Солдаты ненависти

[neupkev]

Адвокат Павел Лепшин - человек по-своему уникальный. Он уже десять лет занимается делами скинхедов. Защищал их порядка пятнадцати раз, в том числе в громких процессах. Например, в деле «Мэд крауд» его подзащитным был лидер этой группировки Руслан Мельник, а сейчас Лепшин участвует в судебном процессе по группе Воеводина - Боровикова. За эти годы он глубоко «погрузился в среду», стал настоящим экспертом по националистическим молодежным движениям Петербурга. А поскольку таких экспертов в стране, в принципе, кот наплакал, его наблюдения представляют чрезвычайный интерес. Могли устроить варфоломеевскую ночь - Сначала пару слов о процессе по группе Воеводина. По вашим ощущениям, кто выигрывает - защита или обвинение? - Я думаю, пока ничья. - По-вашему, правоохранительные органы сделали выводы из предыдущих процессов? - Нет. Вместо анализа доказательной базы по каждому эпизоду они, как куполом, накрыли это дело определением «банда», поскольку это снимает с них обязанность доказывать каждый эпизод. Каждый член банды ответственен за все деяния банды. Вместо выяснения степени участия, мотивации, вовлеченности каждого участника есть просто констатация факта: была банда, они ненавидели людей. - Но какие-то доказательства нужны. Нельзя же совсем без них. - Вся доказательная база строится на том, что двое людей из этой группы дают показания на остальных. Показания части подсудимых подгоняются под формулировки закона (хотя нормальный человек не может мыслить такими формулировками). А мотив не исследуется. - С мотивом, по-моему, все ясно. В «воеводинских опусах», которые циркулируют в Интернете, ясно изложены доктрина и методы борьбы. Разве они не ходили по улицам в надежде увидеть объект для нападения подходящей нерусской внешности? Разве эта тактика не описана в интернет-инструкциях? Это вообще характерный почерк скинхедов: ходим толпой, увидели - мочим. - Вместе с тем, если это банда, причем, заметьте, хорошо вооруженная, какой смысл ей ходить толпой и, имея 11 единиц огнестрельного оружия, не использовать его, а вдвадцатером нападать на одного. Почему бы не взять все 11 единиц оружия, не разъехаться в разные части города и не устроить варфоломеевскую ночь? Обвинение говорит, что они были хладнокровны, подготовлены. Но какой смысл тогда убивать таким нерациональным способом? Хотели убить как можно больше - убили как можно меньше. - Вы к чему клоните? Что не было никакой банды? - Банды, конечно же, не было. Была группа лиц, объединенных одной идеологией. Банда предполагает группу лиц, созданную исключительно для нападений. Если рассмотреть данную группу, то налицо ее крайне неэффективная деятельность именно как банды. В ряде случаев, несмотря на якобы тщательную организацию и подготовку, потерпевшие просто убегали. Или возьмем эпизод с убийством ученого-этнографа Николая Гиренко. По версии обвинения, люди шли на дело, стопроцентно зная, что они Гиренко убьют. Почему же тогда, имея 11 единиц исправного огнестрельного оружия, включая пистолет ТТ (из которого любого человека можно гарантированно расстрелять в парадной), автомат ППШ с пистолетной рукояткой, порядка шести карабинов «Сайга» (из которых можно все раскрошить), они взяли на дело только обрез, который стреляет одним патроном и не имеет выбрасывателя? Для его перезарядки требуется открутить ствол, вынуть гильзу, вставить другой патрон и снова закрутить. Даже профессиональный киллер никогда не может быть уверен, что поразил жизненно важные центры, поэтому он добивает жертву. А тут стреляли через дверь, что исключало контрольный выстрел, да и вообще была велика вероятность не убить, а только ранить. Так что далеко не все в этом деле однозначно. Обмен ударами - Как вас вообще в скинхедовские дела затянуло? - Когда-то давно у нас в коллегии работал охранником один парень, знакомый Руслана Мельника. Однажды случился инцидент с двумя их приятелями. Я помог им разобраться с ситуацией. Но эти люди меня заинтересовали. Удивила нелогичность совершаемых ими поступков. Считается, что 99 процентов преступлений так или иначе совершается из-за денег. А тут люди, наоборот, тратят деньги и время на совершение действий, чреватых серьезными наказаниями, и при этом не преследуют никакой меркантильной выгоды. Я из любопытства стал к ним присматриваться, общался с представителями многих групп - «Блуд энд хонор» («Кровь и честь»), «Шульц-88», «Тотенкопф», «Мэд крауд» («Бешеная толпа»). Начал читать то, что они читают, пытался их опровергать - изучал контристочники. И вот уже 10 лет с этим вожусь. Выяснилось, что все эти люди еще не курят, не пьют (даже кофе), занимаются спортом, а половина еще и учатся в вузах. - Это не преувеличение? Принято считать, что скинхеды в основном уличная гопота. - Я тоже так думал вначале. Но когда подбил статистику, выяснилось, что в этих группах некий сплав, в котором порядка процентов сорока - студенты... А последние задержания показывают, что там уже практически все студенты. Я разбирался, зачем эти люди меняют свою нормальную жизнь на какие-то сомнительные и, как показывает практика, страшные перспективы. - Разобрались? - Мне кажется, да. Отправная точка для всех группировок в том, что они противники глобализации, которая, если опуститься на социальный уровень, сводится к политике плавильного котла и отказа людей от самоидентификации. Эти люди хотели бы свою самоидентификацию сохранить, но не видят других способов отстаивать свое право называться русскими, кроме преступных. Противостояние, на мой взгляд, и кроется в этой плоскости. Им предлагают называться россиянами. Но это искусственное словообразование, созданное после распада СССР, не имеющее этнической принадлежности, не воспринимаемое частью молодежи. Ненависть этих людей и те крайние меры, к которым они в конце концов прибегли, во многом обусловлены нежеланием окружающих их услышать. К сожалению, и сегодня все сводится к размену ударами. - Между кем и кем? - Между государством и этими группировками. Государство наносит удар за ударом, сокрушая их. Но на месте одной группы появляются новые. И конца этому пока не видно. - Правоохранительная система тоже вошла с ними в клинч, насколько милицией в борьбе со скинхедами движет чувство мести? - Единственный случай, дающий основания сомневаться в беспристрастности правоохранительных органов, это убийство Боровикова во время задержания в районе станции метро «Пионерская». Да, у него был нож, но ему противостояли несколько человек с табельным оружием, и необходимости убивать его выстрелом в голову не было. Все это напоминает показательную казнь. - Эта история повлияла на скин-движение? - Да. Руками милиции был создан герой, который погиб за идею. Транспаранты, его портреты всегда присутствуют на массовых мероприятиях, Интернет ими пестрит. - Как-то можно ранжировать врагов скинхедов? - Образ врага меняется. Раньше это были гастарбайтеры, сегодня - власть. Причем противостояние с властью становится все более жестоким. Спор идет по поводу убеждений, но решается методами насилия. А насилием переубедить невозможно. Эти группировки насильственными методами пытаются утвердить свою идеологию. Государство в ответ делает ровно то же самое. Это может длиться до бесконечности, развиваясь по спирали. Если вначале скинхеды носили ботинки-берцы, которыми лупили каких-нибудь узбеков, и это было похоже на обычное уличное хулиганство, то сейчас они отказались от атрибутики и пришли к взрывным устройствам. Они изучают и перенимают тактику войны на Кавказе, что показали недавние события в Приморье. Они анализируют меры, которые принимает против них государство. Их стали вычислять по бритым затылкам и курткам «Лонсдейл» - они отказались от таких курток. Но от этого их не стало меньше. Их стало больше. Они стали грамотнее. Государство, на мой взгляд, проводит в отношении этих людей тупиковую политику встречного насилия. Но нельзя из-под палки заставить человека стать толерантным. Нельзя выстрелом в голову привить человеку терпимость к людям другой национальности. Я не могу одобрять преступления, которые совершают скинхеды, но те методы, которые сегодня используются для обуздания этого явления, немногим лучше. - Милицейская и прокурорская статистика гласит, что у нас снижается количество преступлений на расовой почве. - Но меняется качество. Да, меньше стало проявлений агрессии в низовом уличном звене. Зато появились расстрелы журналистов в Москве, подрывы самодельных взрывных устройств, в том числе и на железной дороге. Да и количественный спад может означать лишь затишье перед бурей. Сколько уже было заявлений о том, что не осталось серьезных группировок, которые потом опровергались новыми массовыми задержаниями. И эти новые группировки становились более изощренными. Все что мы имеем сегодня - это реагирование по факту. Я имел беседы с руководителями профильных подразделений ГУВД и ФСБ. Дай бог, чтоб я ошибался, но, как я понял, никаких глобальных профилактических планов у них нет. Дети свои и чужие - Но в городе как раз действует программа «Толерантность», отмеченная ЮНЕСКО. Разве это не профилактика? - На мой взгляд, это наиболее чудовищная из всех профилактических программ. Толерантность означает прежде всего безразличие к собственной самоидентификации и призыв к терпимому отношению к людям другого цвета кожи, вероисповедания и убеждений. Мы видим, что сейчас происходит в Киргизии. Узбеки и киргизы давно живут бок о бок, они гораздо более близки друг к другу, чем мы русские к ним. И то они не могут ужиться, прийти к толерантным отношениям. А нас призывают ужиться с людьми, гораздо более непохожими на нас. Мне кажется, любая попытка сплавлять национальности путем создания искусственной общности - самообман. Я не вижу толерантности ни в одной стране мира, начиная с США, где существует более 20 националистических организаций, включая «Ку-клукс-клан», на чьем счету тысячи убийств, где сейчас создаются белые анклавы и идет жесточайшее противостояние между белым и черным населением. - Как нельзя бороться с этим явлением вы сказали, а как нужно, по-вашему? - Мне кажется, необходимо все-таки вспомнить, что 76 процентов населения составляют русские, и озаботиться созданием общности «русский народ». Он несет 76 процентов издержек этого государства, но о нем нет упоминания даже в Конституции. Мы лелеем национальные автономии, парадоксальным образом развиваем национализм малых народов и тем самым дробим большой народ, который несет основные тяготы, не предлагая ему ничего взамен. Кроме попытки синтезировать некую новую общность «российский народ». Но нельзя побудить человека совершать подвиги во имя такой синтетики. У лидера французских правых Ле Пэна есть любопытное высказывание: «Как человек, я люблю детей, но родных детей все-таки люблю больше». Призыв к толерантности - это призыв к равному отношению к своим и чужим детям. Но он противоречит человеческой природе. Есть много историй, когда мать, спасая ребенка, совершала нечеловеческие усилия - например поднимала машину, которая того придавила. Увидев, как придавило чужого ребенка, женщина, конечно, испытает шок, но вряд ли достигнет таких высот человеческих возможностей. И нет ничего плохого в том, что родных детей человек любит несколько больше, чем чужих. То же и с народами. За Родину, за свой народ люди многое могут сделать. А за абстрактные понятия - нет. Сегодня огромное количество людей оторвано от своих корней, и это мешает выполнению тех планов, которые ставит перед собой государство, той же модернизации страны. - Разве для ее проведения нужно непременно умирать за Родину? Например, создайте молодым ученым нормальные условия, платите им нормальные деньги - вот и будет вклад в модернизацию. При чем здесь патриотизм? - Патриотизм всегда побуждает людей ставить сверхцели вне материальной сферы и во имя их достижения поступаться материальными ценностями. Создание материальных условий еще не дает человеку ответа на вопрос «ради чего?». Корень зла - Как нужно профилактировать скинхедов? Вы скажете сейчас, что там, на самом верху, должны думать и что-то менять. Но как действовать здесь, в Петербурге, судьям, прокурорам, милиции? - Мне кажется, любой из этих органов может проявить самостоятельность и желание в выяснении действительных мотивов. Не клишировать такие дела под копирку: «экстремизм, экстремизм...», а выяснить, почему человек поступает экстремально. Из протоколов допросов этого, увы, не поймешь. Все эти протоколы сделаны по неким следовательским шаблонам. А нужна дословная запись того, что именно говорил человек. Например, вместо кондовой, ни о чем не говорящей, кочующей из протокола в протокол фразы «я придерживался убеждений экстремистской направленности» хорошо бы узнать, какие конкретно у человека убеждения, в чем причина их возникновения. Ведь это самое важное, это отправная точка. Почему, в какой момент человек сделал шаг к таким действиям? Почему в головах одних людей возникают такие идеи, а в головах других людей нет? Ответа на эти вопросы мы ни в одном уголовном деле не найдем. В подобных делах есть набор штампов, но нет честных попыток разобраться, а что же происходит и почему. Но ведь это самое главное. И это как раз находится в компетенции правоохранительных органов. Полученная информация не обобщается, не исследуется. А без этого невозможно выработать действенных мер. - Вы своим подзащитным задавали этот вопрос - «почему»? - Задавал. Для части из них причиной была элементарная месть. Например, кто-то был избит кавказцами. Дать отпор он не смог и пришел к выводу, что для этого надо с кем-то скооперироваться. Так появилась первопричина для возникновения у него соответствующих взглядов. Но все это не анализируется, никаких выводов не делается. Хотя, к примеру, можно внести представление разобраться с криминальной обстановкой в том или ином районе, чтобы не плодить подобных мстителей. То есть вмешиваться надо не в конце, а в начале. А по эпизодам с темнокожими потерпевшими никто же не задавался вопросом: почему эта группа приехала охотиться на них в конкретный район? Да вовсе не случайно. Об этом районе они узнали благодаря рассказам о поведении потерпевших. В одном из протоколов допроса житель дома, где жили потерпевшие, говорит, что они злоупотребляли спиртным, бродили пьяные по району, пытались клеить девчонок. Информация об этом расходилась, как круги по воде, пока не попала в уши таких вот мстителей. Но все это тоже остается за кадром уголовного дела. И не позволяет выработать меры профилактики. Ведь этих иностранных студентов можно было предупредить: в городе непростая криминальная обстановка, ребята, ведите себя, пожалуйста, аккуратно, не давайте почву для слухов. Проклятые вопросы - Как скинхедам вообще сидится в тюрьме? Как к ним относятся остальные заключенные? - Многие вполне уживаются. Один из моих подзащитных находился в камере с узбеком, таджиком, двумя грузинами и евреем. И он мне сказал: «Ты знаешь, а мы находим общий язык». - Ну вот вам и еще один действенный вид профилактики. А может, это у них просто возрастное? Может, они успокаиваются со временем? Переболели в определенном возрасте и вылечились? Мельник вот изменился после отсидки? - Да, изменился. От него это совершенно отпало. - Так, может, все-таки работают методы, которые исповедует государство и которые вы критикуете? - Все-таки это очень жестокие методы. Когда я защищал одного из членов «Мэд крауд», то нашел своего подзащитного в тюремной больнице. Он был сплошной кровоподтек. Я считаю, что государство не должно ни при каких условиях становиться на один уровень с теми, против кого оно борется. Но в то же время не могу не согласиться: для многих это действительно возрастное. Я отслеживаю судьбу примерно пятнадцати парней. Они вовлекались в это в период жизненного становления, когда искали ответы на важные вопросы. - Павел, я слышал от общего знакомого, что вы в армии, будучи «дедом», защищали молодых от своих сверстников-старослужащих. Было такое? - Да, когда еще был молодым, штык-ножом чуть самого рьяного «деда» не зарезал. Поднял восстание, так сказать, и потом уже, став «дедом», не мог себя вести, как «дед». Поэтому и защищал. Так же, как и этих парней в суде. Было бы проще плыть по течению и унижать кого-то по идеологическим причинам (дедовщина - тоже ведь своеобразная идеология), кричать вместе с остальными: «Ату, хватай!» А остановиться, разобраться, сказать себе: «Что мы делаем? Кого гоним? Куда?» Ну хорошо, сейчас у нас не хватает рабочих рук, и мы завозим гастарбайтеров. Но когда мы, не вникая в проблемы наших детей, всех их пересажаем, мы что, детей себе тоже из-за границы завезем? Хотелось бы, чтобы люди задумались: куда мы идем? Пока мы имеем всего один случай в Приморье. А если их будут десятки, сотни, что нас всех ждет? Наше общество напоминает замкнутый сосуд, в котором нарастает давление. Но чем выше давление, тем плотнее государство закрывает крышку. А сосуд имеет определенный запас прочности. И если не найти клапан, через который можно стравить давление, то сосуд рванет. Беседовал Владлен Чертинов.

Источник: http://www.fontanka.ru/2010/06/29/055/