лужок,
надо завтракать ужо.
Сима, к выдумкам востер,
в пять минут разжег костер.
Только уголь заалел,
стал картошку печь в золе.
Почернел картошкин бок.
Сима вынул,
крикнул:
- Спёк! -
Но печален голос Оли:
- Есть картошка,
нету соли. -
Плохо детям,
хоть кричи,
приуныли, как грачи.
Вдруг
раздался страшный гром.
Дети
стихли впятером.
Луг и роща в панике.
Тут
к ногам компанийки
в двух мешках упала соль -
ешь, компания,
изволь!
Вслед за солью
с неба
градом
монпасье
с доставкой на дом.
Льет и сыплет,
к общей радости,
булки всякие
и сладости.
Смех средь маленького люда:
- Вот так чудо!
чудо-юдо!
Нет,
не чудо это, дети,
а - из лопнувшего Пети.
Все, что лопал Петя толстый,
рассыпается на версты.
Ливнем льет
и валит валом -
так беднягу разорвало.
Масса хлеба,
сласти масса -
и сосиски,
и колбасы!
Сели дети,
и отряд
съел с восторгом всё подряд.
Пир горою и щенку:
съест
и вновь набьет щеку -
кожицею от колбаски.
Кончен пир -
конец и сказке.
Сказка сказкою,
а вы вот
сделайте из сказки вывод.
Полюбите, дети, труд -
как написано тут.
Защищайте
всех, кто слаб,
от буржуевых лап.
Вот и вырастете -
истыми
силачами-коммунистами

[Gena]

Ай да Света!
Ай да Чумакова!
Нам стишат,
нашла толковых!

[PlavRoy]

Света Чумакова,скинь мне свой эл.адрес,я стихов своих тебе пришлю.Мой адр: om090545@yandex.ru

[Сергей Советский]

КО ДНЮ РОЖДЕНИЯ ПОЭТА
В. МАЯКОВСКОГО

«Во весь голос»

Владимир Маяковский (1893-1930) - первый мировой пролетарский гений. Как сказал турецкий поэт Назым Хикмет, «он так велик, что по сравнению с ним мы, современные поэты, все маленькие. Он учитель наш, так скажут и Пабло Неруда, и Луи Арагон, и все честные поэты мира». А Иоганнес Бехер писал, что «новый мощный талант налетел, как ураган с востока, и разметал старые ритмы и образы, как этого не смел ещё ни один поэт». «Маяковский был и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом нашей эпохи» (Сталин).
Детство Володи прошло в Грузии, в городке Багдади, где Маяковские были единственной русской семьей. Отец, Владимир Константинович, был лесничим, мать воспитывала троих детей. Демьян Маяковский - родоначальник семьи, был одним из самых энергичных руководителей запорожских казачьих отрядов. Прапрадед Маяковского Кирилл - дворянин, полковой есаул Черноморских войск. Отец Владимира в 1883 г. женился на А.А. Павленко, дочери капитана Кубанского полка, который принимал участие в Севастопольской войне, умер на войне во время эпидемии сыпного тифа.
К сожалению, Владимир Константинович скончался рано - в 49 лет, хотя был полон сил и энергии. Нелепая смерть - уколол палец, заражение крови. На троих детей осталась пенсия 10 рублей в месяц, так как отец не дослужил до полной. А ведь многие наши идиоты считают, что в царские времена народ прямо-таки шиковал. С тех пор Маяковский очень осторожно относился к сырой воде. К тому же, любил порядок. Эта привычка осталась на всю жизнь.
Интересно также, что Володя родился в день рождения отца - 7 июля.

Талант от Бога

Мать поэта вспоминала: «Я ему читала стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова, «Записки охотника» Тургенева, сказки Льва Толстого, Чехова. Я специально подбирала ему такие произведения, в которых описывались свобода, тяжёлое положение народа, заметив, что такие произведения его особенно интересовали». Володя, как и отец, наизусть читал целый ряд произведений Гоголя и отрывки из его комедий.
В 1902 г. в гимназии города Багдади учитель был изумлён до чрезвычайности. «Этот странный мальчик Маяковский удивляет меня своими ответами и вопросами. Когда я спросил: «Хорошо ли было для Адама, когда бог после грехопадения проклял его и сказал: «В поте лица своего будешь ты есть хлеб свой», - Маяковский ответил: «Очень хорошо. В раю Адам ничего не делал, а теперь будет работать и есть. Каждый должен работать». Мальчику было девять лет.
...В 1915 г. в Москве Маяковский познакомился с семьей Лили и Осипа Брик, о чём в данной статье не будем распространяться. С этого момента началась другая жизнь. Любовь к Лиле вдохновила поэта на создание шедевров - «Флейта-позвоночник», «Облако в штанах» и другие стихи. В эти же годы Маяковский блистал как футурист, новатор поэзии, поражая публику мощным талантом, запредельной энергией, невиданной со времен гения Пушкина.
Один из товарищей вспоминал, что Маяковский был крепким, высоким и, где бы ни появлялся, выглядел как памятник. У него была буквально «нескромная» фигура. Эльза Триоле, сестра Лили Брик, говорила, что Владимир не был ни самодуром, ни скандалистом, был человеком необычайно деликатным, вежливым и ласковым. У него всё было в превосходной степени - потребность абсолютного, максимального чувства и в дружбе, и в любви.
В его могучей фигуре являлась личность гигантского масштаба. Выступления Маяковского проходили так часто, что кажется невероятным. «Читать трудновато, - признается он в письме Л. Брик. - Читаю каждый день, например, в субботу читал в Новочеркасске от 8 ч. вечера до 12 ч. ночи; просили выступить ещё в 8 часов утра в университете, а в 10 - в кавалерийском полку, но пришлось отказаться, так как в 10 часов поехал в Ростов и читал в РАППе до 4.50, а в 5.30 уже в Ленинских мастерских, а отказаться никак нельзя: для рабочих и бесплатно!»
В 1927 г., например, Маяковский 12 августа выступал в Гурзуфе, 16 - в Алупке, 17 в Ялте, 19 в Евпатории, 20 в Симферополе. До конца месяца у него было ещё семь выступлений. На встречах, где он читал собственные стихи, народу было не протолкнуться - вызывали конную милицию, сидели на ступеньках. На вечере в Политехническом в 1922 г. в Москве, после усиленных вызовов он заявил, что прочтёт свою новую вещь, только если публика хорошо пожертвует в пользу голодающих. Он сам обошел аудиторию, собрав значительную сумму.
Однажды Владимир выступал в кафе, где собрались мещане-потребители жратвы, коих ныне взрастилось в изобилии. Стихи убили публику наповал. Он назвал их «Вам!»
Вам, проживающим за оргией оргию,
Имеющим ванну и тёплый клозет!..
Знаете ли вы, бездарные, многие,
Думающие нажраться лучше как, -
Может быть сейчас бомбой ноги
Выдрало у Петрова поручика?..
Если бы он, приведённый на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!
Вам ли, любящим баб да блюда,
Жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре блядям буду
Подавать ананасную воду!
Битки и жареные курьи ноги застыли в руках толстозадой публики. Дамы позеленели и покраснели, заверещали «ах, ох», сделали вид, что им стало дурно, мужики загалдели, посыпались угрозы, свист. Маяковский стоял очень бледный, закурил, но не уходил с эстрады. Некая фифа заорала: «Чем мерзкие стихи писать, шёл бы на фронт!»
Владимир парировал:
- Недавно во Франции один известный писатель выразил желание поехать на фронт. Ему поднесли золотое перо и пожелание: «Останьтесь, ваше перо нужнее родине, чем шпага».
- Ваше перо никому не нужно! - тётка билась в истерике.
- Мадам, не о вас речь, вам перья нужны только на шляпу.
На Невском он встретил даму, которая, надрываясь, орала, что Ленин - германский шпион. Мы это точно знаем, у нас неопровержимые доказательства!
Вдруг Маяковский говорит:
- Гражданка! Отдайте кошелёк, вы у меня вытащили кошелёк!
Та в полной растерянности, публика тоже. Мадама, наконец:
- Как вы смеете сочинять такие гадости?
- А как вы смеете говорить, что Ленин - шпион! Это ещё большая гадость!
Ленина он боготворил. На похоронах Владимира Ильича выстоял в очереди три раза.
Кстати, по поводу знаменитых строк «Ешь ананасы, рябчиков жуй. День твой последний приходит, буржуй!» Маяковский писал: «Этих стихов нет ни в одной из моих книжек! Но недавно я узнал, что с этими строками красноармейцы шли на взятие Зимнего дворца. И этим отрывком я теперь горжусь больше, чем 60-ю тысячами напечатанных мною строк».
За границей Маяковский читал свои стихи по-русски, его не беспокоило, что лишь немногие понимают их. Воздействие его титанической личности было столь огромно, что слушатели сидели, загипнотизированные невероятной энергией русского гения. Один из них признавался после выступления Маяковского, что русский язык - это язык колоколов, ударение в нём из бронзы. Когда в Праге он читал «Левый марш», всё собрание онемело от восторга. Литературный вечер превратился в марш дружеских чувств чехов к Советскому Союзу.
Архитектор из Польши М. Щука: «Прочитанный Маяковским «Ленин» - вещь потрясающая. Те, кто почувствительнее, - прослезились. Я толстокожий, но тут, признаюсь, проняло». В Чикаго вспоминали, что прекрасная и сильная поэма Маяковского о смерти Ленина произвела огромное впечатление на собравшихся. Английский писатель Джеймс Олдридж говорил: «Вы даже не представляете, какое огромное значение имеют для нас на Западе многие его произведения. Такие, например, как «Стихи о советском паспорте». И нам, на Западе, нужны такие герои и такая литература, как у Маяковского».
Это сейчас у нас великого Владимира стараются ошельмовать, забыть, как жуткий сон, химеру революции. Но придёт время, оно уже недалеко, когда во весь голос встанет Маяковский и сотрёт в прах диктатуру подонков, что властвуют в стране великого Октября! Как говорил некто, сколько верёвку ни вить, а концу - быть!

Берегите поэтов

Ему нравился роман «Мартин Иден» Джека Лондона. Владимир видел в герое общее с ним. Выходец из бедной семьи, с огромной силой воли и невероятным талантом и упорством, он достиг вершины литературной славы. В случае с Маяковским трудно понять, откуда в молодом человеке развился гениальный дар поэта с блистательным чувством юмора, ритма, меткости и какой-то поистине неземной силы. Однако труд этот был адским. Иногда какая-нибудь рифма занимала у него целый день. Записывал он чаще всего на папиросных коробках...
Как-то на Кузнецком мосту он окликнул Марину Цветаеву. Та сказала, что уезжает за границу к мужу, спросила, что передать. «Что правда - здесь», - сказал он, пожал руку и зашагал дальше. Она смотрела ему вслед и думала: оглянись он и крикни: «Да полно вам, Цветаева, бросьте, не уезжайте!» - она осталась бы, и, как зачарованная, зашагала бы за ним, с ним, навсегда.
Увидев однажды Есенина, Маяковский, потрясенный, пришел к поэту Н. Асееву.
- Я видел Сергея Есенина, - с горечью и затем горячась сказал Володя, - пьяного! Я еле узнал его. Надо как-то, Коля, взяться за Есенина. Попал в болото. Пропадёт. А ведь он чертовски талантлив.
Позднее сказал: «У нас поэты слишком увлекаются водкой. А зря!»
В ответ на записку о Есенине, после смерти Сергея, Маяковский бросил: «Мне плевать после смерти на все памятники и венки. Берегите поэтов!»
Зайдя за сцену в перерыве одного выступления в 1926 г., писатель Николай Тихонов был изумлён, увидев уже знаменитого, великого Маяковского, который ходил, заложив руки за спину. В полном одиночестве он бродил взад-вперёд и имел вид страшно усталого человека. Он был просто мрачен. Позднее сорвались чтения в Тифлисе, когда Маяковский из-за крайнего переутомления и болезни горла попросил перенести свой творческий вечер. «Непрерывные выступления, иногда по три раза в день в больших нетопленых помещениях вынуждают меня уехать из Тифлиса, прервав свои доклады и чтения».
Он абсолютно не щадил себя, в последние годы количество его выступлений перед публикой, боготворившей поэта, зашкаливало - до 118 в год! Я подсчитала: в 1927 г. у него было 144 чтения!!
Саратовские «Известия» писали. «На эстраде большая монументальная фигура. Почти на голову выше высокого человека. Голос - способный заглушить рёв шторма, покрыть сотни других голосов. Большие размашистые руки. Такой же размашистый, смелый жест, увеличивающий силу и выразительность речи. Маяковский разрушает, разъедает то, что ему ненавистно, и одновременно строит - правильнее: хочет строить новую жизнь и новую «левую» литературу». И далее газета отмечает, что писатели и поэты плодятся с быстротой бактерий. Забывают, что литература - работа трудная, ответственная, требующая высокой квалификации.
Как-то Владимиру попалась книга некоего Шенгели «Как писать стихи и рассказы». «Это так же странно, - говорил он, - как если бы ЦК швейников издало бы трактат о том, как вышивать аксельбанты... Зачем нужна такая книга? Она является, по моему мнению, сюсюканьем интеллигента, забравшегося в лунную ночь под рояль и мечтающего о вкусе селёдки! Приходите ко мне, я дам вам эту селёдку въявь. Стихи нужно делать всей своей жизнью, а не чесать языки о ямбы и хореи». Однако бывшие тореадоры, то бишь наша либеральная плесень, считают, что Маяковский - это отстой, и боятся его по-прежнему как чумы.
Прослушав поэму «Хорошо!», Луначарский сказал: «Это Октябрьская революция, отлитая в бронзу». Маяковский - создание новой России, могучей, свободной, той, которой открыли дорогу большевики. И Маяковский - русский рабочий человек от народа, такой, каким он явлен из самых основ наших.
Товарищ Ленин, я вам докладываю
не по службе, а по душе.
Товарищ Ленин, работа адовая
будет сделана и делается уже.
Многие без вас отбились от рук.
Очень много разных мерзавцев
Ходят по нашей земле и вокруг.
Он мечтал лично встретиться с Лениным, но не довелось, чего Владимир Владимирович всю жизнь не мог себе простить. Ещё один интересный факт. Как-то поэт В. Шершеневич на рассвете наблюдал, как Маяковский долго и пристально смотрел в лицо чугунному Пушкину на площади, словно стараясь пытливо понять эти глаза. Простоял так почти полчаса. Он сказал как-то, что вскоре они будут стоять с Пушкиным рядом - и не ошибся.
У Маяковского было много врагов, он называл их «буржуями», «мещанами», «фармацевтами» и «обозной сволочью». Его травили в прессе, внушали, что исписался и ехидно спрашивали, когда же он наконец застрелится. Всё это не могло пройти бесследно, было схоже с судьбой Есенина, самого Пушкина и многих других великих людей России.
Однажды на встрече некий противный голосишко откуда-то сверху просвистел:
- Маяковский, я ваших стихов не понимаю.
- Ничего. Дети ваши поймут, - спокойно басит поэт.
- И дети не поймут!
- Ну, значит, в папу пойдут. Этакие молодые дубки!
Другой голос - из партера: «Есть поэты скрипки, а есть и барабаны».
- И шкафы бывают! - парирует Маяковский.
Он писал: «Художники и поэты отвратительнее скользких устриц. Протухших. Занятие это совсем выродилось. Раньше фабриканты делали авто, чтобы покупать картины, теперь художники пишут картины, только чтоб купить авто... Искусство должно иметь определённое значение. Искусство загнивает, когда оно респектабельно и рафинировано. Оно должно выйти из обитых бархатом комнат и сверхдекоративных ателье и сцепиться с жизнью».
Он клеймил поэтов и писателей, которые оторвались от работы с народом. В СССР до четырёх тысяч поэтов, а мне одному приходится работать за всех и писать по заказу газет по три стихотворения каждый день, так что к вечеру хожу выдоенный, с отвислым брюхом и почти не на чем держаться подтяжкам...

Хреновые заграницы

Будучи в Берлине, он зашёл покупать обувь. Долго выбирал, наконец купил прекрасные тёмные спортивные туфли на толстой подошве, сразу же надел, сказал: «Большие, дорогие и крепкие, как сама Россия!»
Америку он презирал. Нью-Йорк - это недоразумение. «Вот я иду с вами по одной из богатейших улиц мира, с небоскрёбами, дворцами, отелями, магазинами и толпами людей, и мне кажется, что я брожу по развалинам, меня гнетёт тоска. Здесь нет энергии, одна сутолока бесформенной, сбитой с толку толпы одураченных людей, которую кто-то гонит, как стадо...»
Кому бублик, кому дырка от бублика - это и есть демократическая республика, - записал Маяковский. Он критиковал буржуйское искусство - в бесконечных театрах можно видеть только полуголых женщин, танцы, акробатику. Колоссальным успехом пользуется кино. Американские газеты - образцы беззастенчивого вранья, американская пресса лжёт, не считаясь с фактами, просто в погоне за сенсацией и рекламой. Ну точно как у нас теперича - это сбесишьси, как говорил один товарищ. Демократия, парень, это тебе не лобио кушать.
«Бог доллар, доллар - отец, доллар - дух святой, - пишет Маяковский. - В отношении американца к доллару есть поэзия. Он знает, что доллар - единственная сила в его стодесятимиллионной буржуазной стране ( и других тоже), и я убеждён, что, кроме известных всем свойств денег, американец эстетически любуется зелёным цветом доллара, отождествляя его с весной, и бычком в овале, кажущимся ему его портретом крепыша, символом его довольства... Ни одна страна не городит столько моральной, возвышенной, идеалистической ханжеской чуши, как СШ».
Досталось от Маяковского и Форду. «Форд говорит: цель его теории - создать из мира источник радости (социалист!); если мы не научимся лучше пользоваться машинами, у нас не станет времени для того, чтобы наслаждаться деревьями и птицами, цветами и лугами. Деньги полезны лишь постольку, поскольку они способствуют жизненной свободе (капиталиста?). Если служишь ради самого служения, ради удовлетворения, которое даётся сознанием правоты дела, то деньги сами собой появляются в избытке» (не замечал!).
Мой сотоварищ по осмотру, - продолжает Маяковский, - старый фордовский рабочий, бросивший работу через два года из-за туберкулёза, говорит со злостью: «Это они парадную показывают, вот я бы вас повёл в кузницы на Ривер, где половина работает в огне, а другая в грязи и воде».
...Очки даёт (Форд) с толстым стеклом, чтоб не выбило глаз - стекло дорогое. Человеколюбивый. Это он потому, что при тонком стекле глаз выбивает и за него надо платить, а на толстом только царапины остаются, глаз от них портится всё равно года через два, но платить не приходится. На еду 15 минут. Ешь у станка всухомятку. Ему бы кодекс законов о труде с обязательной отдельной столовой. Расчёт - без всяких выходных. Библиотеки нет. Только кино, и то в нём показывают картины только про то, как быстрее работать... Думаете, у нас несчастных случаев нет? Есть. Только про них никогда не пишут, а раненых и убитых вывозят на обычной фордовской машине, а не на краснокрестной».
В четыре часа, продолжает Маяковский, я смотрел у фордовских ворот выходящую смену - люди валились в трамваи и тут же засыпали, обессилев. В Детройте наибольшее количество разводов. Фордовская система делает рабочих импотентами.
Мистер Форд, для вашего, для высохшего зада
разве мало двух просторнейших машин?
Саданул и Польшу. «Одни поляки называют Варшаву маленьким Парижем. Во всяком случае, это очень маленький Париж. Варшава на Париж похожа так, как киоск Моссельпрома на Сухареву башню».
Он пишет из Парижа, что делает всё, «чтобы сократить сроки пребывания в этих хреновых заграницах. Париж мне надоел до бесчувствия, тошноты и отвращения. Нам просто страшно смотреть на общую, знаемую всеми и никем, не прекращаемую продажность, на интерес огромных кругов, упёртый только в еду - в кафе и трактиры».
Я борозжу Париж - до жути одинок,
до жути ни лица, до жути ни души.
В Мексике на корриде, он записал с отвращением, что испытал «высшую радость: бык сумел воткнуть рог между человечьими рёбрами, мстя за товарищей-быков. Я не мог и не хотел видеть, как вынесли шпагу главному убийце и он втыкал её в бычье сердце. Только по бешеному грохоту толпы я понял, что дело сделано. Внизу уже ждали тушу с ножами сдиратели шкур. Единственное, о чём я жалел, это о том, что нельзя установить на бычьих рогах пулемётов и нельзя его выдрессировать стрелять.
Почему нужно жалеть такое человечество?»

Факел новой жизни

Самоубийство Владимира Маяковского стало ударом грома для России. Михаил Зощенко писал: «Крайнее утомление мозга и неумение создать себе сколько-нибудь правильный отдых привели Маяковского к смерти. Тут главным образом была трагедия постоянной работы. Даже гуляя по улицам, Маяковский бормотал стихи... Это создавало хроническое нервное перераздражение. Поэт с каждым годом чувствовал себя всё хуже. Головные боли, вялость и разбитость усиливались».
В посмертной записке он написал: «В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил. Мама, сёстры и товарищи, простите - это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет».
Как сказал потом кто-то, он покончил с собой под тяжестью своего необычного, не входящего ни в какие рамки таланта, с которым не мог справиться. Если бы он знал, что его так любят и знают, не застрелился бы...
Мимо гроба Маяковского 15-17 апреля 1930 года через зал Клуба Федерации писателей прошли 150 тысяч человек. Покойного сожгли в крематории.
А.В. Луначарский выступил на траурном митинге: «Вы нигде в его песнях не найдёте ни малейшей фальши, ни малейшего сомнения, ни малейшего колебания. «Во весь голос» он заявлял о своей верности великому делу, которому он посвятил свою жизнь и свой огромный талант... Сейчас, когда я раскрываю в любом месте любую книжку Маяковского, жизнь каждый раз устремляется и омывает меня бурным потоком: свет яркий, беспощадный для любителей тьмы, снопом лучей прожектора бьёт оттуда».
Делами, кровью, строкой вот этою,
Нигде не бывшею в найме, _
Я славлю взвитое красной ракетою
Октябрьское, руганное и пропетое,
Пробитое пулями знамя!...

...Владимир Владимирович МАЯКОВСКИЙ - реальная личность космического масштаба. И здесь всё просто. Как сказал греческий поэт Яннис Рицос:
Зачем ты ушел, Владимир?
Ты был нам нужен, товарищ,
даже в странной жёлтой рубахе,
которую ты сшил из ткани,
пропитанной солнцем
первого дня Советов.
Владимир, ты был нам нужен.
Нам были нужны пулемёты
стихов твоих,
стрелявших прямой наводкой,
врага настигая повсюду...

Наталья ЕРМОЛАЕВА

Источник: http://www.duel.ru/200927/?07_7_1

[Antosh]

Спасибо Вам, Сергей ! .................

[бобер]

Маяковскому В.В.
Товарищ поэт, простите нас,
Бездарное поколенье.
Мы предали Родину, вас и не раз,
Вставши на колени!
Белогвардейцы и кулачье
вновь рвут пролетарские жилы.
Придавлено водкой крестьян плечо,
Лишь духом рабским мы живы.
Не зря Ильич предупреждал –
Зараза в интеллигенции.
Ударили в сердце, никто не ждал,
Путь открыт воровской интервенции.
Главную силу рабочих, крестьян,
Партию ленинцев-коммунистов,
Обратили в исторический изьян,
Реваншизма вал неистов.
Антантой кружит Евросоюз,
Америка пляшет надгробно.
Свора набитых буржуйских пуз
Нависла над Русью злобно.
Какой уж там социализм,
Комиссаров похерено дело.
Спецорганы, верящие в бандитизм,
Классово душат тело.
Клятвопреступники, крестоносители,
Мирром валютным мазаны.
Христопродавцы, Иудоспасители
Войне гражданской обязаны.
Товарищ поэт, не снилось вам
Подлостью испытанье.
Вы победили Антанты срам,
Нас – «пятой колонны» бряцанье.
Товарищ поэт, помоги, подскажи,
В чем возрожденья сила?
Как победить источник лжи,
Чтоб правда над миром взмыла!?