Конституция РФ как конституция побеждённого государства

[vkvbd]

https://youtu.be/aHtCQkoCj-U

Автор: Вардан Эрнестович Багдасарян — д.и.н., проф., зам. главы Центра научной политической мысли и идеологии.


Вынесенное в заглавие утверждение «Конституция РФ — конституция побежденного государства» может показаться публицистичным. В действительности – это вывод, сделанный по результатам широкого исследовательского проекта.

В ходе него проводился анализ содержания Конституции России в сопоставление с мировым конституционным опытом. Использовались тексты почти всех, за исключением, главным образом, ряда малых островных государств, конституций стран мира.

Генезис системы, как известно, определяет в значительной мере ее содержание. Соответственно, и содержание Конституции России было определено условиями ее принятия.
Существует три основные модели генезиса конституций: а. национально-освободительная революция; б. социальная трансформация и в. поражение в войне.
Российская конституция 1993 года явилась финальным аккордом, подводившим итог проигранной СССР «холодной войны».

Классическая развертка государственной политики — ценности – цели – средства — результат.
Однако на установление ценностей на уровне государства в РФ установлено табу.
Государственная идеология, как аккумулятор высших ценностей государства, запрещена статьей 13 Конституции РФ.
Но если нет ценностей, не может быть и целей, а если нет целей, не может быть результата.

В тех случаях, когда государство не заявляет собственных ценностей,может происходить латентное ценностное замещение. Берутся ценности внешнего политического актора. Ценности и цели появляются, но они оказываются не субъектны по отношению к собственному государственному управлению.
Посредством такого замещения государство десуверенизируется.

В Конституции РФ апелляция к ценностям внешнего политического актора обнаруживается через обращение к инкорпорированной в систему национального законодательства категории «общепризнанные принципы и нормы международного права» (преамбула, статья 15, статья 17, статья 55, статья 63, статья 69).
Выдвижение собственного идеологического проекта государства запрещено, при одновременной легитимизации принципов внешнего, позиционируемого как общемирового, проектирования.

Насколько общепризнанны «общепризнанные принципы и нормы международного права»? Большинство конституций стран мира апелляций к общепризнанным принципам не содержит.
Такие апелляции, за незначительным исключением, присутствуют в конституциях постсоциалистических государств.
При этом контекст использования соответствующих положений и их смысловое содержание имеет принципиальное отличие от российского случая.

Российская Конституция апеллирует к общепризнанным нормам и правам шесть раз.
Это больше, чем в любой другой конституции стран мира (за исключением Грузии).
В подавляющем большинстве случаев положение об общепризнанных принципах и нормах международного права относится к сфере внешней политики государств.
Подразумевается нерушимость границ, невмешательство во внутренние дела друг друга.

Российская Конституция не просто говорит о существовании «общепризнанных» принципов и норм, но, в отличие от других конституций стран мира, инкорпорирует их в собственную законодательную систему и относит к внутренней политике.

В таких формулировках, как в России, положение об общепризнанных нормах и принципах представлено только в Конституции Австрии и Основном Законе Германии.
Соответствующие положения появились в конституционном праве этих государств после поражения в Первой мировой войне и были воспроизведены после очередного поражения уже после завершения Второй мировой войны.
Они представляли собой исторически фиксацию ограниченности суверенитета потерпевших поражение государств.
Заимствование этих прецедентных положения для Конституции РФ прямо указывает, что и законодательство России производно от факта поражения.

Статья 2 Конституции РФ легитимизируют категории высших государственных ценностей.
Указывая, что высшая ценность российского государства существует, она тем самым признает и наличие государственной идеологии.
В качестве высшей ценности Конституция РФ определяет «человека, его права и свободы».

В этом определении не находится места ни для существования самой России, ни для суверенности российского государства, семьи, национальных исторических традиций.
По логике принятого определения жертвенность защитников Отечества недопустима, поскольку приоритет отдается ни Отечеству, а человеку, с его правом и свободами.

Идеологии, как известно, различаются именно по приоритетности тех или иных ценностей.
Идеология, заявляющая высшей ценностью права и свободы человека – это идеология либерализма.
Именно так определяется либерализм в большинстве учебников и справочных изданий.
Статья 2 Конституции РФ, таким образом, устанавливает либеральную государственную идеологию в России.
Возникает коллизия между статьей 13, запрещающей государственную идеологию, и статьей 2, её утверждающей.

Запрет на государственную идеологию при утверждении де-факто идеологии либерализма означает неревизионируемость либерального выбора.
Этот выбор заявляется ни в качестве определенной идеологии, а как данность. По сути, запрет на государственную идеологию в России означает запрет на пересмотр идеологии либерализма.
Либерализм же предстает как следование «общепризнанным принципам и нормам», т.е. как само собой разумеющееся для всего человечества.

Конституция устанавливает, по сути, модель внешнего управления. Надстоящим над всей пирамидой ценностного целеполагания российского государства положением являются «общепризнанные принципы и нормы международного права».
От них в качестве высшей ценности проецируется ценность «прав и свобод человека».
И для предотвращения возможных попыток ревизии внешнего идеологического проекта устанавливается запрет на выдвижение собственной идентичной идеологии.

Обратимся теперь к мировому конституционному опыту.
При введении запрета на государственную идеологию в Конституции РФ положение представлялось так, будто бы Россия переходит на тип жизнеустройства, характерного для «цивилизованных», «правовых» государств мира.

Однако анализ конституционных текстов показывает, что эта апелляция основывалась на ложной информации.
Непосредственный запрет на государственную идеологию существует только в конституциях России, Болгарии, Узбекистана, Таджикистана и Молдовы.
В конституциях Украины и Беларуси запрещается установление какой-либо идеологии в качестве обязательной.

В отличие от российской конституции здесь речь идет не о недопустимости ценностно-целевого выбора для государства, а о недопустимости ограничения гражданских свобод – другая постановка проблемы.
Формулировка «государство на демократических ценностях и не может быть связано ни исключительной идеологией, ни вероисповеданием» государственная идеология запрещается, по сути, в Чехии.
Аналогичным образом этот запрет формулируется в Конституции Словакии. Но и в данном случае он менее императивно выражен, нежели в конституции России.

Апелляция к демократическим ценностям в чешской конституции указывает на то, что ни одна группа не может обладать исключительным правом навязывать народу свою идеологию, но вовсе но вовсе ни запрет ценностного выбора на основе общенародного консенсуса.
В любом случае запрет на государственную идеологию ограничивается кластером посткоммунистических государств.
Принятие этого запрета в качестве следствия соответствующего идеологического поражения очевидно.
В некоторых конституциях устанавливаются ограничители для идеологии. В конституциях Португалии и Экваториальной Гвинеи этот запрет относится к сферам образования и культуры.
В подавляющем большинстве конституций запрета на государственную идеологию нет.

Подавляющее большинство конституций идеологично.
В конституциях стран мира можно выделить два основных типа представления государственной идеологии.
В одном случае это перечень ценностей, представляющих аксиологический выбор соответствующего государства.
В другом – апелляция к конкретному идеологическому учению, доктрине, проекту. Конституции, апеллирующие к конкретному учению / доктрине, можно, в свою очередь, поделить на две группы.
Первая опирается на то или иное религиозное, вторая – на светское учение.

Во многих конституциях заявляются приоритетные позиции в государстве определенной религии.
Эта приоритетность может быть выражена определением ее в качестве государственной, официальной, господствующей, традиционной религии или религии большинства.
Статусом официальной или государственной религии закреплены, например, позиции евангелическо-лютеранской церкви в конституциях скандинавских государств.
Другим способом декларации об опоре государства на определенную религиозную традицию является указание на ее особую роль для соответствующего сообщества.

Король в Дании, Швеции и Норвегии должен, согласно конституционным текстам, обязательно принадлежать евангелическо-лютеранской церкви. В Греции восточно-православная церковь определяется как господствующая, в Болгарии – традиционная.
Об особой поддержки государством римско-католической церкви заявляет, например, конституция Аргентины. Конституция Мальты устанавливает преференцию церкви толковать, «что справедливо и что ошибочно». Христианское религиозное учение предписывается к обязательному преподаванию в мальтийских школах.
Перуанская конституция подчеркивает особую роль католической церкви как важного элемента исторического, культурного и морального формирования Перу.
На особую историческую роль православия указывают конституции Грузии и Южной Осетии.
Испанская конституция заявляя с одной стороны, что никакое верование не могут иметь характера государственной религии, с другой предписывает органам публичной власти «принимать во внимание религиозные верования испанского общества и поддерживать вытекающие из этого отношения сотрудничества с Католической церковью и другими конфессиями (т.е. поддерживать именно католицизм как религию большинства).

Особый тип конституций представляют конституции исламских государств.
Определенные положения исламской религии прямо инкорпорированы в них в конституционные тексты.

Основной низам королевства Саудовской Аравии прямо, что настоящей конституцией страны является «Книга Всевышнего Аллаха и сунна Его Пророка».
Земные законы рассматриваются как производные от божественных установлений.
Производность законодательства из шариата является общей характерной особенностью исламских конституций.

О приверженности соответствующих государств буддизму заявляют конституции Бутана, Камбоджи, Лаоса, Мьянмы, Таиланда, Шри-Ланки. Конституция Шри-Ланки вменяет в обязанность государству обеспечение защиты и изучения населением учения Будды.

Российская конституция, как известно, ни к одной из религиозных традиций не обращается.
Православие, как религия большинства российского населения, в ней ни разу неупомянута.
Апелляция к Богу, которая есть в российском государственном гимне и есть в конституциях большинства государств мира, в Конституции России также отсутствует.

Из светских идеологий чаще всего конституции стран мира заявляют о приверженности социализму.
Социалистический характер государства заявляется в конституциях Бангладеш, Вьетнама, Гайаны, Индии, Китая, КНДР, Кубы, Мьянмы, Танзании, Шри-Ланки.
Случаен ли тот факт, что два наиболее динамично развивающиеся сегодня по экономическим параметрам государства мира – Китай и Индия прямо заявляют о приверженности определенным идеологическим учениям?
Не является ли публично заявленная идеология в данном случае фактором развития?

Китайская Конституция апеллирует к марксизму-ленинизму, идеям Мао Цзедуна и Дэн Сяопина. В ней говорится о приверженности КНР социалистического пути развития и, вместе с тем, о необходимости «социалистической модернизации». Жестко формулируется намерение вести борьбу против идеологического противника:
«В нашей стране эксплуататоры как класс уже ликвидированы, однако классовая борьба в определенных рамках будет существовать еще в течение длительного времени. Китайский народ должен будет вести борьбу против внутренних и внешних вражеских сил и элементов, которые подрывают наш социалистический строй».

Конституция Вьетнама говорит об опоре на марксизм-ленинизм и идеи Хо Ши Мина. В Конституции КНДР в качестве такой основы заявляется идеология чучхе. Конституция Кубы формулирует цель – построение коммунистического общества.

О приверженности либеральной идеологии прямо заявляет только конституция Камбоджи. К принципам национализма обращаются конституции Бангладеш, Кувейта, Сирии («арабизм»), Сьерра-Леоне, Турции, Филиппин.
В Сирийской Конституции указывается на существование «проарабского проекта».
Сама Сирия характеризуется в ней как «бьющееся сердце арабизма», «передовой конфронтации с сионистским врагом и колыбелью сопротивления против колониальной гегемонии в арабском мире».

Турецкая Конституция заявляет о приверженности Турции идеологии национализма и принципам, провозглашенным «бессмертным лидером и непревзойденным героем Ататюрком».
Целевым ориентиром государства утверждается «вечное существование Турецкой нации и Родины, а также неделимое единство Турецкого государства».
Разница с российской формулировкой высших ценностей – «человек, его права и свободы» здесь очевидна.

Существуют и другие версии государственных идеологий.
Об опоре на учение Сунь Ятсена о «трех народных принципах» заявляет тайваньская конституция.
К боливарианскому учению апеллируют конституции Боливии и Венесуэлы. В
конституции Гвинеи-Бисау говорится о гениальном теоретическом наследии основателя партии ПАИГК Амилкара Кабрала.

Сведение высших ценностей государства к правам и свободам человека (либеральное позиционирование) также специфическая черта конституций стран постсоветского кластера.
В такой формулировке помимо российской конституции, высшие ценности определены только в конституциях Узбекистана, Туркменистана, Казахстана, Беларуси и Украины.
Молдавская конституция добавляет к правам и свободам человека ценности гражданского мира, демократии и справедливости.

Именно конституции постсоветских государств оказались наиболее либеральными по заявляемым ценностям на фоне всего мирового ансамбля стран. Возникает вопрос – почему?

Ответ на него может быть опять-таки связан с контекстом поражения СССР в «холодной войне».
Либерализм использовался в данном случае ни как жизнестроительная платформа, а инструмент разрушения потенциалов государственности. Действительно, исключительно на основе констатации прав и свобод индивидуума национальную государственность построить невозможно. Для этого нужны определенные солидаризационные ценности.
Но ни одна из них к разряду высших ценностей в Конституции РФ не отнесена.

Категория «высшие ценности» присутствует не только в конституциях постсоветских государств.
Но заявляются они в них широким списком. Свободы и права человека не отрицаются, но оказываются одной из позиций ценностного перечня.
Так, к примеру, в бразильской конституции помимо личных прав и свобод в него включены социальные права, безопасность, благосостояние, развитие, равенство и справедливость.

Определение места России в мире исчерпывается в Конституции РФ следующим утверждением: «сознавая себя частью мирового сообщества». Претензии на какую-либо особую роль отсутствуют.
Нет даже указания на национальные интересы.
Главный обозначенный ориентир – международная интеграция. И это прямое следствие отказа от собственного проекта.
Для несуверенного государства внешнее позиционирование может исчерпываться только декларацией принадлежностью к международному сообществу, т.е. непротиворечивости в отношении доминирующих в мире сил.

Мировой конституционный опыт свидетельствует, что позиционирование государств в мире может быть и активно деятельностным, представлять собственный проект миростроительства.
Для сравнения, конституция КНР расставляет приоритеты внешней политики совершенно иначе:
«Китай последовательно проводит независимую и самостоятельную внешнюю политику, решительно выступает против империализма, гегемонизма и колониализма; укрепляет сплоченность с народами различных стран мира; прилагает усилия в деле сохранения мира во всем мире и содействия прогрессу человечества».

Принятая в 2012 г. Конституция Сирии также предъявляет свой идентичный проект позиционирования в мире:
«Сирийская арабская республика воплощает эту принадлежность к её национальному и проарабскому проекту и работу для поддержки арабского сотрудничества ради укрепления интеграции и достижения единства арабской нации… Сирия заняла важную политическую позицию, так как она является бьющимся сердцем арабизма, передовой конфронтации с сионистским врагом и колыбелью сопротивления против колониальной гегемонии в арабском мире, а также его способностей и благосостояния».

Несуверенность российской конституции обнаруживается особо наглядно при проведении сопоставительного частотного замера употребляемости ценностносодержащих терминов.
Методика проведенного исследования заключалась в сравнении количества употребления ценностно значимых понятий (терминов) в конституционных текстах различных государств мира.
Всего было проанализировано 163 конституции.
Текстовые объемы конституций, как известно, различны.
При большем объеме количество случаев употребления искомых понятий также потенциально возрастает.

Российский показатель в диапазоне сравниваемых текстов — средний, что говорит о корректности сравнения именно по отношению к России. При этом не ставилось задачи построения ценностного рейтинга конституций стран мира, решалась проблема аксиологической оценки российской конституции в контексте мирового конституционного законодательства. Были рассчитаны средние значения употребляемости ценностных терминов по регионам и в целом по миру.
Полученные данные расчета сравнивались с российским показателем. По подавляющему большинству ценностных параметров российская конституция оказывается абсолютным аутсайдером.
Устойчиво выше, чем у России оказывается даже усредненный результат употребляемости ценностносодержащих слов в конституциях стран «ближнего зарубежья».

Боязнь идеологии привела к отсутствию в Конституции РФ даже слова идея.
Без обращения к идеям не может идти речь и о мировоззренческой определенности социума.

Между тем, в среднем в конституциях стран мира слово идея употребляется более 6 раз.
Более 3 раз оно используется в среднем по конституциям стран Европы. Парадоксальным образом Конституция России оказалась конституцией без идей.

Несмотря на распространенное представление об универсальности принципа светскости большинство Конституций мира содержат апелляцию к существованию Бога.
Категорией Бог оперируют и более половины Конституций европейских стран. В конституции Германии понятие «Бог» употребляется 4 раза. Нидерландов – 7 раз. Ирландии – 9 раз.
Все эти государства также, казалось бы, позиционируются в качестве светских.
Но светскость не стала для них основанием отвергать ценностное значение религии и религиозного мировоззрения.
Обращение к Богу составитель российской конституции посчитал недопустимым.

Сакральные ориентиры в конституционных текстах задаются не только апелляцией к Богу.
Еще одним индикатором сакральности является частота употребления слов «святой», «священный».
Эти слова не обязательно связаны с религией. Они используется для того, чтобы подчеркнуть особую значимость той или иной ценности. В качестве такой очевидной ценности в Конституции СССР заявлялась Родина. Ее защита определялось «священным долгом» для каждого гражданина.

В Конституции РФ сакрализующие слова отсутствуют.
Положение о священном долге защиты Родины из Конституции СССР в Конституцию РФ перенесено не было.
Между тем, слова «святой», «священный» в текстах конституций стран мира используются достаточно часто. Среднемировая их употреблямость – более 5 слов на один конституционный текст.

Может быть, выхолащивание идеологии в Конституции РФ есть не более чем реакция на доминирующую в советский период схоластику марксистско-ленинской теории?
Для проверки этого предположения был проведен расчет частоты употребления терминов «дух», «духовность».
В Конституции РФ они также полностью отсутствуют.
Конституция Российской Федерации оказалась вычищена не только по отношению к идеологии, но и к духовности. При этом тема духовности в конституциях стран мира достаточно широко представлена. Среднемировая употребляемость этих терминов на один конституционный текст – около 4 раз.

В аутсайдерском положении среди конституций стран мира находится российская конституция и в отношении терминов «нравственность» и «мораль». Не употребляющих слово мораль конституций вообще не так много.

Слова «патриот», «патриотизм» в целом не имеют в конституционных текстах широкого употребления.
Но в среднем по 1 разу эти слова присутствуют в конституциях стран Европы и ближнего зарубежья, около 2 – в среднем конституциях стран мира.
О советском патриотизме заявляла Конституция СССР.

В конституционном тексте КНР соответствующие термины употребляются четыре раза. Конституция РФ, не обращаясь к теме патриотизма, не использует, соответственно, и связанную с ней терминологию.

Выражением патриотического отношения к своей стране является понятие «Родина». В Конституции РФ данный термин встречается один раз.
На мировом конституционном фоне Россия занимает позиции аутсайдера. В европейских конституциях слово Родина используется в среднем более 2 раз, в целом по миру – около 3.

Национальная идея раскрывается через отношение к настоящему, прошлому и будущего.
Поэтому важно проследить не только определение в Конституции современного положения страны, но и ее образ в истории и в футурологической перспективе.

Значение прошлого выражается в словах «история», «традиция», «наследие». По совокупному употреблению этих терминов Конституция России опять-таки находится в положение аутсайдера. В среднем по миру частота употребления этих терминов выше российского показателя более чем в 2 раза.

Но, может быть, российская конституция обращена не к прошлому, а к будущему? Проверить это можно по частоте употребления соответствующего термина. Категория «будущего» только один раз употребляется в российской конституции, в ее преамбуле. Это наихудший показатель среди конституций всех регионов мира.

Коннотатом устремленности в будущее является термин «развитие». «Развитие» – довольно распространенный в речевой коммуникации термин.
Однако в Конституции РФ он встречается минимально — 6 раз.
В конституциях стран мира он используется в среднем по 14 раз. Конституция СССР употребляла термин «развитие» 55 раз.
Произносилось слово – было и развитие.

Государственное управление без постановки целей и задач не состоятельно.
Таким несостоятельным управленческим документом оказывается Конституция Российской Федерации.
Слово «цель» употребляется только один раз, и то в применении к общественным объединениям, а не государству.
Слово «задачи» вообще ни разу не представлено в тексте российской конституции.
Между тем, в мире использование слово «задачи» в конституциях фактически общее правило.

Важное значение для отражения значимости политики государства в гуманитарной сфере имеют категории воспитания и культура.
Они связаны с рядом слов коннотатов, конкретизирующих их содержание: воспитание с терминами педагог, учитель, ученик, просвещение; культура – с ее составляющими – литература, искусство, художественное творчество, искусство,, памятники, кино, музеи, театр.
Рассчитывалось в данном случае их суммарное употребление.
Российская конституция оказалась в явно аутсайдерском положении, уступая среднемировому уровню, по блоку культура почти в 2 раза, по блоку воспитание – более чем в 3 раза.

Важнейшая составляющая жизни общества – семья.
Об отражении этой темы в конституции дает представление показатель частоты употребления термина «семья».
Постановка задач государственной демографической политики в Российской Федерации явно диссонирует с наименьшей, в сравнении с регионами мира, представленностью в Конституция РФ слова «семья».

При минимизации значения одних ценностей на первый план выходят другие.
Что это за ценности применительно к Конституции РФ?
Российская конституция оказывается мировым лидером по использованию термина «свобода».
Впереди нее по рассматриваемому показателю –опять-таки только Основной Закон Германии.
Свобода – это, как известно, базовая ценность либеральной идеологии. Российская конституция оказывается не просто либеральной, а, наряду с германской, наилиберальнейшей.

Показательно соотношение в конституциях разных стран категорий «права» и «обязанности».
Слово «право» во всех без исключения конституционных текстах употребляется чаще.
Различия заключаются в величине пропорций. В Конституции РФ термин «право» употребляется в 6 раз чаще, чем обязанности.
Это наивысший показатель в сравнении с конституциями любого региона мира.
В целом по миру это соотношение – 3 раза.
Явная приоритетность прав над обязанностями подтверждает со своей стороны либеральный характер российской конституции.

Великая Французская революция оперировала триадой ценностей, в которой свобода преподносилась как равновесомая категория в ряду с равенством и братством.
Конституция РФ отдает свободе явное предпочтение.
Равенство употребляется в ней всего 1 раз, братство – ни разу.
Будучи лидером по использованию термина свобода, российская конституция оказывается мировым аутсайдером по использованию других составляющих знаменитой триады.
И это при том, что исторически в России всегда была сильна эгалитарная традиция.
Конституционное законодательство либеральной Европы оказываются более солидаризационно ориентировано, нежели Конституция России.

Соответственно, на последнем месте российская конституция находится и по частоте использования термина справедливость.
Он всего 1 раз присутствует в Конституции РФ.
Это почти в 10 раз ниже, чем средний мировой показатель.

Сверхлибералиберализм российской конституции обнаруживается не только по частотному контент-анализу.
В большинстве конституций стран мира заявляется, что природные ресурсы находятся в собственности государства, или всего народа. Меньшее число конституций обходит вопрос о собственности на природные ресурсы стороной.
Но только Конституция РФ 1993 года – единственная в мире заявляет о допустимости частной собственности на природные ресурсы.

Независимость Центрального Банка от государства является в современном мире одним из главных глобальных инструментов управления.
Независимое положение центральных банков установлено во многих странах мира.
Но в конституциях такое его положение специально оговаривается крайне редко.
Показательно, что в кратком перечне этих конституций – Конституция РФ 1993 года, Конституция Афганистана 2004 года, Конституция Ирака 2005 года, Конституция Косово 2008 года.
Весь этот кластер конституций объединяет несуверенность.

Главное, предупреждают приверженцы либеральной победы 1991-1993 гг., ни в коем случае нельзя изменять конституцию.
И понятно – это манифест либерализма и космополитизма.
Аргументация при этом не выходит за рамки того, что любые изменения подрывают, с их точки зрения, основы правосознания, выстраивающиеся на безоговорочном признании авторитета высшего закона.

Но Конституция — это не религиозный сакрализованный текст Божественного откровения.
В отличие от него, конституционное законодательство является не целью, а средством, инструментом реализации соответствующих ценностных установок.
Несоответствие вызовам и запросам современности делает закон юридически, может быть, и правомочным, но практически разрушительным.
При констатации негодности средств они должны быть заменены.

Ссылка на историческую устойчивость американской конституции является на мировом фоне исключением из правил.
Как правило, конституционное законодательство довольно часто модернизируется.
Из существующих на сегодняшний день конституций 58,3 % было принято позже принятия российской конституции 1993 года.
Возрастное распределение конституций позволяет заметить, что российская на общем мировом фоне не выглядит «молодой».
Средний возраст жизни конституций – 18 лет.
Российская конституция этот рубеж уже перешла.

Но не являются ли формулируемые задачи изменения Конституции России плодом утопических мечтаний?
Нам говорят, что в современных международных условиях это в принципе невозможно.
Но мировой конституционный дискурс не стоит на месте.
Принимаются новые конституции, в которых народы пытаются заявить о своих идентичных ценностях.
Такого рода конституции приняты за два последних года в Венгрии, Исландии, Сирии, Египте.

Достаточно обратиться хотя бы к опыту венгерской конституции, вступившей в силу с 1 января 2012 года. В ней наличествуют следующие положения:

- венгерский народ объединяют «Бог и христианство»;

- «национальное вероисповедание»;

- «право на жизнь с момента зачатия»;

- брак есть «союз мужчины и женщины»;

- «Венгрия, руководствуясь идеей единства венгерской нации, несет ответственность за судьбу живущих за ее пределами венгров».

Внешнее противодействие принятию Венгрией – членом ЕС и НАТО национальнориентированной Конституции было жесточайшим.
Однако у Будапешта хватило мужество и сил отстоять свою суверенность.

В ответ на критику со стороны Евросоюза премьер-министр Виктор Орбан заявил:
«Мы не допустим, чтобы Брюссель диктовал нам свои условия! Никогда в своей истории мы не позволяли Вене или Москве указывать нам, так и теперь не позволим это Брюсселю! Пусть в Венгрии во главе угла стоят венгерские интересы!».
Итак, маленькая Венгрия, с населением едва превышающим 10 млн. человек, смогла принять ту Конституцию, которая отвечает ее национальным интересам.

Так что же Россия?


Доклад сделан на научно-экспертной сессии «Либеральная конституция России 1993 года: проблема смены», прошедшей 6 декабря 2013 года.


В.Э. Багдасарян, Конституция РФ как конституция побеждённого государства // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.22186, 12.06.2016

http://www.trinitas.ru/rus/doc/0009/001a/00091134.htm