Янка Дягилева."Эту песню не задушишь, не убьешь"

[Миклуха]

Яна Станиславовна Дягилева родилась и росла в Новосибирске. В 1985 году она знакомится с творчеством Александра Башлачёва. Все её знакомые говорили: "Как-то она переменилась". Потом стали появлятся первые стихи и песни. Однако заявить о себе ей удалось лишь в 1987 году, когда выходят её первые альбомы на ГрОб-records при участии Егора Летова.

Их совместная деятельность в 1987-1991 годах поражает выходом за всякие рамки обыденного восприятия. Даже для честного и бескомпромиссного рока перестроечной поры, не знавшего гнили продажности, то, что делали Янка и Егор, было слишком честно и искренне. Страшно, неудобоваримо, депрессивно, одним словом неправильно... Пытаясь слепить из Янкиной безудержной жизни хоть что-то съедобное, умники-критики А.Троицкий, А.Липницкий советовали проникаться жалостью к девушке, жаловавшейся на жизнь, предлагали помочь с аппаратурой и качественной коммерческой раскруткой. Янка обладала способностью очищать души людей своими песнями, даже самые страшно выглядищие панки плакали, как дети, на её концертах. Как антипод Летова, она всю свою жизнь принесла людям в своих песнях - ни одного интервью, никаких громких действий. Но у Янки не было железной летовской воли к действию. Она не выдержала давления со стороны попса, утешителей, сочувствующих, критиков и фанатов. И ушла, сказав напоследок:

Торопился - Оказался,

Отказался - Утопился,

Огляделся - Никого...

После Янкиной смерти у всех её почитателей был страшный шок. Они не могли понять, что они сделали не так. а вскоре, под знамёнами "Не грусти, жизнь прекрасна", всё забыли и гордо шествовали, изредко поглядывая по сторонам в поисках новых "неправильных" для их окультуривания...







Биография


Детство и школьные годы (1966-1983)



Яна Станиславовна Дягилева, известная всем больше как Янка, родилась в Новосибирске 4 сентября 1966 года. Родилась в простой семье с достатком ниже среднего. Отец, Станислав Иванович, по профессии теплоэнергетик, а мать, Галина Дементьевна – инженер промышленной вентиляции. В Янке смешались три национальности: 1/2 русской, по 1/4 украинской и чешской крови. Семья жила в центре города в деревянном одноэтажном доме без элементарных удобств (занимая его часть) по адресу Ядринцовская, 61. Дом остался от родителей Галины Дементьевны. Когда Яне было 2 года, от рака поджелудочной железы умерла бабушка, а спустя еще 2 года и дед. Янка росла болезненной девочкой, и родители решили укрепить здоровье дочери спортом. Некоторое время Янка занималась бегом на коньках, в чем проявляла большое усердие и честолюбие, добилась заметных успехов. Потом занималась плаванием, тоже недолго. В детстве Янка была в основном тихим, домашним ребенком, любила находиться в одиночестве, проводя свободное время наедине с книгами. Поступила в школу номер 42, одну из самых престижных и поныне. В школе училась посредственно, хотя учителя всегда называли ее способной девочкой и говорили, что Яна могла бы учиться лучше. В то же время проявляла явную склонность к гуманитарным предметам, к литературе, по ним получала «пятерки». Много читала – «Круг интересов у Яны был, я бы сказал, очень интересный: это всё великие, это – Цветаева, Ахматова, Николай Гумилёв, Платонов – вот такой уровень чтения» (С. И. Дягилев). Потом Янка уже сама решила учиться музыке. Занималась в музыкальной школе по классу фортепиано, спустя год бросила, но продолжала изредка играть «для себя». После появилось желание освоить гитару, что Янка и сделала, занимаясь в кружке при клубе Жиркомбината. В 1983 году Яна закончила школу.



Уже в школьные годы она писала стихи, которые, вероятно, не сохранились. Подруга, Анна Волкова, рассказывает, что Янка читала ей одно стихотворение, написанное в первом классе. Там было всего 4 строчки, и одна из них – «Тени деревьев смотрят на север».





Студенческие годы. Начало собственного творчества (1984-1986)



Родители хотели, чтобы после окончания школы Яна поступила в Кемеровский Институт Культуры, но в силу разных причин это не сложилось (в частности, тяжело болела мать Яны), и в 1984 году Янка почему-то поступила в Новосибирский Институт Инженеров Водного Транспорта (профилирующийся на строительстве объектов водоснабжения). Там она стала членом ансамбля политической песни АМИГО. С этим ансамблем она объездила с концертами всю область. Это был ее первый концертный опыт, ансамбль был довольно известным, его даже снимали для газеты. Песни пелись в основном на английском, которым Янка неплохо владела. Увлечения той поры – английская поэзия, гитара, песни БГ и Бичевской. Первые известные стихи Янки датируются 1985-м годом. Примерно тогда же Янка знакомится с Ириной Летяевой, «рок-мамой». Ирина была активным рок-деятелем, менеджером нескольких групп, организовывала у себя квартирники известных рок-музыкантов. Одним словом, координировала всю рокерскую деятельность в Новосибирске. В ее квартире не было замка, люди приходили и оставались жить месяцами, здесь же останавливались, приезжая на гастроли, и известные музыканты – Гребенщиков, Шевчук, Кинчев, Майк, Башлачев… В декабре 1985-го на одном из таких квартирников Янка познакомилась с СашБашем. Саша сразу произвел на нее сильное впечатление, оказавшее огромное влияние на дальнейший путь Янки.

8 октября 1986 года после 6-летней болезни умирает от рака мать Янки. Удар этот Яна переносила долго и болезненно – мать она очень любила. А в декабре снова приехал СашБаш. Вспоминают, что как раз в это время он находился в сильной депрессии, и Янка как-то помогла ему справиться с этим состоянием. С Янкой они очень тесно дружили, общались, Саша дарил ей свои записи, черновики неисполненных песен. Уезжая, оставил Янке свои легендарные колокольчики, которые до сих пор хранятся как реликвия в семье Янки. Как-то Саша сказал отцу Янки: «Ваша дочь знает о жизни гораздо больше, чем вы можете подумать…» Станислав Иванович, как и Янка, тоже был потрясен Башлачевым, его песнями, его талантом. Видимо, после всех этих встреч и началось становление Янки как автора. Она стала гораздо серьезнее относиться к своим стихам, некоторые из них оформила в качестве песен. Отец вспоминает, что тогда она начала подолгу сидеть в своей комнате, что-то записывая, сочиняя. После этой встречи Янка забросила подруг, тусовки, сильно переменилась, – находилась в состоянии огромного потрясения. Вообще история знакомства Янки с Башлачевым обросла массой легенд. Говорят, что они любили друг друга. Известно, что после первого знакомства Саша приезжал в Новосибирск уже специально к Янке, и задержался у нее на месяц. Тогда в ее черновиках и появилась впервые строчка: «Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих подошвах». Однако есть серьезные расхождения во времени. Например, по другим сведениям (не подтвержденным документально), первое знакомство состоялось еще в домосковский период жизни Александра, т.е. в 1983-1984 годах. Есть свидетельства того, что они пересекались и потом – в Москве и Питере (когда Янка еще не выступала публично). Была Янка и на одном из его питерских квартирников в конце 1987-го. Но как бы там ни было, – не стоит выискивать какой-то тайный смысл в дружбе Янки с Сашей, и, тем более, исходя из этого, пытаться как-то связать их творчество. Факт знакомства этих, без сомнения, гениальных людей может представлять интерес человеческий, биографический, но для понимания песен Янки или Башлачева он не дает ничего нового.Об истоках Янкиного творчества и о влияниях писали многие и немало. Сравнения с Дженис Джоплин, Джоан Баэз, Патти Смит, Мелани, ранней Бичевской уже набили оскомину, и, по сути, не отражают ничего. Не стоит на этом останавливаться. Разумеется, Янка была знакома с творчеством всех этих певиц; известно, например, что она очень любила Джоплин и часто пела в компаниях ее блюзы, носила значок с изображением Дженис. Но прямого влияния не заметно. Гораздо интереснее попытки академических исследований Янкиных текстов. Из них можно выделить труд Марины Кудимовой «Янка-Вопленица», где Янкино творчество привязывается к таким авторам, о которых она, впрочем, скорее всего, и не слышала; статью А. С. Мутиной «"Выше ноги от земли" или ближе к себе (о некоторых особенностях фольклоризма в творчестве Янки Дягилевой)», в которой автор сделала много правильных и интересных наблюдений, но, увы, многие выводы весьма спорны, да и исследование производит впечатление недоделанной работы; статью питерской писательницы-фантаста Елены Хаецкой «Исследование о Янке», в которой проводятся ассоциативные параллели с различными авторами, прослеживается связь с народным творчеством. Иермонах Григорий (В. М. Лурье) (Санкт-Петербург), известный также своими исследованиями русской рок-поэзии, неоднократно анализировал Янкины тексты в своих статьях. К текстам Янки обращались в своих исследованиях филологи Ю. Ю. Мезенцева (Ташкент), Ю. Доманский (Тверь), С. Свиридов (Калининград). Известная рок-журналистка и театровед Марина Тимашева неоднократно пыталась запараллелить Янкины песни с Башлачевым. Но по стихам (не по песням, т.к. стихов гораздо больше – около 80) влияния, сходства не отследить. Есть стихотворение 1987-го года, посвященное «А. Б.», есть аллитеративное «Я голову несу на пять корявых кольев», которое могло быть написано в порядке творческого соревнования или даже пародии, – но различий гораздо больше, чем сходства. Если уж на то пошло, можно притянуть за уши что угодно и к чему угодно. Но зачем? Янка была знакома и с Дмитрием Ревякиным, даже стала соавтором текста песни «Надо Было», которая исполнялась на концертах (один из них, на 1-м Новосибирском рок-фестивале 1987 г. недавно был издан – CD «Надо Было»). Янка часто приходила на репетиции группы, и однажды, в декабре 1986 г. прямо там, на пару с подружкой Анжелой Мариной сочинили текст песни. Она сразу всем понравилась, песню немного подправили, и получилось то, что мы можем теперь слышать. Но дальнейшего развития этот творческий союз не получил.



В конце 1986 года, начав второй курс, Янка бросает институт. Поняла, что выбор ВУЗа был ошибкой. Вскоре подруги убеждают ее ехать «завоевывать столицу». В Москве Яна пробыла 2 месяца. Вернулась спокойная, повеселевшая, деловая. Друзья вспоминают, что именно эта первая поездка научила ее целеустремленности и дала ей силы и умение для дальнейшей работы. Анна Волкова считает, что Янка была одним из самых настойчивых людей, которых она встречала.



Бросив ВУЗ, Янка так и не получила никакой специальности. На работу устраиваться тоже не имела желания. «Мне не нужны деньги», – объясняла она. Рассказывают, что она отказывалась от платы за квартирники даже когда стала знаменитой. А тогда, в 80-е, Янка с Ирой Летяевой жили на 40 копеек в день, питаясь в городских столовых, где гарниры и салаты стоили 5 копеек. Общение с энергичной, заводной Ирой сильно поддержало Янку в непростой период после смерти матери. В это время она часто находилась в плохом настроении, испытывала депрессию.



Постепенно Янка начала исполнять свои песни для публики. Происходило это в основном в Академгородке, в молодежном клубе, который организовала некая энтузиастка. Один раз, заинтересовавшись, чем живет его дочь, на таком концерте, несмотря на Янкины протесты, побывал и ее папа. И после этого понял, что это – настоящее. Увидел по реакции зрителей, по атмосфере в зале. Не поиск себя, не метания молодости, но серьезно и надолго.



К сожалению, концертов в родном городе у Янки было очень мало – несколько раз в Академгородке, да выступление в сборном поминальнике Селиванова в июне 1989-го.





Начало активной творческой деятельности (1987-1988)



С Егором Летовым Янка встретилась впервые в апреле 1987 года на I Новосибирском рок-фестивале, проходившем в ДК Чкалова. Летов играл на ударных в составе группы ПИК КЛАКСОН. В гримерке внимание Янки привлек скромный молодой парнишка интеллигентного вида в нелепых очках. Там же она познакомилась со своей будущей подругой Юлией Шерстобитовой из Томска. Сразу после этого фестиваля, ставшего переломным в жизни Янки, Вадим «Черный Лукич» Кузьмин, Янка, Ира Летяева, Константин Рублев, Евгений Данилов и другие новосибирцы поехали в Омск, где Янка знакомится с товарищами Егора по группе ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА и другими омскими рокерами. Янке хватило недели, чтобы безоглядно влюбиться в Егора и остаться с ним на полтора года.



В апреле 1987 года состоялся рок-фестиваль в Симферополе. Фестиваль был масштабным, – на нем выступали Цой, Шевчук, Мамонов, ТЕЛЕВИЗОР и другие известные музыканты. Янка и Егор там не выступали, но присутствовали. Группа знакомится с Романом Неумоевым (ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ), который приглашает их посетить Тюмень, а также с Ником Рок-н-Роллом, ставшим впоследствии одним из ближайших Янкиных друзей.



В июне в Омск к Егору Летову в гости приехала Юля Шерстобитова с подругой Леной. Янка уже жила тогда с Егором. Там Юля и Янка познакомились поближе. Потом Юля уехала в Кемерово – писать диплом в художественном училище. Приезжала к ней и Янка. В июле заехал Егор, и они с Янкой вернулись в Омск. А в июле Егор, Янка и Юля встретились в Москве. Там проходил знаменитый Подольский рок-фестиваль. Ник, Егор, Янка и другие сибиряки должны были там выступать, но в последний момент их «зарубили» – выступления не состоялись. После фестиваля Егор с Янкой некоторое время жили в подмосковных Люберцах у Сергея, старшего брата Егора.



Все лето и осень этого года Янка путешествовала по стране автостопом вместе с Егором Летовым, скрывавшимся от преследования властей:



«Мы были в «бегах» до декабря 1987 года, объездили всю страну, жили среди хиппи, пели песни на дорогах, питались, чем Бог послал, на базарах воровали продукты. Так что опыт бродячей жизни я поимел во всей красе. Где мы только ни жили – в подвалах, в заброшенных вагонах, на чердаках...»



(из воспоминаний Егора Летова).



В июле Янка, Егор и Вадим Кузьмин впервые посетили Киев, где в течение двух недель жили у Олега Древаля.



Свердловск, Ленинград, Прибалтика, Коктебель, Симферополь, Омск, Новосибирск…



При любых возможностях давали концерты. В отличие от скромной, не очень уверенной в себе Янки, Егор всегда считал, что любое творчество должно быть обнародовано, записывал бесчисленное количество альбомов и бутлегов, включая в них все, даже неудачные свои творения. Дошло до того, что в дискографии путаются теперь даже искушенные поклонники Летова (разбиение альбомов, перетасовка песен, сборные альбомы из фрагментов разных записей, альбомы с одинаковыми названиями только увеличили путаницу). Одержимый собственной популярностью в неформальных кругах, уверенностью в своей гениальности, Егор пытается расшевелить и Янку, вытащить ее на публику, убеждает в необходимости петь свои песни людям.



Выступая на квартирниках, тусовках, Янка видит, что ее песни действительно находят живой отклик у слушателей, нравятся людям. Приходит уверенность в собственных силах. В период 1987-1988 гг. Янкой написано больше всего из известных стихов и песен. Янка мечтает о создании собственной группы. Но, за неимением таковой, в 1987-м же году предпринимает попытку стать басисткой ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ. Что-то не сложилось. Наверное, к лучшему. Похоже, что в этом качестве Янка так ни разу и не выступила, – все осталось на уровне прожектов и репетиций. Однако Янка и Егор вместе выступают, играют квартирные концерты, вместе записываются. Впрочем, участие Янки в Егоровых альбомах не было равноправным. Непонятно, зачем было так упорно впихивать ее в свои проекты в качестве прослойки между песнями. В итоге Янкина деятельность того периода (да зачастую такое случалось и позже) ограничилась лишь незначительными вкраплениями в альбомы ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ и КОММУНИЗМА: стишок в «Тоталитаризме», песенка «Печаль Моя Светла» в «Некрофилии» (при переиздании Летов почему-то выкинул Янкину песню из альбома), каверы советских песен – «Ничего Не Вижу», «Белый Свет», подпевки, металлофон, «Нюркина Песня» в одном из альбомов КОММУНИЗМА. Одну написали вдвоем («В Каждом Доме»), одну вдвоем спели («Деклассированным Элементам»).



КОММУНИЗМ был дочерним проектом Егора Летова, чисто студийным коллективом, состоявшим из музыкантов ОБОРОНЫ и некоторых других сибирских панк-групп. В период с 1988 по 1990 гг. группой было записано около 10 альбомов, и в нескольких Янка поет свои и чужие песни, подыгрывает на металлофоне, подпевает Егору. Некоторые песни вошли в 4-х-кассетный сборник лучших песен КОММУНИЗМА («ХОР-рекордс», 1994), «Нюркина Песня» – в альбом «Стыд И Срам», еще кое-что – в сборники «Я Оставляю Еще Пол-Королевства» (1992) и использовано Джулианом (группа ДАР, Москва) для сборника ремиксов «Столетний Дождь» (1993). Остальное существует в виде любительских записей; некоторые альбомы в настоящее время издаются на лейбле «ХОР-рекордс».



Но гораздо сильнее проявилось неравноправие в том, что Летов фактически диктовал Янке, как ей писать ее альбомы, – делал и записывал он их исключительно на свое разумение.



Обо всем этом очень хорошо сказал Черный Лукич:

«Вообще «музыкальные» отношения у Янки с Егором были довольно понятные: ну с кем же Игорь Федорович равноправно в музыке общается! Это, по-моему, заметно вообще во всех проектах, где он принимает участие: его только пусти в группу – хоть кем, хоть барабанщиком, хоть флейтистом – это в итоге получится ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА».



Трудно сказать, устраивало это именно Янку или нет, но в действительности Летов ей много дал, – вывел на сцену, помог обрести уверенность в себе, научил работать в студии. Вполне понятно, что довольно неуверенная в себе Янка прислушивалась к советам более опытного, да к тому же и уважаемого ею человека. Жаль только, что она так и не успела почти ничего записать самостоятельно, уже обретя какой-то опыт, – все ее альбомы и многие концерты были сделаны с участием Егора или других участников ОБОРОНЫ и несут на себе печать этого звучания.



Летов был диктатором не только в творчестве, но и в быту, в семейной жизни. Мог устроить Янке скандал за то, что она не в тот момент вышла из комнаты, или после концерта при всех ее отругать. Несмотря на то, что Янка в глубине души не принимала многих летовских взглядов, она даже себе в этом не признавалась, и всеми силами пыталась дотянуться до уровня своего избранника. Если Егор сказал, что песня плохая – Янка прислушивалась к его мнению и старалась оттачивать свои тексты и аранжировки в соответствии с представлениями Летова о музыке. Нередко, правда, сопротивлялась, спорила, но в итоге все равно уступала. Наверное, уступить было проще, чем тратить душевные силы на споры с Егором.



К концу лета Янка и Егор возвращаются в Москву, а в начале сентября приезжают в Питер. Примерно спустя неделю состоялся организованный Сергеем Фирсовым квартирник Башлачева. Яна обрадовалась возможности встретиться с Сашей, но тому, похоже, тогда уже ничего было не нужно. В телефонном разговоре он не проявил никакого интереса к ее приезду, что расстроило Янку: она приняла его нежелание общаться на свой личный счет. В отличие от Яны, Егор, знавший о СашБаше в основном по ее восхищенным отзывам, увидел тогда его в первый раз. И в последний. Концерт был очень неудачный, – СашБаш тогда находился в депрессии, играл мало и неэнергично. Все это произвело на Яну очень гнетущее впечатление. После этого концерта она за несколько часов написала 8 песен – известнейших вещей, вошедших впоследствии в альбомы «Не Положено» и «Деклассированным Элементам».



Примерно через месяц Янка вернулась домой, в Новосибирск, потом снова поехала к Егору в Омск. Там они жили некоторое время у мамы Егора, втроем с Юлей Шерстобитовой. Тогда же, дома у Манагера, Юля записала Янкины песни на портативный японский магнитофон. Вероятно, это была первая запись Янки. Она до сих пор хранится у Юли.



В декабре Егор узнал, что розыск с него сняли, и он может вернуться домой. Поехал в Тюмень к Ромычу Неумоеву, познакомился поближе с ИНСТРУКЦИЕЙ ПО ВЫЖИВАНИЮ. Начались первые серьезные ссоры Янки с Егором. Весь конец года она беспрестанно моталась между Новосибирском и Омском. Новый год Янка встречала у Егора в компании с Черным Лукичом и его женой Оксаной.



В начале 1988 г., опять-таки при содействии Летова, был создан проект ВЕЛИКИЕ ОКТЯБРИ (название было придумано самой Янкой в спешке, и казалось потом не вполне удачным). Отец все время очень удивлялся способности Янки «командовать» парнями. Но вообще в семье она была довольно скрытной, и о своей деятельности особо не рассказывала.



…Скрытность, но нежность и доброта – вот, пожалуй, основные Янкины черты. Она очень любила зверюшек, все время приносила в дом всякую живность, которая болела, и сама лечила. В доме часто жило одновременно по 3-4 кошки или собачки. «Вот если б можно было всем помочь!» – все время говорила Янка. Особенно любила котов, ласково их называя «котейка» (это слово часто встречается в поэзии как Янки, так и Егора). Еще она очень любила мягкие игрушки, особенно мишек (отсюда и песня Егора Летова «Плюшевый Мишутка», посвященная Янке и написанная еще при ее жизни). Они и сейчас до сих пор стоят на полке длинным рядом. При всем этом страшно боялась больших собак. «Собаки и машины – вот были два основных Страха в ее жизни», вспоминает питерская подруга Яны Марина «Федяй» Кисельникова.



Одевалась Янка просто и скромно, почти не пользовалась косметикой и парфюмерией, была весьма непритязательна в быту. Старые штаны, кожаные сапоги, 1-2 свитера, куртка-балахон – весь ее гардероб. Донашивала оставшуюся от мамы одежду. От юбок и платьев она отказалась почти сразу после школы. На наряды денег не было, да и не обращала Янка на одежду большого внимания. Зато обожала всякие хипповские штучки – бисерные и деревянные фенечки, кожаные шнурочки, хайратники, ксивники, сумочки – сама мастерила их, дарила друзьям. Прическа – всегда одна и та же: длинные распущенные волосы…



Какая она была – Янка? Все вспоминают ее как человека чрезвычайно простого и приятного в общении, добрую, веселую и контактную девчонку, очень энергичную, заводную, временами немного странную, но всеми любимую. Многие знакомые считают, что она принимала наркотики. Но близкие люди говорят, что это неправда. Слухи о наркотиках, видимо, вызваны некоторой странностью в поведении Янки, манере говорить, пристрастиях, о которой вспоминают практически все, кто ее знал. Никакой заносчивости, «звездной болезни», ощущения собственной исключительности, свойственного многим рокерам. Янка была из тех людей, которым искренне рады в любой компании. В любом городе, куда бы она ни приезжала, тут же находились люди, наперебой предлагавшие ей ночлег, еду, всевозможную помощь. Янка никогда не вываливала на окружающих свои проблемы, не жаловалась. Все переживала в себе, и стандартным ответом на вопрос: «Как дела?» было: «Хорошо, нормально». Самое большее, что могла позволить себе даже с близкими друзьями – поделиться какими-то мелкими неприятностями, обидами. Наоборот, – всем помогала, поддерживала морально, умела найти нужные слова утешения для друзей. Несмотря на открытость и простоту, по-настоящему близких людей в ее жизни было немного, – Янка очень разборчиво и придирчиво относилась к дружбе и к выбору тех, кто был рядом с нею. Общалась только с действительно интересными ей людьми. Другие знакомства ей просто были не нужны. Иногда рвалась к людям, в компанию, иногда стремилась уединиться – все в зависимости от настроения. Тем не менее, Янка, как правило, была в центре внимания любой тусовки. Она не умела проигрывать – ни в музыке, ни в отношениях с людьми. Даже в любви она действовала по-мужски: сама завоевывала, сама бросала. Влюблялась нечасто, но крепко. Вспоминает один из новосибирских панк-музыкантов Дмитрий Радкевич:



«Лично я не воспринимал ее как женщину, для многих мужчин она была «своим парнем», но не больше. Янка ведь как женщина была абсолютно несексуальна. Одно время слишком полная и жутко неуклюжая, – ничего не могла удержать в руках. В ее перспективе семья и материнство не рассматривались. «Хлопотно», – говорила она. Янка вообще была лишена каких-то семейных установок. Например, она никогда не отмечала день рождения, поэтому никто из нас не знал этой даты».



Впрочем, однажды, еще до знакомства с СашБашем, Янка попыталась вступить в брак. Избранником ее стал один из новосибирских музыкантов, Дима «Дименций» Митрохин. Дименций влюбился в Янку и сделал ей предложение. За 2 месяца до свадьбы Янка пришла знакомиться с его родителями. После просмотра семейного альбома заявила: «Вот это называется бытовуха, а для меня это путь на эшафот». На этом роман закончился. Некоторое время Янка и Дименций оставались близкими друзьями, но в 1988 году Дима женился на Ире Летяевой, а через год у них родился ребенок. Появились новые дела, заботы, и Митрохин постепенно отошел от Яны.



Первая Янкина акустическая запись – «Не Положено» была сделана в Омске и относится к январю 1988 г. К песням, написанным в Питере, Янка добавила пару более старых и несколько новых. Из-за краткости альбом почти не распространялся или имел хождение в качестве дописок. Примерно в 1990-м году Егор Летов, не советуясь с Янкой, дополнил запись различными акустическими (студийными и концертными) версиями ее песен. Впрочем, Янка категорически открещивалась от этого пиратского варианта, и издан он был лишь после Янкиной смерти. Альбом «Не Положено» – одна из лучших записей Янки (сам Егор не раз утверждал это в своих заметках и интервью): почти акустика, Летов только немного подыгрывал на электрогитаре, подстукивал на тарелках и бонгах. Интересно, что запись предполагалась электрической, но это организовать не удалось, – все, что записали, показалось неудачным, и Егор стер все партии кроме голоса. Впоследствии 2 песни из этого альбома Егор дополнил ударными и бас-гитарой и зачем-то включил в концертный бутлег «Инструкция По Обороне», к которому Янка никакого отношения не имела: запись была сделана осенью 1987 года в тюменском общежитии моторного завода, а Янка впервые появилась в Тюмени лишь весной 1988-го. Гораздо логичнее было бы выпустить полноценный альбом обработанных песен Янки из «Не Положено», а еще лучше – сам альбом в его аутентичном виде – с дублирующейся последней песней, разговорами перед ней...



Путешествия продолжались – из Омска Янка возвращается в Нск, а спустя несколько дней в компании Древаля, и Димы Митрохина отправляется в Юргу к Вадиму Кузьмину.



17 февраля покончил с собой Александр Башлачев. Янка поехала на похороны. С этой трагедии и началась полоса депрессии, сопровождавшая Янку до конца жизни. Уже тогда она обронила: «Это он дает мне знак, что пора уходить». Будучи скрытной, Янка редко говорила о Саше и своем знакомстве с ним, разве что иногда, с самыми близкими друзьями. Но очевидно, что общение с ним оставило сильный след в ее душе, и гибель СашБаша она переживала очень долго и тяжело. Наверняка и перемены в ее творчестве были связаны с этим событием, от которого Янка так никогда полностью и не оправилась.



Из Питера Янка с Федяем отправляются путешествовать по Прибалтике. Сначала Литва, потом Рига, оттуда Янка вернулась в Питер, а потом в Новосибирск – 14-18 апреля там проходил традиционный рок-фестиваль. После фестиваля Янка с Егором некоторое время жили в Омске, а потом Янка оправилась покорять Тюмень.





Первые публичные концерты, запись альбома (1988)



Первое публичное Янкино выступление – на первом Фестивале Альтернативной и Леворадикальной музыки в Тюмени, в ДК Нефтяников (24-26 июня 1988 года). По воспоминаниям Артура Струкова, «Янка пела акустику, – для нее это был дебют на сцене, после квартирников». На самом деле Янка играла хоть и без группы, но на электрогитаре, это видно на фото. К сожалению, запись этого концерта не найдена. Концерт записывался, в том числе, и на видео, но все записи, вероятно, были затерты из-за тогдашней дороговизны видеопленки. Мнение очевидца: «Уральские баллады о тусовочной жизни современной девушки хиппи. С панк-роком ничего общего не имеет». А вот характеристика Егора: «Баба – панк, к хиппизму отношения не имеет, чистый панк, агрессивный». Перед фестивалем она сильно волновалась, т.к. не могла позволить себе провала. Но был полный аншлаг. Фестиваль стал первым серьезным испытанием для Янки и подтверждением ее значимости в рок-жизни Сибири.



За две недели до фестиваля, в составе ВЕЛИКИХ ОКТЯБРЕЙ – Игоря «Джеффа» Жевтуна (гитара) и Евгения «Джексона» Кокорина (барабаны – его слабый профессиональный уровень вспоминают практически все, кто хоть раз слышал) писался тюменский бутлег «Деклассированным Элементам», – в местной «полустудии», на магнитофон «Сатурн». Судьба сжалилась над Янкой, вышло так, что эта запись, не причислявшаяся к каноническим даже самими музыкантами, оказалась лучшим электрическим студийным воплощением песен Янки. Многие недовольны звучанием альбома, техническим несовершенством, что вполне объяснимо – альбом был записан практически «живьем», на одном дыхании, без звукорежиссера, с минимальными техническими возможностями.



По свидетельству Евгения Вигилянского (см. интервью), тогда же была сделана и некая квартирная Янкина запись. Происходило это после фестиваля на кухне у тюменца Алексея Михайлова.



В этот же период состоялся концерт в ДК Сетевязальной фабрики с ИНСТРУКЦИЕЙ ПО ВЫЖИВАНИЮ, хотя по размерам зала и количеству народа это напоминало скорее квартирник, нежели большой концерт.



Почти все лето Янка, Летов, Неумоев и Джефф провели в Киеве, где снова останавливались у Олега Древаля. Больших концертов там Янка не играла. Были квартирники, выступления в небольших залах. Организатором был известный киевский музыкальный деятель Владимир Рудницкий.



1 августа 1988 года – концерт в Кургане с ИНСТРУКЦИЕЙ ПО ВЫЖИВАНИЮ, который является, наверное, одной из лучших концертных электрических записей Янки. Из Кургана Янка с Федяем вернулись в Тюмень, а оттуда поехали в Алушту на очередной фестиваль (см. также воспоминания Э. Вохмянина и М. Кисельниковой). Этим же летом в Крыму Янка основательно сдружилась с Ником Рок-н-Роллом. Из Крыма снова отправились на концерты в Киев.



Осенью в Новосибирске ею вместе с группой ЗАКРЫТОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ были записаны 3 песни (изданы в 1999 г. фирмой «Отделение Выход» в качестве бонус-трека к альбому «Деклассированным Элементам»). Они заметно отличаются от всего остального, что записано Янкой – пост-панковские аранжировки, тягучее, слегка депрессивное звучание, длинные вступления и коды, медленный вокал. Стиль группы не очень устраивал Янку, но одно время, за неимением других возможностей, она собиралась сыграть с группой концерт или даже записать альбом.



Сентябрь-октябрь Янка и ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА проводят в Вильнюсе. Сначала – концерты с ОБОРОНОЙ, потом традиционный фестиваль «Литуаника». Выступления на фестивале даже не планировалось, ибо уровень этого фестиваля не предполагал участия непрофессиональных групп, к которым тогда относили Янку и ГО.



После Вильнюса Янка с Егором попадают в Питер на первые квартирники, где уже ждали известного по самописным альбомам Летова. Зрители получали в качестве приложения Янку, и все всегда были потрясены ее песнями, ее талантом. В Москве – та же реакция: «Духовно анемичная, изверившаяся Москва ходила на Янку, как куда-то в эпоху Возрождения, дивясь в ней той силе чувств, которую не видела в себе», – вспоминает Сергей Гурьев, добавляя с запоздалым раскаянием: «Мы ее ели». «От песен Янки веет безысходностью, но с ними почему-то легче безысходность эту преодолеть», – написала другая журналистка, Светлана Кошкарова, и это справедливее и уместнее. «Янку боготворили, обожали, преклонялись – перед плотной основательной сибирской девочкой, руки в феньках, на рыжих лохмах хайратник, шитый бисером; не мадонна, не анемичное хрупкое чудо. Кажется, она жила, вовсе не замечая этого преклонения, жила полностью в себе. Песни – абсолютно интимны. «Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих подошвах» могла написать только безоглядно (и безответно?) влюбленная женщина. В кого?» (Е. Борисова. «Янка. Хроника явленой смерти»).



Нарастали противоречия между Янкой и Егором. Через полтора года совместной жизни они расстались. «Чтобы с ним жить, надо быть ему равным. Если ему уступаешь, он тебя сминает», – говорила Янка. Причину их размолвки Егор не рассказывал, а Яна постаралась как можно скорее забыть об этом периоде. Наверняка и Егор по-своему любил Янку. Но любви мешали постоянные соревнование и разногласия, как в творчестве, так и в отношении к жизни. И Янка не выдержала, ушла. Она не была слабым человеком, но устала от постоянной борьбы. Многие до сих пор продолжают обвинять Егора Летова в смерти Янки. Лишь ее близкие друзья утверждают обратное: они расстались задолго до ее смерти и с тех пор не очень много общались. Правда, почти до конца часто играли в совместных концертах. Но за эти полтора года Егор успел рассорить Янку со многими ее друзьями – все, что говорил и делал Егор, Янка считала правильным, даже если при этом он оскорблял и унижал ее друзей. Либо предпочитала не спорить. Две подруги Яны – Анна Волкова и Ирина Летяева – до сих пор считают себя виноватыми в том, что они в свое время почти перестали общаться с Янкой и недостаточно поддержали ее морально в самый критический период. Ник Рок-н-Ролл вспоминает историю с ироничной перепевкой его группой «Коба» Янкиной песни «Я Оставляю Еще Полкоролевства». Сама Яна отнеслась к ней нормально, с юмором. Но когда о песне узнал Летов, устроил Нику скандал, и Янка встала на сторону Егора, рассорившись с Ником. Таким образом, получается, что Летов, пусть не прямо, но косвенно виноват во многом, что случилось с Янкой, в ее одиночестве, в ее депрессиях. А сама Янка, при всей своей демонстративной неженственности, свободолюбии и независимости, в данном вопросе вела себя как самая обычная женщина – влюбленная, боготворящая своего избранника, прощающая ему все. И, не задумываясь, жертвовала верными и преданными друзьями во имя этой непонятной и неравноправной любви. Лишь в конце она, вероятно, стала более трезво смотреть на события и как-то пыталась поправить отношения с людьми, но это ей удалось не в полной мере.





1989 г.



Все это происходило, начиная со второй половины 1988 года, и развивалось примерно полгода. А тем временем Янка постепенно завоевывает две столицы – Питер и Москву. 2-4 декабря в Москве состоялся рок-фестиваль «СыРок». Янка планировала сыграть несколько песен в рамках выступления ГО, но что-то не сложилось, – Янка там не пела.



28 января 1989 г. – первые публичные концерты в Москве, в ДК МАМИ: сначала Летов в электричестве, потом Янка с ГО. Концерт был полон драйва и дикой, необузданной энергии, но весьма неудачен по звуку, как и многие концерты Янки в электричестве.



В январе же – участие в сейшене в НЭТИ, в Новосибирске.



При помощи Анатолия Соколкова, пытавшегося как-то помочь музыкантам обрести официальную «крышу», ОБОРОНА и Янка вступают в Ленинградский рок-клуб, но так до конца и не приживаются в нем. Почти все питерские музыканты инстинктивно отторгают чуждое и непонятное им. Дружеские отношения сложились только с музыкантами АУКЦЫОНА.



После 1988-го года – и чем дальше, тем заметнее – ее стихи и песни становятся все более темными, неконкретными, тяжкими. Многие – в мужском роде. И все больше о смерти: карнизы, падения и многоэтажки:



«А я почему-то стою и смотрю до сих пор

Как многоэтажный полет зарывается в снег».

(«Крестом И Нулем», 01.1989)



«По шершавому бетону на коленях вниз

Разлететься, разогнаться – высота, карниз»

(стихотворение 1989 г.)



17 февраля 1989 года – годовщина гибели Саши Башлачева. Янка участвует в серии концертов его памяти. 19 февраля – в ДК МЭИ, аншлаг (из-за ОБОРОНЫ), 20 февраля – концерт памяти Башлачева в Питере. Организаторы не хотели, чтобы на концерт попали все без разбора, и попытались устроить вечер «для посвященных» – маленький зальчик ДК Пищевиков, в сборной солянке из необъявленных исполнителей (в лицо знали, кажется, только Ревякина и Задерия) три песни Янки, сравнимые по силе эмоционального воздействия с языческими заклинаниями, многократно усиленные ревером. «Мороз по коже, шепот: "Кто это?"», – вспоминает присутствовавшая на концерте Екатерина Борисова. После всех этих мероприятий Янка находится в сильной депрессии: «Башлачев протоптал дорожку, и мне пора по ней. От меня в этой жизни всем только неприятности и страдания. Все вздохнут с облегчением, когда я исчезну», – повторяла она после приезда домой. Многие вспоминают, что эта черта была вообще характерна для Янки – вину за все неприятности, случившиеся с другими людьми, склонна была приписывать себе. Даже если никаких рациональных объяснений этому не существовало (см., например, воспоминания С. И. Дягилева).



В 1989 году Станислав Иванович женился и переехал к жене, Алле Викторовне, жившей с сыном и невесткой. Вскоре они получили квартиру на улице Доваторов, а Янка осталась в старой избе на Ядринцовской, 61.



Постепенно отходя от Егора, Янка почти перестает общаться и с остальными своими товарищами, с которыми вместе работала. Сама Яна говорила о Летове: «Всё, мы поссорились так, что обратной дороги нет». В какой-то момент она осталась практически одна – без подруг, без семьи, без любимого человека. Вспоминает один из знакомых Янки, врач новосибирской клиники:



«Однажды я ей про своих пациентов рассказывал, «Представляешь, – говорю, – сегодня была пациентка с диагнозом «ангедония». – «Что это?» – заинтересовалась Янка. «Это состояние, когда нет радости, нет счастья, но не депрессия». – «Это мой диагноз», – решила тогда она. И через неделю написала песню с одноименным названием».



В начале 1989 года была сделана акустическая запись, сделанная по желанию Летова дома у Фирсова специально для русской эмиграции в Париже, в 1995-м переизданная под названием «Продано!». Янкины песни сопровождаются только ее гитарой. Лишь последнюю песню, «Деклассированным Элементам», они по традиции поют дуэтом с Летовым. Тогда же писался и акустический альбом самого Егора «Русское Поле Эксперимента». Вскоре после записи Летов по неизвестным причинам отказался от этих альбомов и потребовал исключить их из дискографии ГО и Янки. Однако потом смягчился и дал им «право на жизнь», скромно именуя их бутлегами. И на том спасибо. В 1990-м Егор распотрошил эту Янкину запись, добавив несколько песен из нее к альбому «Не Положено» (тот самый вариант, так возмутивший саму Янку).



Январь-февраль – квартирники в Москве (один из наиболее известных записан в феврале Олегом Ковригой и издан впоследствии под названием «Акустика», а позже переиздан с добавлением бонус-треков (2 песни, записанные В. Рожковым и И. Красновым в Новосибирске) как «Красногвардейская» – по названию близлежащей станции метро).



24-27 февраля в Харькове состоялся фестиваль «Рок против сталинизма». Янка не участвовала в программе, но поехала за компанию. 26 февраля выступала ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА. 28 февраля Летов, Янка и Александр Чернецкий (группа РАЗНЫЕ ЛЮДИ) играют квартирник, выступление Янки на котором недавно издано московским «Отделением Выход». У Алексея Коблова сохранилась и полная запись того концерта (наиболее широко распространена 90-минутная запись выступлений Егора и Янки). Хочется надеяться, что когда-нибудь этот концерт будет издан целиком.



В конце марта состоялась серия сольных акустических концертов в Иркутске и окрестностях. Вначале Янка выступила в Ангарске. Концерт организовывался Ангарским Творческим Объединением Молодежи (в дальнейшем – ТОМ) и Игорем Степановым (сейчас проживает в Израиле). Этим же объединением, как раз в то время, проводилась выставка художников-митьков, на которой Янке и была предоставлена возможность сыграть. На второй же песне порвалась струна, целый час искали новую. Но, несмотря на неудачное начало, Янка отыграла весь концерт, как обычно. На следующий день Янка выступала в Иркутске в помещении библиотеки на ул. Триллисера. Всего же в библиотеке состоялось 3 концерта, а также был концерт в Политехническом институте. Все концерты записывались, но почти все записи остались у Степанова, и достать их теперь, разумеется, проблематично. На иркутскую землю Янка всегда приезжала вдвоем с Аней Волковой, одной из ближайших подруг еще со студенческих времен. Познакомились Янка с Аней летом 1986 года через общую подругу, Ольгу Глушкову. Ольга была Янкиной одноклассницей, а с Анной училась в мединституте. В середине 90-х Ольга трагически погибла, отдыхая с мужем за границей.



30 марта Янка возвращается в Новосибирск, на следующий день с Аркадием Кузнецовым (ИПВ) уезжает в Омск, а в середине апреля оказывается в Москве. Есть сведения, что там состоялись концерты Янки.



В апреле – концерт с ГО в Питере, в концертном зале «Время» в Автово: 3 песни, бешеный звук, подпевки Егора. Тогда же, в Питере французскими журналистами снимался фильм о рок-жизни в Советском Союзе. Питерский концерт Янки и Егора вошел в этот фильм. К сожалению, этой записи, похоже, в России не сохранилось.



22 апреля – концерт в ДК МВД в Симферополе вместе с ОБОРОНОЙ. Путешествия по Крыму: Ялта, Гурзуф…



3 июня Янка принимает участие (2 песни) в новосибирском концерте памяти гитариста ГО Дмитрия Селиванова, повесившегося в апреле того же года. Кроме Янки в концерте выступали ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА, ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ, Манагер. Концерт был недавно издан вместе с другими сохранившимися видеозаписями Янки.



В конце июня Янка, Олег «Берт» Тарасов и Алексей Коблов приезжают в Харьков. Остановились, как обычно, у Дмитрия и Светланы Рудим.



23 июня – маленький сейшен у Чернецкого в Харькове. Осталась 90-минутная запись, на которой Янка, Чернецкий и харьковский музыкант Коча (Сергей Кочерга, гр. ТИХИЙ УГОЛОК) по очереди поют свои песни. Наверняка таких посиделок с гитарой было бесчисленное множество, но, к сожалению, лишь немногие остались в записи. В отличие от совместных концертов с Летовым, запись поражает своей естественностью, легкостью и отсутствием характерного надрыва в голосе Янки в присутствии Егора (это очень заметно в сравнении, например, с концертом 28 февраля). Кроме того, в те же дни состоялся еще один квартирник, в записи, судя по всему, не сохранившийся (см. примечания к интервью с Чернецким). По воспоминаниям Берта, был также квартирник Янки с Кочей и Андреем Вохом.



Концерт в Харькове 26 июня, ДК «Пищевик» в рамках закрытия сезона. «Порвалась струна, – перестроила гитару на пять, потом другая – доиграла на четырех. А могла бы, наверное, доиграть и на одной». В Харькове ее еще плохо знали, но приняли безоговорочно.



В июле через Сергея Фирсова и новосибирского фотографа Александра Кудрявцева Янка знакомится с Еленой и Владимиром Филаретовыми из Питера. Янка приехала с Аней Волковой. Тут же был устроен квартирник. Вскоре приехал и Егор Летов с ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНОЙ. Жили у Филаретовых, тут же устраивали многочисленные квартирники.



Фестиваль в Таллинне «Рок-саммер». Янка и ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА там присутствовали, но не выступали – по той же причине, что и на «Литуанике».



Тем же летом состоялся второй панк-фестиваль в Тюмени. Янка на нем тоже выступала. Хотя об этом почему-то мало кто помнит, как и о том, что этот фестиваль вообще был.



Вторая половина лета – снова Киев, куда Янку уже активно приглашали с персональными выступлениями. Янка приезжала вместе с Нюрычем (Анной Волковой) и Валерием Рожковым (гр. ФЛИРТ), которые стали к тому времени мужем и женой. Концертов было больше, чем предыдущим летом. Местная публика Янку уже знала и любила.



В том же 1989 году, с 25 августа по 16 сентября в Омске дома у Егора и под его руководством записываются первые «официальные» и (что немаловажно) признанные за таковые самой Янкой электрические альбомы «Ангедония» и «Домой!». Барабаны и черновая гитара были записаны в Питере на точке АУКЦЫОНА (у м. «Удельная») 20-21 июля 1989 года Александром «Папиком» Канаевым. По его свидетельству, в процессе записи Янка спела несколько больше песен, чем вошло в альбомы. В то же время на альбомах есть номера, которые тогда не записывались (видимо, речь идет о вставках из тюменского бутлега 1988 г.) И хотя сам Летов почти не играл на этих альбомах, они несут явный отпечаток звука, присущего ГО. «Раздражающую меня этакую скорбную, пассивную и жалкую констатацию мировой несправедливости, заметно присутствующую в Янкином голосе и исполнении, я решил компенсировать собственной агрессией... Возможно, в результате возникло не совсем ей свойственное (а, может быть, и совсем не свойственное), зато получилось нечто общее, грозное и печальное, что в моем понимании – выше, глубже, дальше и несказанно чудеснее изначального замысла». Янка бунтовала, Егор гордился результатами своих трудов – зато, мол, вышел не «бессильный бабий плач», а крутой панк, без «эстетства и утонченности», и без презираемой Егором жалости к миру. Но эта жалость все равно рвется из этого шумного, скрежещущего, заглушающего чистый Янкин голос «фирменного» грязного саунда Летова и компании. Обидно, что нет практически ни одной электрической записи, где инструменты звучали бы адекватно Янкиным песням, не портили бы их, не заглушали, а наоборот, выгодно оттеняли и делали еще лучше, еще выразительнее... Мы уже никогда не узнаем, зачем она уступала – из женской ли мягкости, из боязни потерять уважение Егора и возможность сотрудничать с ним? Ведь не отказывалась же от этих альбомов (как это было с «Не Положено» и «Деклассированными Элементами», считая их ученическими, несовершенными). Люди, не очень разбиравшиеся в тонкостях, относили Янку к обойме сибирских панк-музыкантов, и ее саму такое отношение, видимо, устраивало. Многие теперь рассуждают, какова была бы Янка без Егора. Конечно, он ей многое дал. И, наверняка, – не меньше отнял. Можно только гадать, что бы получилось, играй Янка, к примеру, с КАЛИНОВЫМ МОСТОМ, с ИНСТРУКЦИЕЙ ПО ВЫЖИВАНИЮ или с кем-то еще. Почему-то кажется, что любой из этих вариантов был бы лучше. Но Янка выбрала именно Егора, и, несмотря на постоянные ссоры и размолвки, так и не порвала с ним полностью до самого конца. Однако после их семейного разрыва она хотела работать уже самостоятельно, собрать свою группу. Такие попытки несколько раз предпринимались, но реально из этого ничего не получилось. В немалой степени из-за нежелания Егора.



В значительной степени Янку и ее творчество изменило не только общение с Егором, но и постоянное вращение в мужской компании, в которой почти каждый был незаурядной творческой личностью, и ей нужно было постоянно держаться на уровне, доказывая, что она не хуже их, что ее творчество имеет право стоять рядом с их музыкой. Тяжело отражались на психике и сложности с поиском музыкантов. К их подбору Янка относилась очень серьезно (как и ко всему в жизни) – технического мастерства для нее было недостаточно, ей была нужна близость по духу, дружба, полное взаимопонимание с полуслова. «Своим» музыкантом, который больше нигде не играл, у нее был только Сергей Зеленский, боготворивший Янку. Очень теплые отношения были и с Джеффом, который тоже постоянно рвался играть не с ГО, а на бас-гитаре в группе Янки. С Джеффом Янку объединяла и страсть к народной музыке. Вдвоем они иногда ездили по деревням, собирая местный фольклор, записывали уникальные народные песни, сказания. Сама Янка тоже очень любила народное творчество, часто исполняла что-то на тусовках одна или с кем-то хором, кое-что из этого было записано – «Сад», «То Не Ветер»…



Не ладилось и со студией. Нужны были деньги, связи, организаторские способности. Ничего этого не было. В итоге проще всего было записываться у своих людей – на «ГрОб-студии». А там – давление Летова, навязывавшего Янке свое видение музыки. Проведя несколько лет в мужском коллективе, Янка меняется и характером, – становится более резкой, жесткой, целеустремленной. В какой-то степени это помогло ей самореализоваться, но, кажется, она стала забывать, что она женщина. Даже о себе говорила и писала в мужском роде – «я пошел», «я спел», «я сделал» (см. например фрагменты ее писем). Отец Яны вспоминает, что эту манеру она переняла у своей приемной бабушки – матери второй жены Станислава Ивановича (впрочем, другие близкие люди утверждают, что это полный вздор).



В разных городах начинают ходить по рукам ее записи, в основном акустические. Янка становится известной не только в андеграундных кругах, но от официальных записей отказывается: «Слышали, на "Мелодии" выходит ваша пластинка? – Ложь. Не записывалась и записываться не собираюсь, даже если предложат» (из беседы с журналисткой Еленой Гавриловой в Барнауле, на «Рок-Азии», октябрь 1990 г.); «А на "Мелодии" мы отказались записываться» (из ответов на записки во время концерта в Иркутске, октябрь 1990 г. После этой реплики слышен одобрительный гул зала). Летов в одном из интервью говорил, что «Мелодия» предложила Янке записать пластинку, но было поставлено условие – без мата. Вначале Янка действительно собиралась сделать сборник из разных альбомов, но потом решила отказаться от записи. «Я буду жить так, как мне нравится», – как-то сказала она и не отступила от этого принципа. Например, на одном из своих выступлений она оборвала концерт на полуслове, прокомментировав: «Все, больше не могу ни петь, ни играть, ни говорить» – и бросила гитару в угол.



Тем не менее, примерно в это же время песни Янки начинают потихоньку появляться на радио, преимущественно на молодежных станциях: «От Большого Ума», купированный вариант «Гори-Гори Ясно». Вряд ли сама Янка знала об этом, и вряд ли кто-то спрашивал ее разрешения. В Лондоне известный ведущий радио ВВС Сева Новгородцев также включает ее песни в свои программы.



Стараниями Фирсова о Янке узнали в Европе. Приходили даже приглашения поехать с концертами во Францию, Германию. Неизвестно почему, но эти замыслы так и не осуществились, хотя сама Янка воспринимала известия о подобных приглашениях с радостью и энтузиазмом. «Хочу посмотреть, как люди ходят по улицам и просто так улыбаются», – говорила она.



В октябре в Барнауле проходит первый фестиваль «Рок-периферия». Янка на нем присутствовала, но не выступала по причине «абстрактного облома» (фраза из маленького интервью с Янкой барнаульскому самиздатовскому журналу «Периферийная нервная система»).



В конце декабря состоялось 2 концерта Янки и Егора в Горьковском Политехническом институте (Нижний Новгород). Кроме них играла группа ПОЛ-ГПД, в составе которой были Полковник и Чиж.





1990 г.



Год 1990 открылся череповецкой «Рок-Акустикой» (12-14 января). Аудиозапись фирмы «Мелодия» была уничтожена Юрием Морозовым по просьбе самой Янки в ночь после концерта, – Янка не хотела попасть в фестивальный сборник, планировавшийся к изданию «Мелодией». Есть сведения, что у кого-то сохранилась запись с пульта. Видеозапись Янкиного выступления 13 января сохранилась и была недавно издана на питерском лейбле «Манчестер Files». Мнения обо всех, кто там играл, весьма разнородны, о Янке – однозначны: «...как живительная влага для искаженной и опаленной солнцем земли. Ее голос вливался в вены, пульсировал внутри, разгоняя кровь и очищая душу от тех фекалий, которыми загружает нас окружающий социум» (А. Кушнир, А. Пигарев). «Ты, Янка, – большая река» (Маша Володина).



Впрочем, были и другие отзывы: высокомерно-оскорбительная фраза в автобиографии вечно всем недовольного Юрия Морозова, отозвавшегося о Янкином выступлении в Череповце так: «...Подвыпившая Янка, с грохотом скакавшая под неизбывную умцу-умцу по сцене и голосившая не своим голосом, чтоб затем вскоре повеситься».



На фоне общего бесшабашного фестивального веселья Янка выделялась своей замкнутостью: «…Ну представляете, что делается на рок-фестивале вечером в гостиничном номере? В маленькую комнатку набивалось по 20 человек… Вино, трава… А Янки не было. Она держалась особняком. И я помню даже, что это становилось темой некоторых разговоров, – что она затворница и не очень, как сказали бы теперь, публичный человек» (Дмитрий Крюков, Нижний Новгород).



По дороге в Москву, в вагонном тамбуре, Янка дала Крюкову интервью – случай, редчайший в ее жизни. Статья о фестивале с этим интервью была потом опубликована в одной из нижегородских газет.



После «Рок-Акустики» Янка с Сергеем Зеленским провели несколько дней в Москве, а затем вернулись в Новосибирск.



В середине февраля Янка и ОБОРОНА вновь приезжают в Москву. Играли в акустике – Янка и Егор – где-то в Метрогородке, в библиотеке.



17 февраля 1990 года в ДК МЭИ в Москве состоялся исторический концерт, неофициально – памяти Саши Башлачева, в котором, кроме ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ и Ника Рок-Н-Ролла, принимала участие и Янка с ВЕЛИКИМИ ОКТЯБРЯМИ. Концерт издан (надо сказать, звук обработан весьма халтурно, непонятна и причина вырезания части песен Егора, всего выступления Ника и нескольких совместных джем-номеров), но полная версия еще только ждет своего часа. Видеозапись производилась, но была стерта, как и большинство других Янкиных видео.



Через 3 дня, 20 февраля – мемориал Башлачева в Питере, в БКЗ «Октябрьский», тоже записанный, изданный и разобранный по полочкам. Чуть ли не единственное выступление Янки на столь официальном мероприятии. Опять с Летовым (и опять после Летова! – он всегда настаивал на таком порядке), опять мало песен – всего три. Организаторы в шоке после их выступлений: «Кто эти гопники, выступавшие сейчас – тощий парень и толстая девушка?! Не могли пригласить певцов получше?! Еще мата со сцены не хватало!..»; концерт едва не закончился скандалом. Липницкий в «СДВИГ-афише» упрекнул Янку в излишней безысходности и отсутствии юмора в песнях. Известно, что в жизни она была веселым и смешливым человеком, но нет ни одной смешной песни, ни одного забавного стишка. Но о каком юморе можно говорить на поминальном концерте? Ни Янка, ни Егор не участвовали в финальном хоровом пении Ильченковской «Бей, Колокол». Ни Янка, ни Егор не попали в телеверсию этого концерта. Однако по иронии судьбы именно записи Янки и Егора получили широкое хождение в народе. Остальные выступления найти достаточно сложно.



Зима-весна – серия квартирников в Москве, а также в Питере, в Кирпичном переулке у Филаретовых – Летов и Янка (на одном из квартирников пел также Олди (КОМИТЕТ ОХРАНЫ ТЕПЛА)).



Март 1990 – в Новосибирске на самодеятельной студии при ДК Чкалова записывается альбом Ника Рок-н-Ролла «Полночный Пастырь». Ник уговаривает Янку принять участие в записи, возможно, что-то вместе спеть, но Янка отказывается. «Участие» в записи ограничилось тем, что в одной из песен она подзванивала маленькими колокольчиками.



9-10 апреля 1990 – концерты с Летовым в Киеве – последние из известных совместных их выступлений. В мае у Летова возникает идея записать в рамках КОММУНИЗМА что-то типа нынешних «Старых Песен О Главном», куда вошли бы уличные блатные песни с привлечением к этому проекту Янки. Но этому замыслу так и не суждено было сбыться.



В этот период Янка жила преимущественно в Новосибирске, в общежитии НЭТИ на Красном проспекте (возле метро «Заельцовская»). Там у Янки было много друзей, собиралось немало интересных личностей. Одной из них, Юле Шерстобитовой (она также была вокалисткой группы НЕКИЕ СТЕКЛЯННЫЕ ПУГОВИЦЫ) посвящена песня 1987 года «Я Оставляю Еще Полкоролевства». Каждый вечер устраивались импровизированные посиделки с гитарой на балконе. Пели все, и Янка тоже. Регулярно что-то записывали, – в общаге было много хорошей по тем временам аппаратуры. Янкина песня «Пауки В Банке» и народная «То Не Ветер…», дописанные к «Красногвардейской», как раз были записаны в общежитии в этот период. А также «Нюркина Песня» и «Столетний Дождь» (единственная не концертная запись этой песни).



Тогда же в Янкиной жизни появился близкий человек, Сергей Литаврин, который был старше ее лет на 10. Жил он в том же общежитии – некоторое время Янка жила с ним. Сергею нравилась та музыка, которую делала Янка, ее песни, они с Яной любили друг друга, но, видимо, не все было гладко, – многие вспоминают теперь об их странных молчаливых отношениях, о жалобах на взаимное непонимание. Весь последний год Янка мучительно разрывалась между нормальными человеческими желаниями – быть женщиной, иметь семью, дом, любимого человека, и творчеством. Невозможно делать несколько дел одинаково хорошо, всегда приходится чем-то жертвовать. Янка попыталась выбрать творчество, песни…



Летом был концерт в Новосибирске, в Академгородке. Присутствовали в основном друзья, знакомые, был там и Янкин папа. Тогда Янка впервые исполнила новые песни: «Придет Вода», «Выше Ноги От Земли» и другие, ставшие последними в ее жизни.



30 августа – квартирник с Летовым у Филаретовых в Питере. В не очень большую квартиру набилось более 200 человек.



1-2 сентября 1990 г. – зеленоградский фестиваль «Молодой Европейский Андеграунд», организаторы – С. Гурьев, А. Коблов (журнал «КонтрКультУра»), Роман Никитин (радиопрограмма «Тихий Парад»). Без Летова, с ОКТЯБРЯМИ, с дикими аппаратными проблемами, пропадавшей гитарой, неслышным голосом. Все равно – «О-о-о!», как всегда. И все словно боятся писать о Янке, боятся навредить даже восторженным словом. «Подснежнику все равно, кто его раздавил – белка или медведь». Почему все к ней относились так, только ли из-за песен?



Последний из «больших» фестивалей с Янкой – «Рок-Азия» в Барнауле (предыдущие фестивали этой серии назывались «Рок-Периферия») 9-13 октября 1990 г. Играла с ОКТЯБРЯМИ. Мнение Тоби Холдстворта из «Синсер Менеджмент» (Лондон): «Это большое искусство. Грязь со вкусом – это круто!» Мнение из зала: «Боже, где она нашла таких лабухов!» Сама тоже была недовольна – едва закончив последнюю песню, сорвала гитару и грохнула ею о сцену. И ушла. По мнению очевидцев, несмотря на все технические проблемы, «выступление было мощное, но абсолютно суицидальное. Следующим актом было бы самоубийство на сцене» (Алексей Коблов). Кто-то додумался обозвать ее «леди-панк». Выражение было подхвачено журналистами и периодически всплывает до сих пор. После этого абсолютно провального выступления Янка окончательно разочаровывается в электричестве и в своих музыкантах. Это был ее последний электрический концерт. Выступление записывалось на видео, но примерно через месяц запись была, как обычно, затерта по причине дефицита пленки. Остается очень слабая вероятность, что у кого-то могли остаться копии.



В октябре-ноябре того же года Янка снова приезжает в Иркутск. Первый концерт, как и полтора года назад, в Ангарске (организаторы – ТОМ) в ДК «Энергетик». Снова технические накладки – на второй песне зафонил микрофон; чтобы не прерывать песню, Янка опустилась на колени и допела в таком положении. Потом попросила сделать перерыв, – свело руку. Было это примерно во время ноябрьских праздников.



На следующий день Янка играла в Иркутске, все в той же библиотеке на ул. Трилиссера – последний из сохранившихся в записи концертов Янки. Редкий случай, когда Янка изменила своему правилу не отвечать на вопросы (среди сохранившихся записей это единственная подобного рода). Между песнями – ответы на записки из зала. Живая непосредственная запись, непринужденное общение со слушателями. Новые на тот момент песни, а также редко исполняемые «Пауки В Банке» и «Нюркина Песня». 3 песни из этого концерта вошли в Летовскую компиляцию альбома «Не Положено», одна песня в альбом «Стыд И Срам». По свидетельству очевидцев, концерт был потрясающий, впрочем, как и все предыдущие выступления в Иркутске и Ангарске. Набился полный читальный зал, слушатели сидели на полу, вплотную придвинувшись к Янке. После концерта долго не расходились. Сама Янка тоже выглядела радостной и возбужденной.



В эти же дни играла Янка и в иркутском Политехе (организатор – Валера Рожков). Но, как вспоминает Елена Оренинская, работавшая в то время в библиотеке, концерт не удался: «Я еще тогда подумала: зачем она приехала, если ей нечего сказать? Потому что песни были все старые, и она какая-то неэнергичная… Это было за полгода до ее смерти. Видно было, что человек немножко не здесь… что-то происходит в жизни». Игорь Краснов объясняет такое настроение Янки более конкретной причиной, – перед этим по вине Игоря Степанова были сорваны несколько запланированных концертов в Иркутске. Кроме того, незадолго до этого Янка в очередной раз крупно поссорилась с Егором.



На следующий день друзья повезли Янку на Байкал. До этого времени Янка еще не бывала на Байкале, а тут как раз представилась возможность перед отъездом увидеть жемчужину Восточной Сибири.



Также в ноябре Янка приезжала в Питер и играла квартирник у Филаретовых. Елена вспоминает, что была она тогда немного грустная.





1991 г.



Новый, 1991 год Янка с подругами и Сергеем отмечала в Новосибирске в общаге. Пили, веселились, слушали музыку, пели народные песни. Кажется, это был последний раз, когда Янку видели веселой и энергичной…



Несмотря на регулярные конфликты с Летовым, Янка изредка встречается с ним. Еще в 1990-м году они периодически вместе проводят концерты и помогают друг другу в записях. Янка не решалась окончательно творчески разойтись с Егором. Видимо, до сих пор высоко ценила его мнение. Впрочем, и Летов не позволял Янке отойти в сторону – постоянно привлекал к своим проектам, убеждал играть вместе концерты, ставил свои условия. Однако после киевских концертов 1990 года вместе они уже не выступали. Тогда Егор заявил: «Все, с Янкой я больше не играю, она попортит общий имидж, у нее песенки такие, непротестовые, чуть ли не образные, мягкие, а нужно жестко все делать». Похожие высказывания можно найти и в интервью Егора того периода. Тандем распался. Яна начинает тяготеть к сольным выступлениям, к акустике.



В середине января в Новосибирск приехал Плюха (Алексей Плюснин), а потом и Егор. Всей компанией поехали в Академгородок, где и жили в общежитии у Сергея Зеленского до 5 февраля.



В феврале 1991 года Янка с Нюрычем снова приезжают в Иркутскую область. Организаторам не удалось своевременно выбить помещение для концертов. Янке пришлось задержаться на некоторое время, в течение которого она жила у друзей то в Иркутске, то в Усолье-Сибирском, то в Ангарске. Из-за этой задержки у Янки срывалась запись ее новых песен в Новосибирске, – там были уже оговорены сроки, найдены музыканты. В конце концов, было найдено место для нескольких выступлений Янки в читальных залах иркутских библиотек: имени Иосифа Уткина и на ул. Триллисера. Впрочем, по прошествии времени никто толком теперь не может вспомнить, состоялись ли эти концерты, были ли они записаны (хотя известны имена фотографа и того, кто должен был делать записи). В любом случае, записей этих найти не удалось; возможно, и были какие-то акустические концерты Янки в 1991 году, но о них ничего не известно – последним известным (и записанным) остается концерт в Иркутске в октябре (или ноябре?) 1990 г.



В конце февраля Янка уехала в Новосибирск. Запись новых песен все же состоялась – в общежитии НЭТИ она записала в акустике четыре песни, в которых боль буквально хлещет через край – «Выше Ноги От Земли», «На Дороге Пятак», «Про Чертиков», «Придет Вода». Песни удивительно емкие, многогранные, полные жутких образов, с плотным и тяжелым саундом. В голосе – надрыв и безысходность, какая-то безнадежная ярость и агрессия. Все это особенно заметно в акустике, не прикрытой тяжелыми аранжировками, визжащей гитарой и безумным электроорганом. Записывал песни Игорь Краснов (хотя, по его своспоминаниям, запись состоялась в ноябре 1990-го), пятой были записаны «Пауки В Банке» (не издавалось). Песня «Придет Вода» оказалась последней Янкиной песней, т.к. была написана в конце 1990 г. Многие расценивают ее как прощание. В эту версию вписывается и замечание Ани Волковой о том, что Янка уже в январе 1991 г. как-то призналась ей, что решила покончить с собой. И кажется теперь неудивительным, что эти песни оказались последними. Что еще можно спеть после такого?



Зимой 1991-го друзья в Томске договорились об организации концерта Янки. Нашли зал, деньги, дело оставалось за Янкой. Наконец, через Аню Волкову узнали, что приезжать Янка не собирается – мало с кем общается и от всех выступлений отказывается.



В начале 1991 года Янка уходит из общежития и возвращается в свой дом на Ядринцовской. Возможно, причиной тому были напряженные отношения с Сергеем Литавриным. На нее с новой силой наваливается депрессия. Янка почти перестает писать песни и стихи, прекращает давать концерты, замыкается в себе. По словам ее отца, это началось еще в феврале 1990 года, после возвращения с московского и питерского концертов памяти Саши Башлачева. Возможно, и так. Но друзья говорят, что резкая перемена в настроении Янки наступила после приезда Летова зимой, вскоре после новогодних праздников. Их ссоры и примирения с Янкой были тогда постоянными и выматывающими, несмотря на то, что с Яной они уже давно не были вместе, и, казалось бы, им давно было нечего делить. Но тот визит совершенно придавил Янку. После этого она все чаще уединялась в своей комнате, на все вопросы отвечая: «Мне не о чем говорить». Редко выходила из дома, похудела, практически не спала по ночам, потеряла интерес к людям. Один Янкин знакомый, Андрей Ковалёв, рассказывал, что приходил к ней домой как-то по весне и спросил: «Ну, как живёшь, Яныч?» А она ответила: «А я не живу…» Почти все время Янка проводит дома, лишь изредка встречаясь со старыми друзьями. В марте, по свидетельству Константина Рябинова (Кузи Уо) и Анны Волковой, она последний раз виделась со своими соратниками по ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЕ и ВЕЛИКИМ ОКТЯБРЯМ в Омске. И эта встреча, видимо, стала последней каплей.



Отец Янки вместе с Аллой Викторовной пытались «отогревать» Яну. Она сильно увлеклась российским фольклором, разучивала массу народных песен, читала много книг. Казалось, скоро ей удастся соединить роковые интонации с фолком...



Была Янка знакома и с сыном Аллы Викторовны, Сергеем Шураковым, они очень дружили, Сергей ценил и уважал Янку, а матери говорил, что после 2-х неудачных браков он впервые встретил близкого и интересного человека среди женщин. Сам он тоже был весьма интересной и образованной личностью – занимался (довольно успешно) восточными единоборствами, буддизмом, ездил на стажировку в Японию и Китай, участвовал там в соревнованиях.



На конец весны некими организаторами из Сибири планировался Янкин совместный с БГ и КАЛИНОВЫМ МОСТОМ тур по городам Золотого Кольца, Русского Севера, ждали ее и на первом московском фестивале «Индюки» (апрель). Но на дверях ДК Русакова висел огромный плакат «Летова не будет!», а про Янку говорили: у нее жуткая депрессия, приезжала в Москву, пролежала сутки на кровати лицом к стенке и уехала домой… В это время концертов она уже, по всей видимости, не давала.



Весной 1991 года наступил самый критический период в жизни Янки. Незадолго до смерти Янка дала «обет молчания». За две недели она не проронила ни слова. Даже родители почувствовали неладное. В конце апреля в семье случилась трагедия: погиб Сергей Шураков. Причиной стала халатность врачей в больнице, где Сергей проходил обследование и лечение перед медкомиссией для устройства на работу. Сергей умер 23 апреля, а родным сообщили только 4 мая… Янка участвовала во всех похоронных делах, на нее, естественно, все это сильно подействовало. На следующие праздники родители забрали ее на дачу, чтобы как-то отвлечь, самим отвлечься. Поехала с ними и подруга Сергея, у которой после трагедии случился выкидыш.



Вот тут-то и свершилось то, чего никто не ждал. Янка стеснялась курить при родителях (зная, что отец не выносит запаха дыма, она даже дома курила в вытяжку печи) и все время уходила в лесок неподалеку от дома. 9 мая, перед ужином, примерно в 6 часов вечера, она, как обычно, ушла в лесок, но долго не возвращалась. Ее быстро нашли неподалеку от дачи, вернули. А через час она опять исчезла. На этот раз искали до 2-х часов ночи, обежали весь лес, но безуспешно. Решили, что она уехала в город, как часто бывало. Привыкли к подобному поведению. Утром отец, первой электричкой вернувшись домой, обзвонил всех Янкиных знакомых, обошел все места, где могла бы быть Янка, но поиски результатов не дали. В милиции заявление о пропаже приняли только на третий день. Гибели Янки никто не мог и предположить. Ходят слухи об открытке, которую получили 10 мая некоторые близкие друзья Янки. Текст был примерно таким: «Пускай у тебя все будет хорошо. Я тебя очень люблю. Дай Бог избежать тебе всех неприятностей».



Сообщили в Москву, – пропала Янка! Думали, вдруг случилось чудо, – уехала туда, никого не предупредив? Настоящую тревогу подняли как раз в Москве. В Новосибирск звонил художник Кирилл Кувырдин, ему отвечали, мол, с ней так бывает: ушла, погуляет, вернется. Среди многочисленных обожателей, друзей и поклонников у Янки не оказалось по-настоящему близких людей, которых бы встревожило всерьез ее исчезновение. Волновались, гадали, но толком никто поисками не занимался. Потом журналист Юрий Щекочихин из «Комсомольской правды» (ныне – депутат Госдумы, журналист «Новой газеты»), толком и не знавший, кто такая Янка, достал по каким-то своим каналам новосибирскую милицию, которая стала искать.





После…



Янку нашли только 17 мая. Нашел ранним утром рыбак в реке Иня возле станции «Издревая». По другим сведениям, это произошло у станции «Иньская» (С. И. Дягилев). А утонула Янка, видимо, близ ст. «Новородниково» (Александр Рожков). Тело несло по воде более 40 км. Янку смогли опознать только по одежде, – настолько разбухло тело от воды и жары. Похоронили ее в закрытом красном гробу в Новосибирске, на Заельцовском кладбище, среди деревьев, на болотистой почве, в стороне от главной аллеи – более приличного места не нашлось. Рядом – могила Сергея Шуракова.



Похороны состоялись в кругу друзей, родных и музыкантов. Собрались и разнообразные знакомые, тусовщики, фанаты. Об этом много написано. Вот одно из воспоминаний об этом мероприятии: «Летов превратил их в саморекламу, все сводил к своей философии, музыке, а не о погибшем человеке говорил. Игорь сказал еще тогда, что Летов всегда будет подталкивать к смерти людей вокруг себя, а сам умирать не собирается» (Елена Оренинская). Об этом же говорили и Алексей Коблов, и Ник Рок-н-Ролл, и многие другие. Были и пляски до упаду, море водки и наркотиков, крики Егора о том, что смерть Янки – жизнеутверждающая, и потому не надо слез и поминаний, нужно веселиться и радоваться жизни. Можно только представить, каково это было видеть Янкиным родным, да и всем тем, для кого ее смерть не была «жизнеутверждающей». После поминок Егор самовольно выгреб из Янкиного стола пачку бумаг. Говорят, что, кроме стихов, которые потом издали, там была и личная переписка Янки с Летовым. Возможно, что в этих письмах крылось много загадок их непростых отношений. После смерти Янки Егор Летов женился на Анне Волковой, которая к тому времени рассталась с Валерой Рожковым. Ныне Егор женат на Наталье Чумаковой (филолог, музыкант, басистка настоящего состава ОБОРОНЫ), к слову сказать, тоже присутствовавшей на похоронах Янки.



Янкин отец до последнего дня не верил, что его дочь – звезда. Только похороны, на которые собралось больше тысячи человек с разных концов России, его убедили. После смерти дочери он продолжал часто общаться с друзьями Янки, созванивается иногда и сейчас, особенно дружен с Аней Волковой.



Следствие пришло к выводу, что это либо несчастный случай, либо самоубийство. Медицинская экспертиза была очень подробной, ни о каких следах насильственных повреждений там не говорилось. Вначале не отклонялась и версия наркотиков. Но знакомые отрицали: «Это неправда, Янка боялась даже лекарства принимать и за всю жизнь не выпила ни одной таблетки».



Много было написано о фатальном участии в Янкиной судьбе Егора Летова. Ник Рок-н-Ролл открыто обвинял Егора в ее смерти в нескольких интервью (в том числе в передаче на Радио России «Тихий Парад» в 1991 году). Впрочем, это утверждение спорно: «Янка не кажется способной столь полно и буквально принять идеи и мироощущение даже такого мощного творца, как Летов. Более того, ругань между ними на почве идеологически-мировоззренческих разногласий, разного подхода к основным принципам творчества, кажется, была обычной и постоянной; окончательно разругались они задолго до Янкиной смерти» (Е. Борисова. «Янка. Хроника явленой смерти»). Позже Егор пытался представить Янку солдатом, погибшим за его дело на его идеологическом фронте:



«Рок-н-ролл жестокая штука. Если решил принять участие в игре, творчестве, – надо распроститься с мечтаниями влезть на елку, не ободрав задницы. Да и вообще, всегда и во всем необходимо доходить до полного крутняка. До самосгорания. Если нет ни сил, ни выхода, тогда надо уходить достойно, как Янка, Башлачев, Селиванов и другие братья и сестры мои по фронту. Они победили, поправ, в первую очередь, свирепый закон самосохранения».



Бог ему судья, с его рассуждениями. Одно время Егор упорно твердил о некой предсмертной записке, в которой, якобы, Янка и объясняла причины своего ухода (см., например, интервью «ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА переходит в наступление» 1992 г.). Но позже он стал говорить, что никакой записки вовсе и не было, и все это он придумал (зачем?!). Если даже считать, что Егор имел в виду ту самую открытку, полученную 10 мая, то никаких объяснений и явных прощаний там не содержится. Единственное же, о чем известно достоверно, так это о коротком письме от 27 февраля (см.), которое получили Федяй и Летов (одинаковые, слово в слово), а возможно, и кто-то еще. Но считать предсмертной запиской письмо, написанное за 2 с лишним месяца до гибели – большая натяжка.



В течение всех этих лет Егор крайне неохотно отвечал в интервью на вопросы о Янке, резко пресекая все попытки как журналистов, так и друзей что-то выяснить. Но в последние годы все же появилось несколько материалов, в которых Летов нарушил обет молчания и что-то рассказал о своих отношениях с Янкой, о ней самой. Впрочем, никаких шокирующих откровений или подробностей, заставляющих посмотреть на все события по-новому, там нет.



Как утверждает теперь Летов, с Янкой они не общались последние годы, а у Янки никаких суицидальных мыслей и в помине не было (интервью «Людей не жалко» 1999 г). По неподтвержденным данным, когда было найдено тело Янки, на затылке была большая проломленная рана, а в легких не было воды (Алексей Коблов, Валерий Рожков). Если это правда, то она может означать, что смерть наступила еще на берегу. Этой же версии (стычка с пьяной хулиганской компанией) придерживается и Егор Летов. Среди друзей до сих пор ходит легенда об убийстве: есть те, кто говорит, что у друзей были весьма серьезные основания подозревать в этом конкретного человека, знакомого Янки (см. рецензию на концерт группы ЗГА). О подобных слухах рассказывает и Аня Волкова. Кто знает?.. После того, как Сергей Литаврин опознал Янку, уголовное дело было закрыто. Смерть Янки так и осталась тайной.



«Янка ушла 9 мая 1991 года, в День Победы. Может, это была ее победа над собой, а может быть, над нами? Что на самом деле случилось с Янкой Дягилевой в этот день, знают только воды реки Иня. Но разве у них спросишь? Где они теперь, в каких океанах растворились?» (Джулиан Дэви. «Янка»).



Трагедия состояла не только в гибели Янки, но и в том, что многие до сих пор считают, что это однозначно было самоубийство, и другого выбора у нее, по большому счету, просто не было:



«Если не хватает энергии и сил сделать шаг вперед, нужно умирать, — заявил Летов вскоре после Янкиной гибели. — Либо человек идет вверх, либо он ломается. Мы не сможем себе позволить быть стариками».



Ее гибель вызвала двоякое отношение. С одной стороны, скорбь и жалость, с другой – насмешку. Многие восприняли этот шаг как некую дань моде. «Башлачев протоптал суицидальную дорожку коллегам», – так порой комментировали ее смерть. Тем не менее, ни одного прямого доказательства, что это было самоубийством, нет.



При жизни не вышло ни одной пластинки Янки, ни одной кассеты, изданной промышленным тиражом. Интервью она не давала принципиально. Слишком большое значение придавала сказанному Слову, и не хотела раскидывать малозначащие фразы в угоду журналистам. Все Янкины интервью можно пересчитать по пальцам одной руки, да и те, что чудом дошли до нас, были, скорее, не интервью, а беседами, разговорами в кругу товарищей. Янка ревностно следила, чтобы ее слова не попали на страницы печатных изданий: «Просто поговорить – пожалуйста. Но в газете не должно быть ни строчки. – Но почему? Может быть, это не нужно Вам, но нужно другим? – Те, кому это нужно, и так разберутся, кто я и зачем» (Е. Гаврилова. «Смерть выбирает лучших»). И в этой цитате – вся Янка, все ее отношение к шоу-бизнесу. С тех пор в нем мало что изменилось. Вероятно, не изменилось бы и отношение Янки к интервью и официальным записям, останься она жива.



Дальше были многочисленные статьи, исследования, поминания, попытки анализа творчества. О Янке писали многие, но почти все – недостоверно, односторонне. Началась канонизация, лепка посмертного образа – красивого, но не всегда верного. Редкое андеграундное рок-издание не написало о Янке. Увы, информативные и достоверные материалы можно пересчитать по пальцам. А в последние пару лет наметилась и еще одна странная тенденция, – о Янке вдруг вспомнили и такие издания, как «МК», «МК-бульвар», «Я молодой», но эти материалы в лучшем случае представляют собой стандартный набор фактов и цитат, примитивные компиляции других публикаций (в основном это «Хроника явленой смерти» Е. Борисовой (журнал «FUZZ» №5/1998) и книга «Янка»). Хуже, когда пишут откровенный бред, перетасовывают факты, полностью, до неузнаваемости коверкают интервью, авторский текст.



Переизданы на CD и кассетах прижизненные альбомы, бутлеги. Диапазон вольности простирается от бережно сохраненного Олегом Ковригой и изданного в первозданном виде квартирника 1989-го года («Акустика», «Красногвардейская») до Джулиановского «Столетнего Дождя» (сборник песен Янки в новых аранжировках). У Егора Летова, по слухам, хранится около 6 часов акустических записей и примерно столько же электрических. Но, по многочисленным свидетельствам, там нет ничего нового, – Янка всю свою недолгую творческую жизнь пела одни и те же песни, их ровно 29, не считая чужих. Различалось только исполнение, инструменты, состав музыкантов.



Все свои песни Янка, так или иначе, успела записать. Кроме самой последней, той, что известна как стихотворение «До Китая рукой подать…» Иногда проскальзывает информация о якобы записанных песнях «Порой умирают боги» и «Нарисовали икону». Таких записей не найдено. Были намерения сделать песню «Нарисовали икону» совместно с Черным Лукичом – текст Янкиного стихотворения, а мелодия Лукича. Но этот проект не осуществился.



Изданная Летовым книга «Русское поле экспериментов» со стихами – своими, Кузи Уо и Янкиными – включает практически все творческое наследие Яны. Также после смерти Янки ее друзья сделали небольшой рукописный сборник ее стихов, оформив его фотографиями из Иркутска и Ангарска. Сборник размножался на ксероксе и распространялся среди «своих».



В июне 1991 года Егор Летов свел посмертный альбом Янки «Стыд И Срам», включивший в себя те самые 4 последние песни, но аранжированные ГО, плюс 3 акустических записи: «Нюркина Песня», «Пауки В Банке», «Столетний Дождь». Если сравнивать с акустической записью последних песен, явно слышно, что Летов увеличил темп. Наверняка у него были на то определенные концептуальные соображения, но подобное вольное обращение с материалом кажется неоправданным. В целом альбом (электрическая его часть) звучит гораздо удачнее, чем «Ангедония» и «Домой», хотя делался теми же людьми, в тех же условиях. Янке посвящены и некоторые песни Егора: «Про Мишутку» и «Офелия».



Песни, посвященные Янке, написали Наталья Маркова (группа ДВУРЕЧЬЕ): «Ветер В Облаках», «Мертвым Лесом»; Роман Неумоев – «Верба», группа TEQUILAJAZZZ – «Такая Же Как И Я», группа ДЯДЯ ГО (прижизненное посвящение «Янке От Белого Камня»), хабаровский бард Андрей Земсков, молодая группа ШКОЛЬНОЕ СОЛНЦЕ из Тюменской обл. Недавняя «Родная» Дмитрия Ревякина – тоже реквием по Янке, по его собственному признанию. Песни Янки иногда исполняет на концертах Ольга Арефьева в своей программе «Чужие Песни». А на «Нашем Радио» промелькнула некая Татьяна Валовая с песней «Продано!» Также недавно появилась запись песни «От Большого Ума» в исполнении певицы Юты. Так же, как и Арефьева, она слегка изменила текст, опустив строчку про «бессмысленный сход». Группа ПИЛОТ записала свою версию песни «На Черный День» в панковской аранжировке.



С Янкой у нас теперь принято сравнивать чуть ли не всех более или менее талантливых женщин в роке. После ее смерти появилась масса подражательниц. Ника (песни до сих пор путают с Янкиными, – настолько похожи голос и манера), Юлия Елисеева, Юлия Стерехова – вот только наиболее известные из них.



В течение нескольких лет, 9 мая, в московском байкерском клубе «Sexton Fo.Z.D» (ныне сгоревшем) проходили мемориальные концерты памяти Янки. До 1994 года одним из организаторов этих мероприятий была Ольга Арефьева. Но впоследствии отошла от этого, т.к., по ее словам, концерты «вылились в неконтролируемую пьянку памяти самоубийц, а я Янку воспринимаю по-другому». Проводились подобные мероприятия и на родине Янки, в Новосибирске, и в Питере, и в других городах. Последняя попытка проведения такого фестиваля состоялась в конце мая 2001 года под Томском. Наверняка намерения у организаторов были благие, но все было как всегда, – мало участников, отсутствие сцены и аппаратуры, пьяные драки с местными, и многие наверняка почти забыли, зачем они собрались…



На могилу Янки сейчас приходят лишь родственники, друзья да самые преданные поклонники. Сторож Заельцовского кладбища вспоминает, что несколько лет назад там постоянно было много народу, а теперь даже на годовщину смерти набирается не больше десятка человек. На могильной плите – живые цветы, венки. Скромный памятник украшают фенечки, колокольчики, у подножия памятника – сигареты, зажигалки, стаканы, значки, записки. Все, как у многих…



В настоящее время издано значительное количество записей Янки, в 1995-2000 гг. переизданы практически все альбомы и бутлеги, выпущены, наконец, многие концертные записи, полностью изданы все найденные видеозаписи. В 1998 году усилиями питерских журналистов Екатерины Борисовой и Якова Соколова (известного также как рок-бард Я-Ха) вышла книга «Придет вода» – сборник статей и воспоминаний о Янке. В октябре 2001 года вышло второе, значительно переработанное и дополненное издание этой книги под названием «Янка». В конце 2002 г. вышел mp3-диск, включающий в себя все официально изданные записи, Тексты песен, фото, а также видеозапись череповецкой «Рок-Акустики». В планах – издание «Рок-Азии» и иркутского концерта 1990 г.





Постскриптум.

Данный текст составлен по различным материалам из прессы. За основу взяты оба издания книги о Янке, а также некоторые статьи, не вошедшие во второе издание (т.к. вышли после сдачи книги в типографию). Просим у всех авторов прощения за то, что в некоторых случаях прямое цитирование было затруднено, вследствие чего в тексте кое-где встречаются вкрапления из статей без указания авторства.

[Миклуха]

* ДОМОЙ *


Тихий омут

Hm Em C G Hm
На черный день - усталый танец пьяных глаз, дырявых рук
Em C G Hm
Второй упал, четвертый сел, восьмого вывели на круг.
Em C G Hm
На провода из-под колес, да на три буквы из-под асфальта
Am G Am
В тихий омут буйной головой.
Em Hm Em Hm
Холодный пот. Расходятся круги.

Железный конь. Защитный цвет. Резные гусеницы в ряд
Аттракцион для новичков - по кругу лошади летят,
А заводной калейдоскоп гремит кривыми зеркалами.
Колесо вращается быстрей,
Под звуки марша головы долой.

Поела моль цветную шаль. На картах тройка и семерка
А бык, хвостом сгоняя мух, с тяжелым сердцем лезет в горку
Кубов бильярдные шары от столкновенья раскатились пополам
По обе стороны,
Да по углам просторов и широт.

А за осколками витрин - обрывки праздничных нарядов,
А под полозьями саней - живая плоть чужих раскладов.
А за прилавком попугай из шапки достает билеты на трамвай
До ближнего моста,
На вертолет без окон и дверей,
В тихий омут буйной головой,
Колесо вращается быстрей.


- Мы по колено/они и я

Мы по колено в ваших голосах,
А вы по плечи в наших волосах.
Они по локоть в темных животах,
А я по шею в гибельных местах.
Мы под струей крутого кипятка,
А вы под звук ударов молотка.

Они в тени газетного листка,
А я в момент железного щелчка.
Мы под прицелом тысяч ваших фраз,
А вы за стенкой, рухнувшей на нас.
Они на куче рук, сердец и глаз,
А я по горло в них, и в вас, и в нас.


- Декорация

Фальшивый крест на мосту сгорел,
Он был из бумаги, он был вчера.
Листва упала пустым мешком,
Над городом вьюга из разных мест.

Великий праздник босых идей,
Посеем хлеб - соберем тростник.
За сахар в чай заплати головой -
Получишь соль на чужой земле.

Протяжным воем - веселый лай
На заднем фоне горит трава.
Расчетной книжкой мое лицо.
Сигнал тревоги - ложимся спать.

Упрямый сторож глядит вперед,
Рассеяв думы о злой жене.
Гремит ключами дремучий лес,
Втирает стекла веселый черт.

Смотри с балкона - увидишь мост,
Закрой глаза и увидишь крест.
Сорви парик и почуешь дым,
Запомни: снова горит картон.


Особый резон

Am C Dm
По перекошенным ртам, продравшим веки кротам,
F E
Видна ошибка ростка.
По близоруким глазам, не веря глупым слезам,
Ползет конвейер песка.
C Am F
Пока не вспомнит рука, дрожит кастет у виска,
Dm E
Зовет косая доска.
Am Dm E Am Dm E
Я у дверного глазка, под каблуком потолка.


У входа было яйцо или крутое словцо.
Я обращаю лицо.
Кошмаром дернулся сон. Новорожденный масон
Поет со мной в унисон.
Крылатый ветер вдали верхушки скал опалил,
А здесь ласкает газон.
На то особый резон.

На то особый отдел,
На то особый режим,
На то особый резон.

Проникший в щели конвой заклеит окна травой,
Нас поведут на убой.
Перекрестится герой, шагнет раздвинутый строй,
Вперед, за Родину в бой!
И сгинут злые враги, кто не надел сапоги,
Кто не простился с собой,
Кто не покончил с собой,
Всех поведут на убой.

На то особый отдел,
На то особый режим,
На то особый резон.


- Полкоролевства

Я оставляю еще полкоролевства -
Восемь метров земель тридевятых.
На острове вымерших просторечий -
Купола из прошлогодней соломы.

Я оставляю еще полкоролевства,
Камни с короны, два высохших глаза,
Скользкий хвостик корабельной крысы,
Пятую лапку бродячей дворняжки.

Я оставляю еще полкоролевства,
Весна за легкомыслие меня накажет.
Я вернусь, чтоб постучать в ворота,
Протянуть руку за снегом зимой.

Я оставляю еще полкоролевства.
Без боя, без воя, без грома, без стрема.
Ключи от лаборатории на вахте.
Я убираюсь. Рассвет
В затылок мне дышит рассвет,
Пожимает плечами,
Мне в пояс рассвет машет рукой.

Я оставляю еще полкоролевства...


- Мне придЁтся отползать/берегись

Мне придется отползать...
От объявленья войны - на все четыре струны,
От узколобой весны - во все четыре стены,
От подгоревшей еды - за все четыре беды,
От поколения зла в четыре черных числа.

Накинуть старый мундир, протертый кем-то до дыр...

Мне придется обойтись...
Без синих сумрачных птиц, без разношерстных ресниц.
Да переправить с утра что не сложилось вчера,
Оставить грязный вагон и продолжать перегон
По неостывшей золе на самодельной метле.
Раскинуть руки во сне, чтоб не запнуться во тьме...

Мне придется променять...
Осточертевший обряд на смертоносный снаряд,
Скрипучий стул за столом на детский крик за углом,
Венок из спутанных роз на депрессивный психоз,
Психоделический рай на три засова в сарай.

Мне все кричат: "берегись..."


- Медведь выходит на охоту

Горящим факелом в берлогу -
Ногу обожгло.
Два глаза мелкого калибра целятся насквозь.
Четыре лапы на спасенье, когти и клыки.
Беги, сынок,
Скажи, что завтра будет новый день.

Медведь выходит на охоту - душить собак.

За дальним лесом выйдет солнце - на новый лад
Сверкнут арканы. Сети, плети, суки на цепях.
По деревянному помосту тяжело бежать,
Промокла шкура под нагайкой -
Рев и разворот.

Медведь выходит на охоту - душить собак.


Печаль моя

Dm G C Am
Я повторяю десять раз и снова:
Никто не знает как же мне хуево...
И телевизор с потолка свисает,
И как хуево мне - никто не знает.

Все это до того подзаебало,
Что хочется опять начать сначала.
Куплет печальный, он такой, что снова
Я повторяю "как же мне хуево".



- Стервенею

Я неуклонно стервенею с каждым смехом
С каждой ночью, с каждым выпитым стаканом
Я заколачиваю дверь и отпускаю злых голодных псов
С цепей на волю
Некуда деваться:
Нам остались только сбитые коленки

Я неуклонно стервенею с каждым разом

Я обучаюсь быть железным продолжением ствола
Началом у плеча приклада
Сядь, если хочешь, посиди со мною рядышком на лавочке
Покурим, глядя в землю
Некуда деваться:
Нам остались только грязные дороги

Я неуклонно стервенею с каждым шагом

Я неуклонно стервенею с каждой шапкой милицейской
С каждой норковою шапкой
Здесь не кончается война, не начинается весна
Не продолжается детство
Некуда деваться:
Нам остались только сны и разговоры

Я неуклонно стервенею с каждым разом
Я неуклонно стервенею с каждым шагом
Я неуклонно стервенею с каждым часом...


Рижская

Em C G Am
А ты кидай свои слова в мою прорубь
Ты кидай свои ножи в мои двери
Свой горох кидай горстями в мои стены
Свои зерна - в зараженную почву

G D Am Em
На переломанных кустах - клочья флагов
На перебитых фонарях - обрывки петель
На обесцвеченных глазах - мутные стекла
На обмороженной земле - белые камни

Кидай свой бисер перед вздернутым рылом
Кидай пустые кошельки на дорогу
Кидай монеты в полосатые кепки
Свои песни - в распростертую пропасть

В моем углу - засохший хлеб и тараканы
В моей дыре цветные краски и голос
В моей крови песок мешается с грязью
А на матрасе позапрошлые руки

А за дверями роют ямы для деревьев
Стреляют детки из рогаток по кошкам
А кошки плачут и кричат во все горло
Кошки падают в пустые колодцы

А ты кидай свои слова в мою прорубь
Ты кидай свои ножи в мои двери
Свой горох кидай горстями в мои стены
Свои зерна - в зараженную почву


- От большого ума

От большого ума лишь сума да тюрьма
От лихой головы лишь канавы и рвы
От красивой души только струпья и вши
От вселенской любви только морды в крови

В простыне на ветру по росе поутру
От бесплодных идей до бесплотных гостей
От накрытых столов до пробитых голов
От закрытых дверей до зарытых зверей

Параллельно пути черный спутник летит
Он утешит, спасет, он нам покой принесет
Под шершавым крылом ночь за круглым столом
Красно-белый плакат - "Эх, заводи самокат!"

Собирайся, народ, на бессмысленный сход
На всемирный совет как обставить нам наш бред
бред
бред
Вклинить волю свою в идиотском краю
Посидеть - помолчать да по столу постучать

Ведь от большого ума лишь сума да тюрьма
От лихой головы лишь канавы и рвы


По трамвайным рельсам

Em C Am Em
А мы пойдем с тобою погуляем по трамвайным рельсам
Em C Am Em
Посидим на трубах у начала кольцевой дороги
Em Am C Em
Нашим теплым ветром будет черный дым с трубы завода
Em Am C Em
Путеводною звездою будет желтая тарелка светофора

Если нам удастся мы до ночи не вернемся в клетку
Мы должны уметь за две секунды зарываться в землю
Чтоб остаться там лежать когда по нам поедут серые машины
Увозя с собою тех, кто не умел и не хотел в грязи валяться

Если мы успеем мы продолжим путь ползком по шпалам
Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих подошвах
Надо будет сжечь в печи одежду если мы вернемся
Если нас не встретят на пороге синие фуражки

Если встретят, ты молчи что мы гуляли по трамвайным рельсам
Это первый признак преступленья или шизофрении
А с портрета будет улыбаться нам "Железный Феликс"
Это будет очень точным, это будет очень справедливым
Наказанием за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам
Справедливым наказанием за прогулки по трамвайным рельсам
Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсами
Нас убьют за то, что мы с тобой гуляли по трамвайным рельсам



Кто ты такой?

Проигрыш:

Em + 3-я струна на 3-м ладу периодически зажимается и
отпускается.

A(V)

A Em C
Неволя рукам под плоской доской
Em D
по швам по бокам земля под щекой,
Em C
песок на зубах привязанный страх
Em A Asus4 A Asus4 A Asus4
Им брошена тень на ветхий плетень
На серый сарай, на сгнивший порог
Там преданный рай, там проданный рок
Седьмая вода, седьмая беда
Опять не одна до самого дна

До самого дна по стенам крюки, на них червяки
У них имена у края доски застывшей реки
С наклоном руки и с красной строки

У берега лед - сажай вертолет
Нам некуда сесть. Попробуем здесь
На куче имен под шорох знамен
На тонкую сеть прозрачных времен

Неволя рукам по швам по бокам под плоской доской
Кто ты такой?..


- Прощание

Под руки в степь. В уши о вере
В ноги поклон. Стаи летят
К сердцу платок. Камень на шее
В горло глоток. Может, простят

Ленту на грудь столько искали
Сжатые рты. Время вперед
Крест под окном. Локти устали
Знамя на штык. Козел в огород

Серый покой. Сон под колеса.
Вены дрожат. Все налегке
Светлый босой кукиш у носа
Рядом бежать на поводке

Вечный огонь. Лампы дневные
Темный пролет. Шире глаза
Крепкий настой. Плачьте, родные
В угол свеча. Стол. Образа

Под руки в степь. Стаи летят
Может, простят...



- Гори, гори ясно

Не догонишь - не поймаешь. Не догнал - не воровали
Без труда не выбьешь зубы, не продашь, не наебешь
Эту песню не задушишь, не убьешь
Эту песню не задушишь, не убьешь

Дом горит - козел не видит
Дом горит - козел не знает
Что козлом на свет родился
За козла и отвечает

Гори, гори ясно, что бы не погасло

На дороге я валялась - грязь слезами разбавляла
Разорвали нову юбку, да заткнули ею рот
Славься великий рабочий народ
Непобедимый могучий народ

Дом горит - козел не видит
Он напился и подрался
Он не помнит, кто кого козлом впервые обозвал

Гори, гори ясно, что бы не погасло

Лейся песня на просторы, залетай в печные трубы
Рожки - ножки черным дымом по красавице - земле

Солнышко смеется громким красным смехом
Гори, гори ясно, что бы не погасло



- Домой

Нелепая гармония пустого шара
Заполнит промежутки мертвой водой
Через заснеженные комнаты и дым
Протянет палец и покажет на на двери, отсюда
Домой!

От этих каменных систем в распухших головах
Теоретических пророков напечатанных богов
От всей сверкающей звенящей и пылающей хуйни
Домой!

По этажам, по коридорам лишь бумажный ветер
Забивает по карманам смятые рубли
Сметает в кучи пыль и тряпки, смех и слезы, горе - радость
Плюс на минус дает освобождение
Домой!

От голода и ветра, от холодного ума
От электрического смеха, безусловного рефлекса
От всех рождений смертей перерождений
Смертей перерождений
Домой!

За какие такие грехи задаваться вопросом зачем
И зачем, и зачем, и зачем, и зачем, и зачем
Домой!



- Болит голова

Крестом и нулем запечатанный северный день
Похожий на замкнутый в стенах семейный скандал
Рассыпалось слово на иглы и тонкую жесть
А злая метель обязала плясать на костре

Столетней бессонницы в горле гудят провода
Болит голова. Это просто болит голова
А вот и цена, и весна, и кровать, и стена
А вот чудеса, небеса, голоса и слеза

Чужая дорога неверною левой рукой
Крестом зачеркнула, нулем обвела по краям
А я почему-то стою и смотрю до сих пор
Как многоэтажный полет зарывается в снег

Истлевшая осень золой на осколках зубов
Конечную степень усталости меряет ночь
Болит голова. Это просто болит голова
Стоять и смотреть - это просто простить и молчать

Крестом и нулем разрешились пустые места
В безвременном доме за разумом грохнула дверь
Рассыпалось слово на иглы и тонкую жесть
А злая метель обязала плясать на костре



- Продано

Коммерчески успешно принародно подыхать
О камни разбивать фотогеничное лицо
Просить по человечески,заглядывать в глаза
Добрым прохожим

О, продана смерть моя

Украсить интерьеры и повиснуть на стене
Нарушить геометрию квадратных потолков
В сверкающих обоях вбиться голым кирпичом
Тенью бездомной

О, продана тень моя

Иду я по веревочке, вздыхаю на ходу
Доска моя кончается - сейчас я упаду
Под ноги, под колеса, под тяжелый молоток
Все с молотка

О, продана смерть моя

Подмигивает весело трехцветный светофор
И вдаль несется песенка ветрам наперекор
И радоваться солнышку и дождичку в четверг
Жить - поживать

О, продана смерть моя

Деклассированным элементам

; подобрал Стратег (savarez@mail. ru)

Am Dm Am Dm
Деклассированных элементов в первый ряд
Am Dm Am Dm
Им по первому по классу надо выдать все
F E Am Dm
Первым классом школы жизни будет им тюрьма
F E Am Dm
А к восьмому их посмертно примут в комсомол

В десяти шагах отсюда светофор мигал
Желтым светом две минуты на конец дождям
А в подземном переходе влево поворот
А в подземном коридоре гаснут фонари

Коридором меж заборов через трупы веков
Через годы и бурьяны, через труд отцов
Через выстрелы и взрывы, через пустоту
В две минуты изловчиться - проскочить версту

По колючему пунктиру, по глазам вождей
Там, снаружи, мертвой стужей по слезам дождей
По приказу бить заразу из подземных дыр
По великому наказу строить старый мир

Деклассированных элементов в первый ряд
Им по первому по классу надо выдать все
Первым классом школы жизни будет им тюрьма
А к восьмому их посмертно примут в комсомол



* СТЫД И СРАМ * 91

(C) TONY 1995 - набор и подбор

1. Выше ноги от земли.
2. Столетний дождь.
3. На дороге пятак.
4. Песенка про паучков.
5. Про чертиков.
6. Нюркина песня.
7. Придет вода.


- Выше ноги от земли (1990)

Ожидало поле ягоды,
Ожидало море погоды.
Рассыпалось человечеством -
Просыпалось одиночеством.
Незасеянная пашенка,
Недостроенная башенка.
Только узенькая досточка
Только беленькая косточка.
Незавязанная ленточка,
Недоношенная доченька.
Обвязала белой ниточкой,
Обмотала светлым волосом
И оставила до времени
Вместе с вымытыми окнами,
Вместе с выцвевшими красками,
Вместе с высохшими глазками,
С огородным горем луковым,
С благородным раем маковым,
Очень страшно засыпать.

Ожидало поле ягоды...
Ожидало море погоды...

Cm# A Fm# Ab
Было, да гнильем поросло.
Времечко само по себе.
Верная в болоте вода, Cm# A Fm# A
Постная, как грех на заре.

Понеслась по кочкам метла,
Поплыли туманы над рекой,
Утонуло мыло в грязи,
Обломался весь банный день.

Значит будем в игры играть
Раз-два - выше ноги от земли.
Кто успел - тому помирать.
Кто остался - тот и дурачок.

Cm# E Ab A
Обманули дурачка.
Обманули дурачка.
Выше ноги от земли.
Выше ноги от земли.

Самый правильный закон завязал
Изначальную главу в узелок
И до треска потянул за концы.
Прорубай-не прорубай - не понять.

Светопреставление

Cm# A Fm# Ab
А глумливое пророчество
Настоящим заверяется.
Все проверено, все сходится,
Даже сказочка х.евая.
Сослужила службу - слушали
И качали головами в такт,
И пускали светлый дым в потолок.
Только сказочка х.евая
И конец у ней неправильный -
Змей-Горыныч всех убил и съел.

Обманули дурачка.
Обманули дурачка.

Самолет нас заберет в полет,
В темноте пинать резиновое солнышко.

Выше ноги от земли.
Выше ноги от земли.

Озаглавилась весна топором,
Успокоилась река декабрем,
Утро одиноким выстрелом.

Ожидало поле ягоды,
Ожидало море погоды...


Столетний дождь (1988)

H7 Em
Столетний дождь...
H7 Em
Резиновый сапог в сыром песке.
C G A
Глаза стоят на ржавом потолке.
Истрачен сгоряча веселый бред.
Сцепились, хохоча, колечки бед .

Столетний дождь...
Над пропастью весны собрались сны
И ранние глотки большой тоски.
Ногтями по стене скребет апрель,
Как будто за стеной растут цветы,
Как будто их увидеть с высоты.

Столетний дождь...
Сто лет прожили мы - готов обед
Из мыльных пузырей сырого дня,
Из косточек разгаданных стихов,
Из памяти с подошвы сапогов,
Просоленный кристаллами огня.

Столетний дождь...
По тихой полосе бредут слова
И рушится измятая листва.
Исполнен предпоследний приговор,
Все взносы за апрель вознесены
И сны висят над прорубью весны.

Столетний дождь,,,
Столетний дождь,,,
Столетний дождь,,,


На дороге пятак

Cm# Fm# G#

Cm# A Fm# G#
На дороге пятак - руки дернулись вверх.
Cm# A Fm# G#
Кто-то плюнул в песок - покатилось шаром.
Cm# A E G#
Собирать на себя - чтоб хватило на всех.
Cm# A Fm# G#
Все дороги узлом - все узлы топором.

Проканает и так - узел в пыль на войну
На лету подхватил - унесу под крыльцо.
Не отдам никому - закопаю в углу,
Положу сверху камешек за пазуху.

Карусель разнесло по цепочке за час.
Всех известий - п...ец, да весна началась.
Горевать - не гореть, горевать - не взрывать,
Убивать, хоронить, горевать, забывать.

Побежал, задохнулся, запнулся, упал.
Увидал белый снег сквозь бетонный забор.
Чудеса, да как леший бродил по лесам.
Вон из рук все бросай, да кидайся к дверям.

Все полы, все углы подмели языки.
Не разулся у входа, пришел ночевать.
До утра провалялся в аду, да в бреду,
А к утру провалился к паршивым чертям.

С виду ложь - с гуся кровь побежит со щеки.
Ни пропить, ни пропеть, ни слепить черепки.
Ни крестов, ни сердец, все злодейская масть:
Убивать, хоронить, горевать, забывать.

Поливает дождем первородная мысль,
Размывает дорожки - гляди, разошлись
В темноте все в одну, все одно к одному,
Не мешает другому лицу все к лицу.

Все к лицу подлецу, как родному отцу.
Не рассказывай, батя, и так все пройдет
Чередой дочерей, всем раздеться - лежать.
Убивать, хоронить, горевать, забывать.

Побежали глаза по стволам, по рядам.
Покатилось лицо по камням, по следам,
Безразмерной дырой укрывая траву.
Позабыть насовсем, разузнать, да уснуть.

Только солнечный свет на просветах пружин,
Переломанный лес на проломах дверей,
Изгибающий ужас в изгибах коленей,
В поклон до могил деревянным цветам.

Побежали глаза, по стволам по рядам.
Покатилось лицо, по камням по следам
Безразмерной дырой укрывая траву.
Насовсем позабыть...


Песенка про паучков (1987)

C G

C G
Пауки в банке
Am G Em
Глядят сквозь стены
Am G Em
Глазами мертвой стрекозы.
Hm C Em
Бегут по кругу,
F E C G C G
По краю криво занесло.

Пауки в банке
Искали дыры,
Чтобы вскарабкаться наверх,
Друг друга жрали.
Во рту толченое стекло.

Пауки в банке
Хотели выжить,
Через отрезок пустоты
Увидеть солнце.
Хватали муху за крыло.

Пауки в банке
Смотрели в небо.
До края было полчаса,
Почти полсилы.
А наше время истекло.
Пауки в банке
Наше время истекло.

Пауки в банке,
По ветру в вечность.
А наше время истекло
Пауки в банке.
Наше время истекло.


Про чертиков (1990)

Bm F# F

Cm G# G Cm G# G
Боль цветущими кустами чертит кругом райский сад.
Волки воют, ветер носит, черти знают, черти спят.
Bm F# F Bm F# F
Им под утро с новой смены котлован рогами рыть,
Деревянными щитами укреплять откосы.

Как рогами по воротам, как ногами по бокам.
Хлебом-солью по болотам, киселем по берегам.
За рекой пятиэтажка, снизу - винный магазин.
Вон мужик в зеленой куртке - он как раз туда идет.

Брось на ветер две копейки - упадут они орлом.
Двух орлов склевали куры - заболели животом.
Так решились все заботы, так узнали, что к чему.
По чему, да по капусте ползал белый червячок.

Ползал белый параходик по бездонной глубине.
Глазки в круглые окошки - ишь ты чайки, вот дают!
Ух ты, солнечные рыбки! - только кружится башка,
Только кажется, что будет дальше - больше.

Дальше - больше, дальше - ближе, от начала до конца.
Ты кончай такие штуки, ты давай, не подыхай.
Мы с тобой увидим скоро, как рождается земля.
Новой каменной породой, новой эрой, первым днем.

Ишь ты, классные игрушки тетка в сумочке несет,
А ребеночек в больнице помирает ведь, помрет.
Он объелся белым светом, улыбнулся и пошел.
Он не понял, что по-правде-то все очень хорошо.

Эй оторванный, да брошенный, отрезанный ломоть -
Через ломаные зубы прорывается: у-гу...
Ни к обеду, ни к столу, ни к высокому престолу,
Ни к позорному столбу, ни к пограничной полосе.

Волки воют, ветры дуют, черти носят, люди спят.
Боль зелеными кустами украшает райский сад.


Нюркина песня (1989)

C G C E Am E Am E

Am E Am
Разложила девка тряпки на полу,
C G C
Раскидала карты-крести по углам,
Dm Am
Потеряла девка радость по весне,
E Am
Позабыла серьги-бусы по гостям.

По глазам колючей пылью белый свет,
По ушам фальшивой трелью белый стих,
По полям дырявой шалью белый снег,
По утрам усталой молью белый сон.

Развернулась бабской правдою стена,
Разревелась-раскачалась тишина.
По чужим простым словам, как по рукам,
По подставленным ногам - по головам.

А в потресканном стакане старый чай,
Не хватило для разлету старых дел.
Фотографии - там звездочки и сны.
Как же сделать, чтоб всем было хорошо.

Все что было - все, что помнила сама
Смел котейка с подоконника хвостом.
Приносили женихи коньячок,
Объясняли женихи - что почем.

Кто под форточкой сидит - отгоняй,
Ночью холод разогнался с Оби,
Вспоминай почаще солнышко свое
То не ветер ветку клонит
Не дубравушка шумит...


Придет вода (1990)

Придет вода.
Придет вода.

Да так и будет - чего б не жить дуракам?
Чего б жалеть по утрам - боль на педаль.
В ладошки бить по щекам - соль на мозоль.
По пояс плыть по снегам - да разве жаль?

Стеной на стену, углом-ребром,
Спиной к стене в углу, да гвоздем
Корябал мат.
Вопрос-ответ был ли бит - будет медаль.
Был ветер, гром под столом - будет постель.
Я буду спать
Придет вода.

Слиняли празднички - в одной воде стирали.
Сыпь порошок в другой стакан.
Придет вода
Придет вода
По той воде пузырьки - над нею радуги-мосты.
Чего б не ждать дуракам - зима да лето - одного цвета.
Зима да лето одного цвета.
А по весне на стене вырастут волосы
Да как же так?

Все книжки без корешков.
Вся рыба без костей.
Придет вода.
Придет вода.
Чего б не жить?
Ломать башку на бегу - летать на крылышках из бинтов.
Лепить из снега дружков, да продавать по рублю.
Искать иголки в стогах -
Найдется в сене игла - змея.
Иголка - змейка.
Не сохнет сено в моей рыжей башке.
Не дохнет тело в моем драном мешке.
Не сохнет сено в моей рыжей башке.
Не вспыхнет поле на другом бережке.
Придет вода.
Придет вода.
Я буду спать.
Придет вода.

*********************
* ЯНКА ДЯГИЛЕВА'89 *

* АНГЕДОНИЯ * (p)1989
*********************

(C) TONY 1995 - набор и подбор

1. По трамвайным рельсам.
2. От большого ума.
3. Медведь выходит.
4. Декорация.
5. Мы по колено.
6. Берегись.
7. Гори-гори ясно.
8. Рижская.
9. Чужой дом.
10. Ангедония.


По трамвайным рельсам (1988)

Em C Am Em
А мы пойдем с тобою, погуляем по трамвайным рельсам,
Em C Am Em
Посидим на трубах у начала кольцевой дороги.
Em Am C Em
Нашим теплым ветром будет черный дым с трубы завода,
Em Am C Em
Путеводною звездою будет желтая тарелка светофора.

Если нам удастся, мы до ночи не вернемся в клетку.
Мы должны уметь за две секунды зарываться в землю,
Чтоб остаться там лежать, когда по нам поедут серые машины,
Увозя с собою тех, кто не умел и не хотел в грязи валяться.

Если мы успеем, мы продолжим путь ползком по шпалам,
Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих подошвах.
Надо будет сжечь в печи одежду, если мы вернемся,
Если нас не встретят на пороге синие фуражки.

Если встретят, ты молчи, что мы гуляли по трамвайным рельсам
Это первый признак преступленья или шизофрении.
А с портрета будет улыбаться нам "Железный Феликс",
Это будет очень точным, это будет очень справедливым
Наказанием за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам,
Справедливым наказанием, за прогулки по трамвайным рельсам.
Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсами.
Нас убьют за то, что мы с тобой гуляли по трамвайным рельсам!


От большого ума (1988)

Cm B Fm G

Cm B Fm G
От большого ума лишь сума, да тюрьма.
Cm B Fm G
От лихой головы лишь канавы и рвы.
Cm G# Fm
От красивой души только струпья и вши.
Cm G# Fm
От вселенской любви только морды в крови.

В простыне на ветру, по росе поутру.
От бесплодных идей до бесплотных гостей,
От накрытых столов до пробитых голов,
От закрытых дверей до зарытых зверей.

Параллельно пути черный спутник летит.
Он утешит, спасет, он нам покой принесет.
Под шершавым крылом ночь за круглым столом.
Красно-белый плакат - "Эх, заводи самокат!"

Собирайся, народ, на бессмысленный сход,
На всемирный совет - как обставить нам наш бред?
Вклинить волю свою в идиотском краю,
Посидеть, помолчать да по столу постучать.

Ведь от большого ума лишь сума да тюрьма,
От лихой головы лишь канавы и рвы...


Медведь выходит (1987)

Em C Am Em
Горящим факелом в берлогу - ногу обожгло.
C Am Em
Два глаза мелкого калибра целятся насквозь.
C G Am
Четыре лапы на спасенье, когти и клыки.
Em C A
Беги, сынок, скажи, что завтра будет новый день.
C G Em
Медведь выходит на охоту душить собак.

За дальним лесом выйдет солнце на новый лад.
Сверкнут арканы, сети, плети, суки на цепях.
По деревянному помосту тяжело бежать,
Промокла шкура под нагайкой - рев и разворот.
Медведь выходит на охоту душить собак.


Декорация (1987)

Em
Фальшивый крест на мосту сгорел,
Am C Am C
Он был из бумаги, он был вчера.
Em
Листва упала пустым мешком,
Am C Am C
Над городом вьюга из разных мест.

Em A
Великий праздник босых идей,
C A
Посеем хлеб - соберем тростник.
Em A
За сахар в чай заплати головой -
C A
Получишь соль на чужой земле.

Протяжным воем - веселый лай
На заднем фоне горит трава.
Расчетной книжкой мое лицо.
Сигнал тревоги - ложимся спать.

Упрямый сторож глядит вперед,
Рассеяв думы о злой жене.
Гремит ключами дремучий лес,
Втирает стекла веселый черт.

Смотри с балкона - увидишь мост,
Закрой глаза и увидишь крест.
Сорви парик и почуешь дым,
Запомни, снова горит картон.


Мы по колено (1987)

Em H7 Em Am
Мы по колено в ваших голосах,
G Am H7
А вы по плечи в наших волосах,
Они по локоть в темных животах,
А я по шею в гибельных местах.
Мы под струей крутого кипятка,
А вы под звук ударов молотка,
Они в тени газетного листка,
А я в момент железного щелчка.

Мы под прицелом тысяч ваших фраз,
А вы за стенкой, рухнувшей на нас...
Она на куче рук, сердец и глаз,
А я по горло в них, и в вас, и в нас...


Берегись (1987)

Dm Amsus2 Am
Мне придется отползать...
Dm Dm(#5) F
От объявленья войны на все четыре струны,
C G
От узколобой весны во все четыре стены,
Dm(#5) F
От подгоревшей еды за все четыре беды,
C G
От поколения зла в четыре черных числа...
Gm Dm(#5) A
Накинуть старый мундир, протертый кем-то до дыр...

Мне придется обойтись
Без синих сумрачных птиц, без разношерстных ресниц,
Да переправить с утра, что не сложилось вчера,
Оставить грязный вагон и продолжать перегон
По неостывшей золе на самодельной метле,
Раскинуть руки во сне, чтоб не запнуться во тьме...

Мне придется променять
Осточертевший обряд на смертоносный снаряд,
Скрипучий стул за столом на детский крик за углом,
Венок из спутанных роз на депрессивный психоз,
Психоделический рай на три засова в сарай...
Мне все кричат - Берегись!
Мне все кричат - Берегись!


Гори-гори ясно (1988)

Hm Em Hm Em
Не догонишь - не поймаешь, не догнал - не воровали,
Hm G Em Hm
Без труда не выбьешь зубы, не продашь, не нае.ешь...
Hm Em G
Эту песню не задушишь, не убьешь,
Эту песню не задушишь, не убьешь.

Hm G
Дом горит - козел не видит,
D A
Дом горит - козел не знает,
Hm Em
Что козлом на свет родился
Hm Em
За козла и отвечать.

Em Hm Em Hm
Гори-гори ясно, чтобы не погасло,
Гори-гори ясно, чтобы не погасло!

На дороге я валялась, грязь слезами разбавляла:
Разорвали нову юбку, да заткнули ею рот.
Славься великий рабочий народ,
Непобедимый, могучий народ!

Дом горит - козел не видит,
Он напился и подрался,
Он не помнит, кто кого
Козлом впервые обозвал.

Гори-гори ясно, чтобы не погасло,
Гори-гори ясно, чтобы не погасло!

Лейся, песня, на просторе, залетай в печные трубы,
Рожки-ножки черным домом по красавице-земле.
Солнышко смеется громким красным смехом,
Гори-гори ясно, чтобы не погасло!


Рижская (1988)

Em C G Am
А ты кидай свои слова в мою прорубь,
Ты кидай свои ножи в мои двери,
Свой горох кидай горстями в мои стены,
Свои зерна - в зараженную почву.

G D Am Em
На переломанных кустах - клочья флагов.
На перебитых фонарях - обрывки петель.
На обесцвеченных глазах - мутные стекла.
На обмороженной земле - белые камни.

Кидай свой бисер перед вздернутым рылом.
Кидай пустые кошельки на дорогу.
Кидай монеты в полосатые кепки.
Свои песни - в распростертую пропасть.

В моем углу - засохший хлеб и тараканы.
В моей дыре цветные краски и голос.
В моей крови песок мешается с грязью,
А на матрасе позапрошлые руки.

А за дверями роют ямы для деревьев,
Стреляют детки из рогаток по кошкам,
А кошки плачут и кричат во все горло,
Кошки падают в пустые колодцы.

А ты кидай свои слова в мою прорубь,
Ты кидай свои ножи в мои двери,
Свой горох кидай горстями в мои стены,
Свои зерна - в зараженную почву.


Чужой дом (1988)

Gm C Gm
Край, сияние, страх, чужой дом.
Cm Gm
По дороге в сгоревший проем.
Торопливых шагов суета
Стерла имя и завтрашний день,
Стерла имя и день.

A Dm Gm
Через час оживу разноцветной рекой
Dm A
Под дождем,
A Dm Gm
Мелким ветром пройду над живой темнотой...

Лай, сияние, страх, чужой дом.
Управляемый зверь у дверей
На чужом языке говорит
И ему не нужна моя речь.
Отпустите меня!

Я оставлю свой голос, свой вымерший лес
Свой приют,
Чтобы чистые руки увидеть во сне...

Смерть, сияние, страх, чужой дом.
Все по правилам, все по местам,
Боевая ничья до поры
Остановит часы и слова.
Отпустите меня!


Ангедония (1989)

Hm Em

Короткая спичка - судьба возвращаться на Родину
По первому снегу, по рыжей крови на тропе.
Жрать хвою прошлогоднюю горькую, горькую, горькую.
На сбитый затылками лед насыпать золотые пески

Cm# A Fm# G# A G# A
Святые пустые места - это в небо с моста,
Это давка на транспорт, по горло забитый тоской.
Am F
Изначальный конец,
Am F
Голова не пролазит в стакан.

А в восемь утра кровь из пальца - анализ для граждан.
Осевшая грязь, допустимый процент для работ.
Сырой "Беломор", елки-палки, дырявые валенки,
Ножи в голенищах и мелочь звенит, звенит, звенит.

А слепой у окна сочиняет небесный мотив.
Счастливый слепой учит птичку под скрипочку петь.
Узаконенный вор,
Попроси - он ключи оставляет в залог.

Ангедония - диагноз отсутствия радости.
Антивоенная армия, антипожарный огонь.
Сатанеющий третьеклассник во взрослой пилотке со звездочкой
Повесил щенка - подрастает надежный солдат.

А слабо переставить местами забвенье и боль?
Слабо до утра заблудиться в лесу и заснуть?
Забинтованный кайф,
Заболоченный микрорайон.

Рассыпать живые цветы по холодному кафелю.
Убили меня - значит надо выдумывать месть.
История любит героев, история ждет тебя.
За каждым углом с верным средством от всех неудач.

Как бы так за столом при свечах рассказать про любовь.
Как бы взять так и вспомнить, что нужно прощенья просить.
Православная пыль,
Ориентиры на свет - соляные столбы.

Жрать хвою прошлогоднюю горькую, горькую, горькую...
Ангедония.

* из книжки стихов Янки и Егора Летова "РУССКОЕ ПОЛЕ ЭКСПЕРИМЕНТОВ" *


x x x

Порой умирают боги -- и права нет больше верить
Порой заметает дороги, крестом забивают двери
И сохнут ключи в пустыне, а взрыв потрясает сушу,
Когда умирает богиня, когда оставляет души
Огонь пожирает стены и храмы становятся прахом
И движутся манекены не ведая больше страха
Шагают полки по иконам бессмысленным ровным клином
Теперь больше верят погонам и ампулам с героином
Терновый венец завянет, всяк будет себе хозяин
Фолклором народным станет убивший Авеля Каин
Погаснет огонь в лампадах, умолнут священные гимны
Не будет ни рая, ни ада, когда наши боги погибнут

Так иди и твори, что надо, не бойся, никто не накажет
Теперь ничего не свято...

(1985)

x x x

Нарисовали икону -- и под дождем забыли
Очи святой мадонны струи воды размыли
Краска слезой струилась -- то небеса рыдали
Люди под кровом укрылись -- люди о том не знали
А небеса сердились, а небеса ругались
Бурею разразились...
Овцы толпой сбивались
Молнии в окна били, ветры срывали крыши
Псы под дверями выли, метались в амбарах мыши
Жались к подолам дети, а старики крестились
Падали на колени, на образа молились...

Солнышко утром встало, люди из дома вышли
Тявкали псы устало, правили люди крыши
А в стороне, у порога клочья холста лежали
Люди забыли бога,
Люди плечами жали...

(1986)

x x x

Пропустите в мир, стаи волчьи!
Уступите путь, своры гончие!
Разойдись стена черной полночью --
Или дай мне стать лютой сволочью
То ли зверем стать с серой шкурою
То ли омутом с тиной бурою,
Голодить ли? Жрать?
Быть ли умною, быть ли дурою?
Может, на метлу -- и до города,
Где мосты из камня и золота
Помереть ли там
Может, с холоду
Может, с голоду...

(1986)

x x x

Наполнилось до краешка ведерко лунной патокой
Полярные подсолнухи под призрачною радугой
Сияньем южным вылились на узловатой привязи
На загрубевшей простыни окаменевшей гордости
Сквозь узенькое горлышко из ледяной соломинки
Вытягиваем бережно последние глотки
По ситцевому берегу на каблуках отчаянья
По свежему преданию на выгруженных саночках
По теплому загару источившимся ножом
Вершат дороги странники чужого обещания
Изъезженных параметров прочитанной любви
Гремучие серебрянным аккордом украшения
Разбудят обитателей заброшенных палат
Взорвется откровением случайное обьятие
Сорвет со стен разводы отсыревших потолков
Отпетой ветром скорости внезапным раскаяньем
Простуженные сумерки прольются ожиданием
На страны, зачумленные болотной красотой
Наивные созвездия за медицинской ширмою
Накроет покрывалом мой безвременный уход.

(1987)

x x x

Волки сыты -- овцы целы

Долго красным светом по живым глазам
Дыры по бокам трубы -- флейта
Зеленка на царапину -- во сне выпадет свежий снег
В середине дыра под проволокой -- гитара
Полдень -- желтые шторы светофора
Четверть утра обратно по ступенькам бредет спать
Стельки смяты, ноги босы
Гол сокол -- со двора на кол
Зеркала осколки вон из избы, забор высок
Ворам отпер да дом на слом
Кость вкось в горле горлицы
Мягкое снежное кресло -- да ну!
Протравленные волосы сухою травою стелятся
Длинные песни поют к зиме, стало быть
Устала выть в трубе вьюга
Не смогла вырваться из дыр божественным звуком,
стуком в окна подставить руки
Горстями под окурки, горелые спички, смятые бумажки
и пепел -- отходы производства бессонных ночей.
Добрее волчица серая -- больше овечек убьет для деток
Охотник ли пристрелит, вожак ли стаи разорвет --
виновата будешь
В степном снежном вечере правда сотнями желтых огоньков
светится да вьется криком в опрокинутых санях.
Пожар погасить -- огонь убить
А стрела мимо -- держать ответ перед снайперским полком
на утренней линейке
Молись, грешник, да на часы посматривай
не опоздай на свидание под гитарным перебором
Эх, придется углы срезать по живой траве
Вырастет новая -- лето нынче буйное
А к концу ноября -- другой коленкор
Снова собирать брошенных котят по вокзалам
Почти стянуло полынью вогнутой линзой
Спите, окуни, у берега теперь пусто
А если высунется кто подышать к проруби,
Увидит одинокий ящик на середине реки,
Забытую рукавицу да следы наискосок
Вышивайте, жены, крестиком по тонкому полотну
Толкуйте, бабушки, сны чужим внучкам...

(1987)

x x x

Ударение на слоге выше прописной строки
Мишка, спрятанный в берлоге, вам напишет от руки
Ночь под лесом так спокойна, так проста его постель
Равнодушна, как подушка, монотонна, как свирель
Свежесорванного утром календарного листка
Старовыеденных формул о строении желтка
Растворимый серый ежик, что от пепла был рожден
Собирался в гости к другу, да метлою был сметен
Вместе с грустными сверчками и обрывками стихов
Вместе с нотными значками и колонией бычков
Подхватили, закружили и сложили в уголок
Поразмыслив, вокруг кучи очертил квадрат мелок
Встали стенки, села крыша, прилегло к двери крыльцо
У оконца ежик пишет другу Мише письмецо
Миша, может будет буря, может рухнет потолок
Может, зря я растерялся, затерявшись в уголок
Может, завтра будет лето, вторник выйдет за средой
Может, камень обернется родниковою водой...

(1987)

Холодильник
(сказка-картинка)

В холодном зале мы смотрим кино.
Ледяной экран из толстого белого инея замораживает наши
разноцветные глаза. Мои были теплые, темные, когда я пришла в
этот кинотеатр. Теперь они сверкают яркой зеленью и нестерпимо
блестят под пушистыми снежными ресницами. Мы смотрим разные
цветные картинки одну за другой, и чем больше застывают наши
глаза, тем они интересней и красочней.
Заходят новые люди, от них идет пар и мы кричим на них
и машем руками, потому как под их теплыми тусклыми взглядами
изображение теряет отчетливость и краски, но их глаза быстро
покрываются льдом и все встает на свои места. Вот только один
ворвался однажды и уставился на экран обжигающими лучами. Он
чуть было все не испортил, он постоянно отогревал лицо маленькой
зажигалкой, и от этого мы едва не лишились нашей забавы.
Пришлось связать ему руки и поставить перед ним огромную
льдинку, которая таяла все медленней, а он все тише кричал, что
еще немножко -- и растает иней, и мы выйдем на улицу и
отогреемся на солце...
Теперь он сидит на первом ряду и показывает нам самые
яркие и красивые картинки.

(1987)

x x x

Грязь моя такая неведомая, такая невинная
Скажите, что же сегодня по телевизору
А телевизор будешь смотреть -- козленочком станешь
На сколько хватит -- терпи, коза
Рожки сточатся -- капустки дадим
А пока рой копытцем канавку -- любить-то хочется
Злая она -- козла полюбишь, когда вода из берегов
пойдет кровью темной с пальцев, содранных струнами
У Русалочки из хвоста ноги сделала фея
Добра хотела -- злою ведьмой оказалась
Да неужто на всю жизнь -- спросите лекаря ночного случайного
Как так -- и будильник вроде вовремя звонит
Полночь, а стрелки врозь -- не сойтись им никак
По самый шиворот ворох шуршит бумаги клочьями
По чистому писанных, не между строк да наискось
Сверху красным карандашом
Авансом получи сполна -- хорош задаток?
Птица райская с картошкой жареной

Крылья -- твои, взамен на рога.

(октябрь 1987)

x x x

Синим мячиком с горы прочь голова
Разбуди фонарем в глаза безумные
Хлебной крошкой под простыней играет память
Затянет окна лед к концу месяца -- к концу октября
Под рок-н-роллов пляс на крышке погреба
Встань в рань -- пора-то страдная. Спи, брат
Сегодня наша полка вагонная да степи длинные
Заморские страны, пляжи из цветного бисера --
Развесь уши хоть раз
Еще раз туда едем, надев кожанный ремешок на голову
Вернемся за-полночь по снегу грязному чистыми ногами
Босыми по зеленым горлышкам бутылок
Смотри, поранишься! Перевяжу кожаным ремешком твои глаза
Это не стекло, из этого наши бусы, твоя вера
Моя покатилась по асфальтугод назад в этот день
Не ты ли ее подобрал, когда она сверкнула на солнце
Один день было солнце -- GOOD DAY, SUNSHINE!
На голову горюшко теплой шапочкой
Почем теперь сказочки? По жизни да разуму
Хочешь -- покупай недорого, любовь -- цена красная
По сухой пыли ползу пчелкой бескрылой к маме
Пойдем со мной, девка?, заплачу 25? Нет? Сколько?
Да она сумасшедшая, слышите, песенку поет
Заре Кришна, Харе Кришна, Харе Кришна, Харе Харе
Харе Рама...
Видишь, как оно, солнышко-то любить?
Рельсы косыми струнами скрещиваются
Сколько же нас, и все туда?
Не подходи ко мне -- я заразная, грязная
Я тряпочкой рот прикрою от греха
Махни рукой -- развеешь дым моих вонючих папирос,
Что глаза так ест, пока еще не до слез
Напьюсь городом чужим с утра
Спи, брат, нету хлеба. Ну ты попробуй уснуть
Вспомни, как мы ловили стрекоз
Там, у реки, вчера
Мы туда вернемся через год

Когда будет солнце.

(октябрь 1987)

x x x

Я голову несу на пять корявых кольев
Я крепость возвожу из старых липких карт
Крестьянкой крепостной в края крапивных кровель
По хрупкому хребту, что кренится назад
Сбивая руки вкровь о камень, край и угол,
Заплаты на лице я скрою под чадрой
Границу перейду страны вороньих пугал
Укрыться попрошу за Лысою горой
Кроя крамольный крик кривой кровавой кромкой
В горячий грешный год, грядущему грозя
В поту пытаться встать, чтоб испытать потомков
Положено молчать скольза, ползя -- Нельзя
Светящихся святых, схвативших свист затвора,
Свалившихся под свод сомнительных свобод
Вас сварит на свечах свиней свирепых свора,
Что с воплями с верхов по-свойски сваи бьет
Тщеславный чуткий червь, чирикающий числа
Чеканит черный час чужих очередей
В чугунных черепах отчаянный нечистый
Считает рычаги начальственных речей
Периметры портов пиратов принимают
Под парой парусов по праву приютить
Порушив парапет, паркеты попирают
Потребовавшие не оправдав, простить
Страданий стадных стон застреманной столицы,
Старушечьих стихов расстроенной струной
Стирает в сотый раз нестертые страницы
Стараньем стукачей, строчащих за стеной
Молчащий миллион немыслимых фамилий
Мелодия молитв, просмоленных молвой
Малиновый мелок на молот заменили
Неровный рвущий ревна равнодушный вой
Контейнеры костей стекают под откосы
Все костыли в костры, кастетом на контакт
Прочтенное письмо порви на папиросы
Фантасмагорий фон под фанатизма факт
Бренчание брелков, небитые бродяги
Бретона и Дали далекие борта
Обыденный аборт в обрушенном овраге
Желанных жизнесхем живая красота
Отрадных атрофий отрывки, и как будто
С утра утрачен сон о трудности трюка
От радости утра отринув атрибуты,
Оторопевший страх отрежет от крюка,
На переходе вниз отключит эскалатор
Количество колов скатилось до пяти
Осиновым шестом укреплены плакаты
Со стрелкою, куда свою башку нести.

(осень 1987)


А.Б.

Засыпаем с чистыми лицами
Среди боя кирпичных судорог
Ночь под искры горящих занавесок
Сон под маскою воска сплывшего
Хвост поджатый в лесу поваленном
Подлой памятью обескровленный
Безответные звезды ясны
Сапогами о камни сбитыми
Да об рельсы подошвой стертою
В голенище кошачьей лапою
Мелким шагом с когтями вжатыми
По двору вдоль забора тянутся
Дружно ищут слабую досточку
Испаряется лед растаявший,
Чтобы завтра упасть на озеро
Им умыться б, да мало времени
Им напиться б, да пить не хочется
Им укрыть малышей от холода
Не успев утонуть у берега
Лед-хрусталь -- это очень дорого
Вещмешок, полный синих кубиков
На шнурок, да на шею совести.

(сентябрь 1987)

x x x

Отпусти, пойду. За углом мой дом
Где все ждут, не спят, где открыта дверь,
Где в окно глядят и на шум бегут
На простом столе лампа теплится.
Отпусти, пора. Ждет Печаль -- сидит
В печку щепочку бросит -- склонится,
Вскинет голову -- ветер прошумел
Тронет бороду, глянет в сторону
Отпусти, прошу. До угла верста
Пробежать в ночи, не запутаться
У ворот Печаль встанет сгорбленным
Старичком седым да понурится
Отпусти, молю -- печка топится
Уголек упал на дощатый пол,
Опрокинулась лампа яркая,
Занялась огнем занавесочка
Отпусти скорей -- дом в огне стоит!
Бревна рушатся -- искры сыплются,
А печаль бредет, чает встретиться
Всем прохожим в глаза заглядывает
Отпусти меня -- побегу туда
Он в дыму идет, задыхается,
Пепел по ветру подымается
Да в глаза летит воспаленные
Отпусти, злодей, что ж ты делаешь?!
Подвернулась нога на камушке,
Нету силы встать, чем дышать ему?
Полечу стрелой -- может, выживет
Отпусти...

Хорошо теперь -- больше некуда
Больше не к кому да и незачем
Так спокойно, ровно и правильно
Все разложено по всем полочкам,
Все развешано по всем вешалкам
ВСЕ.

(сентябрь 1987)

x x x

Страх осколок истины прогнать из пустоты
Дым, что гонит мусор в сторону жилья
Боль железных схваток беззащитных и живых
Смерть от одиночества6 вмещающего мир
Ледяные стекла искажающих очков
Паутину простирать и вешать комаров
Желтых волчьих взглядов дулом упереться в грудь
Опустившим руки, что поднявшим руки вверх
Пристрелить ненужных -- тех, кто отдал все, что мог
Полууничтоженных под пятитонный пресс
Недопокалеченному выбить костыли
Недопокареженных -- под гусеницы вновь
Трактор остановится -- погладить и вздохнуть
Пристально-учтиво плечами пожимать
Вежливо-тактично о здоровье расспросить
Мягкую подушечку под голову покласть

Кошечка мышонку песню спела про любовь.

(июль 1987)


Классический депресняк

Кругом души от покаяний
Безысходности без движений
Неподвижности без исходов
Неприятие без воздействий
Нереакция до ухода
Неестественность черных фобий
Легкомыслие битых окон
Светлоглазые боги глохнут,
Заражаясь лежачим танцем
Покрываясь стальной коростой
Будут рыцарями в музеях
Под доспехами тихо-тихо
Из-под мрамора биться долго
Обреченности и колодцы
Подземелья и суициды
стынут реки и ноги мерзнут
Два шага по чужому асфальту
В край раздробленных откровений
В дом, где нету ни после, ни вместе
В рай без веры и в ад без страха

(июнь 1987)

x x x

Ждем с небес перемен --
видим петли взамен
Он придет, принесет. Он утешит, спасет
Он поймет, Он простит ото всех защитит
По заслугам воздаст и за трешку продаст
Будет радость, почет -- только встань на учет
в простыне на ветру по росе поутру
От бесплодных идей
до бесплотных гостей
От закрытых дверей
до зарытых зверей
От заткнутых ушей
до толкнутых взашей
От накрытых столов
до пробитых голов.

(1987)


Ад-край

Отдыхай, я молчу. Я внизу, в стороне
Я вкраю, где молчат. Яна самом краю
Где-то край, где-то рай, где-то ад, где-то нет
Там, где край, так и ад.
Там, где рай, так и нет ничего.
Головою в порог -- дверь закрой, не смотри
С башни вниз полетишь, если ветер внутри
Если нет, будешь камнем лежать под горой,
Там, где празднуют пир при Луне упыри
Я не знаю теперь -- упаду, полечу
Улететь нету сил, а лежать не хочу
Будет ночь -- закричу, отвернусь, укачусь,
Разобьюсь все равно до утра
Постучу во все двери
Пройду по местам, где вас нет
Просто так -- может, встречу кого на пути
Поклонюсь до земли -- головою в порог
В третий раз, раза два еще мне до пяти
До шести еще три -- будет срок и в острог
Тяжело здесь лежать, были б силы уйти
Или вниз, или с краю чуть-чуть отойти
Хоть на метр -- присесть, посидеть -- покурить
Может, дух испустить, может, перевести
Отдыхай, не всегда ведь со мною легко
Я не та, кто я есть -- я пока далеко
Я внизу, в стороне, я на самом краю.

(июнь 1987)


Вечное утро

Ночь исчезает и день не начнется
Вечное утро с красивой зарею
Тянется текстом и не оборвется
Жуткой синкопой в мозгу отдается
Времени лужа в стакло превратилась
Если коснуться, то треснет -- растает
С камня гора вверх и вбок покатилась
Камни с холмов -- вниз и впрямь
В черной оправе времени линзы
Кто-то с картины печатает где-то
Нарисуйте мне сон!
Я подумаю -- нету рассвета
Я погляжу через синие призмы
Рушится ночь, обрывается леска
Сон непод'емный уходит в глубины
Рваная рана, кривая железка
Кончить -- начать тяжело с середины
Если с конца -- потемнеют седины
Сколько мне лет?

(июнь 1987)

x x x

На дворе трава, на траве дрова
Два пустых ведра да в стене дыра
Дверная петля да мокрая земля.
На земле изба, на избе труба
Из трубы дымок, на дверях замок
У дверей песок, да прогнил порог
И травой зарос. У порога пес,
Да облезлый кот у косых ворот
У ворот вода, что течет туда,
где ни дворов, ни дров
ни котов, ни псов
ни стихов, ни слов...

(июль 1987)

x x x

Солнца ржавый штопор в землю ввинченный
Горизонта краешек отколотый
Талый снег уходит через ситечко
Отмывает косточки от золота
Белый холст на серых досках струганных
Синей глиной лесенки помечены
Звездам мы становимся подругами
Навсегда от сил земных излечиваясь
На рассветах серых совы прячутся
Крылья лошадей горят пожарами
Скоро, видно все переиначится
Станут длины мериться гектарами
Вознесутся колья телеграфные
Поползут канаты телефонные
И найдут все странники уставшие
Путь к столбу последнему -- поломанному
На столбе -- о финише известие
У столба всем путникам пристанище
Над столбом летает птица вещая,
А за ним --
лишь камни да пожарища...

(апрель 1987)

x x x

Мало слов для стихов, мало веры для слов
для нее мало снов.
Те, кто знают, молчат, те, кто хочет -- орут
Кто летит, тот на небо не станет глядеть
Кто сбежал, тот и снят с караульных постов
Кто забыл про часы, не боится минут
Тот, с крылом, не спешит никуда улететь
Мало звуков для струн, мало песен для драк
Он поет -- он не слушает стука колес
Телефон, что на восемь, вмещает весь свет
А с вокзалов звонит автомат просто так
Кто молчит, те и знают какой-то ответ
Кто орет, тем и нужен какой-то вопрос.

(1987)

x x x

Будешь светлым лучом,
Рожденным в тени,
Или тенью, родившей луч?
Будешь синим дождем,
упавшим на снег,
Или одной из туч?
Будешь твердым звеном
золотой цепи,
Или молотом, кто кует?
Будешь землей далекой тропы,
Или тем, кто по ней идет?
Будешь пером в крыле орла
Или самим орлом?
Будешь каплей в кувшине вина,
Или кувшина дном?

(1987)

x x x

Прекрестки маятник выкачивает
Развороты механизм выстукивает
Шестеренок зубчики постачивались
Разлетелись птенчики испуганные
Электронной зеленью подмигивают
На начало осени показывают
С башенок курантами выкрикивают
От пружин воробышки отвязанные
Раскидало их по свету белому
Полиняли серенькие перышки
Из чего какие были сделаны --
Не найти тех циферблатов стеклышки
Серой краской были все покрашены
После ливней засветились радуги
Не успели в дождь попасть отставшие
Оттого бывают птички разные

(1987)

x x x

Только дождь вселенский нас утешит
Только страх реальный нам поможет
Душезаменитель нам спасенье
Мы не вспомним -- нас забудут тоже
Наши слезы -- камни по макушкам
Акт любви в большой холодной бане
Только ветер в рукавах и шапках
Только дом, в котором очень тихо
Желтый мир, которого все больше
Вечный путь до края и не дальше
Сонный страх проситься со слезами
Очень просто в море тонет остров
Очень верно, если безответно
Очень в точку, если в одиночку.

(июль 1987)


- Д О

Раскаленный кровельный лист
Мяч огня по ровному полю
Красный, краткий как выдох
Короткий, как восход,
Из вагона, остановившегося утром, выход
Кроткий, как черт знает что
Это -- "до".

То, что до -- это догма, догон
Дрога в проекции на карту
Мастью пик, часом коменданта
Погон в пыли, движение плечом
Дворянские слезы пьяные
На садовых скамейках столетних букетов
В черно-белом подпрыгивающем
В прозрачно-голубом подрагивающем
Изображении -- нет, не зеркало
Закон. Закат.
Самодельная схема по-короткому
Отказывает предохранитель --
Не обязан служить
Ничего не должен
Никто и никому
Ни рубля ни пары платков
Тем более
Тень тонет меж замлей и стеной
Уходит в угол молчать
Это -- до.

ДО -- это такой зверь, который жил давно-давно. У него
были крылья и быстрые ноги, а может быть даже и рога.
Он был очень страшный или наоборот очень красивый, и
те, кто встречали его, теряли память и всю жизнь потом
помнили только ДО.

Определение предела (lim до --> % )
Формула по форме
По сути суть
По правде -- Ха!
По правде всего лишь оправдание
Того, что было хоть чем-то
Что было ДО.

По снегу полосы от полозьев
Везли на санях кого-то
Если идти по ним, можно узнать -- кого.

До -- это такое дерево
На нем никогда не было зеленых листьев
Никогда.
Но на его ветках всегда, круглый год были такие большие
и живые почки,
Что казалось, что распустится вот-вот
Они просто не могут не распуститься!!!
О, это было удивительное дерево.

Долгое До на низах долбит
До -- это не музыка --
Это бубен и круговой костер
Какая уж тут музыка
Одному Богу известно.

Дом на сваях, вода кругом
А он стоит -- до сих пор
Это тоже До
Сих пор нет.

До -- это такая страна была
Ее сейчас нет, потому что
Все, кто там жил, уже умерли.

Вот и все.

(1988)

x x x

Раскрутили - разворотили - разболтали в стакане
Рассеяли - развеяли зеленым дымом
Бездонные - бездомные - бездольные
В бездну через дым - боль
Сорванные с петель открылись раны
На небо, под землю живыми глазами
Подколесной тряской открыли движение
Тряска - мясорубка
Не собрать костей под июльским солнцем
Не раскинуть веером на "любит - не любит"
Столетний дождь
Маленький красный кусочек
На фоне иссиня-черном
На крешке остром
Без звука, без шага, без вздоха
Уцепившись за тросик ребячьей ненависти
На лезвие общественного мнения
На острие неразгаданных снов
На дно собрался, а через лед -- как оно?
Через толстый февраль високосный
Сквозь октябрьский дым
На лед на коньках пьяного оптимизма
Провалишься!!!.. А, хуйня!..
Простудишься только
Прогреешься у костра из бумаги
Линованной, исписанной -- аутодафе
Аутодафе под июльским солнцем
Через увеличительное стекло
Наших лучших, наших "самых"
Промозглые истины
Нечем прикрыть обнаженную боль
Не к чему привязать -- радуйся -- свобода!
No future -- здесь и сейчас
Бритые камеры -- палаты -- потом
Сейчас -- счастье
╨
%

(1988)

x x x

По свинцовому покою глубины моей
Нерастраченных страданий темно-синих дней
По шершавому бетону на коленях вниз
Разлететься, разогнаться -- высота, карниз

Зацепившись отраженьем из зеркальных дыр
Окунуться в ожиданье нежилых квартир
Из-под темного покрова сизых облаков
Выползать на свет унылый мягких светлячков

Разобраться в колеснице долгого огня
Расстараться -- отоспаться за стеною Дня
За чертою отлетевших просветленных душ
За глазами с пятками круга не нарушь

Не разбей стакан с последней пресною водой
Не пролей слезы нарочной над моей бедой
Не разглядывай пугливо непонятных птиц
Погляди на обнаженный блеск колесных спиц

Погляди, махни рукою, слабо улыбнись
Отойди, постой в сторонке, к лесу обернись
Забери с собою небо в крапинках утра
Заверни в свое дыханье -- нам уже пора

Уходить за перелески проливным дождем
Оставляя за плечами беспокойный дом
Обрывать последний стебель красного цветка
Забывать о чистом звоне свежего глотка.

(1989)

x x x

На берегу размытой боли
Звенят набатом зубы о край граненого стакана
Перегибается пружина тугой цепи --
Об угол трется -- впивается ошейник в тело
доверчивой трехногой псины -- хозяин близок,
не укусишь его локтя.
Щенок бродячий летит к стене.
Ты уползаешь под нервный хохот ржавой стали
Завыть нельзя
Нельзя забыть и заклинание
Слова поспешно разбегаются, как сны
от телеграфного звонка
Как-будто утро -- поезд в гору
Замедлены сердцебиения
Крадется день в носках дырявых по мерзлой лестнице под'езда
Стреляют в небо взбесившиеся за ночь пальцы,
Хватаются за край рубахи у ворота, где медный крест
За тонкой стенкой огонь и пыль сухих дорог
Вот-вот готова вспыхнуть куча тетрадных листьев
Липким ликом смеется солнце на картинке из
детской книжки про любовь, которую не растерзать словами
И затихает под струйками твоей крови
Она бежит ко мне под дверь
И тихо шепчет -- я живая
И я пришла предупредить -- идет твой суд
В закрытом зале -- в открытом поле
Вставай -- ложись лицом к сырой земле
Внимай -- закрой руками уши
Молчи -- залейся липкой песней и слезами
Сидись -- вставай и уходи

Под приговором красной змейкой
Ложится в угол твое Имя.
Щенок дрожащий засыпает
на коленях хозяйской Матери седой.
Прости. Спасибо. Будем жить.

(1989)

x x x

Неясный свет через метель и луч
Через полет безумных тонких рук
Пробился до зовущего Чего-то
Приподняло и понесло во тьме
Через дыханье в гибкой тишине
И грохнуло о крашенные доски,
Где на коленях в четырех стенах
Творю молитву, глаз не закрывая
Чтоб разрешили строчки записать
Чтоб не пронзили головною болью
И мокрыми ногами не шагать
По табщим снегам еще хоть несколько часов
Чтоб сразу не прикончили поток
Плотиной пробуждения на суше
Чтоб по фамилиям не выкликали души
На рынке Дня; чтоб выдержал листок
Боль едкой капли -- ни роса, ни слезы
Через моих ладоней решето сочится вниз
И бьется у порога
На тысячи сверкающих миров
На миллионы ранящих осколков
И тянет нить
Со шпиля моего эгоцентризма до входа в Храм
И каждый шаг на месте -- звон струны
И я хожу по струнке вверх и вниз
Помножив зов Туда на зов Оттуда
Кидаюсь под мерцающий клинок,
Держась за рукоятку, как за воздух
Цепляются в падении когтями
С карниза оступившиеся кошки -- полет и крик...
...А кто растворился во Вселенной
и Богом стал, но кто же вам сказал,

Что всем туда же?

(1989)


Фонетический фон или слово про слова


Федяю

Учи молчанием
В слове соль и стекла впиваются в живое
У "говорить" есть собрат: "воровать"
Посметь сказать, а значит посмеяться
Над тем, что было нашим и чужим
Над тем, что было свежим и живым
Наутро я уйду в другие смыслы
Глубоким будет таз с водой
Уйдет со мной и голос голых веток
Воспетый и забытый
Нам нужно выжить
Выжить из ума
Как выйти из кольца, из окружения
Как выйти из пылающего дома
Перед костром по росту построение
Тоскующих по месту под мостом
Стреляющих в упор по представлению
о жалости:
Животворящей смертью по суете постылых ситуаций
По выходам и выводам
Мы входим сами, а назад выводят
А я желаю выйти, хлопнув дверью
Как нагрубив учительнице в школе
Врубаешься в невиданную круть
а я желаю, чтобы все смеялись
Когда я громко хлопаюсь на пузу
Ведь "посмеяться" есть "посметь сказать"
Плети рука веревочки из знаков
Они не помнят, что они хотели
Свиваясь в петельки из нас изобразить
И от каких недугов исцелить
Являясь снадобьем когда-то
Срок годности давно истек
А мы в надежде
На счастье -- понимание (на здоровье)
Глотаем яд в таблетках пожелтевших
Терзать слова -- шаги к шизофрении
Я с мазохистским кайфом
Расчленяю свои трепещущие умопостроения
Глубокий таз с водой -- какой он глупый

А может, я хуевый не настолько,
Чтобы об зтом мне не говорить

Лечи молчанием

(1989)


Заупокойный рок-н-ролл

Время рассудило
Похвалила суета за календарь без выходных

Синяя бутылка
Покатилась по щекам остановилась замерла.

(1989)

x x x

И не жарко, и не жалко
И не елка, и не палка
И не мыло, и не мало
Не Фома и не Ерема.

(1989)

x x x

Столб боли вместо воли-неволи
Вдоль берега винтики-гайки лопасти кости
С тем клаянюсь низко с чем очи-долою
Вниз радости -- рельсы рук в мирное небо
Страх вышел по скоростям в первую тройку
В бровь целятся птицы в грязь падают носом
Лиственные леса в море по горло
Жизнь рубит с хвоста теплой волною
Так входит любовь штопором в спину
Так крутит кишки логика яда
Концептуальный обед щами с лаптями
Лыко не вяжет внутри кровь с кислородом
Пыль села в углу на старый диванчик
Боль встала столбом у изголовья
Ух, классно лежать не шевелиться
Ух, классно бежать не спотыкаться
Спит маленький кот рядом с большим
Спи маленький кот не просыпайся
Я рядом с тобою в серенькой шкурке
Я уползу под диван влезу на столбик
Я прыгну оттуда хищной зверюшкой
Я прыгну оттуда сереньким тигром
Я прыгну оттуда откуда не скачут
Я прыгну оттуда куда не вернуться
Я прыгну оттуда где я поселился
В серенькой шкурке.

(1989)

x x x

По среднестатистическому кругу
туда на эскалаторе
А обратно на веревочке
Траектория петли
Над всякими там красотами
высотами, пустотами и нечистотами.

(1989)

x x x

Между взглядом и ладонями
Вспышки выстрелы в упор локтей в колени
В укор зелени утренней
Утрамбованный теми же коленями локтями
Радость брошенная каменоломня
Где сквозь порог трава прорсла
Трава жестокая сибирская
Камышовыми кольями
Колючими в спину, колонна по два к горизонту
Пролилась

Город этапом навстречу.

(1989)

x x x

Светлая такая дрянь
Тонкие волны по ногам
Хлопаю в ладоши под водой
Аплодирую проявлениям искусства
Царапина по негативу
Все лица разделила на шрамы
Жизнь ножом по кускам, чего-куда
Молодость на ломаки ломтями
Целос -- на цены, поцелуи и социум
Траву весеннюю на песни
Дорогу на месяцы
Поле на вдоль и поперек
Шило на мыло, мешок и кота
Просто на балконе стоять и туман нюхать
На умное, на нужное, на глупое, на вечное, на целое,
на лыко да мочало.

(1989)

x x x

Катится все в пропасть
По всем статьям колесики скрипят
Куда-то в смерть
Все черти покупают бухло
Скоро праздник в Тартарарах
А я курить бросаю
А то голова стала болеть и сплю плохо
Снится всякая всячина, просыпаюсь часто
Закуриваю, а потом уснуть долго не могу
Не высыпаюсь, стал всем грубить
А друг у меня есть -- он футбол
любит смотреть по телевизору
Как гол забьют, он кричит, по коленкам себя хлопает
Переживает.

(1989)

x x x

Сижу в серой рубахе
Смотрю в окно
Цивилизованная Россия мать земля
Трагические формы
Формулы и знаки
Знание и зло
Злачные города
Гордые такие таксисты с музыкой
В серой рубахе не жарко
Не жалко Родину.

(1989)

x x x

Это звезды падают с неба
Окурками с верхних этажей.

(1989)

x x x

Пустошь -- ветошь звонкий дым
Просинь -- проседь просто грязь
Зависть -- повесть в два листа
По дороге наугад
Деревяшка восемь струн
Кто играет тот дристун
Ливень -- лошадь -- водоем
Безболезненный укол
Кол осиновый в песок
Залечили пустоту
Залатали ручеек
Крепко сшили берега
Слякоть -- мякоть просто дождь
Поливает чистый лист
Расцепляет волокно
Горизонтом рыба-кит
Пробирается домой
Свечки -- спички -- огоньки...

(1989)

x x x

После облома после аборта
Прощаются руки со струнами
Тянутся провода, гудят
Мелкие пальцы на кафеле
Рассыпались стуком
Корявая улыбка выжженная степь
Многоэтажная радость -- очень много света
Очень много яркого света
Электронная зелень квадратами вокруг
Соленая ржавчина
Взглядом навылет, наугад
Стоптанные слова
Слова -- валенки в лужах
Стоят, смотрят, ждут
Отапливаемых помещений
Оплачиваемых обещаний
Серые картонные лица
Падают неловко на асфальт
Каплями
Нелепый удел -- не у дел
Ни кола, ни двора
Мыло, спички...
Время врет, все не так
Все как было, да?
Да, все как было
Очень многозначительно и молча с достоинством
Почти как живопись
Высоко-о-о...
Лифт сломался
Сорвался суицид -- пешком пойдешь -- успеешь обломаться
Тяжелые шаги по лестнице
Газета в ящике, ключи в двери, свет в коридоре
А вот если не так, то вот так
А не так, ну может и так, хотя, нет, наверное, все-таки
вот как, а это как посмотреть, да так получается
Так как-то все, а... Я только хотел
Да нет, подожди, подожди, подожди, подожди

Эх, да чего там

(1989)

x x x

Вот сижу я, такая баба
И думаю, что не такая я вовсе
Даже не думаю, а стараюсь знать
В газету завернутый огурец в конце февраля
Парниковый, наверное
Да по башке мне фаллическим символом
Да опять не мое
Научили: ни украсть, ни подкараулить
Это чувак один научил
А я смеялся и запомнил поэтому
А чувака жалко, он сейчас такой коричневый, мне сказали
И молчит -- жрет мепробамат
А я думал, что зеленый я -- голова кружилась
А оказалось -- ничего
Вот так и то не я умею
Зато еще могу, а если бы я, то все бы.
Да и так все уже.

(1989)

x x x

Вырос дуб Я тебя люблю
Вынес стол И тебя
Вот и пойми.

(1989)

x x x

Солнышко мое прозрачное!
Уголь-Золушка
Разбуди меня в полночь
Дурачка безкозырного
Клен с бельевой веревочкой
Ладонь самозванная
Поле в клеточку
Фигу в книжечку
Клен-барабан
Голый выстоит
Голос выкатит
"Было-не было" -- небо выбило
Зиму выбрало ноябрем.

(январь 1991)

x x x

Торопился --
Оказался.
Отказался --
Утопился.
Огляделся --
Никого.

(1991)

x x x

До Китая пешком рукой подать
Три ручья зазвенели в три рубля
Я такой же как дым стою столбом
Где федорино горе в городах
Пляшут рыбы любуясь на людей
И заплакали блюдца -- не лучше ль вернуться
Почему зачем для чего для кого
Недобитый фонарь летит под лед
Так уводят коней за край земли
Эта песня про пыльную полынь
Эта песня про вольную войну
Над Уралом над золотом золой
Черный ворон и белая ворона
Эта песня про голос и гололед
Эта песня про черную любовь
Приходи ночевать
Остынет день
Бестолковый огонь оставит дом
Приходи ночевать...

(1991)

ВОТ И ВСЕ
* Texts with TIMESTAMPS *
- Гори-гори ясно (1988)

[00:09]Не догонишь - не поймаешь, не догнал - не воровали,
[00:12]Без труда не выбьешь зубы, не продашь, не нае.╦шь...
[00:19]Эту песню не задушишь, не убь╦шь,
[00:23]Эту песню не задушишь, не убь╦шь.

[00:31]Дом горит - коз╦л не видит,
[00:33]Дом горит - коз╦л не знает,
[00:35]Что козлом на свет родился
[00:37]За козла и отвечать.

[00:42]Гори-гори ясно, чтобы не погасло,
[00:46]Гори-гори ясно, чтобы не погасло!

[00:54]На дороге я валялась, грязь слезами разбавляла:
[00:58]Разорвали нову юбку, да заткнули ею рот.
[01:04]Славься великий рабочий народ,
[01:08]Непобедимый, могучий народ!

[01:16]Дом горит - коз╦л не видит,
[01:18]Он напился и подрался,
[01:20]Он не помнит, кто кого
[01:23]Козлом впервые обозвал.

[01:27]Гори-гори ясно, чтобы не погасло,
[01:31]Гори-гори ясно, чтобы не погасло!

[01:38]Лейся, песня, на просторе, залетай в печные трубы,
[01:42]Рожки-ножки ч╦рным домом по красавице-земле.
[01:49]Солнышко сме╦тся громким красным смехом,
[01:53]Гори-гори ясно, чтобы не погасло!


- По трамвайным рельсам (1988)

[00:08]А мы пойд╦м с тобою, погуляем по трамвайным рельсам,
[00:12]Посидим на трубах у начала кольцевой дороги.
[00:17]Нашим т╦плым ветром будет ч╦рный дым с трубы завода,
[00:21]Путеводною звездою будет ж╦лтая тарелка светофора.

[00:26]Если нам удастся, мы до ночи не верн╦мся в клетку.
[00:31]Мы должны уметь за две секунды зарываться в землю,
[00:36]Чтоб остаться там лежать, когда по нам поедут серые машины,
[00:40]Увозя с собою тех, кто не умел и не хотел в грязи валяться.

[00:45]Если мы успеем, мы продолжим путь ползком по шпалам,
[00:50]Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих подошвах.
[00:55]Надо будет сжечь в печи одежду, если мы вернемся,
[00:59]Если нас не встретят на пороге синие фуражки.

[01:04]Если встретят, ты молчи, что мы гуляли по трамвайным рельсам
[01:09]Это первый признак преступленья или шизофрении.
[01:13]А с портрета будет улыбаться нам "Железный Феликс",
[01:18]Это будет очень точным, это будет очень справедливым
Наказанием за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам,
Справедливым наказанием, за прогулки по трамвайным рельсам.
Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсами.
Нас убьют за то, что мы с тобой гуляли по трамвайным рельсам!


- Продано

[00:08]Коммерчески успешно принародно подыхать
[00:11]О камни разбивать фотогеничное лицо
[00:15]Просить по человечески,заглядывать в глаза
[00:19]Добрым прохожим

[00:24]О, продана смерть моя

[00:44]Украсить интерьеры и повиснуть на стене
[00:48]Нарушить геометрию квадратных потолков
[00:52]В сверкающих обоях вбиться голым кирпичом
[00:56]Тенью бездомной

[01:01]О, продана тень моя

[01:21]Иду я по вер╦вочке, вздыхаю на ходу
[01:25]Доска моя кончается - сейчас я упаду
[01:28]Под ноги, под кол╦са, под тяж╦лый молоток
[01:32]Вс╦ с молотка

[01:38]О, продана смерть моя

[01:57]Подмигивает весело тр╦хцветный светофор
[02:01]И вдаль нес╦тся песенка ветрам наперекор
[02:05]И радоваться солнышку и дождичку в четверг
[02:09]Жить - поживать

[02:14]О, продана смерть моя


- Рижская (1988)

[00:06] А ты кидай свои слова в мою прорубь,
[00:09] Ты кидай свои ножи в мои двери,
[00:13] Свой горох кидай горстями в мои стены,
[00:16] Свои з╦рна - в зараженную почву.

[00:19] На переломанных кустах - клочья флагов.
[00:23] На перебитых фонарях - обрывки петель.
[00:26] На обесцвеченных глазах - мутные стекла.
[00:29] На обмороженной земле - белые камни.

[00:32] Кидай свой бисер перед взд╦рнутым рылом.
[00:36] Кидай пустые кошельки на дорогу.
[00:39] Кидай монеты в полосатые кепки.
[00:42] Свои песни - в распрост╦ртую пропасть.

[00:46] В мо╦м углу - засохший хлеб и тараканы.
[00:49] В моей дыре цветные краски и голос.
[00:52] В моей крови песок мешается с грязью,
[00:55] А на матрасе позапрошлые руки.

[00:59] А за дверями роют ямы для деревьев,
[01:02] Стреляют детки из рогаток по кошкам,
[01:05] А кошки плачут и кричат во вс╦ горло,
[01:08] Кошки падают в пустые колодцы.

[01:11] А ты кидай свои слова в мою прорубь,
[01:15] Ты кидай свои ножи в мои двери,
[01:18] Свой горох кидай горстями в мои стены,
Свои з╦рна - в зараж╦нную почву.


- Тихий омут

[00:11] На черный день - усталый танец пьяных глаз, дырявых рук
[00:16] Второй упал, четвертый сел, восьмого вывели на круг.
[00:20] На провода из-под колес, да на три буквы из-под асфальта
[00:25] В тихий омут буйной головой.
[00:29] Холодный пот. Расходятся круги.

[00:36] Железный конь. Защитный цвет. Резные гусеницы в ряд
[00:40] Аттракцион для новичков - по кругу лошади летят,
[00:45] А заводной калейдоскоп гремит кривыми зеркалами.
[00:50] Колесо вращается быстрей,
[00:54] Под звуки марша головы долой.

[01:01] Поела моль цветную шаль. На картах тройка и семерка
[01:05] А бык, хвостом сгоняя мух, с тяжелым сердцем лезет в горку
[01:10] Кубов бильярдные шары от столкновенья раскатились пополам
[01:16] По обе стороны,
[01:19] Да по углам просторов и широт.

[01:26] А за осколками витрин - обрывки праздничных нарядов,
[01:30] А под полозьями саней - живая плоть чужих раскладов.
[01:34] А за прилавком попугай из шапки достает билеты на трамвай
[01:39] До ближнего моста,
[01:44] На вертолет без окон и дверей,
[01:48] В тихий омут буйной головой,
[01:53] Колесо вращается быстрей.


- Прощание

[00:09]Под руки в степь. В уши о вере
[00:16]В ноги поклон. Стаи летят
[00:23]К сердцу платок. Камень на шее
[00:31]В горло глоток. Может, простят

[00:38]Ленту на грудь столько искали
[00:46]Сжатые рты. Время впер╦д
[00:53]Крест под окном. Локти устали
[01:00]Знамя на штык. Коз╦л в огород

[01:08]Серый покой. Сон под кол╦са.
[01:15]Вены дрожат. Вс╦ налегке
[01:22]Светлый босой кукиш у носа
[01:29]Рядом бежать на поводке

[01:36]Вечный огонь. Лампы дневные
[01:43]Т╦мный прол╦т. Шире глаза
[01:51]Крепкий настой. Плачьте, родные
[01:58]В угол свеча. Стол. Образа

[02:06]Под руки в степь. Стаи летят
[02:12]Может, простят...


- Полкоролевства

[00:09] Я оставляю ещ╦ полкоролевства -
[00:12] Восемь метров земель тридевятых.
[00:16] На острове вымерших просторечий -
[00:19] Купола из прошлогодней соломы.

[00:26] Я оставляю ещ╦ полкоролевства,
[00:29] Камни с короны, два высохших глаза,
[00:33] Скользкий хвостик корабельной крысы,
[00:37] Пятую лапку бродячей дворняжки.

[00:43] Я оставляю ещ╦ полкоролевства,
[00:47] Весна за легкомыслие меня накажет.
[00:50] Я вернусь, чтоб постучать в ворота,
[00:54] Протянуть руку за снегом зимой.

[01:00] Я оставляю ещ╦ полкоролевства.
[01:04] Без боя, без воя, без грома, без стр╦ма.
[01:07] Ключи от лаборатории на вахте.
[01:11] Я убираюсь. Рассвет
[01:13] В затылок мне дышит рассвет,
[01:16] Пожимает плечами,
[01:18] Мне в пояс рассвет машет рукой.

[01:22] Я оставляю ещ╦ полкоролевства...

[Миклуха]

* ДОМОЙ *


Тихий омут

Hm Em C G Hm
На черный день - усталый танец пьяных глаз, дырявых рук
Em C G Hm
Второй упал, четвертый сел, восьмого вывели на круг.
Em C G Hm
На провода из-под колес, да на три буквы из-под асфальта
Am G Am
В тихий омут буйной головой.
Em Hm Em Hm
Холодный пот. Расходятся круги.

Железный конь. Защитный цвет. Резные гусеницы в ряд
Аттракцион для новичков - по кругу лошади летят,
А заводной калейдоскоп гремит кривыми зеркалами.
Колесо вращается быстрей,
Под звуки марша головы долой.

Поела моль цветную шаль. На картах тройка и семерка
А бык, хвостом сгоняя мух, с тяжелым сердцем лезет в горку
Кубов бильярдные шары от столкновенья раскатились пополам
По обе стороны,
Да по углам просторов и широт.

А за осколками витрин - обрывки праздничных нарядов,
А под полозьями саней - живая плоть чужих раскладов.
А за прилавком попугай из шапки достает билеты на трамвай
До ближнего моста,
На вертолет без окон и дверей,
В тихий омут буйной головой,
Колесо вращается быстрей.


- Мы по колено/они и я

Мы по колено в ваших голосах,
А вы по плечи в наших волосах.
Они по локоть в темных животах,
А я по шею в гибельных местах.
Мы под струей крутого кипятка,
А вы под звук ударов молотка.

Они в тени газетного листка,
А я в момент железного щелчка.
Мы под прицелом тысяч ваших фраз,
А вы за стенкой, рухнувшей на нас.
Они на куче рук, сердец и глаз,
А я по горло в них, и в вас, и в нас.


- Декорация

Фальшивый крест на мосту сгорел,
Он был из бумаги, он был вчера.
Листва упала пустым мешком,
Над городом вьюга из разных мест.

Великий праздник босых идей,
Посеем хлеб - соберем тростник.
За сахар в чай заплати головой -
Получишь соль на чужой земле.

Протяжным воем - веселый лай
На заднем фоне горит трава.
Расчетной книжкой мое лицо.
Сигнал тревоги - ложимся спать.

Упрямый сторож глядит вперед,
Рассеяв думы о злой жене.
Гремит ключами дремучий лес,
Втирает стекла веселый черт.

Смотри с балкона - увидишь мост,
Закрой глаза и увидишь крест.
Сорви парик и почуешь дым,
Запомни: снова горит картон.


Особый резон

Am C Dm
По перекошенным ртам, продравшим веки кротам,
F E
Видна ошибка ростка.
По близоруким глазам, не веря глупым слезам,
Ползет конвейер песка.
C Am F
Пока не вспомнит рука, дрожит кастет у виска,
Dm E
Зовет косая доска.
Am Dm E Am Dm E
Я у дверного глазка, под каблуком потолка.


У входа было яйцо или крутое словцо.
Я обращаю лицо.
Кошмаром дернулся сон. Новорожденный масон
Поет со мной в унисон.
Крылатый ветер вдали верхушки скал опалил,
А здесь ласкает газон.
На то особый резон.

На то особый отдел,
На то особый режим,
На то особый резон.

Проникший в щели конвой заклеит окна травой,
Нас поведут на убой.
Перекрестится герой, шагнет раздвинутый строй,
Вперед, за Родину в бой!
И сгинут злые враги, кто не надел сапоги,
Кто не простился с собой,
Кто не покончил с собой,
Всех поведут на убой.

На то особый отдел,
На то особый режим,
На то особый резон.


- Полкоролевства

Я оставляю еще полкоролевства -
Восемь метров земель тридевятых.
На острове вымерших просторечий -
Купола из прошлогодней соломы.

Я оставляю еще полкоролевства,
Камни с короны, два высохших глаза,
Скользкий хвостик корабельной крысы,
Пятую лапку бродячей дворняжки.

Я оставляю еще полкоролевства,
Весна за легкомыслие меня накажет.
Я вернусь, чтоб постучать в ворота,
Протянуть руку за снегом зимой.

Я оставляю еще полкоролевства.
Без боя, без воя, без грома, без стрема.
Ключи от лаборатории на вахте.
Я убираюсь. Рассвет
В затылок мне дышит рассвет,
Пожимает плечами,
Мне в пояс рассвет машет рукой.

Я оставляю еще полкоролевства...


- Мне придЁтся отползать/берегись

Мне придется отползать...
От объявленья войны - на все четыре струны,
От узколобой весны - во все четыре стены,
От подгоревшей еды - за все четыре беды,
От поколения зла в четыре черных числа.

Накинуть старый мундир, протертый кем-то до дыр...

Мне придется обойтись...
Без синих сумрачных птиц, без разношерстных ресниц.
Да переправить с утра что не сложилось вчера,
Оставить грязный вагон и продолжать перегон
По неостывшей золе на самодельной метле.
Раскинуть руки во сне, чтоб не запнуться во тьме...

Мне придется променять...
Осточертевший обряд на смертоносный снаряд,
Скрипучий стул за столом на детский крик за углом,
Венок из спутанных роз на депрессивный психоз,
Психоделический рай на три засова в сарай.

Мне все кричат: "берегись..."


- Медведь выходит на охоту

Горящим факелом в берлогу -
Ногу обожгло.
Два глаза мелкого калибра целятся насквозь.
Четыре лапы на спасенье, когти и клыки.
Беги, сынок,
Скажи, что завтра будет новый день.

Медведь выходит на охоту - душить собак.

За дальним лесом выйдет солнце - на новый лад
Сверкнут арканы. Сети, плети, суки на цепях.
По деревянному помосту тяжело бежать,
Промокла шкура под нагайкой -
Рев и разворот.

Медведь выходит на охоту - душить собак.


Печаль моя

Dm G C Am
Я повторяю десять раз и снова:
Никто не знает как же мне хуево...
И телевизор с потолка свисает,
И как хуево мне - никто не знает.

Все это до того подзаебало,
Что хочется опять начать сначала.
Куплет печальный, он такой, что снова
Я повторяю "как же мне хуево".



- Стервенею

Я неуклонно стервенею с каждым смехом
С каждой ночью, с каждым выпитым стаканом
Я заколачиваю дверь и отпускаю злых голодных псов
С цепей на волю
Некуда деваться:
Нам остались только сбитые коленки

Я неуклонно стервенею с каждым разом

Я обучаюсь быть железным продолжением ствола
Началом у плеча приклада
Сядь, если хочешь, посиди со мною рядышком на лавочке
Покурим, глядя в землю
Некуда деваться:
Нам остались только грязные дороги

Я неуклонно стервенею с каждым шагом

Я неуклонно стервенею с каждой шапкой милицейской
С каждой норковою шапкой
Здесь не кончается война, не начинается весна
Не продолжается детство
Некуда деваться:
Нам остались только сны и разговоры

Я неуклонно стервенею с каждым разом
Я неуклонно стервенею с каждым шагом
Я неуклонно стервенею с каждым часом...


Рижская

Em C G Am
А ты кидай свои слова в мою прорубь
Ты кидай свои ножи в мои двери
Свой горох кидай горстями в мои стены
Свои зерна - в зараженную почву

G D Am Em
На переломанных кустах - клочья флагов
На перебитых фонарях - обрывки петель
На обесцвеченных глазах - мутные стекла
На обмороженной земле - белые камни

Кидай свой бисер перед вздернутым рылом
Кидай пустые кошельки на дорогу
Кидай монеты в полосатые кепки
Свои песни - в распростертую пропасть

В моем углу - засохший хлеб и тараканы
В моей дыре цветные краски и голос
В моей крови песок мешается с грязью
А на матрасе позапрошлые руки

А за дверями роют ямы для деревьев
Стреляют детки из рогаток по кошкам
А кошки плачут и кричат во все горло
Кошки падают в пустые колодцы

А ты кидай свои слова в мою прорубь
Ты кидай свои ножи в мои двери
Свой горох кидай горстями в мои стены
Свои зерна - в зараженную почву


- От большого ума

От большого ума лишь сума да тюрьма
От лихой головы лишь канавы и рвы
От красивой души только струпья и вши
От вселенской любви только морды в крови

В простыне на ветру по росе поутру
От бесплодных идей до бесплотных гостей
От накрытых столов до пробитых голов
От закрытых дверей до зарытых зверей

Параллельно пути черный спутник летит
Он утешит, спасет, он нам покой принесет
Под шершавым крылом ночь за круглым столом
Красно-белый плакат - "Эх, заводи самокат!"

Собирайся, народ, на бессмысленный сход
На всемирный совет как обставить нам наш бред
бред
бред
Вклинить волю свою в идиотском краю
Посидеть - помолчать да по столу постучать

Ведь от большого ума лишь сума да тюрьма
От лихой головы лишь канавы и рвы


По трамвайным рельсам

Em C Am Em
А мы пойдем с тобою погуляем по трамвайным рельсам
Em C Am Em
Посидим на трубах у начала кольцевой дороги
Em Am C Em
Нашим теплым ветром будет черный дым с трубы завода
Em Am C Em
Путеводною звездою будет желтая тарелка светофора

Если нам удастся мы до ночи не вернемся в клетку
Мы должны уметь за две секунды зарываться в землю
Чтоб остаться там лежать когда по нам поедут серые машины
Увозя с собою тех, кто не умел и не хотел в грязи валяться

Если мы успеем мы продолжим путь ползком по шпалам
Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих подошвах
Надо будет сжечь в печи одежду если мы вернемся
Если нас не встретят на пороге синие фуражки

Если встретят, ты молчи что мы гуляли по трамвайным рельсам
Это первый признак преступленья или шизофрении
А с портрета будет улыбаться нам "Железный Феликс"
Это будет очень точным, это будет очень справедливым
Наказанием за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам
Справедливым наказанием за прогулки по трамвайным рельсам
Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсами
Нас убьют за то, что мы с тобой гуляли по трамвайным рельсам



Кто ты такой?

Проигрыш:

Em + 3-я струна на 3-м ладу периодически зажимается и
отпускается.

A(V)

A Em C
Неволя рукам под плоской доской
Em D
по швам по бокам земля под щекой,
Em C
песок на зубах привязанный страх
Em A Asus4 A Asus4 A Asus4
Им брошена тень на ветхий плетень
На серый сарай, на сгнивший порог
Там преданный рай, там проданный рок
Седьмая вода, седьмая беда
Опять не одна до самого дна

До самого дна по стенам крюки, на них червяки
У них имена у края доски застывшей реки
С наклоном руки и с красной строки

У берега лед - сажай вертолет
Нам некуда сесть. Попробуем здесь
На куче имен под шорох знамен
На тонкую сеть прозрачных времен

Неволя рукам по швам по бокам под плоской доской
Кто ты такой?..


- Прощание

Под руки в степь. В уши о вере
В ноги поклон. Стаи летят
К сердцу платок. Камень на шее
В горло глоток. Может, простят

Ленту на грудь столько искали
Сжатые рты. Время вперед
Крест под окном. Локти устали
Знамя на штык. Козел в огород

Серый покой. Сон под колеса.
Вены дрожат. Все налегке
Светлый босой кукиш у носа
Рядом бежать на поводке

Вечный огонь. Лампы дневные
Темный пролет. Шире глаза
Крепкий настой. Плачьте, родные
В угол свеча. Стол. Образа

Под руки в степь. Стаи летят
Может, простят...



- Гори, гори ясно

Не догонишь - не поймаешь. Не догнал - не воровали
Без труда не выбьешь зубы, не продашь, не наебешь
Эту песню не задушишь, не убьешь
Эту песню не задушишь, не убьешь

Дом горит - козел не видит
Дом горит - козел не знает
Что козлом на свет родился
За козла и отвечает

Гори, гори ясно, что бы не погасло

На дороге я валялась - грязь слезами разбавляла
Разорвали нову юбку, да заткнули ею рот
Славься великий рабочий народ
Непобедимый могучий народ

Дом горит - козел не видит
Он напился и подрался
Он не помнит, кто кого козлом впервые обозвал

Гори, гори ясно, что бы не погасло

Лейся песня на просторы, залетай в печные трубы
Рожки - ножки черным дымом по красавице - земле

Солнышко смеется громким красным смехом
Гори, гори ясно, что бы не погасло



- Домой

Нелепая гармония пустого шара
Заполнит промежутки мертвой водой
Через заснеженные комнаты и дым
Протянет палец и покажет на на двери, отсюда
Домой!

От этих каменных систем в распухших головах
Теоретических пророков напечатанных богов
От всей сверкающей звенящей и пылающей хуйни
Домой!

По этажам, по коридорам лишь бумажный ветер
Забивает по карманам смятые рубли
Сметает в кучи пыль и тряпки, смех и слезы, горе - радость
Плюс на минус дает освобождение
Домой!

От голода и ветра, от холодного ума
От электрического смеха, безусловного рефлекса
От всех рождений смертей перерождений
Смертей перерождений
Домой!

За какие такие грехи задаваться вопросом зачем
И зачем, и зачем, и зачем, и зачем, и зачем
Домой!



- Болит голова

Крестом и нулем запечатанный северный день
Похожий на замкнутый в стенах семейный скандал
Рассыпалось слово на иглы и тонкую жесть
А злая метель обязала плясать на костре

Столетней бессонницы в горле гудят провода
Болит голова. Это просто болит голова
А вот и цена, и весна, и кровать, и стена
А вот чудеса, небеса, голоса и слеза

Чужая дорога неверною левой рукой
Крестом зачеркнула, нулем обвела по краям
А я почему-то стою и смотрю до сих пор
Как многоэтажный полет зарывается в снег

Истлевшая осень золой на осколках зубов
Конечную степень усталости меряет ночь
Болит голова. Это просто болит голова
Стоять и смотреть - это просто простить и молчать

Крестом и нулем разрешились пустые места
В безвременном доме за разумом грохнула дверь
Рассыпалось слово на иглы и тонкую жесть
А злая метель обязала плясать на костре



- Продано

Коммерчески успешно принародно подыхать
О камни разбивать фотогеничное лицо
Просить по человечески,заглядывать в глаза
Добрым прохожим

О, продана смерть моя

Украсить интерьеры и повиснуть на стене
Нарушить геометрию квадратных потолков
В сверкающих обоях вбиться голым кирпичом
Тенью бездомной

О, продана тень моя

Иду я по веревочке, вздыхаю на ходу
Доска моя кончается - сейчас я упаду
Под ноги, под колеса, под тяжелый молоток
Все с молотка

О, продана смерть моя

Подмигивает весело трехцветный светофор
И вдаль несется песенка ветрам наперекор
И радоваться солнышку и дождичку в четверг
Жить - поживать

О, продана смерть моя

Деклассированным элементам

; подобрал Стратег (savarez@mail. ru)

Am Dm Am Dm
Деклассированных элементов в первый ряд
Am Dm Am Dm
Им по первому по классу надо выдать все
F E Am Dm
Первым классом школы жизни будет им тюрьма
F E Am Dm
А к восьмому их посмертно примут в комсомол

В десяти шагах отсюда светофор мигал
Желтым светом две минуты на конец дождям
А в подземном переходе влево поворот
А в подземном коридоре гаснут фонари

Коридором меж заборов через трупы веков
Через годы и бурьяны, через труд отцов
Через выстрелы и взрывы, через пустоту
В две минуты изловчиться - проскочить версту

По колючему пунктиру, по глазам вождей
Там, снаружи, мертвой стужей по слезам дождей
По приказу бить заразу из подземных дыр
По великому наказу строить старый мир

Деклассированных элементов в первый ряд
Им по первому по классу надо выдать все
Первым классом школы жизни будет им тюрьма
А к восьмому их посмертно примут в комсомол



* СТЫД И СРАМ * 91

(C) TONY 1995 - набор и подбор

1. Выше ноги от земли.
2. Столетний дождь.
3. На дороге пятак.
4. Песенка про паучков.
5. Про чертиков.
6. Нюркина песня.
7. Придет вода.


- Выше ноги от земли (1990)

Ожидало поле ягоды,
Ожидало море погоды.
Рассыпалось человечеством -
Просыпалось одиночеством.
Незасеянная пашенка,
Недостроенная башенка.
Только узенькая досточка
Только беленькая косточка.
Незавязанная ленточка,
Недоношенная доченька.
Обвязала белой ниточкой,
Обмотала светлым волосом
И оставила до времени
Вместе с вымытыми окнами,
Вместе с выцвевшими красками,
Вместе с высохшими глазками,
С огородным горем луковым,
С благородным раем маковым,
Очень страшно засыпать.

Ожидало поле ягоды...
Ожидало море погоды...

Cm# A Fm# Ab
Было, да гнильем поросло.
Времечко само по себе.
Верная в болоте вода, Cm# A Fm# A
Постная, как грех на заре.

Понеслась по кочкам метла,
Поплыли туманы над рекой,
Утонуло мыло в грязи,
Обломался весь банный день.

Значит будем в игры играть
Раз-два - выше ноги от земли.
Кто успел - тому помирать.
Кто остался - тот и дурачок.

Cm# E Ab A
Обманули дурачка.
Обманули дурачка.
Выше ноги от земли.
Выше ноги от земли.

Самый правильный закон завязал
Изначальную главу в узелок
И до треска потянул за концы.
Прорубай-не прорубай - не понять.

Светопреставление

Cm# A Fm# Ab
А глумливое пророчество
Настоящим заверяется.
Все проверено, все сходится,
Даже сказочка х.евая.
Сослужила службу - слушали
И качали головами в такт,
И пускали светлый дым в потолок.
Только сказочка х.евая
И конец у ней неправильный -
Змей-Горыныч всех убил и съел.

Обманули дурачка.
Обманули дурачка.

Самолет нас заберет в полет,
В темноте пинать резиновое солнышко.

Выше ноги от земли.
Выше ноги от земли.

Озаглавилась весна топором,
Успокоилась река декабрем,
Утро одиноким выстрелом.

Ожидало поле ягоды,
Ожидало море погоды...


Столетний дождь (1988)

H7 Em
Столетний дождь...
H7 Em
Резиновый сапог в сыром песке.
C G A
Глаза стоят на ржавом потолке.
Истрачен сгоряча веселый бред.
Сцепились, хохоча, колечки бед .

Столетний дождь...
Над пропастью весны собрались сны
И ранние глотки большой тоски.
Ногтями по стене скребет апрель,
Как будто за стеной растут цветы,
Как будто их увидеть с высоты.

Столетний дождь...
Сто лет прожили мы - готов обед
Из мыльных пузырей сырого дня,
Из косточек разгаданных стихов,
Из памяти с подошвы сапогов,
Просоленный кристаллами огня.

Столетний дождь...
По тихой полосе бредут слова
И рушится измятая листва.
Исполнен предпоследний приговор,
Все взносы за апрель вознесены
И сны висят над прорубью весны.

Столетний дождь,,,
Столетний дождь,,,
Столетний дождь,,,


На дороге пятак

Cm# Fm# G#

Cm# A Fm# G#
На дороге пятак - руки дернулись вверх.
Cm# A Fm# G#
Кто-то плюнул в песок - покатилось шаром.
Cm# A E G#
Собирать на себя - чтоб хватило на всех.
Cm# A Fm# G#
Все дороги узлом - все узлы топором.

Проканает и так - узел в пыль на войну
На лету подхватил - унесу под крыльцо.
Не отдам никому - закопаю в углу,
Положу сверху камешек за пазуху.

Карусель разнесло по цепочке за час.
Всех известий - п...ец, да весна началась.
Горевать - не гореть, горевать - не взрывать,
Убивать, хоронить, горевать, забывать.

Побежал, задохнулся, запнулся, упал.
Увидал белый снег сквозь бетонный забор.
Чудеса, да как леший бродил по лесам.
Вон из рук все бросай, да кидайся к дверям.

Все полы, все углы подмели языки.
Не разулся у входа, пришел ночевать.
До утра провалялся в аду, да в бреду,
А к утру провалился к паршивым чертям.

С виду ложь - с гуся кровь побежит со щеки.
Ни пропить, ни пропеть, ни слепить черепки.
Ни крестов, ни сердец, все злодейская масть:
Убивать, хоронить, горевать, забывать.

Поливает дождем первородная мысль,
Размывает дорожки - гляди, разошлись
В темноте все в одну, все одно к одному,
Не мешает другому лицу все к лицу.

Все к лицу подлецу, как родному отцу.
Не рассказывай, батя, и так все пройдет
Чередой дочерей, всем раздеться - лежать.
Убивать, хоронить, горевать, забывать.

Побежали глаза по стволам, по рядам.
Покатилось лицо по камням, по следам,
Безразмерной дырой укрывая траву.
Позабыть насовсем, разузнать, да уснуть.

Только солнечный свет на просветах пружин,
Переломанный лес на проломах дверей,
Изгибающий ужас в изгибах коленей,
В поклон до могил деревянным цветам.

Побежали глаза, по стволам по рядам.
Покатилось лицо, по камням по следам
Безразмерной дырой укрывая траву.
Насовсем позабыть...


Песенка про паучков (1987)

C G

C G
Пауки в банке
Am G Em
Глядят сквозь стены
Am G Em
Глазами мертвой стрекозы.
Hm C Em
Бегут по кругу,
F E C G C G
По краю криво занесло.

Пауки в банке
Искали дыры,
Чтобы вскарабкаться наверх,
Друг друга жрали.
Во рту толченое стекло.

Пауки в банке
Хотели выжить,
Через отрезок пустоты
Увидеть солнце.
Хватали муху за крыло.

Пауки в банке
Смотрели в небо.
До края было полчаса,
Почти полсилы.
А наше время истекло.
Пауки в банке
Наше время истекло.

Пауки в банке,
По ветру в вечность.
А наше время истекло
Пауки в банке.
Наше время истекло.


Про чертиков (1990)

Bm F# F

Cm G# G Cm G# G
Боль цветущими кустами чертит кругом райский сад.
Волки воют, ветер носит, черти знают, черти спят.
Bm F# F Bm F# F
Им под утро с новой смены котлован рогами рыть,
Деревянными щитами укреплять откосы.

Как рогами по воротам, как ногами по бокам.
Хлебом-солью по болотам, киселем по берегам.
За рекой пятиэтажка, снизу - винный магазин.
Вон мужик в зеленой куртке - он как раз туда идет.

Брось на ветер две копейки - упадут они орлом.
Двух орлов склевали куры - заболели животом.
Так решились все заботы, так узнали, что к чему.
По чему, да по капусте ползал белый червячок.

Ползал белый параходик по бездонной глубине.
Глазки в круглые окошки - ишь ты чайки, вот дают!
Ух ты, солнечные рыбки! - только кружится башка,
Только кажется, что будет дальше - больше.

Дальше - больше, дальше - ближе, от начала до конца.
Ты кончай такие штуки, ты давай, не подыхай.
Мы с тобой увидим скоро, как рождается земля.
Новой каменной породой, новой эрой, первым днем.

Ишь ты, классные игрушки тетка в сумочке несет,
А ребеночек в больнице помирает ведь, помрет.
Он объелся белым светом, улыбнулся и пошел.
Он не понял, что по-правде-то все очень хорошо.

Эй оторванный, да брошенный, отрезанный ломоть -
Через ломаные зубы прорывается: у-гу...
Ни к обеду, ни к столу, ни к высокому престолу,
Ни к позорному столбу, ни к пограничной полосе.

Волки воют, ветры дуют, черти носят, люди спят.
Боль зелеными кустами украшает райский сад.


Нюркина песня (1989)

C G C E Am E Am E

Am E Am
Разложила девка тряпки на полу,
C G C
Раскидала карты-крести по углам,
Dm Am
Потеряла девка радость по весне,
E Am
Позабыла серьги-бусы по гостям.

По глазам колючей пылью белый свет,
По ушам фальшивой трелью белый стих,
По полям дырявой шалью белый снег,
По утрам усталой молью белый сон.

Развернулась бабской правдою стена,
Разревелась-раскачалась тишина.
По чужим простым словам, как по рукам,
По подставленным ногам - по головам.

А в потресканном стакане старый чай,
Не хватило для разлету старых дел.
Фотографии - там звездочки и сны.
Как же сделать, чтоб всем было хорошо.

Все что было - все, что помнила сама
Смел котейка с подоконника хвостом.
Приносили женихи коньячок,
Объясняли женихи - что почем.

Кто под форточкой сидит - отгоняй,
Ночью холод разогнался с Оби,
Вспоминай почаще солнышко свое
То не ветер ветку клонит
Не дубравушка шумит...


Придет вода (1990)

Придет вода.
Придет вода.

Да так и будет - чего б не жить дуракам?
Чего б жалеть по утрам - боль на педаль.
В ладошки бить по щекам - соль на мозоль.
По пояс плыть по снегам - да разве жаль?

Стеной на стену, углом-ребром,
Спиной к стене в углу, да гвоздем
Корябал мат.
Вопрос-ответ был ли бит - будет медаль.
Был ветер, гром под столом - будет постель.
Я буду спать
Придет вода.

Слиняли празднички - в одной воде стирали.
Сыпь порошок в другой стакан.
Придет вода
Придет вода
По той воде пузырьки - над нею радуги-мосты.
Чего б не ждать дуракам - зима да лето - одного цвета.
Зима да лето одного цвета.
А по весне на стене вырастут волосы
Да как же так?

Все книжки без корешков.
Вся рыба без костей.
Придет вода.
Придет вода.
Чего б не жить?
Ломать башку на бегу - летать на крылышках из бинтов.
Лепить из снега дружков, да продавать по рублю.
Искать иголки в стогах -
Найдется в сене игла - змея.
Иголка - змейка.
Не сохнет сено в моей рыжей башке.
Не дохнет тело в моем драном мешке.
Не сохнет сено в моей рыжей башке.
Не вспыхнет поле на другом бережке.
Придет вода.
Придет вода.
Я буду спать.
Придет вода.

*********************
* ЯНКА ДЯГИЛЕВА'89 *

* АНГЕДОНИЯ * (p)1989
*********************

(C) TONY 1995 - набор и подбор

1. По трамвайным рельсам.
2. От большого ума.
3. Медведь выходит.
4. Декорация.
5. Мы по колено.
6. Берегись.
7. Гори-гори ясно.
8. Рижская.
9. Чужой дом.
10. Ангедония.


По трамвайным рельсам (1988)

Em C Am Em
А мы пойдем с тобою, погуляем по трамвайным рельсам,
Em C Am Em
Посидим на трубах у начала кольцевой дороги.
Em Am C Em
Нашим теплым ветром будет черный дым с трубы завода,
Em Am C Em
Путеводною звездою будет желтая тарелка светофора.

Если нам удастся, мы до ночи не вернемся в клетку.
Мы должны уметь за две секунды зарываться в землю,
Чтоб остаться там лежать, когда по нам поедут серые машины,
Увозя с собою тех, кто не умел и не хотел в грязи валяться.

Если мы успеем, мы продолжим путь ползком по шпалам,
Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих подошвах.
Надо будет сжечь в печи одежду, если мы вернемся,
Если нас не встретят на пороге синие фуражки.

Если встретят, ты молчи, что мы гуляли по трамвайным рельсам
Это первый признак преступленья или шизофрении.
А с портрета будет улыбаться нам "Железный Феликс",
Это будет очень точным, это будет очень справедливым
Наказанием за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам,
Справедливым наказанием, за прогулки по трамвайным рельсам.
Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсами.
Нас убьют за то, что мы с тобой гуляли по трамвайным рельсам!


От большого ума (1988)

Cm B Fm G

Cm B Fm G
От большого ума лишь сума, да тюрьма.
Cm B Fm G
От лихой головы лишь канавы и рвы.
Cm G# Fm
От красивой души только струпья и вши.
Cm G# Fm
От вселенской любви только морды в крови.

В простыне на ветру, по росе поутру.
От бесплодных идей до бесплотных гостей,
От накрытых столов до пробитых голов,
От закрытых дверей до зарытых зверей.

Параллельно пути черный спутник летит.
Он утешит, спасет, он нам покой принесет.
Под шершавым крылом ночь за круглым столом.
Красно-белый плакат - "Эх, заводи самокат!"

Собирайся, народ, на бессмысленный сход,
На всемирный совет - как обставить нам наш бред?
Вклинить волю свою в идиотском краю,
Посидеть, помолчать да по столу постучать.

Ведь от большого ума лишь сума да тюрьма,
От лихой головы лишь канавы и рвы...


Медведь выходит (1987)

Em C Am Em
Горящим факелом в берлогу - ногу обожгло.
C Am Em
Два глаза мелкого калибра целятся насквозь.
C G Am
Четыре лапы на спасенье, когти и клыки.
Em C A
Беги, сынок, скажи, что завтра будет новый день.
C G Em
Медведь выходит на охоту душить собак.

За дальним лесом выйдет солнце на новый лад.
Сверкнут арканы, сети, плети, суки на цепях.
По деревянному помосту тяжело бежать,
Промокла шкура под нагайкой - рев и разворот.
Медведь выходит на охоту душить собак.


Декорация (1987)

Em
Фальшивый крест на мосту сгорел,
Am C Am C
Он был из бумаги, он был вчера.
Em
Листва упала пустым мешком,
Am C Am C
Над городом вьюга из разных мест.

Em A
Великий праздник босых идей,
C A
Посеем хлеб - соберем тростник.
Em A
За сахар в чай заплати головой -
C A
Получишь соль на чужой земле.

Протяжным воем - веселый лай
На заднем фоне горит трава.
Расчетной книжкой мое лицо.
Сигнал тревоги - ложимся спать.

Упрямый сторож глядит вперед,
Рассеяв думы о злой жене.
Гремит ключами дремучий лес,
Втирает стекла веселый черт.

Смотри с балкона - увидишь мост,
Закрой глаза и увидишь крест.
Сорви парик и почуешь дым,
Запомни, снова горит картон.


Мы по колено (1987)

Em H7 Em Am
Мы по колено в ваших голосах,
G Am H7
А вы по плечи в наших волосах,
Они по локоть в темных животах,
А я по шею в гибельных местах.
Мы под струей крутого кипятка,
А вы под звук ударов молотка,
Они в тени газетного листка,
А я в момент железного щелчка.

Мы под прицелом тысяч ваших фраз,
А вы за стенкой, рухнувшей на нас...
Она на куче рук, сердец и глаз,
А я по горло в них, и в вас, и в нас...


Берегись (1987)

Dm Amsus2 Am
Мне придется отползать...
Dm Dm(#5) F
От объявленья войны на все четыре струны,
C G
От узколобой весны во все четыре стены,
Dm(#5) F
От подгоревшей еды за все четыре беды,
C G
От поколения зла в четыре черных числа...
Gm Dm(#5) A
Накинуть старый мундир, протертый кем-то до дыр...

Мне придется обойтись
Без синих сумрачных птиц, без разношерстных ресниц,
Да переправить с утра, что не сложилось вчера,
Оставить грязный вагон и продолжать перегон
По неостывшей золе на самодельной метле,
Раскинуть руки во сне, чтоб не запнуться во тьме...

Мне придется променять
Осточертевший обряд на смертоносный снаряд,
Скрипучий стул за столом на детский крик за углом,
Венок из спутанных роз на депрессивный психоз,
Психоделический рай на три засова в сарай...
Мне все кричат - Берегись!
Мне все кричат - Берегись!


Гори-гори ясно (1988)

Hm Em Hm Em
Не догонишь - не поймаешь, не догнал - не воровали,
Hm G Em Hm
Без труда не выбьешь зубы, не продашь, не нае.ешь...
Hm Em G
Эту песню не задушишь, не убьешь,
Эту песню не задушишь, не убьешь.

Hm G
Дом горит - козел не видит,
D A
Дом горит - козел не знает,
Hm Em
Что козлом на свет родился
Hm Em
За козла и отвечать.

Em Hm Em Hm
Гори-гори ясно, чтобы не погасло,
Гори-гори ясно, чтобы не погасло!

На дороге я валялась, грязь слезами разбавляла:
Разорвали нову юбку, да заткнули ею рот.
Славься великий рабочий народ,
Непобедимый, могучий народ!

Дом горит - козел не видит,
Он напился и подрался,
Он не помнит, кто кого
Козлом впервые обозвал.

Гори-гори ясно, чтобы не погасло,
Гори-гори ясно, чтобы не погасло!

Лейся, песня, на просторе, залетай в печные трубы,
Рожки-ножки черным домом по красавице-земле.
Солнышко смеется громким красным смехом,
Гори-гори ясно, чтобы не погасло!


Рижская (1988)

Em C G Am
А ты кидай свои слова в мою прорубь,
Ты кидай свои ножи в мои двери,
Свой горох кидай горстями в мои стены,
Свои зерна - в зараженную почву.

G D Am Em
На переломанных кустах - клочья флагов.
На перебитых фонарях - обрывки петель.
На обесцвеченных глазах - мутные стекла.
На обмороженной земле - белые камни.

Кидай свой бисер перед вздернутым рылом.
Кидай пустые кошельки на дорогу.
Кидай монеты в полосатые кепки.
Свои песни - в распростертую пропасть.

В моем углу - засохший хлеб и тараканы.
В моей дыре цветные краски и голос.
В моей крови песок мешается с грязью,
А на матрасе позапрошлые руки.

А за дверями роют ямы для деревьев,
Стреляют детки из рогаток по кошкам,
А кошки плачут и кричат во все горло,
Кошки падают в пустые колодцы.

А ты кидай свои слова в мою прорубь,
Ты кидай свои ножи в мои двери,
Свой горох кидай горстями в мои стены,
Свои зерна - в зараженную почву.


Чужой дом (1988)

Gm C Gm
Край, сияние, страх, чужой дом.
Cm Gm
По дороге в сгоревший проем.
Торопливых шагов суета
Стерла имя и завтрашний день,
Стерла имя и день.

A Dm Gm
Через час оживу разноцветной рекой
Dm A
Под дождем,
A Dm Gm
Мелким ветром пройду над живой темнотой...

Лай, сияние, страх, чужой дом.
Управляемый зверь у дверей
На чужом языке говорит
И ему не нужна моя речь.
Отпустите меня!

Я оставлю свой голос, свой вымерший лес
Свой приют,
Чтобы чистые руки увидеть во сне...

Смерть, сияние, страх, чужой дом.
Все по правилам, все по местам,
Боевая ничья до поры
Остановит часы и слова.
Отпустите меня!


Ангедония (1989)

Hm Em

Короткая спичка - судьба возвращаться на Родину
По первому снегу, по рыжей крови на тропе.
Жрать хвою прошлогоднюю горькую, горькую, горькую.
На сбитый затылками лед насыпать золотые пески

Cm# A Fm# G# A G# A
Святые пустые места - это в небо с моста,
Это давка на транспорт, по горло забитый тоской.
Am F
Изначальный конец,
Am F
Голова не пролазит в стакан.

А в восемь утра кровь из пальца - анализ для граждан.
Осевшая грязь, допустимый процент для работ.
Сырой "Беломор", елки-палки, дырявые валенки,
Ножи в голенищах и мелочь звенит, звенит, звенит.

А слепой у окна сочиняет небесный мотив.
Счастливый слепой учит птичку под скрипочку петь.
Узаконенный вор,
Попроси - он ключи оставляет в залог.

Ангедония - диагноз отсутствия радости.
Антивоенная армия, антипожарный огонь.
Сатанеющий третьеклассник во взрослой пилотке со звездочкой
Повесил щенка - подрастает надежный солдат.

А слабо переставить местами забвенье и боль?
Слабо до утра заблудиться в лесу и заснуть?
Забинтованный кайф,
Заболоченный микрорайон.

Рассыпать живые цветы по холодному кафелю.
Убили меня - значит надо выдумывать месть.
История любит героев, история ждет тебя.
За каждым углом с верным средством от всех неудач.

Как бы так за столом при свечах рассказать про любовь.
Как бы взять так и вспомнить, что нужно прощенья просить.
Православная пыль,
Ориентиры на свет - соляные столбы.

Жрать хвою прошлогоднюю горькую, горькую, горькую...
Ангедония.

* из книжки стихов Янки и Егора Летова "РУССКОЕ ПОЛЕ ЭКСПЕРИМЕНТОВ" *


x x x

Порой умирают боги -- и права нет больше верить
Порой заметает дороги, крестом забивают двери
И сохнут ключи в пустыне, а взрыв потрясает сушу,
Когда умирает богиня, когда оставляет души
Огонь пожирает стены и храмы становятся прахом
И движутся манекены не ведая больше страха
Шагают полки по иконам бессмысленным ровным клином
Теперь больше верят погонам и ампулам с героином
Терновый венец завянет, всяк будет себе хозяин
Фолклором народным станет убивший Авеля Каин
Погаснет огонь в лампадах, умолнут священные гимны
Не будет ни рая, ни ада, когда наши боги погибнут

Так иди и твори, что надо, не бойся, никто не накажет
Теперь ничего не свято...

(1985)

x x x

Нарисовали икону -- и под дождем забыли
Очи святой мадонны струи воды размыли
Краска слезой струилась -- то небеса рыдали
Люди под кровом укрылись -- люди о том не знали
А небеса сердились, а небеса ругались
Бурею разразились...
Овцы толпой сбивались
Молнии в окна били, ветры срывали крыши
Псы под дверями выли, метались в амбарах мыши
Жались к подолам дети, а старики крестились
Падали на колени, на образа молились...

Солнышко утром встало, люди из дома вышли
Тявкали псы устало, правили люди крыши
А в стороне, у порога клочья холста лежали
Люди забыли бога,
Люди плечами жали...

(1986)

x x x

Пропустите в мир, стаи волчьи!
Уступите путь, своры гончие!
Разойдись стена черной полночью --
Или дай мне стать лютой сволочью
То ли зверем стать с серой шкурою
То ли омутом с тиной бурою,
Голодить ли? Жрать?
Быть ли умною, быть ли дурою?
Может, на метлу -- и до города,
Где мосты из камня и золота
Помереть ли там
Может, с холоду
Может, с голоду...

(1986)

x x x

Наполнилось до краешка ведерко лунной патокой
Полярные подсолнухи под призрачною радугой
Сияньем южным вылились на узловатой привязи
На загрубевшей простыни окаменевшей гордости
Сквозь узенькое горлышко из ледяной соломинки
Вытягиваем бережно последние глотки
По ситцевому берегу на каблуках отчаянья
По свежему преданию на выгруженных саночках
По теплому загару источившимся ножом
Вершат дороги странники чужого обещания
Изъезженных параметров прочитанной любви
Гремучие серебрянным аккордом украшения
Разбудят обитателей заброшенных палат
Взорвется откровением случайное обьятие
Сорвет со стен разводы отсыревших потолков
Отпетой ветром скорости внезапным раскаяньем
Простуженные сумерки прольются ожиданием
На страны, зачумленные болотной красотой
Наивные созвездия за медицинской ширмою
Накроет покрывалом мой безвременный уход.

(1987)

x x x

Волки сыты -- овцы целы

Долго красным светом по живым глазам
Дыры по бокам трубы -- флейта
Зеленка на царапину -- во сне выпадет свежий снег
В середине дыра под проволокой -- гитара
Полдень -- желтые шторы светофора
Четверть утра обратно по ступенькам бредет спать
Стельки смяты, ноги босы
Гол сокол -- со двора на кол
Зеркала осколки вон из избы, забор высок
Ворам отпер да дом на слом
Кость вкось в горле горлицы
Мягкое снежное кресло -- да ну!
Протравленные волосы сухою травою стелятся
Длинные песни поют к зиме, стало быть
Устала выть в трубе вьюга
Не смогла вырваться из дыр божественным звуком,
стуком в окна подставить руки
Горстями под окурки, горелые спички, смятые бумажки
и пепел -- отходы производства бессонных ночей.
Добрее волчица серая -- больше овечек убьет для деток
Охотник ли пристрелит, вожак ли стаи разорвет --
виновата будешь
В степном снежном вечере правда сотнями желтых огоньков
светится да вьется криком в опрокинутых санях.
Пожар погасить -- огонь убить
А стрела мимо -- держать ответ перед снайперским полком
на утренней линейке
Молись, грешник, да на часы посматривай
не опоздай на свидание под гитарным перебором
Эх, придется углы срезать по живой траве
Вырастет новая -- лето нынче буйное
А к концу ноября -- другой коленкор
Снова собирать брошенных котят по вокзалам
Почти стянуло полынью вогнутой линзой
Спите, окуни, у берега теперь пусто
А если высунется кто подышать к проруби,
Увидит одинокий ящик на середине реки,
Забытую рукавицу да следы наискосок
Вышивайте, жены, крестиком по тонкому полотну
Толкуйте, бабушки, сны чужим внучкам...

(1987)

x x x

Ударение на слоге выше прописной строки
Мишка, спрятанный в берлоге, вам напишет от руки
Ночь под лесом так спокойна, так проста его постель
Равнодушна, как подушка, монотонна, как свирель
Свежесорванного утром календарного листка
Старовыеденных формул о строении желтка
Растворимый серый ежик, что от пепла был рожден
Собирался в гости к другу, да метлою был сметен
Вместе с грустными сверчками и обрывками стихов
Вместе с нотными значками и колонией бычков
Подхватили, закружили и сложили в уголок
Поразмыслив, вокруг кучи очертил квадрат мелок
Встали стенки, села крыша, прилегло к двери крыльцо
У оконца ежик пишет другу Мише письмецо
Миша, может будет буря, может рухнет потолок
Может, зря я растерялся, затерявшись в уголок
Может, завтра будет лето, вторник выйдет за средой
Может, камень обернется родниковою водой...

(1987)

Холодильник
(сказка-картинка)

В холодном зале мы смотрим кино.
Ледяной экран из толстого белого инея замораживает наши
разноцветные глаза. Мои были теплые, темные, когда я пришла в
этот кинотеатр. Теперь они сверкают яркой зеленью и нестерпимо
блестят под пушистыми снежными ресницами. Мы смотрим разные
цветные картинки одну за другой, и чем больше застывают наши
глаза, тем они интересней и красочней.
Заходят новые люди, от них идет пар и мы кричим на них
и машем руками, потому как под их теплыми тусклыми взглядами
изображение теряет отчетливость и краски, но их глаза быстро
покрываются льдом и все встает на свои места. Вот только один
ворвался однажды и уставился на экран обжигающими лучами. Он
чуть было все не испортил, он постоянно отогревал лицо маленькой
зажигалкой, и от этого мы едва не лишились нашей забавы.
Пришлось связать ему руки и поставить перед ним огромную
льдинку, которая таяла все медленней, а он все тише кричал, что
еще немножко -- и растает иней, и мы выйдем на улицу и
отогреемся на солце...
Теперь он сидит на первом ряду и показывает нам самые
яркие и красивые картинки.

(1987)

x x x

Грязь моя такая неведомая, такая невинная
Скажите, что же сегодня по телевизору
А телевизор будешь смотреть -- козленочком станешь
На сколько хватит -- терпи, коза
Рожки сточатся -- капустки дадим
А пока рой копытцем канавку -- любить-то хочется
Злая она -- козла полюбишь, когда вода из берегов
пойдет кровью темной с пальцев, содранных струнами
У Русалочки из хвоста ноги сделала фея
Добра хотела -- злою ведьмой оказалась
Да неужто на всю жизнь -- спросите лекаря ночного случайного
Как так -- и будильник вроде вовремя звонит
Полночь, а стрелки врозь -- не сойтись им никак
По самый шиворот ворох шуршит бумаги клочьями
По чистому писанных, не между строк да наискось
Сверху красным карандашом
Авансом получи сполна -- хорош задаток?
Птица райская с картошкой жареной

Крылья -- твои, взамен на рога.

(октябрь 1987)

x x x

Синим мячиком с горы прочь голова
Разбуди фонарем в глаза безумные
Хлебной крошкой под простыней играет память
Затянет окна лед к концу месяца -- к концу октября
Под рок-н-роллов пляс на крышке погреба
Встань в рань -- пора-то страдная. Спи, брат
Сегодня наша полка вагонная да степи длинные
Заморские страны, пляжи из цветного бисера --
Развесь уши хоть раз
Еще раз туда едем, надев кожанный ремешок на голову
Вернемся за-полночь по снегу грязному чистыми ногами
Босыми по зеленым горлышкам бутылок
Смотри, поранишься! Перевяжу кожаным ремешком твои глаза
Это не стекло, из этого наши бусы, твоя вера
Моя покатилась по асфальтугод назад в этот день
Не ты ли ее подобрал, когда она сверкнула на солнце
Один день было солнце -- GOOD DAY, SUNSHINE!
На голову горюшко теплой шапочкой
Почем теперь сказочки? По жизни да разуму
Хочешь -- покупай недорого, любовь -- цена красная
По сухой пыли ползу пчелкой бескрылой к маме
Пойдем со мной, девка?, заплачу 25? Нет? Сколько?
Да она сумасшедшая, слышите, песенку поет
Заре Кришна, Харе Кришна, Харе Кришна, Харе Харе
Харе Рама...
Видишь, как оно, солнышко-то любить?
Рельсы косыми струнами скрещиваются
Сколько же нас, и все туда?
Не подходи ко мне -- я заразная, грязная
Я тряпочкой рот прикрою от греха
Махни рукой -- развеешь дым моих вонючих папирос,
Что глаза так ест, пока еще не до слез
Напьюсь городом чужим с утра
Спи, брат, нету хлеба. Ну ты попробуй уснуть
Вспомни, как мы ловили стрекоз
Там, у реки, вчера
Мы туда вернемся через год

Когда будет солнце.

(октябрь 1987)

x x x

Я голову несу на пять корявых кольев
Я крепость возвожу из старых липких карт
Крестьянкой крепостной в края крапивных кровель
По хрупкому хребту, что кренится назад
Сбивая руки вкровь о камень, край и угол,
Заплаты на лице я скрою под чадрой
Границу перейду страны вороньих пугал
Укрыться попрошу за Лысою горой
Кроя крамольный крик кривой кровавой кромкой
В горячий грешный год, грядущему грозя
В поту пытаться встать, чтоб испытать потомков
Положено молчать скольза, ползя -- Нельзя
Светящихся святых, схвативших свист затвора,
Свалившихся под свод сомнительных свобод
Вас сварит на свечах свиней свирепых свора,
Что с воплями с верхов по-свойски сваи бьет
Тщеславный чуткий червь, чирикающий числа
Чеканит черный час чужих очередей
В чугунных черепах отчаянный нечистый
Считает рычаги начальственных речей
Периметры портов пиратов принимают
Под парой парусов по праву приютить
Порушив парапет, паркеты попирают
Потребовавшие не оправдав, простить
Страданий стадных стон застреманной столицы,
Старушечьих стихов расстроенной струной
Стирает в сотый раз нестертые страницы
Стараньем стукачей, строчащих за стеной
Молчащий миллион немыслимых фамилий
Мелодия молитв, просмоленных молвой
Малиновый мелок на молот заменили
Неровный рвущий ревна равнодушный вой
Контейнеры костей стекают под откосы
Все костыли в костры, кастетом на контакт
Прочтенное письмо порви на папиросы
Фантасмагорий фон под фанатизма факт
Бренчание брелков, небитые бродяги
Бретона и Дали далекие борта
Обыденный аборт в обрушенном овраге
Желанных жизнесхем живая красота
Отрадных атрофий отрывки, и как будто
С утра утрачен сон о трудности трюка
От радости утра отринув атрибуты,
Оторопевший страх отрежет от крюка,
На переходе вниз отключит эскалатор
Количество колов скатилось до пяти
Осиновым шестом укреплены плакаты
Со стрелкою, куда свою башку нести.

(осень 1987)


А.Б.

Засыпаем с чистыми лицами
Среди боя кирпичных судорог
Ночь под искры горящих занавесок
Сон под маскою воска сплывшего
Хвост поджатый в лесу поваленном
Подлой памятью обескровленный
Безответные звезды ясны
Сапогами о камни сбитыми
Да об рельсы подошвой стертою
В голенище кошачьей лапою
Мелким шагом с когтями вжатыми
По двору вдоль забора тянутся
Дружно ищут слабую досточку
Испаряется лед растаявший,
Чтобы завтра упасть на озеро
Им умыться б, да мало времени
Им напиться б, да пить не хочется
Им укрыть малышей от холода
Не успев утонуть у берега
Лед-хрусталь -- это очень дорого
Вещмешок, полный синих кубиков
На шнурок, да на шею совести.

(сентябрь 1987)

x x x

Отпусти, пойду. За углом мой дом
Где все ждут, не спят, где открыта дверь,
Где в окно глядят и на шум бегут
На простом столе лампа теплится.
Отпусти, пора. Ждет Печаль -- сидит
В печку щепочку бросит -- склонится,
Вскинет голову -- ветер прошумел
Тронет бороду, глянет в сторону
Отпусти, прошу. До угла верста
Пробежать в ночи, не запутаться
У ворот Печаль встанет сгорбленным
Старичком седым да понурится
Отпусти, молю -- печка топится
Уголек упал на дощатый пол,
Опрокинулась лампа яркая,
Занялась огнем занавесочка
Отпусти скорей -- дом в огне стоит!
Бревна рушатся -- искры сыплются,
А печаль бредет, чает встретиться
Всем прохожим в глаза заглядывает
Отпусти меня -- побегу туда
Он в дыму идет, задыхается,
Пепел по ветру подымается
Да в глаза летит воспаленные
Отпусти, злодей, что ж ты делаешь?!
Подвернулась нога на камушке,
Нету силы встать, чем дышать ему?
Полечу стрелой -- может, выживет
Отпусти...

Хорошо теперь -- больше некуда
Больше не к кому да и незачем
Так спокойно, ровно и правильно
Все разложено по всем полочкам,
Все развешано по всем вешалкам
ВСЕ.

(сентябрь 1987)

x x x

Страх осколок истины прогнать из пустоты
Дым, что гонит мусор в сторону жилья
Боль железных схваток беззащитных и живых
Смерть от одиночества6 вмещающего мир
Ледяные стекла искажающих очков
Паутину простирать и вешать комаров
Желтых волчьих взглядов дулом упереться в грудь
Опустившим руки, что поднявшим руки вверх
Пристрелить ненужных -- тех, кто отдал все, что мог
Полууничтоженных под пятитонный пресс
Недопокалеченному выбить костыли
Недопокареженных -- под гусеницы вновь
Трактор остановится -- погладить и вздохнуть
Пристально-учтиво плечами пожимать
Вежливо-тактично о здоровье расспросить
Мягкую подушечку под голову покласть

Кошечка мышонку песню спела про любовь.

(июль 1987)


Классический депресняк

Кругом души от покаяний
Безысходности без движений
Неподвижности без исходов
Неприятие без воздействий
Нереакция до ухода
Неестественность черных фобий
Легкомыслие битых окон
Светлоглазые боги глохнут,
Заражаясь лежачим танцем
Покрываясь стальной коростой
Будут рыцарями в музеях
Под доспехами тихо-тихо
Из-под мрамора биться долго
Обреченности и колодцы
Подземелья и суициды
стынут реки и ноги мерзнут
Два шага по чужому асфальту
В край раздробленных откровений
В дом, где нету ни после, ни вместе
В рай без веры и в ад без страха

(июнь 1987)

x x x

Ждем с небес перемен --
видим петли взамен
Он придет, принесет. Он утешит, спасет
Он поймет, Он простит ото всех защитит
По заслугам воздаст и за трешку продаст
Будет радость, почет -- только встань на учет
в простыне на ветру по росе поутру
От бесплодных идей
до бесплотных гостей
От закрытых дверей
до зарытых зверей
От заткнутых ушей
до толкнутых взашей
От накрытых столов
до пробитых голов.

(1987)


Ад-край

Отдыхай, я молчу. Я внизу, в стороне
Я вкраю, где молчат. Яна самом краю
Где-то край, где-то рай, где-то ад, где-то нет
Там, где край, так и ад.
Там, где рай, так и нет ничего.
Головою в порог -- дверь закрой, не смотри
С башни вниз полетишь, если ветер внутри
Если нет, будешь камнем лежать под горой,
Там, где празднуют пир при Луне упыри
Я не знаю теперь -- упаду, полечу
Улететь нету сил, а лежать не хочу
Будет ночь -- закричу, отвернусь, укачусь,
Разобьюсь все равно до утра
Постучу во все двери
Пройду по местам, где вас нет
Просто так -- может, встречу кого на пути
Поклонюсь до земли -- головою в порог
В третий раз, раза два еще мне до пяти
До шести еще три -- будет срок и в острог
Тяжело здесь лежать, были б силы уйти
Или вниз, или с краю чуть-чуть отойти
Хоть на метр -- присесть, посидеть -- покурить
Может, дух испустить, может, перевести
Отдыхай, не всегда ведь со мною легко
Я не та, кто я есть -- я пока далеко
Я внизу, в стороне, я на самом краю.

(июнь 1987)


Вечное утро

Ночь исчезает и день не начнется
Вечное утро с красивой зарею
Тянется текстом и не оборвется
Жуткой синкопой в мозгу отдается
Времени лужа в стакло превратилась
Если коснуться, то треснет -- растает
С камня гора вверх и вбок покатилась
Камни с холмов -- вниз и впрямь
В черной оправе времени линзы
Кто-то с картины печатает где-то
Нарисуйте мне сон!
Я подумаю -- нету рассвета
Я погляжу через синие призмы
Рушится ночь, обрывается леска
Сон непод'емный уходит в глубины
Рваная рана, кривая железка
Кончить -- начать тяжело с середины
Если с конца -- потемнеют седины
Сколько мне лет?

(июнь 1987)

x x x

На дворе трава, на траве дрова
Два пустых ведра да в стене дыра
Дверная петля да мокрая земля.
На земле изба, на избе труба
Из трубы дымок, на дверях замок
У дверей песок, да прогнил порог
И травой зарос. У порога пес,
Да облезлый кот у косых ворот
У ворот вода, что течет туда,
где ни дворов, ни дров
ни котов, ни псов
ни стихов, ни слов...

(июль 1987)

x x x

Солнца ржавый штопор в землю ввинченный
Горизонта краешек отколотый
Талый снег уходит через ситечко
Отмывает косточки от золота
Белый холст на серых досках струганных
Синей глиной лесенки помечены
Звездам мы становимся подругами
Навсегда от сил земных излечиваясь
На рассветах серых совы прячутся
Крылья лошадей горят пожарами
Скоро, видно все переиначится
Станут длины мериться гектарами
Вознесутся колья телеграфные
Поползут канаты телефонные
И найдут все странники уставшие
Путь к столбу последнему -- поломанному
На столбе -- о финише известие
У столба всем путникам пристанище
Над столбом летает птица вещая,
А за ним --
лишь камни да пожарища...

(апрель 1987)

x x x

Мало слов для стихов, мало веры для слов
для нее мало снов.
Те, кто знают, молчат, те, кто хочет -- орут
Кто летит, тот на небо не станет глядеть
Кто сбежал, тот и снят с караульных постов
Кто забыл про часы, не боится минут
Тот, с крылом, не спешит никуда улететь
Мало звуков для струн, мало песен для драк
Он поет -- он не слушает стука колес
Телефон, что на восемь, вмещает весь свет
А с вокзалов звонит автомат просто так
Кто молчит, те и знают какой-то ответ
Кто орет, тем и нужен какой-то вопрос.

(1987)

x x x

Будешь светлым лучом,
Рожденным в тени,
Или тенью, родившей луч?
Будешь синим дождем,
упавшим на снег,
Или одной из туч?
Будешь твердым звеном
золотой цепи,
Или молотом, кто кует?
Будешь землей далекой тропы,
Или тем, кто по ней идет?
Будешь пером в крыле орла
Или самим орлом?
Будешь каплей в кувшине вина,
Или кувшина дном?

(1987)

x x x

Прекрестки маятник выкачивает
Развороты механизм выстукивает
Шестеренок зубчики постачивались
Разлетелись птенчики испуганные
Электронной зеленью подмигивают
На начало осени показывают
С башенок курантами выкрикивают
От пружин воробышки отвязанные
Раскидало их по свету белому
Полиняли серенькие перышки
Из чего какие были сделаны --
Не найти тех циферблатов стеклышки
Серой краской были все покрашены
После ливней засветились радуги
Не успели в дождь попасть отставшие
Оттого бывают птички разные

(1987)

x x x

Только дождь вселенский нас утешит
Только страх реальный нам поможет
Душезаменитель нам спасенье
Мы не вспомним -- нас забудут тоже
Наши слезы -- камни по макушкам
Акт любви в большой холодной бане
Только ветер в рукавах и шапках
Только дом, в котором очень тихо
Желтый мир, которого все больше
Вечный путь до края и не дальше
Сонный страх проситься со слезами
Очень просто в море тонет остров
Очень верно, если безответно
Очень в точку, если в одиночку.

(июль 1987)


- Д О

Раскаленный кровельный лист
Мяч огня по ровному полю
Красный, краткий как выдох
Короткий, как восход,
Из вагона, остановившегося утром, выход
Кроткий, как черт знает что
Это -- "до".

То, что до -- это догма, догон
Дрога в проекции на карту
Мастью пик, часом коменданта
Погон в пыли, движение плечом
Дворянские слезы пьяные
На садовых скамейках столетних букетов
В черно-белом подпрыгивающем
В прозрачно-голубом подрагивающем
Изображении -- нет, не зеркало
Закон. Закат.
Самодельная схема по-короткому
Отказывает предохранитель --
Не обязан служить
Ничего не должен
Никто и никому
Ни рубля ни пары платков
Тем более
Тень тонет меж замлей и стеной
Уходит в угол молчать
Это -- до.

ДО -- это такой зверь, который жил давно-давно. У него
были крылья и быстрые ноги, а может быть даже и рога.
Он был очень страшный или наоборот очень красивый, и
те, кто встречали его, теряли память и всю жизнь потом
помнили только ДО.

Определение предела (lim до --> % )
Формула по форме
По сути суть
По правде -- Ха!
По правде всего лишь оправдание
Того, что было хоть чем-то
Что было ДО.

По снегу полосы от полозьев
Везли на санях кого-то
Если идти по ним, можно узнать -- кого.

До -- это такое дерево
На нем никогда не было зеленых листьев
Никогда.
Но на его ветках всегда, круглый год были такие большие
и живые почки,
Что казалось, что распустится вот-вот
Они просто не могут не распуститься!!!
О, это было удивительное дерево.

Долгое До на низах долбит
До -- это не музыка --
Это бубен и круговой костер
Какая уж тут музыка
Одному Богу известно.

Дом на сваях, вода кругом
А он стоит -- до сих пор
Это тоже До
Сих пор нет.

До -- это такая страна была
Ее сейчас нет, потому что
Все, кто там жил, уже умерли.

Вот и все.

(1988)

x x x

Раскрутили - разворотили - разболтали в стакане
Рассеяли - развеяли зеленым дымом
Бездонные - бездомные - бездольные
В бездну через дым - боль
Сорванные с петель открылись раны
На небо, под землю живыми глазами
Подколесной тряской открыли движение
Тряска - мясорубка
Не собрать костей под июльским солнцем
Не раскинуть веером на "любит - не любит"
Столетний дождь
Маленький красный кусочек
На фоне иссиня-черном
На крешке остром
Без звука, без шага, без вздоха
Уцепившись за тросик ребячьей ненависти
На лезвие общественного мнения
На острие неразгаданных снов
На дно собрался, а через лед -- как оно?
Через толстый февраль високосный
Сквозь октябрьский дым
На лед на коньках пьяного оптимизма
Провалишься!!!.. А, хуйня!..
Простудишься только
Прогреешься у костра из бумаги
Линованной, исписанной -- аутодафе
Аутодафе под июльским солнцем
Через увеличительное стекло
Наших лучших, наших "самых"
Промозглые истины
Нечем прикрыть обнаженную боль
Не к чему привязать -- радуйся -- свобода!
No future -- здесь и сейчас
Бритые камеры -- палаты -- потом
Сейчас -- счастье
╨
%

(1988)

x x x

По свинцовому покою глубины моей
Нерастраченных страданий темно-синих дней
По шершавому бетону на коленях вниз
Разлететься, разогнаться -- высота, карниз

Зацепившись отраженьем из зеркальных дыр
Окунуться в ожиданье нежилых квартир
Из-под темного покрова сизых облаков
Выползать на свет унылый мягких светлячков

Разобраться в колеснице долгого огня
Расстараться -- отоспаться за стеною Дня
За чертою отлетевших просветленных душ
За глазами с пятками круга не нарушь

Не разбей стакан с последней пресною водой
Не пролей слезы нарочной над моей бедой
Не разглядывай пугливо непонятных птиц
Погляди на обнаженный блеск колесных спиц

Погляди, махни рукою, слабо улыбнись
Отойди, постой в сторонке, к лесу обернись
Забери с собою небо в крапинках утра
Заверни в свое дыханье -- нам уже пора

Уходить за перелески проливным дождем
Оставляя за плечами беспокойный дом
Обрывать последний стебель красного цветка
Забывать о чистом звоне свежего глотка.

(1989)

x x x

На берегу размытой боли
Звенят набатом зубы о край граненого стакана
Перегибается пружина тугой цепи --
Об угол трется -- впивается ошейник в тело
доверчивой трехногой псины -- хозяин близок,
не укусишь его локтя.
Щенок бродячий летит к стене.
Ты уползаешь под нервный хохот ржавой стали
Завыть нельзя
Нельзя забыть и заклинание
Слова поспешно разбегаются, как сны
от телеграфного звонка
Как-будто утро -- поезд в гору
Замедлены сердцебиения
Крадется день в носках дырявых по мерзлой лестнице под'езда
Стреляют в небо взбесившиеся за ночь пальцы,
Хватаются за край рубахи у ворота, где медный крест
За тонкой стенкой огонь и пыль сухих дорог
Вот-вот готова вспыхнуть куча тетрадных листьев
Липким ликом смеется солнце на картинке из
детской книжки про любовь, которую не растерзать словами
И затихает под струйками твоей крови
Она бежит ко мне под дверь
И тихо шепчет -- я живая
И я пришла предупредить -- идет твой суд
В закрытом зале -- в открытом поле
Вставай -- ложись лицом к сырой земле
Внимай -- закрой руками уши
Молчи -- залейся липкой песней и слезами
Сидись -- вставай и уходи

Под приговором красной змейкой
Ложится в угол твое Имя.
Щенок дрожащий засыпает
на коленях хозяйской Матери седой.
Прости. Спасибо. Будем жить.

(1989)

x x x

Неясный свет через метель и луч
Через полет безумных тонких рук
Пробился до зовущего Чего-то
Приподняло и понесло во тьме
Через дыханье в гибкой тишине
И грохнуло о крашенные доски,
Где на коленях в четырех стенах
Творю молитву, глаз не закрывая
Чтоб разрешили строчки записать
Чтоб не пронзили головною болью
И мокрыми ногами не шагать
По табщим снегам еще хоть несколько часов
Чтоб сразу не прикончили поток
Плотиной пробуждения на суше
Чтоб по фамилиям не выкликали души
На рынке Дня; чтоб выдержал листок
Боль едкой капли -- ни роса, ни слезы
Через моих ладоней решето сочится вниз
И бьется у порога
На тысячи сверкающих миров
На миллионы ранящих осколков
И тянет нить
Со шпиля моего эгоцентризма до входа в Храм
И каждый шаг на месте -- звон струны
И я хожу по струнке вверх и вниз
Помножив зов Туда на зов Оттуда
Кидаюсь под мерцающий клинок,
Держась за рукоятку, как за воздух
Цепляются в падении когтями
С карниза оступившиеся кошки -- полет и крик...
...А кто растворился во Вселенной
и Богом стал, но кто же вам сказал,

Что всем туда же?

(1989)


Фонетический фон или слово про слова


Федяю

Учи молчанием
В слове соль и стекла впиваются в живое
У "говорить" есть собрат: "воровать"
Посметь сказать, а значит посмеяться
Над тем, что было нашим и чужим
Над тем, что было свежим и живым
Наутро я уйду в другие смыслы
Глубоким будет таз с водой
Уйдет со мной и голос голых веток
Воспетый и забытый
Нам нужно выжить
Выжить из ума
Как выйти из кольца, из окружения
Как выйти из пылающего дома
Перед костром по росту построение
Тоскующих по месту под мостом
Стреляющих в упор по представлению
о жалости:
Животворящей смертью по суете постылых ситуаций
По выходам и выводам
Мы входим сами, а назад выводят
А я желаю выйти, хлопнув дверью
Как нагрубив учительнице в школе
Врубаешься в невиданную круть
а я желаю, чтобы все смеялись
Когда я громко хлопаюсь на пузу
Ведь "посмеяться" есть "посметь сказать"
Плети рука веревочки из знаков
Они не помнят, что они хотели
Свиваясь в петельки из нас изобразить
И от каких недугов исцелить
Являясь снадобьем когда-то
Срок годности давно истек
А мы в надежде
На счастье -- понимание (на здоровье)
Глотаем яд в таблетках пожелтевших
Терзать слова -- шаги к шизофрении
Я с мазохистским кайфом
Расчленяю свои трепещущие умопостроения
Глубокий таз с водой -- какой он глупый

А может, я хуевый не настолько,
Чтобы об зтом мне не говорить

Лечи молчанием

(1989)


Заупокойный рок-н-ролл

Время рассудило
Похвалила суета за календарь без выходных

Синяя бутылка
Покатилась по щекам остановилась замерла.

(1989)

x x x

И не жарко, и не жалко
И не елка, и не палка
И не мыло, и не мало
Не Фома и не Ерема.

(1989)

x x x

Столб боли вместо воли-неволи
Вдоль берега винтики-гайки лопасти кости
С тем клаянюсь низко с чем очи-долою
Вниз радости -- рельсы рук в мирное небо
Страх вышел по скоростям в первую тройку
В бровь целятся птицы в грязь падают носом
Лиственные леса в море по горло
Жизнь рубит с хвоста теплой волною
Так входит любовь штопором в спину
Так крутит кишки логика яда
Концептуальный обед щами с лаптями
Лыко не вяжет внутри кровь с кислородом
Пыль села в углу на старый диванчик
Боль встала столбом у изголовья
Ух, классно лежать не шевелиться
Ух, классно бежать не спотыкаться
Спит маленький кот рядом с большим
Спи маленький кот не просыпайся
Я рядом с тобою в серенькой шкурке
Я уползу под диван влезу на столбик
Я прыгну оттуда хищной зверюшкой
Я прыгну оттуда сереньким тигром
Я прыгну оттуда откуда не скачут
Я прыгну оттуда куда не вернуться
Я прыгну оттуда где я поселился
В серенькой шкурке.

(1989)

x x x

По среднестатистическому кругу
туда на эскалаторе
А обратно на веревочке
Траектория петли
Над всякими там красотами
высотами, пустотами и нечистотами.

(1989)

x x x

Между взглядом и ладонями
Вспышки выстрелы в упор локтей в колени
В укор зелени утренней
Утрамбованный теми же коленями локтями
Радость брошенная каменоломня
Где сквозь порог трава прорсла
Трава жестокая сибирская
Камышовыми кольями
Колючими в спину, колонна по два к горизонту
Пролилась

Город этапом навстречу.

(1989)

x x x

Светлая такая дрянь
Тонкие волны по ногам
Хлопаю в ладоши под водой
Аплодирую проявлениям искусства
Царапина по негативу
Все лица разделила на шрамы
Жизнь ножом по кускам, чего-куда
Молодость на ломаки ломтями
Целос -- на цены, поцелуи и социум
Траву весеннюю на песни
Дорогу на месяцы
Поле на вдоль и поперек
Шило на мыло, мешок и кота
Просто на балконе стоять и туман нюхать
На умное, на нужное, на глупое, на вечное, на целое,
на лыко да мочало.

(1989)

x x x

Катится все в пропасть
По всем статьям колесики скрипят
Куда-то в смерть
Все черти покупают бухло
Скоро праздник в Тартарарах
А я курить бросаю
А то голова стала болеть и сплю плохо
Снится всякая всячина, просыпаюсь часто
Закуриваю, а потом уснуть долго не могу
Не высыпаюсь, стал всем грубить
А друг у меня есть -- он футбол
любит смотреть по телевизору
Как гол забьют, он кричит, по коленкам себя хлопает
Переживает.

(1989)

x x x

Сижу в серой рубахе
Смотрю в окно
Цивилизованная Россия мать земля
Трагические формы
Формулы и знаки
Знание и зло
Злачные города
Гордые такие таксисты с музыкой
В серой рубахе не жарко
Не жалко Родину.

(1989)

x x x

Это звезды падают с неба
Окурками с верхних этажей.

(1989)

x x x

Пустошь -- ветошь звонкий дым
Просинь -- проседь просто грязь
Зависть -- повесть в два листа
По дороге наугад
Деревяшка восемь струн
Кто играет тот дристун
Ливень -- лошадь -- водоем
Безболезненный укол
Кол осиновый в песок
Залечили пустоту
Залатали ручеек
Крепко сшили берега
Слякоть -- мякоть просто дождь
Поливает чистый лист
Расцепляет волокно
Горизонтом рыба-кит
Пробирается домой
Свечки -- спички -- огоньки...

(1989)

x x x

После облома после аборта
Прощаются руки со струнами
Тянутся провода, гудят
Мелкие пальцы на кафеле
Рассыпались стуком
Корявая улыбка выжженная степь
Многоэтажная радость -- очень много света
Очень много яркого света
Электронная зелень квадратами вокруг
Соленая ржавчина
Взглядом навылет, наугад
Стоптанные слова
Слова -- валенки в лужах
Стоят, смотрят, ждут
Отапливаемых помещений
Оплачиваемых обещаний
Серые картонные лица
Падают неловко на асфальт
Каплями
Нелепый удел -- не у дел
Ни кола, ни двора
Мыло, спички...
Время врет, все не так
Все как было, да?
Да, все как было
Очень многозначительно и молча с достоинством
Почти как живопись
Высоко-о-о...
Лифт сломался
Сорвался суицид -- пешком пойдешь -- успеешь обломаться
Тяжелые шаги по лестнице
Газета в ящике, ключи в двери, свет в коридоре
А вот если не так, то вот так
А не так, ну может и так, хотя, нет, наверное, все-таки
вот как, а это как посмотреть, да так получается
Так как-то все, а... Я только хотел
Да нет, подожди, подожди, подожди, подожди

Эх, да чего там

(1989)

x x x

Вот сижу я, такая баба
И думаю, что не такая я вовсе
Даже не думаю, а стараюсь знать
В газету завернутый огурец в конце февраля
Парниковый, наверное
Да по башке мне фаллическим символом
Да опять не мое
Научили: ни украсть, ни подкараулить
Это чувак один научил
А я смеялся и запомнил поэтому
А чувака жалко, он сейчас такой коричневый, мне сказали
И молчит -- жрет мепробамат
А я думал, что зеленый я -- голова кружилась
А оказалось -- ничего
Вот так и то не я умею
Зато еще могу, а если бы я, то все бы.
Да и так все уже.

(1989)

x x x

Вырос дуб Я тебя люблю
Вынес стол И тебя
Вот и пойми.

(1989)

x x x

Солнышко мое прозрачное!
Уголь-Золушка
Разбуди меня в полночь
Дурачка безкозырного
Клен с бельевой веревочкой
Ладонь самозванная
Поле в клеточку
Фигу в книжечку
Клен-барабан
Голый выстоит
Голос выкатит
"Было-не было" -- небо выбило
Зиму выбрало ноябрем.

(январь 1991)

x x x

Торопился --
Оказался.
Отказался --
Утопился.
Огляделся --
Никого.

(1991)

x x x

До Китая пешком рукой подать
Три ручья зазвенели в три рубля
Я такой же как дым стою столбом
Где федорино горе в городах
Пляшут рыбы любуясь на людей
И заплакали блюдца -- не лучше ль вернуться
Почему зачем для чего для кого
Недобитый фонарь летит под лед
Так уводят коней за край земли
Эта песня про пыльную полынь
Эта песня про вольную войну
Над Уралом над золотом золой
Черный ворон и белая ворона
Эта песня про голос и гололед
Эта песня про черную любовь
Приходи ночевать
Остынет день
Бестолковый огонь оставит дом
Приходи ночевать...

(1991)

ВОТ И ВСЕ
* Texts with TIMESTAMPS *
- Гори-гори ясно (1988)

[00:09]Не догонишь - не поймаешь, не догнал - не воровали,
[00:12]Без труда не выбьешь зубы, не продашь, не нае.╦шь...
[00:19]Эту песню не задушишь, не убь╦шь,
[00:23]Эту песню не задушишь, не убь╦шь.

[00:31]Дом горит - коз╦л не видит,
[00:33]Дом горит - коз╦л не знает,
[00:35]Что козлом на свет родился
[00:37]За козла и отвечать.

[00:42]Гори-гори ясно, чтобы не погасло,
[00:46]Гори-гори ясно, чтобы не погасло!

[00:54]На дороге я валялась, грязь слезами разбавляла:
[00:58]Разорвали нову юбку, да заткнули ею рот.
[01:04]Славься великий рабочий народ,
[01:08]Непобедимый, могучий народ!

[01:16]Дом горит - коз╦л не видит,
[01:18]Он напился и подрался,
[01:20]Он не помнит, кто кого
[01:23]Козлом впервые обозвал.

[01:27]Гори-гори ясно, чтобы не погасло,
[01:31]Гори-гори ясно, чтобы не погасло!

[01:38]Лейся, песня, на просторе, залетай в печные трубы,
[01:42]Рожки-ножки ч╦рным домом по красавице-земле.
[01:49]Солнышко сме╦тся громким красным смехом,
[01:53]Гори-гори ясно, чтобы не погасло!


- По трамвайным рельсам (1988)

[00:08]А мы пойд╦м с тобою, погуляем по трамвайным рельсам,
[00:12]Посидим на трубах у начала кольцевой дороги.
[00:17]Нашим т╦плым ветром будет ч╦рный дым с трубы завода,
[00:21]Путеводною звездою будет ж╦лтая тарелка светофора.

[00:26]Если нам удастся, мы до ночи не верн╦мся в клетку.
[00:31]Мы должны уметь за две секунды зарываться в землю,
[00:36]Чтоб остаться там лежать, когда по нам поедут серые машины,
[00:40]Увозя с собою тех, кто не умел и не хотел в грязи валяться.

[00:45]Если мы успеем, мы продолжим путь ползком по шпалам,
[00:50]Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих подошвах.
[00:55]Надо будет сжечь в печи одежду, если мы вернемся,
[00:59]Если нас не встретят на пороге синие фуражки.

[01:04]Если встретят, ты молчи, что мы гуляли по трамвайным рельсам
[01:09]Это первый признак преступленья или шизофрении.
[01:13]А с портрета будет улыбаться нам "Железный Феликс",
[01:18]Это будет очень точным, это будет очень справедливым
Наказанием за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам,
Справедливым наказанием, за прогулки по трамвайным рельсам.
Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсами.
Нас убьют за то, что мы с тобой гуляли по трамвайным рельсам!


- Продано

[00:08]Коммерчески успешно принародно подыхать
[00:11]О камни разбивать фотогеничное лицо
[00:15]Просить по человечески,заглядывать в глаза
[00:19]Добрым прохожим

[00:24]О, продана смерть моя

[00:44]Украсить интерьеры и повиснуть на стене
[00:48]Нарушить геометрию квадратных потолков
[00:52]В сверкающих обоях вбиться голым кирпичом
[00:56]Тенью бездомной

[01:01]О, продана тень моя

[01:21]Иду я по вер╦вочке, вздыхаю на ходу
[01:25]Доска моя кончается - сейчас я упаду
[01:28]Под ноги, под кол╦са, под тяж╦лый молоток
[01:32]Вс╦ с молотка

[01:38]О, продана смерть моя

[01:57]Подмигивает весело тр╦хцветный светофор
[02:01]И вдаль нес╦тся песенка ветрам наперекор
[02:05]И радоваться солнышку и дождичку в четверг
[02:09]Жить - поживать

[02:14]О, продана смерть моя


- Рижская (1988)

[00:06] А ты кидай свои слова в мою прорубь,
[00:09] Ты кидай свои ножи в мои двери,
[00:13] Свой горох кидай горстями в мои стены,
[00:16] Свои з╦рна - в зараженную почву.

[00:19] На переломанных кустах - клочья флагов.
[00:23] На перебитых фонарях - обрывки петель.
[00:26] На обесцвеченных глазах - мутные стекла.
[00:29] На обмороженной земле - белые камни.

[00:32] Кидай свой бисер перед взд╦рнутым рылом.
[00:36] Кидай пустые кошельки на дорогу.
[00:39] Кидай монеты в полосатые кепки.
[00:42] Свои песни - в распрост╦ртую пропасть.

[00:46] В мо╦м углу - засохший хлеб и тараканы.
[00:49] В моей дыре цветные краски и голос.
[00:52] В моей крови песок мешается с грязью,
[00:55] А на матрасе позапрошлые руки.

[00:59] А за дверями роют ямы для деревьев,
[01:02] Стреляют детки из рогаток по кошкам,
[01:05] А кошки плачут и кричат во вс╦ горло,
[01:08] Кошки падают в пустые колодцы.

[01:11] А ты кидай свои слова в мою прорубь,
[01:15] Ты кидай свои ножи в мои двери,
[01:18] Свой горох кидай горстями в мои стены,
Свои з╦рна - в зараж╦нную почву.


- Тихий омут

[00:11] На черный день - усталый танец пьяных глаз, дырявых рук
[00:16] Второй упал, четвертый сел, восьмого вывели на круг.
[00:20] На провода из-под колес, да на три буквы из-под асфальта
[00:25] В тихий омут буйной головой.
[00:29] Холодный пот. Расходятся круги.

[00:36] Железный конь. Защитный цвет. Резные гусеницы в ряд
[00:40] Аттракцион для новичков - по кругу лошади летят,
[00:45] А заводной калейдоскоп гремит кривыми зеркалами.
[00:50] Колесо вращается быстрей,
[00:54] Под звуки марша головы долой.

[01:01] Поела моль цветную шаль. На картах тройка и семерка
[01:05] А бык, хвостом сгоняя мух, с тяжелым сердцем лезет в горку
[01:10] Кубов бильярдные шары от столкновенья раскатились пополам
[01:16] По обе стороны,
[01:19] Да по углам просторов и широт.

[01:26] А за осколками витрин - обрывки праздничных нарядов,
[01:30] А под полозьями саней - живая плоть чужих раскладов.
[01:34] А за прилавком попугай из шапки достает билеты на трамвай
[01:39] До ближнего моста,
[01:44] На вертолет без окон и дверей,
[01:48] В тихий омут буйной головой,
[01:53] Колесо вращается быстрей.


- Прощание

[00:09]Под руки в степь. В уши о вере
[00:16]В ноги поклон. Стаи летят
[00:23]К сердцу платок. Камень на шее
[00:31]В горло глоток. Может, простят

[00:38]Ленту на грудь столько искали
[00:46]Сжатые рты. Время впер╦д
[00:53]Крест под окном. Локти устали
[01:00]Знамя на штык. Коз╦л в огород

[01:08]Серый покой. Сон под кол╦са.
[01:15]Вены дрожат. Вс╦ налегке
[01:22]Светлый босой кукиш у носа
[01:29]Рядом бежать на поводке

[01:36]Вечный огонь. Лампы дневные
[01:43]Т╦мный прол╦т. Шире глаза
[01:51]Крепкий настой. Плачьте, родные
[01:58]В угол свеча. Стол. Образа

[02:06]Под руки в степь. Стаи летят
[02:12]Может, простят...


- Полкоролевства

[00:09] Я оставляю ещ╦ полкоролевства -
[00:12] Восемь метров земель тридевятых.
[00:16] На острове вымерших просторечий -
[00:19] Купола из прошлогодней соломы.

[00:26] Я оставляю ещ╦ полкоролевства,
[00:29] Камни с короны, два высохших глаза,
[00:33] Скользкий хвостик корабельной крысы,
[00:37] Пятую лапку бродячей дворняжки.

[00:43] Я оставляю ещ╦ полкоролевства,
[00:47] Весна за легкомыслие меня накажет.
[00:50] Я вернусь, чтоб постучать в ворота,
[00:54] Протянуть руку за снегом зимой.

[01:00] Я оставляю ещ╦ полкоролевства.
[01:04] Без боя, без воя, без грома, без стр╦ма.
[01:07] Ключи от лаборатории на вахте.
[01:11] Я убираюсь. Рассвет
[01:13] В затылок мне дышит рассвет,
[01:16] Пожимает плечами,
[01:18] Мне в пояс рассвет машет рукой.

[01:22] Я оставляю ещ╦ полкоролевства...