Как Горбачев с Яковлевым сдавали свою страну

[ELEKTRO]

Рождественский подарок
25 декабря 1991 г. М.С. Горбачев преподнес католикам подарок.
Он появился на экранах телевизоров и объявил, что Советский Союз прекращает существование. С цоколя Кремлевского дворца был спущен красный флаг. Одна из крупнейших мировых держав исчезла с карты мира.
Существует мнение, что Советский Союз погиб в результате кризиса, перед лицом которого оказался к середине 1980-х годов.
«В специальной литературе и в политической публицистике, – пишет бывший член Политбюро ЦК КПСС Вадим Андреевич Медведев, – до сих пор представлена точка зрения, согласно которой решающим фактором, побудившим руководство страны приступить к перестройке, были экономические трудности. Утверждают, что к началу 80-х годов советская экономика находилась в преддверии развала».
То, что с конца 50-х годов наша страна стала терять прежние темпы развития, то, что в ней зарождались кризисные тенденции, то, что она нуждалась в переменах, не отрицает никто. Однако до сих пор убедительные доказательства того, что к началу перестройки СССР переживал экономический кризис, и тем более, что он имел смертельный, необратимый характер, отсутствуют.
В связи с этим обращает на себя внимание тот факт, что В.А. Медведев, являвшийся одним из «архитекторов» перестройки, категорически отвергает утверждения, будто бы она была порождена кризисом советской экономики.
А вот свидетельство помощника М.С. Горбачева – Георгия Хосроевича Шахназарова. Незадолго до смерти он сказал, что хотя к середине 80-х годов советское общество было беременно перестройкой, «наивно» было бы представлять, «будто бы радикальные перемены у нас настолько созрели, что страна, как женщина на исходе девятого месяца беременности, должна была во чтобы то ни стало разрешиться ими».
Если исходить из этой метафоры, получается, что «роды» были преждевременными, а их стимулирование носило искусственный характер.
Это признает и М.С. Горбачев.
В одной из его статей говорится: «Перестройка была вызвана к жизни скорее предчувствием надвигающегося кризиса в стране», «чем ясным пониманием причин и масштабов «грозящей катастрофы».
Отвечая в беседе с писателем В. Ерофеевым на вопрос: что было бы, если бы, придя к власти, он не начал перемены, Михаил Сергеевич заявил, что «царствовал» бы еще лет пятнадцать. Эта же мысль нашла отражение в его книге «Декабрь–91» и в интервью журналу «Профиль».
Тем самым он фактически признал, что к 1985 г. ситуация в стране не была катастрофической и что подобный характер она стала приобретать в годы перестройки.
Одни авторы утверждают, что к катастрофе страну привела неумелая политика реформаторов, желавших вызвать к жизни здоровые силы, парализовать процесс складывания кризиса советской системы и осуществить модернизацию общества, но открывших простор для сил разрушения.
«Трагический финал перестройки, – пишет Б. Кувалдин, – был во многом предопределен невозможностью, неумением или нежеланием хоть как-то расчленить неподъемную «сверхзадачу» на отдельные программные блоки, попытаться выстроить их очередность, избежать «забегания вперед», не пытаясь решить все и сразу».
Другие авторы считают, что реформаторы выступали лишь в качестве инструмента зарубежных спецслуж.
«Начало тотальной «холодной войны» против Советского Союза, одобренной и благословленной римским понтификом, – пишет И.Я. Фроянов, – можно и должно рассматривать как современный вариант крестового похода на Россию. Здесь лежит грань в истории нашей страны: с этого момента перемены, происходящие в СССР, в значительной мере обусловлены внешним влиянием, которое становится доминирующим, а внутренний фактор отступает на второй план. С приходом же Горбачева и его единомышленников типа Яковлева и Шеварднадзе Советский Союз вступил на путь извне управляемой катастрофы».
Кто же прав?
Чтобы ответить на вопрос, почему Советский Союз исчез с карты мира, прежде всего необходимо установить, как это произошло.
О перестройке и ставшем ее финалом крушении СССР написано много как у нас, так и за рубежом. В то же время приходится констатировать, что подлинная история перестройки до сих пор не восстановлена. И сделать это непросто.
Современному исследователю доступен очень ограниченный круг архивных документов тех лет, а издаваемые материалы не только подвергаются тенденциозной селекции, но и зачастую публикуются с серьезными купюрами. Что же касается воспоминаний, то большинство участников тех событий считают, что «время откровений» «еще не пришло». «Если бы я написал всю правду в своих мемуарах, – заявил незадолго перед смертью А.А. Громыко, – то мир бы перевернулся».
Но дело не только в этом. Даже за кулисами политические деятели обычно руководствуются принципом: думать одно, говорить другое, делать третье. В ряде интервью ближайший сподвижник М.С. Горбачева Александр Николаевич Яковлев открыто признавался, что им, реформаторам, приходилось «лгать и лицемерить».
Поэтому исследователи испытывают дефицит информации по одним вопросам и обилие дезинформации по другим.
Не претендуя в таких условиях на полноту решения поставленной задачи, предлагаемая вашему вниманию книга ставит своей целью: а) реконструировать общую картину развития событий, приведших СССР к трагическому финалу, б) установить, имело ли оно спонтанный или целенаправленный характер и в) выяснить, какую роль в этих событиях играло советское руководство.
Беловежский сговор
Утром 7 декабря 1991 г. Б.Н. Ельцин отправился в Минск. Официальная цель – заключение Договора о дружбе и сотрудничестве между РСФСР и БССР. В 11.00–11.30 договор был подписан. В тот же день российская делегация могла вернуться в Москву. Однако 7-го в столице она так и не появилась.
«Проходит день, – вспоминает М.С. Горбачев, – никаких новостей из Минска до меня не доходит, никому ничего неизвестно. Подумалось: решили «расслабиться» – так оно и было». После официальный церемонии состоялся неофициальный банкет, на котором Борис Николаевич действительно «расслабился».
Однако настораживало, что об этой довольно ординарной поездке не были поставлены в известность ни секретарь Верховного Совета РФ С.А. Филатов, ни спикер Верховного Совета РСФСР Р.И. Хасбулатов, ни вице-президент РСФСР А.В. Руцкой. Настораживало и то, что вместе с Б.Н. Ельциным улетели государственный секретарь Г.Э. Бурбулис, вице-премьер Е.Т. Гайдар, министр иностранных дел А.В. Козырев, советник президента по правовым вопросам С.М. Шахрай. Еще более должно было бы насторожить то, что 7-го из Киева в Минск тоже со свитой отправился президент Украины Л. М. Кравчук.
«В замысел встречи в Беловежской Пуще, – пишет Е.Т. Гайдар, – президент меня не посвящал. Сказал только, что надо лететь с ним в Минск, предстоит обсуждение путей к усилению сотрудничества и координации политики России, Украины и Белоруссии...».
Однако Б.Н. Ельцин, Л.М.Кравчук и С. Шушкевич решили провести совместную встречу не в Минске, у всех на виду, а под Брестом в Беловежской пуще, в поселке Вискули.
«Беловежская встреча, – вспоминал Борис Николаевич, – проходила в обстановке секретности, резиденцию даже охраняло особое спецподразделение». Степень секретности была такова, что приглашенный фотограф АПН Ю. Иванов позднее заявил: «Я был уверен, что еду снимать охоту».
Первой еще днем в Беловежскую пущу прибыла украинская делегация. Вслед за нею должна была появиться российская. Однако во время банкета Борис Николаевич настолько «расслабился», что прибыл в Вискули лишь около 18.00.
Причем, судя по всему, доставили его не совсем в рабочем состоянии. По утверждению С.С. Шушкевича, «Ельцин прилетел на аэродром неподалеку от Вискулей нетрезвым», поэтому даже не смог «самостоятельно сойти с трапа».
«Ельцин прилетел под вечер, – вспоминает журналист Н. Иванов. – И сразу казус: не устояв на шатком трапе, Борис Николаевич потерял равновесие и едва не слетел кубарем на гостеприимную белорусскую землю. Ситуацию спасла охрана, подхватив Бориса Николаевича под руки».
На аэродроме российского президента посадили в машину, и через некоторое время он был в пункте назначения. Здесь его встретил директор Вискулей Степан Мартысюк, который утверждает, что Борис Николаевич чувствовал себя настолько неустойчиво, что его «вели под руки». В таком состоянии он, разумеется, не мог участвовать в переговорах, поэтому его отвели «в номер» и дали возможность «отдохнуть».
Через некоторое время Б.Н. Ельцин пришел в себя и отправился ужинать. Причем охрана, видимо, не проявила к этому выходу особого внимания, поэтому «на ужине» российский президент появился «со съехавшим набок галстуком». Уже упоминавшийся Юрий Иванов попытался запечатлеть этот исторический момент на фотопленке, но «охрана Ельцина буквально выбила из его рук аппарат».
«Мне показалось, – вспоминал Б.Н. Ельцин, – что Шушкевич представлял себе эту встречу несколько иначе, более раздумчивой, спокойной. Он предлагал поохотиться, походить по лесу. Но было не до прогулок. Мы работали как заведенные, в эмоционально приподнятом настроении».
По свидетельству С.Шушкевича, до 23.00 он вместе с Б.Н. Ельциным и Л.М.Кравчуком обсуждал «концепцию» будущего соглашения между тремя республиками. К сожалению, Станислав Станиславович ничего не говорит о тех условиях, в которых происходило это обсуждение. Между тем уже упоминавшийся С. Мартысюк, утверждает, что Борис Николаевич во время этого обсуждения «еще добавил» и «часикам к одиннадцати» «пикировал под стол».
«После ужина, вспоминает бывший министр иностранных дел Белоруссии П. Кравченко, – Ельцин поднимался на второй этаж, где располагались его апартаменты. И вдруг на середине лестницы споткнулся и стал падать спиной назад. С учетом его солидного телосложения такое падение могло закончиться трагично. Охрана замешкалась, все оцепенели, но ситуацию спас Шушкевич, который поднимался вслед за Ельциным и ловко подхватил Бориса Николаевича. На следующий день, выйдя к завтраку, Ельцин по-царски достал из кармана часы и сказал: «Станислав Станиславович, это – за поддержку Президента России в трудную минуту».
Вспоминая тот вечер, С.С. Шушкевич отмечает: «Мы сформулировали концепцию, дальше всю ночь работали эксперты, а мы отправились спать. Как мне спалось? Меня вообще бессонница не мучает. Сейчас много слухов, будто бы мы там пили втемную самогон. Ничего подобного, была «Беловежская»».
Это, конечно, смягчающее обстоятельство. «Беловежская» – благороднее, чем самогон.
После того, как три президента ушли спать, за обсуждение «концепции» взялась их охрана. «Внизу, – вспоминал С. Мартысюк, – в спальном номере стол накрыли себе. Половину мебели поломали, так нажрались, извините за откровенность».
А пока главы трех государств, не мучаемые бессонницей, спокойно спали после обсуждения «концепции», а их охрана допивала то, что не успели вожди, эксперты трудились над тем документом, ради которого приехали.
М.С. Горбачев утверждает, что этот документ «был извлечен из кармана госсекретаря и, как свидетельствуют очевидцы, наспех завизирован».
Однако Е.Т. Гайдар пишет, что все было совершенно иначе. Из его воспоминаний явствует, что эксперты сели за работу «очень поздно, около 12 ночи». Чем они занимались до 12, мы не знаем. Может быть, ждали концепцию, может быть, тоже ужинали.
«Вечером, по прилете, – писал Е.Т. Гайдар, – пригласили белорусов и украинцев сесть вместе поработать над документами. Собрались в домике, где поселили меня и Сергея Шахрая. С нашей стороны были Бурбулис, Козырев, Шахрай и я. От белорусов – первый вице-премьер Мясникович и министр иностранных дел Кравченко. Украинцы подошли к двери, потоптались, чего-то испугались и ушли… Начали вместе работать над проектом документа,.. технический персонал решили не беспокоить, я стал сам набрасывать на бумаге текст. В 4 утра закончили работу. Андрей Козырев взял бумаги, понес к машинисткам».
Однако, как пишет Е.Т. Гайдар, «утром» 8-го «в технических службах» возникла «паника». Подготовленный документ нужно было представлять главам государств, а его не было. И тут «выяснилось – Козырев не решился в 4 утра будить машинистку, засунул проект декларации под дверь, по ошибке не под ту».
Очень хотелось бы поверить Егору Тимуровичу, но не получается. Дело в том, что в этих исторических событиях участвовала одна-единственная машинистка, и она была доставлена в Вискули только утром 8 декабря. Поэтому будить в ночь с 7 на 8 декабря было некого. И если в 4 часа министр иностранных дел искал дверь не существовавшей машинистки, можно только предполагать, в каком состоянии он находился.
Под чью дверь министр иностранных дел засунул исторический документ, Егор Тимурович предпочел умолчать. Между тем документ оказался под дверью охраны Б.Н. Ельцина. Обнаружив утром у себя какую-то бумажку и, исходя из наличия в номере туалетной бумаги, охранники выбросили исторический документ в урну. Только после того, как была поднята тревога, черновой вариант исторического беловежского соглашения был извлечен из туалетной урны и передан его авторам.
Мы не знаем, в каком состоянии он находился, но, как писал Е.Г. Гайдар, «когда рано утром хватились – времени для расшифровки уже не оставалось, разобраться в моем, надо сказать, на редкость отвратительном почерке мало кому удается. Пришлось идти самому диктовать текст…».
«Когда я принес напечатанный наконец документ, – вспоминал Егор Тимурович, – Б. Ельцин, Л. Кравчук и С. Шушкевич в ожидании бумаги уже собрались, начали предварительный разговор. Ознакомившись с ней, довольно быстро пришли к согласованному выводу – да, это и есть выход из тупика».
По свидетельству С. Шушкевича, «рано утром главы государств вместе с премьерами утверждали каждый пункт договора… Все это время из комнаты в комнату, как мальчики на побегушках, бегали Гайдар, Козырев, Шахрай… Никто ведь этого договора не прочитал. Кстати, если к охоте все было подготовлено, то к работе с документами – нет».
Правда, через несколько дней Борис Николаевич признался, что за основу беловежского соглашения был принят тот документ, который был составлен еще в декабре 1990 г. Поэтому его обсуждение не потребовало много времени».
«К работе над документами, – вспоминает С.С. Шушкевич, – мы приступили после завтрака. Что касается спиртного, то во время работы над Соглашением я был, как за рулем, а остальные вели себя почти так же». «Почти так же» – значит, не совсем так. «Только когда с трудом удавалось найти приемлемую для всех формулировку, – уточняет Станислав Станиславович, – мы позволяли по чуть-чуть хорошего коньяку».
По другим сведениям, исходящим тоже от С.С. Шушкевича, они «прикладывались к рюмке с коньяком» «после подписания каждого пункта соглашения».
А поскольку в «Соглашении» 14 статей, или же 23 пункта, да еще пространная преамбула и по всем этим разделам удалось найти «приемлемые формулировки», то прикладываться к рюмке приходилось неоднократно. Даже если взять «чуть-чуть» по 10 г, получим не менее 250 г коньяка, правда, не какого-нибудь, а «хорошего».
Тайной подобного технологического секрета работы над дипломатическими документами Л.М. Кравчук позднее поделился с Н.А. Назарбаевым. «Мне позднее Кравчук рассказывал: они там, в Беловежской пуще, каждый абзац документа отдельно обмывали, – а было в нем две с половиной страницы».
Данный факт позднее признал и премьер-министр Белоруссии В. Кэбич. «Во время работы над Соглашением, – вспоминает он, – когда получалось сформулировать особенно сильную фразу, мне давали задание: иди налей по рюмке шампанского. Крепленые и крепкие напитки, когда мы работали, вообще не употребляли. Только потом, когда уже все закончилось».
Итак, факт обмывания исторического документа можно считать установленным. Расхождение только в двух вопросах. Что обмывали: «приемлемые формулировки», «сильные фразы», каждый пункт или все абзацы? И чем обмывали? В.Ф. Кэбичу запомнилось, что он пил шампанское, С.С. Шушкевичу – коньяк. А поскольку коньяк трудно спутать с шампанским, каждый, видимо, пил, что ему больше нравилось.
Итоговый документ был подписан в 14.17 .
Главная идея этого документа была сформулирована следующими словами: «Мы, Республика Беларусь, Российская Федерация (РСФСР), Украина как государства – учредители Союза ССР, подписавшие Союзный Договор 1922 года, далее именуемые Высокими Договаривающимися Сторонами, констатируем, что Союз ССР, как субъект международного права и геополитическая реальность, прекращает свое существование».
Как уже отмечено в литературе, Союзный договор 1922 г. просуществовал немногим более года и превратился в чисто исторический документ, так как в 1924 г. его заменил новый Союзный договор, ставший неотъемлемой частью первой союзной конституции. Но и этот договор ушел в прошлое после того, как была принята Конституция СССР 1936 г., в которой Союзный договор даже не упоминался. Не упоминался он и в Конституции 1977 г.
Но даже если бы к 8 декабря 1991 г. подписанный в 1922 г. Союзный договор продолжал действовать, три названные союзные республики не имели права расторгнуть его и объявить СССР прекратившим свое существование, а) во-первых, потому что он не предусматривал такой возможности и давал подписавшим его республикам лишь право выйти из состава СССР, б) во-вторых, кроме этих трех республик он был подписан ЗСФСР. И хотя к 1991 г. ЗСФСР уже не существовало, но продолжали существовать составлявшие ее республики, бывшие ее правопреемниками, в) в-третьих, к 1991 г. в состав СССР входило 15 республик, поэтому три из них никак не могли решить судьбу остальных 12 и лишить их права пребывания в Союзе, г) в-четвертых, судьбу СССР мог решить только его высший законодательный орган, которым по конституции являлся Съезд народных депутатов, а согласно решениям Пятого Съезда народных депутатов Верховный Совет СССР.
Самое большее, что могли сделать руководители трех названных республик – это принять решение о выходе их республик из состава СССР, но сам порядок выхода должен был соответствовать закону 3 апреля 1990 г.
Таким образом, достигнутое соглашение имело антиконституционный характер. А поскольку оно решало судьбу государства, принятие такого документа представляло собой государственный переворот.
Несмотря на то, что работа над беловежским соглашением завершилась в 14.17, пресс-конференция была назначена на 17.00. Чтобы понять причину этого, необходимо учесть следующее обстоятельство.
«Подписав документ, – вспоминал Е.Т. Гайдар, – Б. Ельцин в присутствии Л. Кравчука и С. Шушкевича позвонил Е. Шапошникову, сказал о принятом решении, сообщил, что президенты договорились о его назначении главнокомандующим объединенных вооруженных сил Содружества. Е. Шапошников назначение принял. Потом последовал звонок Джорджу Бушу… Наконец, звонок Горбачеву и тяжелый разговор с ним».
Как утверждает Л.М. Кравчук, после подписания соглашения они попросили соединить их и с М.С. Горбачевым, и Д. Бушем. Однако Михаила Сергеевича долго не могли найти, а американский президент взял трубку сразу же. Поэтому так получилось, что его уведомили о произошедшем раньше, чем своего президента.
Однако в этой версии есть одна неувязка. Она заключается в том, что 14.17 по московскому времени – это 6.17 по вашингтонскому. Поэтому никто из беловежской тройки, даже учитывая количество выпитых к этому времени рюмок коньяка и шампанского, будить американского президента не решился бы. Поэтому пришлось ждать до 9.00, т.е. до 17.00. Видимо, именно по этой причине на 17.00 и была назначена пресс-конференция.
Как должен был встретить сообщение о ликвидации лидер страны, претендующий на идеал демократии? Прежде всего он должен был бы поинтересоваться, соблюдены ли при подписании беловежского соглашения действующие законы и, только получив на этот вопрос положительный ответ, заявить, что не может вмешиваться во внутренние дела другой страны.
Однако американский президент сразу же одобрил принятое решение, т.е. по сути дела одобрил государственное преступление. И в этом нет ничего удивительного, так как, не зная заранее его позиции в этом вопросе, ни один их трех «беловежцев» на подобный шаг не решился бы.
«Наши, как теперь любят говорить, западные партнеры, – пишет Г.А. Явлинский, – были тогда крайне заинтересованы в том, чтобы распад Союза был необратимым, и они очень поощряли эти идеи».
Только получив благословение американского президента, беловежские заговорщики решили уведомить о произошедшем президента объявленного ими несуществующим государства. «Наконец, вечером – вспоминает М.С. Горбачев, – раздался звонок Шушкевича, которому, оказывается, Ельцин и Кравчук поручили в их присутствии сообщить мне о принятых решениях. Он сказал, что уже был разговор с Бушем и тот «поддержал».
По свидетельству С. Мартысюка, первыми покинули Вискули украинцы, «в 11 часов – россияне». В каком состоянии улетал российский президент, мы не знаем, но Н.И. Рыжков утверждает, что в тот день Борис Николаевич «надрался» так, что только к 2 часам ночи его смогли привести в чувство, когда в Минске была дана пресс-конференция.
После пресс-конференции, прежде чем вылететь в Москву, по русскому обычаю, видимо, было решено присесть перед дорогой и выпить, как говориться, на посошок. Опохмелившись, Б.Н. Ельцин с большим трудом встал из-за стола, сделал несколько шагов и, если верить его недругам (да простят мне поклонники нашей «демократии» эту подробность), рухнув на ковер, «облевался».
Так была поставлена последняя точка в беловежском сговоре.
От Минска до Москвы около часа пути. За это время Борис Николаевич не успел придти в себя. Поэтому, как потом рассказывали злые языки, «по прибытии в Москву» его «пришлось выносить из самолета».
«Возвращаясь самолетом в Москву в этот декабрьский вечер 1991 года, – пишет Е.Т. Гайдар, – я все время думал: а мог ли Горбачев в ответ на подписанное соглашение попытаться применить силу и таким образом сохранить Советский Союз? Разумеется, окончательный ответ так и останется неизвестным. И все-таки, мне кажется, в то время такая попытка была бы абсолютно безнадежной».
Эти невольно вырвавшиеся слова свидетельствуют: возвращаясь в Москву, Е.Т. Гайдар и его сотоварищи не исключали, что из аэропорта их могут отвести в Лефортово или в Матросскую тишину.
Сразу же после «беловежского сговора» А.Н. Яковлев дал интервью, в котором заявил: «…за распадом Союза начнется распад РСФСР. Он неизбежен, и по той же самой схеме. Он уже начался. И никакая сила тут не поможет, ибо сила – это кровь».
Александр Николаевич явно поторопился с прогнозом, выдав желаемое за действительное. По всей видимости, тот самый сценарий, который в 1988 г. обнародовал М.Я. Гефтер, а в 1990 г. положил в основу своей избирательной программы Б.Н. Ельцин, сценарий расчленения России, продолжал существовать и в 1991 г. Однако, к счастью, не осуществился.
10–12 декабря в полном противоречии с Конституцией СССР и союзным законодательством Верховные Советы Белоруссии, России и Украины не только денонсировали Союзный договор 1922 г., но и ратифицировали беловежское соглашение.
21 декабря 1991 г. в Алма-Ате встретились главы 11 советских республик (не были представлены Грузия и три прибалтийские республики) и приняли два решения: о ликвидаии СССР и образовании СНГ.
Как совершенно справедливо пишет Н.И. Рыжков, узнав о беловежском соглашении, М.С. Горбачев как президент СССР обязан был немедленно поставить об этом в известность Верховный Совет СССР, ООН, Совет безопасности. Однако ничего подобного союзный президент не сделал.
Поскольку беловежское соглашение и все, что последовало за ним, имело противозаконный, антиконституционный характер, М.С. Горбачев как президент, как гарант конституции и законности был обязан сразу же после того, как ему стало известно о беловежском сговоре, не только опротестовать подписанный главами трех республик документ и потребовать от Генеральной прокуратуры, чтобы она возбудила против них уголовное дело.
Он был обязан опротестовать ратификацию беловежского соглашения республиканскими парламентами, выступить с инициативой созыва чрезвычайной сессии Верховного Совета СССР и вынести на ее обсуждение этот вопрос.
Обязан, даже понимая, что все это может остаться на бумаге.
А поскольку М.С. Горбачев не сделал этого, то нарушил не только данную им присягу, в которой прямо говорилось о соблюдении и защите конституции, но и саму конституцию.
Поэтому его поведение следует классифицировать или как соучастие, или как преступное бездействие, повлекшее за собою расчленение государства со всеми вытекающими из этого последствиями.
Почему же он поступил именно так?
Это стало понятно 24 декабря. В этот день в печати появилось последнее интервью М.С. Горбачева в качестве президента СССР. И что же сокровенное мы узнали из него? «Главное дело моей жизни, – заявил он, – сбылось».
Поразительно. Уходя с политической сцены, лидер советской державы публично назвал ее уничтожение «главным делом» своей жизни.
В тот же день М.С. Горбачева (почему-то в сопровождении А.Н. Яковлева) принял Б.Н. Ельцин. С чем пожаловал к нему уходящий президент Советского Союза? Оказывается, с отступной.
«Список претензий Горбачева – писал Борис Николаевич, – его «отступная», изложенных на нескольких страницах, был огромен. И практически весь состоял из материальных требований. Пенсия в размере президентского оклада с последующей индексацией. Президентская квартира, дача, машина для жены и для себя, но главное – Фонд. Большое здание в центре Москвы, бывшая Академия общественных наук, транспорт, оборудование. Охрана. Психологически его расчет был очень прост: раз вы так хотите от меня избавиться, тогда извольте раскошелиться… Почти все, что просил Горбачев, за исключением чего-то уж очень непомерного, ему дали. Мы встретились с ним в Кремле 24 декабря. У него в кабинете… Это был тяжелый, долгий разговор. Продолжался он несколько часов».
Михаил Сергеевич ушел с этой беседы, оставив А.Н. Яковлева с Б.Н. Ельциным. «Вернулся к Горбачеву, – вспоминает Александр Николаевич. – Он лежал на кушетке, в глазах слезы. «Вот видишь, Саш, вот так», – говорил человек, может быть, в самые тяжкие минуты своей жизни, как бы жалуясь на судьбу и в то же время стесняясь своей слабости».
Мог ли М.С. Горбачев уйти по-другому? Мог. Хотел ли он этого? Нет.
Говорят, на скотобойнях держат специальных животных, называемых «вожаки». Когда пригоняют очередное стадо и оказавшиеся в незнакомом месте животные сбиваются в кучу, не зная, куда двигаться дальше, выпускают «вожака». Он увлекает стадо на бойню, после чего скот отправляют под нож, а «вожака» возвращают в стойло. Там за выполненную работу он получает дополнительный корм. Для барана это может быть клок сена, для свиньи ведро помоев, для человека – заведывание кафедрой, звание академика, кресло ректора, руководство фондом и т.п.
М.С. Горбачев за уничтожение советской державы, которое он назвал «главным делом» своей жизни, получил фонд.
Заключение
Рассмотренный материал показывает, что исчезновению Советского Союза с карты мира предшествовали: а) возникновение и обострение экономического кризиса, в) ослабление союзной власти и постепенная утрата ею контроля за происходящими событиями, в) рост оппозиционного, в том числе национального движения, возрастание его влияния и постепенный захват им власти на местах, г) крах прежней идеологии и распространение новых идеологических ценностей.
Возникает соблазн рассматривать гибель СССР как результат развития этих и некоторых других, подобных же процессов. Однако такой подход к данной проблеме был бы допустим только в том случае, если бы названные процессы имели спонтанный характер.
Между тем, как уже отмечалось, даже М.С. Горбачев и его ближайшие сподвижники признают, что к 1985 г. экономического кризиса в стране еще не было. Следовательно, он возник и стал приобретать катастрофический характер лишь в годы перестройки. И хотя его предпосылки складывались в предшествующую эпоху, политика реформаторов вела не к подавлению кризисных тенденций, а к их стимулированию.
Это были: 1) антиалкогольная кампании, пробившая первую серьезную брешь в бюджете страны, 2) отказ от монополии внешней торговли, во многом способствовавший возникновению отрицательного внешнеторгового сальдо, что еще более било по бюджету и способствовало росту внешнего долга, 3) экономическая реформа 1987 г., стимулировавшая сокращение производства, подтолкнувшая рост инфляции и тоже ударившая по бюджету, 4) создание кооперативов, положившее начало приватизации государственной собственности и легализации криминального капитала, открывшее возможность для перекачивания государственных средств в частный сектор.
Подобный же искусственный характер имели развивавшиеся в стране политические процессы. Взятый руководством партии курс на децентрализацию экономики сопровождался децентрализаций управления – резким ослаблением союзных и усилением республиканских органов. Дестабилизирующую роль в тех условиях играло самоотстранение КПСС от власти, что имело следствием утрату оперативного контроля над экономическими и политическими процессами в масштабах всей страны. Причем и первое, и второе проводилось «архитекторами перестройки» целенаправленно, поскольку итогом задуманной ими политической реформы должно было стать превращение СССР в конфедерацию.
Между тем исторический опыт свидетельствует: конфедерация как форма государственного устройства – это не только редкое явление, но и переходная форма или к федерации, если на конфедеративной основе объединяются независимые государства, или к совокупности независимых государств, если на конфедеративную основу переходит федерация. Следовательно, превращение СССР в конфедерацию представляло собою закамуфлированное разрушение союзного государства.
Можно было бы допустить, что складывание экономического кризиса и ослабление центральной власти имели своим следствием рост массового недовольства в стране и консолидацию оппозиции, которая, вопреки желаниям «архитекторов перестройки», еще больше дестабилировала ситуацию в стране и сделала развивающиеся процессы неуправляемыми.
Однако, как было показано, решающую роль в разжигании массового недовольства, в провоцировании национальных конфликтов и организации оппозиции как в центре, так и на местах играли ЦК КПСС и КГБ СССР. Причем начало этой деятельности относится к 1987–1988 гг., т.е. к тому времени, когда экономический кризис только зарождался, а политическая реформа только планировалась.
Это означает, что «архитекторы» перестройки специально вызывали к жизни разрушительные социальные и политические силы.
Именно к 1987–1988 гг., то есть к тому времени, когда планировалась политическая реформа и страна еще находилась на пороге экономического кризиса, относится начало идеологического перевооружения общества, осуществлявшееся руководством партии под знаменем идеи гласности. Началось оно с критики сталинизма, закончилось дискредитацией советской власти.
«Гласность, – пишет Ф.М. Бурлацкий, – стала едва ли не главным тараном, разрушившим коммунистическую систему». «Огонек», «Московские новости» и «Литературная газета», а вслед за ними и – новые издания и во многом телевидение раскачивали общественное мнение и направляли недовольство против системы власти».
Таким образом, можно констатировать, что все те факторы, которые привели СССР к гибели, были приведены в действие «архитекторами перестройки».
Более того, факты свидетельствуют, что СССР не развалился, а был расчленен, причем форсировано и с грубейшим нарушением действовавших законов. Особенно это касается периода с 19 августа по 26 декабря 1991 г., когда в республиках развернулся захват союзной собственности и средств массовой информации, искусственное разрушение союзных государственных структур. По сути дела, это был растянувшийся на четыре месяца ползучий государственный переворот.
Чем руководствовались реформаторы?
В поисках ответа на этот вопрос следует обратить внимание, что с самого начала перестройки советским руководством был провозглашен лозунг «Европа – наш общий дом» (1985 г.), затем была разработана и утверждена Политбюро ЦК КПСС концепция «общеевропейского дома» (1987 г.), признана возможность единого планетарного руководства миром (1988 г.) и, наконец, подписана Венская конвенция, провозгласившая верховенство международного права над национальным (1989 г.).
В связи с этим представляется возможным выдвинуть следующую гипотезу. Перестройка была задумана как подготовка к вхождению советской страны в мировую экономику и созданию не только «общеевропейского дома», но и «нового мирового порядка».
Для этого, как уже отмечалось, требовалось, чтобы а) СССР отказался от своих сфер влияния, б) были ликвидированы СЭВ и ОВД, в) изменился экономический, политический и духовный облик советской страны, г) произошло разделение СССР на более мелкие государства.
И действительно, рассмотренный материал свидетельствует, что к началу перестройки у М.С. Горбачева имелся общий замысел реформ, цель которых заключалась в ликвидации Советского Союза как государства – корпорации.
«Замысел, – признался бывший генсек в 1992 г., – был собственно в том, чтобы сломать хребет тому тоталитарному монстру, который у нас стали называть Административной Командной Системой».
Для достижения этой цели планировалось: произвести приватизацию государственной собственности и восстановить многоукладную рыночную экономику; отстранить КПСС от власти и создать многопартийную политическую систему; отказаться от монополии «марксистско-ленинской» идеологии и перейти к буржуазной идеологи западного образца; передать собственность и власть из центра в республики и превратить СССР в конфедерацию или содружество; встать на путь разоружения и отказаться от сфер влияния за рубежом, прежде всего в странах Восточной Европы.
Если принять эту версию, политика М.С. Горбачева и его ближайшего окружения приобретает определенный смысл. Весь вопрос заключается только в том, от кого могла исходить такая программа и понимали ли реформаторы, к чему может привести ее осуществление?
Нет, утверждает Александр Сергеевич Ципко: «Команда Горбачева, за редким исключением, не сознавала, что на самом деле своей политикой гласности стимулирует контрреволюцию».
Оставляя слова о «редком исключении» на совести А С. Ципко, обратимся к воспоминаниям А.Н. Яковлева, возглавлявшего в 1985–1988 гг. Отдел пропаганды ЦК КПСС. Неужели и он не понимал, что делает?
Объясняя свою позицию в этом вопросе, Александр Николаевич писал: «Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработала (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и «нравственным социализмом» – по революционаризму вообще».
«Советский режим, – пишет, во многом повторяя А.Н. Яковлева, один из руководителей латышской оппозиции Я. Видиньш, – можно было разрушить только с помощью гласности и партийной дисциплины, прикрываясь фразами о преобразовании социализма». Поэтому сначала, по его словам, удар был направлен по Сталину, потом по Ленину, потом по всей советской системе.
Может быть, М.С. Горбачев и его соратники не понимали, какими последствиями обернется для страны «отречение» КПСС от престола? Для ответа на этот вопрос следует вспомнить, как в 1984 г. М.С. Горбачев выступал против передачи реальной власти от партии к советам. «Ведь у нас», – говорил он, – «нет механизма, обеспечивающего саморазвитие экономики… В этих условиях, если первые секретари партийных комитетов отдадут экономику на откуп хозяйственникам – у нас все развалится».
Следовательно, если, понимая это, став генсеком, М.С. Горбачев сразу же поднял вопрос о необходимости разделения властей, которое он сам позднее назвал «отречением от престола», значит, он сознательно взял курс на разрушение советской системы.
Может быть, «архитекторы перестройки» не понимали, чем обернется реформирование СССР по тому варианту, который был ими избран?
Ответ на этот вопрос дают уже приводившиеся признания А.Н. Яковлева и Э.А. Шеварднадзе, которые были сделаны ими в беседе с бывшим директором Агентства национальной безопасности США У. Одомом: «Они знали, что Советский Союз разрушится».
Понимал это и М.С. Горбачев. Вспомним, как в 1987 г. он отговаривал В.И. Воротникова от создания Коммунистической партии РСФСР, утверждая, что это будет первым шагом на пути развала СССР, и как в 1989–1990 гг. эта же идея реализовывалась под его руководством.
Может быть, реформаторы думали, что распад СССР откроет перед бывшими советскими республиками возможность для более успешного развития? Выступая 14 июля 1989 г. на заседании Политбюро, М.С. Горбачев заявил: «Все проработки, которые до сих пор сделаны, приводят к выводу: распад на многие годы выбьет из колеи все нации».
А вот его же прогноз, сделанный весной 1990 г.: «Меня воодушевляет, что нынешние поколения… нашли в себе силы взять на себя ответственность за кардинально новое общественно-историческое решение, невзирая на невероятные политические, экономические, психологические трудности, которые нас ждут на этом пути. Все еще впереди, в том числе и главные трудности».
О том, какие трудности М.С. Горбачев видел впереди, мы уже знаем. Вспомним его выступление 12 октября 1987 г. в Ленинграде на Марсовом поле, где он напоминал ленинградцам о блокаде. 9 января 1991 г., если верить Ф.Д. Бобкову, Михаил Сергеевич сказал В.А. Крючкову: «Внуков жалко». Значит, понимал, что начатая им перестройка не даст благотворных результатов ни в ближайшем, ни в отдаленном будущем.
Может быть, такой прозорливостью отличался только генсек? Нет. Вот что записал в дневник 15 ноября 1990 г. А.С. Черняев: «Разрушить прежнюю систему без хаоса невозможно. Но люди не хотят расплачиваться за 70 лет преступной политики. И никогда не поймут, почему, чтобы стать цивилизованной страной в конце XXI в., надо пройти через голод, развал, разгул, преступность и прочие наши прелести».
Однако речь шла не о превращении СССР в «цивилизованную страну». В то самое время, когда А.С. Черняев писал приведенные строки, МВФ и другие международные структуры уже имели план перевода советской экономики на рыночные отношения, предусматривавший деиндустриализацию советских республик и превращение их в сырьевой придаток мировой экономики.
Показательно, что А.Н. Яковлев тоже видел одну из главнейших задач начатых преобразований в деиндустриализации. Между тем деиндустриализация, если перевести этот термин на более понятный язык, означает уничтожение промышленного потенциала и связанной с ним инфраструктуры, т.е. питающих его энергетических мощностей, обслуживающих его транспортных путей, готовящей для него специалистов системы среднего и высшего профессионального образования, работавших на него конструкторских бюро и научно-исследовательских институтов и т.д.
Еще более цинично оценивали задачи реформ младореформаторы. По свидетельству американского журналиста Пола Хлебникова, «Гайдар с коллегами считали, что в России живут, как они называли, одни «совки», и все, что в России существует, нужно уничтожить и потом вырастить новое… Ради этого любые методы и меры хороши. И пускай все уничтожит инфляция… Старое поколение провинилось».
«…тогдашний министр иностранных дел (России – А.О.), а ныне калифорнийский фармацевт Козырев, – пишет Н.Б. Биккенин, – не стеснялся называть своих соотечественников «быдлом».
«Самый главный герой перестройки М.С. Горбачев, – отмечал позднее В.И. Воротников, – в своих интервью с середины 1992 г. нагло и бессовестно заявляет, что весь «демократический переворот» он так и замышлял с самого начала, но скрывал это, двигаясь по этапам. Иначе, заявляет он, «если б я тогда провозгласил конечную цель, то меня неминуемо свергли». До какого же чудовищного цинизма по отношению к своей стране и к своему народу надо дойти, чтобы делать такие заявления».
Более откровенно признавался в этом А.Н. Яковлев.
«В конце концов я пришел в одному выводу: этот строй можно взорвать только изнутри, используя его тоталитарную пружину – партию. Используя такие факторы, как дисциплина и воспитанное годами доверие к Генеральному секретарю». А вот его слова из другого интервью: «Для пользы дела приходилось и отступать, и лукавить. Я сам грешен – лукавил не раз. Говорил про «обновление социализма», а сам знал к чему дело идет». «Советский тоталитарный режим, – признавался он, – можно было разрушить только через гласность и тоталитарную дисциплину партии, прикрываясь при этом интересами совершенствования социализма».
«С самого начала перестройки, – пишет Ф.Д.Бобков, – все делалось продуманно и неторопливо, наши лидеры понимали: если сразу объявить свою конечную цель – заменить социалистический строй и распустить компартию – нетрудно себе представить, какое это вызвало бы народное негодование».
Таким образом, можно утверждать, что реформаторы хорошо понимали, каковы будут итоги перестройки и ее последствия, а значит, сознательно вели к гибели СССР. Весь вопрос заключается только в том, что двигало ими.
В связи с этим совершенно не случайно появилась версия о том, что главный штаб перестройки находился не в Москве, а в Вашингтоне.
Эта версия сразу же вызвала возражения в либеральной печати. В своей книге «Гибель империи» Е.Т. Гайдар отмечал: «…я своими глазами видел, каким невероятным сюрпризом для американских властей было крушение Советского Союза».
Если бы Егор Тимурович написал это сразу после «крушения Советского Союза», к его словам можно было бы отнестись с доверием. Однако к 2006 г., когда он поделился своими воспоминаниями на этот счет, уже была издана книга бывшего американского разведчика Питера Швейцера «Победа», в которой приводятся убедительные данные о том, что американские спецслужбы проводили целенаправленную политику разрушения СССР.
Поэтому версия об участии внешнего фактора в развале СССР не требует обоснования. Задача заключается только в том, чтобы получить на этот счет конкретное представление.
Имеет право на существование и версия о связях архитекторов перестройки с зарубежными спецслужбами. Достаточно вспомнить странную историю с «разоблачением» А.Н. Яковлева. Заслуживает внимания и выступление председателя КГБ СССР В.А. Крючкова 17 июня 1991 г. на закрытом заседании Верховного Совета СССР, в котором он прямо заявил о существовании «агентов влияния», используемых Западом для развала СССР.
Этот факт хорошо известен. Менее известно то, что к сделанному им заявлению шеф КГБ представил два приложения. «Первое – алфавитный список агентов влияния, второе – тексты первичных агентурных документов, в том числе документов иностранных спецслужб по организации взрыва СССР изнутри». Выступая на заседании Верховного Совета Российской Федерации 7 февраля 1992 г., С.Н. Бабурин предложил обнародовать эти приложения. Это не сделано до сих пор.
Заслуживает проверки и версия о подкупе наших вождей. Касаясь этой проблемы, генерал Л.Г. Ивашев пишет: «Не хочется говорить о подкупе, взятках в прямом нашем понимании, хотя до сих пор неизвестно, за что президент Южной Кореи Ро Де У вручил М.С. Горбачеву 100 тыс. долларов в апреле 1991 г., которые хранились в сейфе Болдина. Но если проанализировать семь полученных М.С. Горбачевым премий – американских и международных, то все они вручались за определенные уступки со стороны СССР. Да и только ли Ро Де У передавал напрямую советскому Президенту кругленькие суммы?».
Распространено также мнение, что, начиная перестройку, реформаторы пытались конвертировать власть в деньги. А.С. Ципко яростно спорит с подобными обвинениями. Однако он, во-первых, ограничивает круг реформаторов только четырьмя фамилиями, а во-вторых, ставит их всех в один ряд.
Между тем реформаторы не были едины. Нельзя ставить на одну доску М.С. Горбачева и Н.И. Рыжкова, А.Н. Яковлева и Е.К. Лигачева. Имеющийся в нашем распоряжении материал свидетельствует, что среди «архитекторов» и «прорабов» перестройки были и те, кто действительно желал обновления советской системы, и те, кто стремился к ее ликвидации.
К первой группе относится один из самых порядочных советских вождей Н.И. Рыжков. Именно поэтому он позднее с горечью признавался: «Да, перестройка, считаю, была предана. Нами предана. Теми, кто ее задумывал, кто начинал, кто осуществлял и кто хоронил. И себя от сих процессов не отделяю, разве что в похоронах, к счастью, не довелось участие принимать…».
Но среди реформаторов были и те, кто пытался заработать на перестройке и о ком невольно вспоминается анекдот. Одна женщина спрашивает другую: «Ты как отдалась в первый раз: по любви или за деньги?». И слышит в ответ: «Конечно, по любви. Разве десять рублей это деньги?».
Вероятно, наши «вожаки» рассчитывали на большее.
Поэтому можно понять чувство обиды, с которым А.Н. Яковлев покинул сей мир: «Хочу повторить еще раз, что трудно удержаться от того, чтобы не выразить недоумения по поводу несколько странной и двусмысленной позиции Запада по отношению к реформам в Советском Союзе и России. На мой взгляд, наши намерения и действия не были всесторонне оценены политическими лидерами Запада… Пишу об этом с горечью, но и с надеждой».
В своих воспоминаниях А.Н. Яковлев обижается на заявления Д. Буша и некоторых других американских политиков, что США победили в холодной войне против СССР. Что же вызывало несогласие бывшего советского лидера? Оказывается, не американцы победили, а советские вожди сами сдали свою страну.
Сдали и надеялись, что им это зачтется.
А американцы, сволочи, не только сотрудничать не хотят на равных, не только не заплатили за предательство, как надо, даже ботинки свои лизать не дают.
Но ведь их тоже понять нужно. Много желающих.
К тому же, несмотря на все старания, полностью реабилитировать себя в глазах Запада нашим партийным «вожакам» не удалось: «Яковлев теперь в отставке, – писал В.К. Буковский, – политикой не занимается. Он теперь заведует Комиссией при президенте России по реабилитации репрессированных. Как если бы в 1945 году реабилитацией жертв Освенцима заведовал Геббельс».
Бедный Александр Николаевич!
Как старался угодить новым хозяевам. Но так и остался в их глазах советским Геббельсом.
Александр Островский
Источник: ruskline.ru - newsland.ru