МИБ

В чистом виде государство — это надстроечный институт, в котором воспроизводится власть как форма собственности. Но в таком чистом виде государство существовало только в рамках азиатского способа производства
во времена славных мужей типа Шамши-адада, еще не слыхавших слова
«закон», не мучившихся проблемами распыления капиталовложений и
разбухания регламентирующей документации. Когда мы говорим о государстве
применительно к ГМК, перед глазами возникает нечто совершенно иное:
разветвленный бюрократический аппарат, который под руководством
политической власти издает законы и нормативные акты, осуществляет их
выполнение. Неотъемлемой частью этого аппарата является государственная монополия — осуществляющее производство в масштабах всей страны единое «предприятие», в которое принудительным образом была превращена вся экономика.

«Власть» здесь как уклад явным образом господствует над «законом»,
хотя с точки зрения формационной иерархии должно было бы быть наоборот:
так, в классическом античном полисе, пришедшем на смену азиатскому
способу производства, закон стоял выше власти, представляя господствующую форму собственности.

Итак, в ГМК доминирующим укладом является «административный». Однако, он осуществляет свое господство не прямым «шамши-ададовским» методом, а превратив в орудие господства уклад «регламентационный». В результате комбинации этих двух укладов возникает аппарат. Чистые экономические формы собственности при этом отсутствуют, их отмененные функции присвоения экономических производительных сил пытаются взять на себя специальные подразделения аппарата, образующие государственную монополию.

Государство диктатуры пролетариата, которое возникло бы из ГМК путем революционной замены субъекта власти, естественно, принадлежало бы с самого начала к такому же типу «государственной монополии».

При этом, разумеется, неизбежны значительные перестройки в аппарате,
поскольку он должен теперь проводить совершенно иную социальную
политику. Однако его природа — как средства осуществления политики вообще — при смене субъекта власти совершенно не меняется: аппарат остается аппаратом, государственная монополия — государственной монополией.

Цитата:
«…Если крупнейшее капиталистическое предприятие становится монополией, значит оно обслуживает весь народ. Если оно стало государственной монополией, значит государство… направляет все предприятие — в чьих интересах?
— либо в интересах помещиков и капиталистов, тогда мы получаем…
реакционно-бюрократическое государство, империалистическую республику.
— либо в интересах революционной демократии, тогда это и есть шаг к социализму»
(Ленин).

Такое состояние общественного организма, дающее полный набор предпосылок для непосредственного перехода к социализму, такую «…государственно- капиталистическую монополию, обращенную на пользу всего народа и постольку переставшую быть капиталистической монополией» (Ленин), естественно назвать
государственно-монополистическим социализмом (ГМС). Хотя это название несколько режет слух и попирает каноны кафедральной благопристойности, оно совершенно точно фиксирует два принципиальных отличия от подлинного, полного социализма, а также от развитого социализма.

Сердцевиной полного социализма — завершенной первой фазы коммунистической эпохи — служит та же конструкция из административного и регламентационного укладов. Однако природа каждого из них претерпевает принципиальные изменения. Административный уклад в условиях достигнутой классовой однородности перестает быть диктатурой,
органом классового господства, превращается просто в оболочку, которую принимает подлинный, то есть познавший объективную необходимость субъект — коммунистическая партия на первой фазе преодоления отчуждения.

Регламентационный уклад здесь — это уже не чиновничий аппарат, плодящий по случаю и без оного бесчисленные указы, а комплекс специальных «человеко-машинных» средств проектирования регламентирующей документации. И, наконец, предмет нормативов, фиксируемых этой регламентацией — не монополия, отменяющая экономику, а хозяйственный механизм, который снимает и адекватно заменяет ее, осуществляя расширенное воспроизводство организационными методами.

Качественно-новые экономические производительные силы социализма в
оболочке осуществляющего их присвоение хозяйственного механизма
становятся силами искусственной природы, принадлежащей государству. Это —
чистая государственная собственность, уже не опосредуемая никакой «монополией». Тем самым чистый социализм сбрасывает с себя атрибут «монополистичности». Точно так же далее, уже в рамках фазы развитого социализма, будет сброшен и атрибут «государственности».

Мы искали такую ступень исторической лестницы, которая вплотную подводит нас к социализму. Мы ее нашли. Это государственная монополия, осуществляемая властью диктатуры пролетариата, то есть ГМС.

Еще один шаг — и мы окажемся в исторических рамках первой фазы коммунизма. Так давайте его сделаем.

Итак, мы сказали, что социализм имеет своей предпосылкой ГМК и первая его непосредственная форма, в которую он отливается – ГМС. Теперь нам нужно разобраться с еще одной формой конкретно-всеобщего – всеобщим в теории, погруженным в конкретность практики ее осуществления. Вопрос очень важный. И интересный не только с позиций практики (конкретного), но и с позиций логики (всеобщего).

«Действительное коммунистическое действие», едва обретя точку опоры, потеряло свой предмет — экономическую частную собственность. Ее место — в случае движения к социализму через ступень ГМС — с самого начала занимает собственность государственно-монополистическая. Напомним, что Маркс усматривал глубочайшее различие между уничтожением частной собственности и исходным пунктом этого действия — ее упразднением. Предметом уничтожения, как мы выяснили, должны служить экономические отношения. Исходным же пунктом для него, как оказалось, является государственная монополия — огромная мрачная контора, в которой трудно усмотреть какие-либо признаки упраздненных ею указанных отношений.

Позиции Маркса и Ленина здесь, по-видимому, противоречат друг другу самым явным и очевидным образом. Причем предмет противоречия — не какой-нибудь третьестепенный вопрос, а узловой пункт, который невозможно миновать при построении теории научного коммунизма. А коль скоро эта почтенная дисциплина в данном вопросе корчит из себя девственницу, это означает, что она является старой девой с более чем полувековым стажем, делающим ее шансы родить истину весьма проблематичными. На самом деле за этим скрывается нечто худшее — интеллектуальная трусость, почитающая всякое обсуждение противоречий в позициях классиков крамолой. Но бояться противоречий — не ходить диалектическим путем.

Перед нами противоположность между абстракцией сущности перехода к социализму, раскрытой Марксом уже в цикле работ 1844—1848 годов, и ее конкретным проявлением, которое Ленин теоретически обосновал в годы первой мировой войны. Раскрытие этой противоположности — ключ ко всему колоссальному многообразию реальных путей к социализму. А поскольку противоположность между указанной абстракцией сущности социализма и нашим собственным, российским путем к нему еще более вопиющая — это одновременно и ключ к долгожданному доказательству нашего права коммунистического первородства.

Напомним, что «Капитал» Маркса вовсе не претендует на то, чтобы быть всесторонне развитой теорией реального капитализма. Это узловой, но лишь исходный пункт для такой теории — раскрытие абстракции «капитал вообще».
Поэтому представление о социализме, выводимое на этой методологической основе, может быть не чем иным, как подобной же абстракцией «социализма вообще». «Капитал» есть раскрытие на материале конкретного способа производства созданной Марксом теории общественно-экономических формаций — одного из трех главных «измерений», частей исторического материализма. Для вскрытия сути дела — что и требовалось Марксу — это вполне достаточно, однако реальное общество, изображаемое с помощью подобных средств, предстает одномерным. Капитализм выглядит как химически чистый, монохроматический «капитал вообще», прочие уклады начисто отсутствуют, существуют лишь два класса — пролетариат и буржуазия, причем первый составляет абсолютное большинство населения, никаких монополий нет, процветает свободная конкуренция — словом, знакомая картина, которую наши противники безграмотно подсовывают в качестве марксистской истины в последней инстанции.

Чтобы перейти от сущности «действительного коммунистического действия» ко всему множеству его конкретных проявлений, необходимо погрузить «капитал вообще» в комплекс взаимодействующих укладов, образующих реальный общественный организм. Иными словами, необходимо диалектически объединить два измерения исторического материализма — Марксову теорию общественно-экономических формаций с ленинской теорией многоукладности.

МИБ

В поисках теории социализма нет нужды елозить с микроскопом по всем 55 ленинским томам, с дотошностью жандармской охранки выискивать написанное молоком между строк, начетнически натягивать разрозненные цитаты на каркас умозрительных концепций. Ленин сформулировал свою теорию социализма не оставляющим сомнения образом, работам, в которых это было сделано, он придавал большое значение, постоянно цитировал их, добивался переиздания, перевода на иностранные языки, возвращался к ним вновь и вновь.

Ленинская идея такой теории развертывается подобно трем расширяющимся кругам, вложенным друг в друга — трем концентрам, каждый из которых связан с определенной работой, определенной вехой в теоретической и практической деятельности Владимира Ильича.

Первый круг идей вырастает из исследования государственной монополии как формы, опосредующей социализм и капитализм, ГМК как ступени, непосредственно предшествующей социализму. Центральная работа этого концентра — «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» (сентябрь 1917 г.).

На следующем этапе Ленин непосредственно вводит свое ключевое понятие «многоукладности» в мае 1918 года в статье «О «левом» ребячестве и о мелкобуржуазности» (выходила затем отдельной брошюрой). При этом он существенно опирается на идеи первого концентра, ссылаясь на «Грозящую катастрофу…» и приводя обширную цитату из нее.

Наконец, на этой основе в работе «О продовольственном налоге» (май 1921 года) Ленин рассматривает диалектику взаимодействия укладов (на материале переходной экономики) и политику руководящего социалистического уклада применительно ко всем иным. Не удовлетворяясь непосредственной очевидностью связи этого круга идей с предыдущими двумя, Ленин прямо вводит в свою работу десятистраничную цитату из статьи «О «левом» ребячестве…», причем цитирует как раз то место, в котором, в свою очередь, содержится цитата из «Грозящей катастрофы…».

Приурочивая третью работу к злободневной дискуссии о продналоге, Ленин не оставляет сомнения в ее принципиальном теоретическом статусе. «Вопрос о продналоге вызывает в настоящее время особенно много внимания, обсуждения, споров… Обсуждение носит характер немного сутолочный. Этим грехом, по причинам слишком понятным, страдаем мы все. Тем более полезной будет попытка подойти к этому вопросу не с его «злободневной», а с его общепринципиальной стороны. Иными словами: взглянуть на общий, коренной фон той картины, на которой мы теперь чертим узор определенных практических мероприятий политики данного дня».

Понятие «многоукладность» — ключ к тайне «социализма в известном смысле». В отличие от полного, подлинного социализма, — это такой общественный организм, в котором хотя уже возник и стал господствующим социалистический уклад, в остальном же его укладный состав и структура могут быть самыми разнообразными. В частности, в количественном отношении могут абсолютно преобладать «патриархальные, полудикие и по-настоящему дикие» уклады, вплоть до родового.

Социалистический уклад есть осуществляемая под руководством партии коммунистов диктатура пролетариата, составляющая необходимую предпосылку, создающая саму возможность для перехода к социалистическому строительству. «Эта юридическая возможность, опирающаяся на фактический переход власти к рабочим, есть элемент социализма» (Ленин В. И. «О «левом» ребячества…»). По Ленину, «диктатура есть власть, опирающаяся непосредственно на насилие, не связанное никакими законами».

Но захватить власть — значит отобрать ее у какого-нибудь другого класса. Революционное ленинское открытие, базирующееся на теории многоукладности, состоит в следующем: если пролетариат созрел для взятия власти, однако она принадлежит не классу капиталистов, а какому угодно иному, пролетариат обязан брать власть без промедления, не дожидаясь, пока она перейдет в руки буржуазии. Этот неизбежный логический вывод из теории многоукладности, который «марксист вообще» вслед за своими зарубежными коллегами привык противопоставлять марксизму как «бланкизм», немедленно приводит к перевороту во взглядах на устройство того общества, в котором возможна пролетарская революция.

МИБ

Как же устроен общественный организм, в котором имеется развитый капиталистический уклад, однако власть не принадлежит буржуазии, — иначе говоря, какой именно уклад является в нем господствующим?

Им не может являться «чистая» власть, поскольку как таковая она не создает рамок для существования экономических укладов. Из истории хорошо известно, что примитивные азиатские деспотии не знали иного отношения к торговому укладу, помимо прямого грабежа, который быстро приводил к его полному уничтожению. Это может быть только власть, опирающаяся на закон, то есть та связка административного и регламентационного укладов, о которой говорилось выше. Но поскольку государственная монополия здесь еще отсутствует — перед нами восточная форма собственности. Экономические уклады (право, деньги, капитал) существуют в рамках закона и эксплуатируются внеэкономическим путем, главным образом через налогообложение.

Перед нами весьма архаичная общественная структура, появляющаяся в истории за много тысячелетий до капитализма. Все развитые экономические формы, включая капитал, по выражению Маркса, уже существовали «в порах древних обществ». Различия состоят лишь в большей или меньшей степени развития капиталистического уклада внутри этих «пор» закона.

Возможность появления в этих узких архаических рамках революционного пролетариата с развитым классовым самосознанием, то есть подготовленного коммунистической партией к революционной практике на основе революционной теории, создается только благодаря тому, что вне данного общественного организма существуют страны развитого капитализма, откуда может быть импортирована эта практика и заимствована эта теория.

Еще раз напомню, в какой стране мы живем. Отсутствие хоть каких-то сравнительных природных конкурентных преимуществ делает Россию аутсайдером капиталистической системы даже при среднемировом уровне технологии. Темпы экономического развития России необходимо ниже темпов любой другой страны, что быстро приводит ее к архаическому состоянию. Модернизация капиталистической России есть маниловщина как сегодня, так и сто лет назад. Россию может спасти только сравнительное конкурентное преимущество в организации более совершенного, чем капитализм, общественного строя. Российский капитализм - это неизбежно архаическая, восточная форма собственности.

При этом буржуазия в укладе, подчиненном восточной форме собственности, может быть весьма слабой, не имеющей политического опыта, находящейся в двойной зависимости — как от государственной бюрократии, так и от мощного зарубежного капитала. В такой политической обстановке главным противником пролетариата является авторитарная власть монархически-тиранического типа и реализующий ее государственный аппарат, а вовсе не национальная буржуазия, части которой на отдельных этапах борьбы с этой властью могут быть даже попутчиками пролетариата.

Таков вкратце логический путь от теории многоукладности к неизбежному революционному выводу о победе пролетариата первоначально в одной, отдельно взятой стране со средним уровнем развития капитала, выводу, который в линейном мировосприятии «марксиста вообще» падает с неба.

Пролетариат, взявший власть в такой стране, оказывается перед лицом той реальности, что основная масса производительных сил и производственных отношений имеет архаический характер, а те силы, которые были развиты в рамках капиталистического уклада, частично или полностью разрушаются в ходе борьбы за власть. Во весь рост встает безотлагательная задача развития производительных сил в масштабах страны до уровня индустриального, крупного машинного производства, — не столько из уважения к требованиям теории, сколько из-за того, что на границах государства диктатуры пролетариата стоит классовый враг, чья колоссальная военная мощь опирается именно на такие производительные силы.

Цель, на достижение которой логикой борьбы должен направить свои усилия возникший социалистический уклад, есть власть диктатуры пролетариата плюс производительные силы крупнокапиталистического типа в масштабах всей страны — то есть государственная монополия пролетарской власти, ГМС. «…Иначе, как через это, не достигнутое еще нами, «преддверие», в дверь социализма не войдешь…» (Ленин).

Тем самым, требование развития производительных сил в СССР после его возникновения есть требование предсоциализма, требование того состояния общества, в котором упразднение производительных сил еще не только невозможно, но и вредно для пролетариата.

Способы, типы движения государства диктатуры пролетариата от восточной формы собственности к государственно- монополистической могут быть различными. Однако суть дела состоит в том, что это есть не непосредственное движение к социализму, а лишь переходный период, созидающий возможность начать такое движение после достижения ступеньки ГМС.

Государство диктатуры пролетариата в условиях переходного периода имеет полное моральное право написать на своем знамени «Социалистическая республика».

Надо только не забывать, что «…выражение социалистическая… республика означает решимость… власти осуществить переход к социализму, а вовсе не признание
новых экономических порядков социалистическими».

Именно такое состояние общества Ленин называет «социализмом в известном смысле».

Но разве невозможно спрямить путь, то есть перейти от восточной формы собственности напрямую к государственной собственности полного социализма, минуя промежуточную станцию государственной монополии?

Чисто теоретически это спрямление пути является возможным, но для первой страны победившего социализма практически неосуществимым. Трудность здесь двоякого характера. Во-первых, производительные силы, которые предстоит развить в этом случае, должны уже не столько соответствовать уровню развитого капитализма, сколько качественно превосходить этот уровень, образуя материальный базис подлинного социализма. Во-вторых, эти производительные силы должны с самого начала строиться в оболочке хозяйственного механизма, полностью контролируемого регламентационным укладом, то есть таким образом, чтобы ни на одном из этапов не допускать возникновения и выхода из-под контроля отчужденных экономических форм присвоения. Но такая грандиозная задача, во-первых, по плечу только партии, обладающей, помимо колоссального политического опыта, заранее подготовленной теорией социалистического строительства, детализированной по этапам вплоть до завершения первой фазы коммунизма, мало того, обладающей комплексом специальных средств социального проектирования; во-вторых, — в стране, имеющей необходимые ресурсы всех типов, включая мощный научный и культурный потенциал; в-третьих — в условиях исключительно благоприятной международной обстановки на исторически длительный период.

В принципе подобный скачок Ленин считал мыслимым. Говоря о материальном базисе, адекватном подлинному социализму, Ленин пользовался образом «электрификации». Конечно, нужно иметь в виду, что он понимал электрификацию не в узкотехническом смысле (то есть не как совокупность лампочек, динамо-машин и т. п.), а гораздо глубже («…+американская организация трестов и народного образования + прусская организация железных дорог +…»).

В работе «О продовольственном налоге» он писал: «Мыслимо ли осуществление непосредственного перехода от этого, преобладающего в России, состояния к социализму? Да, мыслимо до известной степени, но лишь при одном условии… Это условие — электрификация… Но мы прекрасно знаем, что это «одно» условие требует, по меньшей мере, десяти лет только для работ первой очереди, а сокращение этого срока мыслимо, в свою очередь, лишь в случае победы пролетарской революции в таких странах, как Англия, Германия, Америка».

Наличие извне социалистического субъекта, то есть страны, которая, миновав стадию «социализма в известном смысле», уже вступила в подлинно коммунистический тип развития, в корне меняет все дело.

Возможность помощи извне значительно обогащает и усложняет спектр реальных форм перехода к подлинному коммунистическому действию. Здесь мы имеем частный, но весьма важный случай становления первого в истории социалистического государства во враждебном окружении.

Поскольку в самом развитии от восточной формы собственности к государственно-монополистической нет еще ничего специфического для социализма, власть, осуществляющая это движение, совсем не обязательно должна быть диктатурой пролетариата. Это может быть диктатура, монархия или олигархия самого различного состава, решающая задачу развития производительных сил
страны по внешнему капиталистическому образцу. Один из первых прецедентов такого развития, например, можно усмотреть в Японии первых десятилетий после революции Мэйдзи. Нетрудно понять, что предельной точкой такого развития будет опять-таки ГМК, с тем лишь важным отличием, что с формационной точки зрения мы приходим к нему с «противоположной стороны», то есть не от капиталистической, а от восточной формы собственности.

Понятно, что если победа диктатуры пролетариата, по Ленину, возможна в двух крайних точках пути, соединяющего восточную форму собственности с государственно-монополистической, то она возможна и в любой другой точке этого пути. Но, с другой стороны, поскольку производительные силы на всем его протяжении имеют экономическую, то есть не специфичную для социализма природу, — власть может быть в любой момент утеряна, не говоря уже о постоянной угрозе внешней контрреволюции.

cherry

Это - не ошибка МИБа, наивный, а ... Вы, похоже, тут просто передёргиваете карту.

МИБ, насколько я мог его понять, не даёт нам никакого выбора.

Равно как до него Гегель: интересы мирвого духа да превыше любого частного ( личного, семейного, кланового, корпоративного, партийного, классового, национального, государственного ...)

__________________

Опасайся мечтов - сбываются, заразы.

cherry

Простите, наивный, но о каких-таких паразитических свойствах личности Вы тут пишете ?
У Вас, к примеру, они есть ?
Если да, то какие? Это я к тмоу, что кабы у людей были изначально такие свойства, то род Гомо не прожил бы 2-4 миллиона лет, а семейство приматов 20-30 миллионов ...

__________________

Опасайся мечтов - сбываются, заразы.

cherry

Вот тут Вы себя и выдали со всем потрохами, дорогой наивный.
Это рассуждение может быть характерным аккурат для матёрого, махрового либерала .

Так что вот эти все Ваши пассажи можно отбросить, и списать на лицемерие:

__________________

Опасайся мечтов - сбываются, заразы.

МИБ

Теперь нужно сказать несколько слов об элитаризме. Я совершенно не планирую здесь обсуждать связанные с ним вопросы. Просто привожу к сведению, как гипотезу, по-моему, неплохо согласующуюся с реальностью. Приведу доводы в пользу этой гипотезы (благо, они нам теперь немного понятны!):

1. В ряде работ Маркса и Энгельса содержится положение о том, что класс капиталистов, наряду с классом пролетариев, также порабощен отчужденными производственными отношениями, частной собственностью, и нуждается в освобождении от этих оков.

“Самовозрастание капитала – создание прибавочной стоимости – есть … совершенно убогое и абстрактное содержание, которое принуждает капиталиста, на одной стороне, выступать в рабских условиях капиталистического отношения совершенно так же, как рабочего, хотя и, с другой стороны, – на противоположном полюсе”.

Однако, эта линия не получила в творчестве Маркса и Энгельса дальнейшего развития. Это связано с тем, что финансовая олигархия созрела как класс, способный осознать необходимость уничтожения частной собственности (элитаристическим путем), уже в конце ХIХ столетия, после смерти основоположников марксизма.

2. При жизни Ленина вся совокупность работ Маркса, содержащих основы теории уничтожения частной собственности, оставалась неизвестной. Эти работы – “Экономическо-философские рукописи 1844г.”, “Немецкая идеология”, “Экономические рукописи 1857-61 гг.” и др. были опубликованы частично – в 30-е, а в целом – лишь в 50-е годы. К представлению о роли олигархии Ленин двигался иным, своим путем. Оно естественно вырастало из ленинской теории многоукладности, его теории империализма и гениальной идеи о победе социализма первоначально в одной стране.

“Империализм стремится заменить демократию вообще олигархией” (Ленин).

3. То, что наши обществоведы именуют современное западное общество “государственно-монополистическим капитализмом” – целиком на их совести. Ленин вкладывал в этот термин вполне определенное содержание. Он называл так совершенно конкретное образование периода 1-й империалистической войны (и отчасти – периода непосредственной, мобилизационной фазы подготовки к ней).

По Ленину, полный, завершенный ГМК – это уже вовсе не капитализм: в нем нет рынка, конкуренции, свободы вкладывания и т.п. Полный, завершенный ГМК – это уже не капитализм и еще не социализм:

“Здесь мы имеем “последнее слово” совершенной крупнокапиталистической техники и планомерной организации, подчиненной юнкерски-буржуазному империализму. Откиньте подчеркнутые слова, поставьте на место государства военного, юнкерского, буржуазного, империалистического, тоже государство, но государство иного социального типа, иного классового содержания, государство советское, т.е. пролетарское, и вы получите ту сумму условий, которая дает социализм”.

А если на месте военно-буржуазного государства возникнет не диктатура пролетариата, а диктатура финансовой элиты?

4. Пролетариат побеждает в классовой борьбе не потому только, что ему “нечего терять…” (рабам тоже было нечего терять), не потому, что он объединен и организован (рабы в Риме тоже были объединены), а потому, что в его борьбе находит разрешение основное противоречие капитализма, борьба производительных сил, имеющих общественный характер, с частной формой их присвоения, т.е. частной собственностью.

Государственно-монополистическая собственность диктатуры пролетариата устраняет экономические кризисы.

Но почему корпоративно-элитаристическая собственность не устраняет их?

А она их устраняет. Но только временно, пока в условиях внешней военной угрозы элита существует и правит как целое. Стоит этой внешней принудительной причине отпасть – капиталисты, составляющие большинство этой элиты, возвращаются к своей исконной форме деятельности: конкурентной борьбе каждого против всех. Правящая элита распадается, форма присвоения производительных сил опять становится частной. Как следствие, проблема кризисов вновь встает.

Как только СССР, в котором усилиями Сталина был построен ГМК (ГМС), ослабил внимание к внешней угрозе в любой ее форме, как только классовая борьба в стране была отправлена в отставку, как только Горбачев, по решению народившейся в СССР элиты, объявил о мире во всем мире, так сразу представители номенклатуры с менталитетом и образованием лавочников ощутили себя независимыми собственниками богатств государства российского. КПСС оказалась, как предупреждал Ленин и предполагал Сталин, отстойником для карьеристов и стяжателей, ничего, кроме собственного кармана, не ведающих. Наверное, всякий понимает, что работник внешней разведки клялся в верности идеям марксизма-ленинизма! И вовсе не для того, чтобы положить свою жизнь на алтарь служения советскому народу. И не надо рассказывать сказки, что "марксизм этого не предвидел"!

5. Превратиться в элиту, управляющую собственностью класса капиталистов как единым целым, для этого класса означает, строго говоря, ликвидировать самого себя – такова плата за сохранение власти. Добровольно он на это не идет – только под давлением внешней, военной угрозы.

А если эта угроза приобрела бы постоянный характер?

6. Вспомним Маркса:

“Одержав победу, пролетариат никоим образом не становится абсолютной стороной общества, ибо он одерживает победу, только упраздняя самого себя и свою противоположность. С победой пролетариата исчезает как сам пролетариат, так и обусловливающая его противоположность – частная собственность”.

Аналогично, класс капиталистов может “победить” пролетариат, только уничтожив себя как класс – превратившись в правящую элиту.
Когда в одной из стран возникает государство диктатуры пролетариата – это и служит постоянной (и более грозной, чем военная) угрозой для класса капиталистов других стран, и создает возможность возникновения элитаризма – зеркального отражения коммунизма.

7. Ленин писал в работе “О “левом” ребячестве и о мелкобуржуазности”:

“…История… пошла так своеобразно, что родила к 1918 году две разрозненные половинки социализма друг подле друга… Германия и Россия воплотили в себе в 1918 году всего нагляднее материальное осуществление экономических, производственных, общественно-хозяйственных, с одной стороны, и политических условий социализма, с другой стороны”.

Из этих двух половинок возникли Советский Союз – государство, первым вставшее на путь социалистического уничтожения частной собственности, и фашистская Германия – государство элитаризма.

8. В современных странах Запада, однако, по-прежнему существует развитый капиталистический уклад. Разве это не означает, что перед нами не элитаризм, а все-таки капитализм? Нет, не означает. Развитый капиталистический уклад может существовать даже при социализме:

“До сих пор сколько-нибудь путные книжки о госкапитализме писались при таких условиях и при том положении, что государственный капитализм есть капитализм. Теперь вышло иначе, и никакой Маркс и никакие марксисты не могли это предвидеть… Ведь никто не мог предвидеть того, что пролетариат достигнет власти в стране из наименее развитых и попытается сначала организовать крупное производство и распределение для крестьян, а потом, когда по условиям культурным, не осилит этой задачи, привлечет к делу капитализм. Всего этого никогда не предвидели.” (В.И.Ленин).

Формационная природа общества в целом определяется тем, какой уклад господствует над всеми прочими.

Элитарихм формирует трехслойную общественную структуру: элита – господствующий класс, затем “илоты” (около трети всего работоспособного населения) – класс, производящий необходимые средства существования для всего общества, и “прослойка” (около двух третей населения от шахтеров до топ-менеджеров), обеспечиваемая “илотами” и обеспечивающая элите удовлетворение ее потребностей в роскоши и власти.

Задача ставится нами, таким образом, найти способ заменить сферу паразитического производства, тешащего элиту, на сферу производства общественного развития. А это – практически 70% рабского труда и 20% труда илотов, обеспечивающих эти 70%. Таким образом, КПД современной мировой экономики – около 10%. Остальной труд общественно-полезным можно назвать с большими натяжками.

Такое вот отличие элитаризма от эгалитаризма.

наивный

А мировой дух об этом знает?

А прикиньте, что мировой дух думает иначе. Например, как в народной мудрости - "Цепь прочна ровно настолько, насколько слабо её самое слабое звено".

Тогда получается, что самая ни на есть главная задача мирового духа(цепи) - укрепление каждого своего звена(каждой личности).

Как вы будете разруливать это противоречие?

МИБ

Позже, "по просьбам трудящихся", поговорим о Мировом Духе и личности.

Сейчас же мы рассмотрим, как понимал изложенные нами моменты марксизма И.В.Сталин. И посмотрим, есть ли отличие его взглядов от марксизма, с одной стороны, и от современного вульгарного марксизма, внедренного во времена "хрущевской оттепели" - с другой.

Первая догма которую мы выносим из изучения "марксизма вообще" - бытие определяет сознание. Мы видели, что марксизм ограничивает действие этого закона только рамками Предыстории. Но мы не видим сколь-нибудь заметных усилий дать верную трактовку этому закону со стороны наших Великих Гуру - М.В.Попова и С.Е.Кургиняна в эпоху коммунизма.

А как Сталин понимал характер и границы действия этого закона? Читаем работу "Экономические проблемы социализма в СССР".


О чем здесь речь?

Мы можем прыгать, пытаясь подняться на пару километров над землей. Однако, скоро понимаем, что это – невозможно. Здесь бытие определило наше сознание, указало сознанию те границы возможного, за которые оно выйти не может при существующих законах природы.

Здесь бытие активно воздействует на сознание, бытие есть субъект, сознание же пассивно отражает бытие, сознание – объект.

Мы можем познать законы тяготения и аэростатики и подняться на нужную высоту на воздушном шаре, например. Здесь наше сознание, осознавшее ту необходимость, которую диктуют законы бытия, определило свое бытие в соответствии с этими законами и своими целями. Здесь субъектом, определяющим свое бытие, является сознание, а объектом, в котором реализуется субъект, является бытие.

То же самое надо сказать о законах экономического развития, о законах политической экономии, – все равно, идет ли речь о периоде капитализма или о периоде социализма. Здесь так же, как и в естествознании, законы экономического развития являются объективными законами, отражающими процессы экономического развития, совершающиеся независимо от воли людей. Люди могут открыть эти законы, познать их и, опираясь на них, использовать их в интересах общества, дать другое направление разрушительным действиям некоторых законов, ограничить сферу их действия, дать простор другим законам, пробивающим себе дорогу, но они не могут уничтожить их или создать новые экономические законы.

Это очень важная, но до сих пор не до конца понятая, мысль. Если в предыдущем примере с воздушным шаром нам достаточно было иметь в сознании модели законов природы в форме науки, в метафизической форме, чтобы построить в бытии нужный метафизический объект, то с обществом дело обстоит сложнее.

Общество – типичный диалектический объект и никаких адекватных моделей, кроме моделей в бесконечных понятиях, не допускает. Поэтому так широко распространено убеждение, что бытие всегда определяет сознание в социальном пространстве. Что в плане общественных структур мы не можем прогнозировать, планировать и контролировать ход общественных процессов. Что общественные процессы протекают только как стихийность, неосознанная необходимость.

Сталин здесь высказывает требование познания и использования законов общественного развития в сфере социальной инженерии.

Одна из особенностей политической экономии состоит в том, что ее законы в отличие от законов естествознания недолговечны, что они, по крайней мере – большинство из них, действуют в течение определенного исторического периода, после чего они уступают место новым законам. Но они, эти законы, не уничтожаются, а теряют силу в силу новых экономических условий и сходят со сцены, чтобы уступить место новым законам, которые не создаются волею людей, а возникают на базе новых экономических условий.
Понятно, что конкретные законы развития личинки отличаются от конкретных законов гусеницы, те, в свою очередь, отличаются от законов развития куколки и затем – бабочки.

Также формообразования социального организма имеют свои конкретные закономерности развития.
Законы общественного развития являются законами рода. Но реализуются они через самосознание и практику индивидов.

Соответственно, если в обществе нарастает отчуждение индивида от рода, то нарастает и рассогласование между практикой людей и объективными законами, требующими практики, необходимой роду. Общество обращает силы своей собственной социальной природы против самого себя. Однако, не умея познать действий законов, общество слепо тычется в поисках выхода от кризиса до кризиса.

Дело в том, что законы целого редко совпадают с законами частей. Законы развития организма слагаются из законов развития его органов, но не сводятся только к ним. Человек же является органом общества, как целого. Он не может выйти за пределы этого целого и познать общественную систему из вне. У нас нет другой подобной системы вне нас, которую бы мы могли наблюдать со стороны. Только с помощью абстрактного обобщения люди могут выяснить характер тех сил и законов, которые ими созданы в процессе эволюции человечества.

“Законы их собственных общественных действий, противостоящие людям до сих пор как чуждые, господствующие над ними законы природы, будут применяться людьми с полным знанием дела, следовательно, будут подчинены их господству”.
Как видно, формула Энгельса говорит отнюдь не в пользу тех, которые думают, что можно уничтожить при социализме существующие экономические законы и создать новые. Наоборот, она требует не уничтожения, а познания экономических законов и умелого их применения.

Иначе говоря, в эпоху Предыстории бытие определяет сознание. При социализме же необходимо, чтобы сознание людей определяло их бытие. Коммунизм – эпоха Осознанной Необходимости. Сталин основательно напирает на эту мысль:

Далее, нам известны две стратегии развития общества – развитие на базе конкуренции индивидов и развитие на базе их сотрудничества.

Эти стратегии реализуются различными законами общественного производства:

Нельзя смешивать наши годовые и пятилетние планы с объективным экономическим законом планомерного, пропорционального развития народного хозяйства. Закон планомерного развития народного хозяйства возник как противовес закону конкуренции и анархии производства при капитализме. Он возник на базе обобществления средств производства после того, как закон конкуренции и анархии производства потерял силу. Он вступил в действие потому, что социалистическое народное хозяйство можно вести лишь на основе экономического закона планомерного развития народного хозяйства. Это значит, что закон планомерного развития народного хозяйства дает возможность нашим планирующим органам правильно планировать общественное производство. Но возможность нельзя смешивать с действительностью. Это – две разные вещи. Чтобы эту возможность превратить в действительность, нужно изучить этот экономический закон, нужно овладеть им, нужно научиться применять его с полным знанием дела, нужно составлять такие планы, которые полностью отражают требования этого закона. Нельзя сказать, что наши годовые и пятилетние планы полностью отражают требования этого экономического закона.

Организация планового производства есть реализация антианархической стратегии сотрудничества всех экономических ячеек общества.

Невозможно допустить растаскивания производственных мощностей в собственность отдельных лиц или трудовых коллективов, не нанося ущерба плановой экономике. Каждый коллектив трудится, прежде всего, для других, получая от других воздаяние за труд. Это – следствие пролетарской правовой системы.

Здесь нельзя понимать многоукладность экономики в старом смысле. Многоукладность в социализме (или распределенная фаза развития) также отличается от мнгоукладности при капитализме, как отличается пролетарская демократия от буржуазной.
================================
Как видим, Сталин в теории - то ли идеалист, то ли троцкист. Не место ему в лагере еврокоммунизма и его эпигонов. К тому же, он отъявленный гегельянец (работа, кажется, 1906г, "Социализм и анархизм"). Короче, между Сталиным и Марксом намного больше общего в вопросе сознательного творения истории, чем между Сталиным и нашими "теоретиками" от марксизма-либерализма.

cherry

Хамить изволите, наивный?
Стало быть, МИБ прав.
И крыть Вам больше нечем.
Стало быть, Вы сами не способны адекватно воспринимать то, что не соотвтствует Вашим (личным, классовым ?) интересам.
Такому Вашему неадеквату, пользуясь Вашей терминологией.

__________________

Опасайся мечтов - сбываются, заразы.